Год ЖЖизни

И вот группа студентов Кемеровского университета поехала в Таллин, тогда ещё советский. В этой группе были моя будущая жена и я. Я был тогда влюблен, но ещё не сокрушительно. Ездили мы зимой, погода была гадкая. Но – молодость, путешествие, любовь, студенчество…

В один из дней нас повезли на экскурсию на таллинскую телебашню. Ничем не особенная, она стоит недалеко от моря, и с неё открывается сильный вид. На большой высоте этой башни есть (или был) большой круглый обзорный зал ресторана, который к тому же медленно вращался вокруг башни как вокруг оси.

Мы поднялись туда и удивились тому, что зал не вращается, но нам объяснили, что он включается только в 14.00, зато вид от этого хуже не становится. Нам ещё предложили всмотреться, пообещав, что мы увидим за заливом Финляндию. Мы всматривались, но ничего не увидели. Рядом со мной стояла моя будущая жена, под нами были воды залива с корабликами, за горизонтом – невидимая Финляндия… И вдруг наступило 14.00. Пол медленно двинулся под нашими ногами, началось вращение, и громко зазвучала песня, которую я с тех пор не просто люблю, а очень люблю.

За минуту до того, как она зазвучала, я не поверил бы, что мне может понравиться такая песня, для меня это была попса. Это была песня «Pet Shop Boys» «You are always on my mind». И горизонт медленно уходил куда-то вправо, и я ощущал себя внутри прекрасного музыкального видео.

А сколько таких историй! И сколько прекрасной музыки! Сколько сложных периодов в жизни совпадали с какими-то конкретными мелодиями и песнями. И есть люди, которых нет уже в живых, но с которыми связана какая-то музыка и о которых непременно вспоминаешь, когда она звучит.

28 ноября

И всё-таки очень приятно и даже как-то внутренне необходимо показывать друзьям и знакомым дорогие тебе фильмы, книги, музыку. Я довольно часто вижу в зале среди публики небольшие компании людей, которые явно пришли вместе. И в такой компании часто находится человек, который острее других реагирует, постоянно посматривает на своих, а иногда, перед наиболее полюбившимся фрагментом, подталкивает соседа локтем, мол, внимание! Такие люди страшно радуются, если радуются те, кого они привели.

Когда я кому-то показываю любимую песню или зачитываю любимые отрывки из любимых книг, или когда мне удается кого-то вытащить на впечатливший меня фильм, я всегда острее, чем сам с собой, переживаю любимое произведение. Когда кому-то что-то показываешь, чувствуешь свою сопричастность к песне, книге, фильму. Когда кому-то что-то показываешь, даже мурашки по тебе особенно споро бегут.

Правда, чувство меры в этом случае не помешало бы, но это тонкое чувство.

…Недавно узнал, что мою повесть «Реки» рекомендуют для внеклассного чтения в школах. Я категорически против. Не могу представить, что будет, если это войдет в школьную программу… Предположим, отрывки будут давать для сочинений, изложений или диктантов. Дети же возненавидят этот текст! А я не хочу, чтобы меня кто-то ненавидел. Я терпеть не мог Паустовского и Бианки, особенно рассказ «Лесная чаша», про гриб. Многим поколениям отрывки из рассказа диктовали на диктантах, и более тоскливого текста я не припомню. А рассказ-то хороший. И писатели хорошие.

Ещё хочу сказать, что не ставлю перед собой задачу каждый раз написать что-нибудь позитивное.

Мне не нравится само слово «позитивный». Я пишу о том, что мне кажется важным, заслуживающим внимания, или о том, на что хочу внимание обратить. И у меня есть надежда, что это может быть интересно и важно кому-то ещё, и в этом смысле второстепенных или незначительных деталей быть не может. Меня действительно интересует повседневность, и героев моих спектаклей и книжек – тоже. Мои герои и я, мы не знаем, как жить и что такое жизнь, но мы продолжаем этим заниматься. А слово «позитив» я никогда не употребляю и далек от того, чтобы заниматься увеселением кого-то, развлечением или успокоением. Понятно, что при этом кто-то веселится, кто-то радуется, а кто-то успокаивается. Я не против, я даже рад. Но я про другое…

29 ноября

…Когда-то я вернулся с воинской службы в состоянии сильной обиды. Но через какое-то время понял, что жить с обидой – всё равно что оставаться с незалеченной раной, то есть быть почти инвалидом. Я знаю многих моих ровесников, которые со своей обидой так и не справились. Многие эмигранты живут обидой. Я и спектакль «Как я съел собаку» делал с целью с обидой расстаться.

Но с обидой жить довольно просто, механизм обиды многое упрощает. Я хороший – они плохие, вот я и обиделся. Обида снимает вину, обида даже оправдывает, но если обижаться долго и на многое, через некоторое время можно обнаружить себя прекрасным человеком, живущим в плохом и обидном мире среди плохих и обидных людей. А если не обижаться, вопросы возникнут по большей части к самому себе. И тогда можно ощущать себя не самым умным, не самым правым и не самым прекрасным в мире, но при этом жить среди хороших людей и в не худшем из миров.

30 ноября

Атмосфера в ЖЖ меня действительно интересует. Я удаляю отдельные комментарии чаще всего по той причине, что они недоброжелательны или поверхностно сердиты. Это комментарии тех, кто бродит по тёмным коридорам Интернета с недобрыми и невнятными желаниями. Я удаляю их из своего пространства, чтобы не вступать в дискуссию, тем самым намекая, что не желаю авторов ЗДЕСЬ видеть. Мне кажется это вполне вежливым и тактичным способом указать человеку на дверь.

А атмосфера ЗДЕСЬ есть, и я её берегу. И радуюсь, когда симпатичные мне люди начинают ЗДЕСЬ общаться между собой. А слово «ЗДЕСЬ» выделяю большими буквами из уважения и к атмосфере и к тем, кто ко мне зашёл.

Правила же общения складываются сами собой. Вот написал я о том, что мне не нравится слово «позитивно», но от этого его ведь меньше употреблять не стали. Мне многое не очень нравится. Я, например, не люблю интернетовские термины и жаргонизмы. Термины я не люблю ещё со времен научных докладов и конференций. Чем сильнее был загружен терминами какой-нибудь доклад или выступление, чем запутаннее оно было, тем на поверку оказывалось поверхностнее и бессмысленнее. И как же ясно и почти без терминов наши блистательные профессора раскрывали специфические литературоведческие проблемы и выводили их на общечеловеческий уровень и смысл!

Мне, например, не нравится ИМХО. Я сначала даже не понимал, что это значит, потом догадался по контексту. Мне видится в этом упрощение задачи высказывания. Гораздо сильнее звучат: по моему мнению, я убеждён, я настаиваю, уверен, мне кажется, мне думается и т. д. В ИМХО нет даже и графической красоты, а есть пренебрежение к выражению собственного мнения. Вот слово «мнение» – красивое, старое и звучное. Но я далёк от того, чтобы попытаться запретить ИМХО. Это глупо, бесполезно и невежливо. Ну не нравится мне и не нравится. Просто сам его не употребляю. (Кстати, пока писал, понял, что термины и жаргонизмы по сути одно и то же.)

Сегодня иду на костюмированный вечер, друзья предложили выйти в люди. В Калининграде есть ресторан «Дольче вита», сегодня там вечеринка. Все придут в костюмах а-ля кинозвезды немого кино, понятное дело – американского и итальянского. Я посмотрел по сусекам и ничего подходящего в гардеробе не нашёл, а пойти хочется. И я придумал себе костюм, в котором буду там самым заметным, если, конечно, пустят. Самому очень нравится идея: пойду в домашнем атласном халате (купил специально турецкий, дешёвый) на голое тело (бельё оставлю), с сеточкой для причёски на голове, в тапочках и с сигарой. Благо сигара большая нашлась. Так и поеду, так и зайду.

Когда-то давно меня пригласили однажды на вечеринку, и она оказалась костюмированной. Меня не пускали. Тогда я пошёл в туалет, вымочил одежду и сам облился с головы до ног, был абсолютно мокрый, с меня текло. Так и явился обратно. Меня спросили, что это за костюм, я сказал, что – «Садко». Пропустили.

3 декабря

В Калиниграде совсем тепло – +7°. Облака над городом летят с какой-то невероятной скоростью. Сколько живу в Калининграде, всё не устаю удивляться здешнему небу, так быстро оно меняется. А когда на город падает снег и когда замерзает озерцо, которое видно из окна, можно убедиться, что Брейгель вообще ничего не выдумывал, рисовал с натуры.

Вчера я узнал, что родители читают мой дневник в ЖЖ. Отец сказал, что уже давно это делает, и из него знает, где я и по каким городам езжу, какие у меня новости и какое настроение. Я был тронут. Мне далеко не каждый день удаётся, особенно во время гастролей, им звонить. Теперь буду в ЖЖ еще ответственнее, родители же!

Вчера, благодаря выборам, по телевизору показали первую серию «Шерлока Холмса». У меня, конечно, есть фильм на DVD, но (об этом удивительном феномене я говорил в спектакле «ОдноврЕмЕнно») именно по телевизору такое кино можно смотреть, не отрываясь. Вчера я остро вспомнил, как видел его в первый раз.

Думаю, мне было лет четырнадцать, Конан Дойля я уже к тому времени прочёл. В старых переводах Ватсон писался, как Уотсон. И Ватсон – мне не нравилось. Я вообще начинал смотреть фильм не без скепсиса. Но какой же был восторг! Теперь об этом бессмысленно говорить, это уже классика. Но какое счастье расставаться со скепсисом и отказываться от предубеждений в процессе просмотра фильма или прочтения книги! От этого впечатление только усиливается.

А тогда мы только переехали в новую квартиру на проспекте Химиков в Кемерове, был конец зимы, папа уехал в командировку. Мы сидели с мамой в абсолютно пустой квартире, на окнах не было штор, было ощущение начала нового периода в жизни. И мы впервые услышали ту музыку из фильма, и началось острое удовольствие. Фильм тогда не перебивался рекламой, телевизор был чёрно-белый… От удовольствия захотелось есть… Отчётливо помню, что нашлись сосиски и початая банка зелёного горошка. Первая серия премьеры «Шерлока Холмса», на тарелке сосиски и зелёный горошек. От скепсиса не осталось и следа… Я тогда и подумать не мог, что когда-нибудь сыграю в кино и буду иметь представление о том, как кино делается. Я просто получал полное возможное наслаждение, какое только можно получить от кино дома у телевизора.

И до сих пор я наслаждаюсь тем, как пользуются разнообразными предметами герои этого фильма. Как же в этом фильме много приятных и красивых штуковин и штучек! Как они едят и пьют. Как они там одеты. Когда я вышел в Лондоне на Бейкер-стрит, я понял, что Бейкер-стрит в том кино, снятая в Риге, мне гораздо приятнее и роднее, чем эта реальная, огромная улица в настоящем Лондоне. Кстати, именно из этого фильма я узнал, как англичане пьют подогретый херес. Делаю так зимой, очень вкусно. Не было бы фильма, я бы не знал и не чувствовал этого вкуса. А на съёмках они наверняка пили не херес, а какой-нибудь разведённый чаёк или, как мы на съёмках «Прогулки», вместо виски пили яблочный сок. (Кстати, на соке бывают пузырьки, а на виски не бывают.)

5 декабря

Завтра, а для кого-то уже сегодня, вечером, полечу в Москву. 6-7-го спектакли в столице. 8-го концерт. 11-го спектакль в Воронеже, а 12-го – в Белгороде. Сомнения по поводу качества атмосферы в большом зале воронежского театра мне представляются напрасными. Я там уже играл, атмосфера была что надо. Я давно вкусил яда энергетики большого зала, и маленькие залы, прошу прощения за тавтологию, мне уже малы.

В Белгороде играть буду впервые. Когда-то, когда мне было 13 лет, я бывал в этом городе. Помню, меня возили на место знаменитого танкового сражения под Прохоровкой. Ещё я переписывался (обычными бумажными письмами в конвертах) с девочкой из Белгорода. До сих пор помню, её звали Троянова Оля. Ей, наверное, сейчас тоже сорок, и скорее всего, у неё другая фамилия, но интересно было бы её встретить.

Меня много спрашивают о съёмках в фильме «Прогулка». Мне нравится эта роль, но снимался я всего четыре дня, точнее четыре ночи. В основных съёмках фильма, которые проходили летом в Питере, участия не принимал. Меня пригласили сниматься, когда фильм был уже почти готов, оставалась только последняя сцена. Сцена со мной снималась зимой в Москве. Съёмки проходили в боулинге «69» на улице Вавилова.

Как же я с тех пор возненавидел боулинг! Мне неприятны даже звуки, которые сопровождают это занятие. Мы снимались четыре ночи, и я научился играть как бог. Правда, в фильм попал тот дубль, где я сбиваю две жалких кегли. Ещё смешно было то, что моему персонажу долго подбирали соответствующую образу обувь. Это был длительный процесс, купили хорошие английские туфли, но в боулинге дают специальную обувь. В общем, купленные мне ботинки я ни разу не надел.

Я снимался немного, всего в пяти картинах, и всё эпизоды, но сниматься в кино мне очень нравится, и я считаю это занятие хорошо оплачиваемым отдыхом.

Когда делаешь спектакль или пишешь книгу или когда записываешь альбом в студии, на тебе лежит большая ответственность за каждую деталь. Я отвечаю за всё. Я отвечаю за произведение в целом. Никого не интересует, что в типографии бумага была не очень, в театре фонари старого образца или у звукооператора плохое настроение. За всё отвечаю перед слушателями, читателями и зрителями только я. А в кино я ни за что не отвечаю. Мне дают задание, и я стараюсь его понять и выполнить. К тому же я – лишь небольшая часть всего фильма. Это отдых. И потом, если не получилось, можно переснять.

Съёмочный процесс для актера – постоянный отдых и ожидание. Это режиссёры и операторы бегают, нервничают, а ты сидишь и ждёшь, когда тебя позовут в кадр. Причём если фильм получился плохой, все ругают режиссёра, а если хороший – хвалят артистов. Это так приятно!

Партнёры были прекрасные, атмосфера на площадке, в хорошем смысле, очень деловая. Если бы не боулинг, совсем было бы здорово. И потом, я сам придумал, как изменить образ и текст. Изначально на эту роль планировался Максим Суханов, так что мне пришлось многое изменить, но не по сути, а в деталях, и теперь я доволен результатом.

Не следует верить артистам, которые говорят, как тяжело сниматься, вживаться в образ, проживать чужую жизнь, сильно себя тратить… Артисты много говорят штампов на эту тему. Сниматься в кино – счастье и радость. И за это ещё платят деньги!

6 декабря

В 1993 году мы выступили на фестивале «Студенческая весна» в Кемеровском госуниверситете. Тогда я ещё был известен именно как участник «СтудВесен». Признаюсь, то счастье, которое получал тогда от выступлений – а выступления случались на большой сцене раз в году – и поныне моё самое большое сценическое счастье.

Дело в том, что на филологическом факультете мало учится парней, а хотелось продемонстрировать факультетские мужские возможности. Вот я и придумал танец под названием «Танец настоящих мужчин». Я собрал разных ребят, не только филологов, но и легионеров с других факультетов, выяснил, что они могут, и сделал из этого танец. Я даже дал этой хореографии название: «общедоступная хореография».

Мне всегда очень нравилось и нравится, как танцуют в ресторанах, например, бухгалтерши с инженерами. Бухгалтерши в причёсках, а инженеры такие маленькие мужички с начёсанными на лысины длинными волосами. Они выпьют и танцуют, и стараются танцевать красиво. Допустим, весь финансовый отдел, дамы в причёсках, и с ними один инженер. Это тоже общедоступная хореография. Главное – танцевать на пределе возможного.

В нашем танце все демонстрировали кто что мог, а кто ничего не мог… всё равно что-то демонстрировал. В группе танцоров был, например, ныне известный журналист с НТВ Вадим Токменев, который тогда учился на филфаке.

К сожалению, в 1984 году ещё не было бытовых видеокамер, а так бы, может быть, сохранилась бы запись моей первой «СтудВесны». В том году мы показывали душераздирающую пантомиму под названием «Тени Хиросимы». Была годовщина бомбардировки Хиросимы, а Советский Союз боролся за мир. Пантомима была очень грустная: несколько человек изображали прекрасную жизнь, а потом всё гибло, и они превращались в тени. И музыка была трагическая. Так вот, в той пантомиме участвовал не только я, но и ныне очень известный артист Андрей Панин. Вот это было бы видео!

А ещё в девятом классе я был влюблен в сестру моего одноклассника Пашки, теперь это известная актриса Алена Бабенко. Много хороших людей вышло из Кемерова.

8 декабря

Отыграл последние в 2007 году спектакли в Москве. Осталось сыграть ещё два – в Воронеже и Белгороде, а в следующий раз я выйду на сцену уже почти весной. Очень приятное произошло позавчера событие: на спектакль пришли ребята из театра «Старый дом» города Йошкар-Олы и сделали прекрасный подарок…

Подарки случаются в моей жизни после спектаклей нередко. У меня довольно много разных очень симпатичных собак и хороших фонариков. Это всё подарки, насколько я понимаю, от любителей спектакля «Как я съел собаку» и романа «Рубашка». Фонарики мне особенно нравятся – и собаки, когда они не очень большие. Но однажды мне подарили собаку (не буду говорить, в каком городе) размером почти с меня, а нужно было лететь в Москву. И эта собака никуда решительно не помещалась, а отдельный билет ей покупать… было бы странно. В итоге я нашёл среди детей знакомых хозяйку для этой собаки. Знаю точно, что она там прижилась. Большая, коричневая, сделанная в Китае.

Ещё я никогда не оставляю подаренные мне цветы в гримёрной. Когда только начинал играть, и мне стали дарить первые в моей артистической жизни цветы, я часто их там оставлял. Забывал. Тогда я в цветах совершенно не разбирался, они меня не радовали и были обузой. Но однажды, когда играл в Москве, в театре «Школа современной пьесы» на Трубной… Помню, шёл я в театр за час до спектакля, а там неподалёку есть небольшой цветочный киоск, и я обратил внимание на пожилую даму, которая очень шумно обсуждала цветы с продавщицей, и заинтересовался, что она так оживлённо выбирает. Купила она всего-то пять белых астро-чек, но было видно, что для неё это серьезная покупка. А после того как я закончил спектакль, эти цветы оказались у меня в руках: дама протиснулась к сцене с самого дальнего ряда и подарила их мне. С тех пор я никогда не оставляю цветы в гримёрных, всегда приношу домой или в гостиничный номер, а в гостинице прошу, чтобы для них нашли вазу или какую-то другую емкость. Бывает так, что мне сразу после спектакля нужно ехать в другой город. Тогда я обязательно нахожу, кому отдать цветы. Чаще всего мне говорят: «Ну как мы можем взять эти цветы, их же вам подарили!». А я отвечаю: «В дороге цветы обязательно погибнут, а их дарили мне с благодарностью и любовью и наверняка тщательно выбирали. А цветы должны радовать. Я уже порадовался, теперь пусть они порадуют вас». Кстати, с тех пор как я перестал забывать цветы в гримерной, мне кажется, я начал в цветах разбираться и сам научился выбирать их и подбирать букеты.

Иногда в каких-нибудь дальних городах мне дарят большие модели кораблей. Вот с этим совсем сложно. Я привозил несколько из них домой, но они доезжали в плохом состоянии. В общем, с подарками часто бывают сложности, некоторые требуют от тебя больших трудозатрат. А какие-то подарки просто не знаешь куда девать… хотя и понимаешь, что подарено от души.

А позавчера ребята из Йошкар-Олы подарили мне стёганое одеяло. С одной стороны оно ещё и лоскутное, и среди цветных лоскутков вшиты отпечатанные на ткани фотографии из моих спектаклей. Это замечательный, красивый и функциональный подарок, хорошего вкуса и качества. Очень я был тронут. И уже им воспользовался.

10 декабря

В Москве понедельник, в смысле погоды, очень мрачный. Но страна, как известно, большая, и не везде всё так мрачно. Например, полагаю, в Мытищах лучше, чем в центре. Очень надеялся, что главный пропагандист Мытищ господин Квасоф материализуется на спектакле 7-го числа. В ЖЖ Квасоф давно всячески развивает тему Мытищ. Не знаю, как сами Мытищи, но Квасоф мне уже дорог. Но не явился Квасоф на спектакль, хоть я его и приглашал…

Есть удивительное свойство сцены, экрана, арены или стадиона. Кого-то эти пространства увеличивают, кого-то уменьшают. Мне обычно говорят, что на экране или на сцене я кажусь больше, чем в жизни. Как-то в Норильске ко мне вышла на сцену девушка с цветами – ростом метр сорок, не больше… и радостно сказала: «Ой, какой же вы м-м-маленький!» А сама едва мне до плеча доставала… Я же, когда увидел Василия Уткина, был очень удивлен, что он такого огромного роста. Он мне всегда казался если не маленьким, то компактным.

А есть актёры, на которых смотришь с самого дальнего ряда, с галёрки, и видно даже, как он моргает, какое у него выражение лица, видны все оттенки переживаний. А рядом с ним актёры, у которых глаза, рот и нос приблизительно того же размера… и совершенно не видно лиц. Удивительное и ничем не объяснимое явление.

Я не большой любитель футбола и редко бывал на футбольных матчах, но вот интересно: когда на поле настоящий мастер, огромный стадион отчётливо видит его движения, и ещё удивительно, что на футболе много тысяч людей неотрывно следят за маленьким в общем-то мячом и видят его, хотя в обычной жизни предмет такого размера на таком расстоянии был бы незаметен.

Со мной происходило несколько чудесных событий на сцене… Я имею в виду настоящее чудо. Со мной это несколько раз случалось, именно что несколько раз. Самым удивительным был момент в спектакле «ОдноврЕмЕнно», когда я придумал в конце бросать звёздочку.

Больше двух лет я играл этот спектакль без финала со звёздочкой, и как-то мне пришла в голову эта идея прямо во время спектакля. Я чувствовал, что спектакль идёт каким-то особым, лирическим образом. Он уже подходил к концу, а мне очень хотелось поддержать этот лирический настрой, и тут я увидел висящие собственноручно вырезанные звёздочки, которые служили просто фоном, и мне в голову пришло это решение, и оно тут же было выполнено.

Держа в правой руке картонную звёздочку, я сказал, что сейчас звёздочка упадёт и, пока она падает, можно загадать желание, а прежде чем упадёт, я скажу: «Раз. Два. Три». В этот момент мне всё хорошо было видно, так как зал был освещен контровым светом, синим таким. Обычно во время спектакля прожектора лупят в глаза, а тут всё было видно. И я почувствовал невероятно сильную волну… Не хочу называть это избитым словом «энергетика», в котором для меня нет отчетливого смысла. Я тогда почувствовал волну сильнейшего внимания. И отчётливо видел лица нескольких сотен человек, которые, не отрываясь, смотрели на маленькую звёздочку у меня в руке. Лица были такие… короче, все загадывали желание. И лица были прекрасны. И все эти желания, и все эти взгляды были направлены на кусочек картона. Я тогда опустил глаза, потому что мне показалось, что я подглядываю за чем-то сокровенным, и ещё я чувствовал, что вот-вот расплачусь. А когда звёздочка падала, я ощутил выдох, выдох нескольких сотен людей. Это было чудо.

С тех пор я всегда завершаю спектакль этим моментом со звездой, и чудо происходит всегда. И я всегда опускаю глаза, потому что не справляюсь с впечатлением, которое получаю от выражения лиц в зале. Лица зрителей в этот момент такие – как у людей, которых точно никто не видит, которые всё равно при этом чего-то стесняются, волнуются и совершают сокровенную душевную работу. Понимаю, что нельзя подглядывать за людьми, когда они загадывают желание. А я думаю, что загадывают все, даже законченные прагматики.

13 декабря

Завершились последние в этом году гастроли, теперь можно целиком и полностью сосредоточиться на написании романа и, собственно, его закончить.

Очень я люблю работать над текстом дома. Особенно прекрасны дни сразу после Нового года, когда страна уходит в новогодний марафон. В это время практически никто не звонит, и я знаю, что друзья и приятели с переменным успехом распределяют и тратят здоровье на то, чтобы более-менее живыми добраться до старого Нового года, а потом вспомнить, что всё-таки есть работа, какие-то обязанности, заботы и вообще повседневная жизнь. Эти январские дни самые тихие и плодотворные. В такие дни мне нравится звонить утром приятелям и спрашивать, как они себя чувствуют…

Играл в Воронеже «Дредноуты» в Театре оперы и балета. В этот раз организаторам удалось сделать билеты не смертельно дорогими, и зал был полон, и настроение было у всех прекрасное. Очень я доволен тем, как прошёл спектакль, правда, не обошлось без курьёза: во время спектакля откуда-то сверху на сцену – а сцена там огромная – стали падать обрывки цветного серпантина, мишура и блёстки, причем падали они в самые неподходящие моменты. Я сначала даже не понял, почему люди в зале смеются. Я сообщаю что-то трагическое, а тут смех. А потом гляжу… ба-а-атюшки! сверху летит всякая блестящая красота. Пришлось сообщить, что я этого не задумывал. А ещё из суфлёрской будки, которая находилась во время спектакля у меня под ногами и совсем близко, весь спектакль смотрели две пары глаз. Довольно странное ощущение. К тому же люди там ещё и шебаршили и чего-то обсуждали. Я в какой-то момент даже заволновался и подумал: «Не дай бог начнут текст подсказывать!». Мало ли, вдруг в Воронеже очень ответственный суфлер, и он решил исполнить свой долг именно на моём спектакле. Но закончилось всё хорошо, только очень многие зрители говорили мне, что были уверены, что с серпантином я так задумал. А в театре сказали, что эти блёстки остались с прошлого Нового года. Они летом хотели их убрать, а осенью решили, что и смысла нет.

Вообще это частое явление в театрах. Можно увидеть на стенах календари пятилетней давности, открытки с Восьмым марта за девяносто третий год, причём видно, что открытку не берегли, просто положили, и она так и лежит. Во многих театрах время совершенно остановилось. Но не в хорошем, а в ужасном смысле. Мне тяжело пользоваться чужими гримёрными. Чаще всего мне предлагают гримерные каких-то известных, заслуженных или народных артистов. И на стенах этих гримёрных висят афиши, например такие: юбилейный вечер, посвященный пятидесятилетию такого-то. Рядом афиша: бенефис этого же артиста, посвященный его шестидесятилетию. А ниже плакат юбилейного спектакля в честь его же семидесятилетия. Вот тебе и судьба. Человек провёл в этой гримёрной всю жизнь. У него там свой порядок или наоборот, беспорядок. Я стараюсь в таких гримёрных ничего не трогать. Быстренько переоделся, сыграл спектакль и – как можно быстрее выбираюсь из этого, в общем-то, чужого мне пространства.

И ещё из личного опыта… Я объехал много городов и играл во многих театрах. Чем хуже театр, тем сильнее в нём пахнет кошками. Стопроцентная закономерность. Не знаю, почему так, но поверьте на слово.

15 декабря

Сегодня пятнадцатое декабря, ровно год назад умерла моя бабушка. Мне повезло, у меня долго были бабушки. Сейчас они обе лежат рядышком на кладбище недалеко от Калининграда. Это те самые бабушки, которые слились в одну в спектакле «Как я съел собаку». Там они обе – один любимый персонаж, который громко пьёт чай или гладит мальчика по спине шершавой рукой. Вот уже год у меня нет ни одной бабушки. И вот уже год я никого в этом мире не могу назвать бабушкой, и никто не назовёт меня внуком. Это явно некий жизненный рубеж. Взрослее я, конечно, не стал, но дополнительные ощущения взрослости появились…

И сегодня же, пятнадцатого декабря, у моей жены Лены день рождения. Она прилетела ко мне в Москву, и сейчас мы пойдем праздновать и веселиться. Придут несколько друзей, будет хорошая маленькая и очень тёплая компания. Выпьем, поднимем тосты и будем говорить Лене всякие хорошие слова, которых она, безусловно, заслуживает. И даже больше.

…Вчера начали запись сингла «На заре» с группой «Бигуди». Это будет очень нежная кавер-версия, вместо куплета – мой текст, про юность, а припев своим чудесным голосом споет Ренарс Каупере из «Brainstorm». Думаю, песня будет готова в январе и мои читатели в ЖЖ будут первыми, кто её услышит.

17 декабря

Праздник День Рождения удался на славу! Была совсем небольшая компания, восемь человек, и главное, были люди, которые только познакомились. Я всех всем представил, все были друг другу свежими людьми, и получилось веселье. Между прочим, хороший рецепт, главное – никто ни от кого не устал.

Сегодня закончил записывать аудиокнигу «Следы на мне». Теперь можно подводить итоги уходящего года. Всегда кажется: так много сделано, так много всего было… А подводишь итоги, и, вроде, сделано совсем мало. Это как покупаешь подарки, везёшь друзьям и родственникам и думаешь: «Как много я всего накупил!». Предчувствуешь радость даже не тех, кому будешь дарить, а свою собственную, от того, какой ты молодец, что так всё здорово придумал. Привозишь, быстро даришь, и всё… Подарки закончились. Так и с подведением итогов года.

А что сделано? Начата и закончена книга «Следы на мне», начат новый роман, но ещё не закончен, сделана видеозапись спектакля «По По» и уже готова к выпуску, вышел DVD спектакля «Титаник», вышел альбом «Секунда», записана аудиокнига и сингл… всё. Ещё сыграно много спектаклей и концертов по разным городам. И вот смотришь на все эти дела, и оказывается, что долгий трудный год равен каким-то конкретным завершённым или не завершённым работам. И есть ощущение, что сделано мало.

Да! Ещё у меня в этом году появился ЖЖ. Но эта работа ещё не завершена…

18 декабря

Утром еду в Ярославль, там у меня концерт с «Бигуди», последний в этом году. Очень хочется дать настоящего рок-н-ролла. А мы его и дадим! Потом полечу домой, к семье и неоконченной рукописи.

А вчера мы записывали сингл. Прилетел Ренарс Кауперс, и мы работали.

Последние недели страшно устал от разговоров с коллегами по творческому цеху, даже начал ворчать от усталости. Устал выслушивать нытьё по поводу того, что впереди выступления на корпоративных ёлках. Кто-то мучается вопросом, где бы скоротать январь: в Таиланде надоело, в Греции холодно, а на Карибы далеко. Кто-то с кислой рожей говорит, что снимается сразу в трёх картинах, причём говорит это так, будто он задействован не на съёмках, а на ремонте трёх картофелеуборочных комбайнов устаревшей конструкции. А один продюсер с не менее кислой рожей сообщил, что у него в производстве пять картин и два сериала. И ни от кого не исходит ощущения творчества. Никто не звонит и не говорит: «Старик! Я тут такое придумал!» или: «Знаешь, у меня тут такой замысел!». Почти совсем не бывает разговоров, мол, я тут такую книгу прочёл! Или: посмотри вот это кино, я недавно раскопал…

Кому-то я восторженно ляпнул, мол, последний альбом Seal послушай, классный! А увидел в ответ такую мину, мол, какой на фиг Seal, какая вообще, к чёрту, музыка! И мне в этот момент подумалось: чо я-то бегаю с идеей сингла какого-то всеми забытого «Альянса», про какие-то голоса на заре?! Да ещё утомила серая бессолнечная Москва, утыканная новогодними ёлками, забитая пробками и наполненная согбенными пешеходами…

Но вот позвонил я Ренарсу Кауперсу со своей идеей, и он без всяких проволочек нашёл время в своём рабочем графике, с радостью откликнулся, прилетел, и мы очень счастливо работали, причём работали не легко и не просто. Но он так работал!!! В эти моменты я чувствовал, что творчество, любимая профессия и жизнь – это сложный и страшно увлекательный процесс. И вся усталость прошла. А теперь есть радость ожидания того, как мы покажем эту песню…

Какое же счастье видеть настоящую звезду, а Ренарс – настоящая звезда, причем не только постсоветского розлива. Он-то ого-го! На записи он очень волновался и переживал, а после рассказывал, как трудно у него самого идёт запись нового альбома, какие сложности с репетициями и в коллективе. Мы ехали по ночной Москве, и он с большим волнением ставил треки из нового альбома. Это были песни, которые ещё не готовы, есть только музыка без голоса, и он ставил и пел то, что потом будет записано. Мы ехали в машине, и он пел. И всё сразу изменилось…

И снова хочется работать, хочется поскорее вернуться к рукописи, которая идёт совсем не просто, потому что роман, видимо, будет непростой. И забылись кислые рожи. Вот поеду в Ярославль и постараюсь там дать такой концерт, чтобы не было стыдно ни за коллег по цеху, ни за себя.

21 декабря

В Ярославле был очень хороший концерт. Как же приятно было в буквальном смысле оторваться, понимая, что в уходящем году это последнее выступление! Голос сорвал практически окончательно, но было не жалко, потому что зачем нужен сейчас голос? До марта буду сидеть и писать молчком. Публика так поддержала… В общем, концерт получился.

Завтра буду в итоговой программе Познера «Времена». Я уже был там несколько раз, мне было интересно. Особенно когда программа была посвящена патриотизму, и удалось пополемизировать с Жириновским. С ним же полемизировать невозможно, у него какие-то уж очень быстрые мозги, и он ужасно смешной. Но мне удалось его приложить. Я тогда понял, что нужно сказать что-то короткое, потому что он долго говорить не даст, и обязательно смешное, и лучше всего в конце программы, чтобы он не успел ответить. Как я уже говорил, речь шла о патриотизме и о любви к Родине. Понятное дело, что Жириновский любит Родину больше всех. В общем, я сказал приблизительно следующее: «Никто не сомневается, что Владимир Вольфович очень любит Родину. Но, наверное, каждый боксер очень любит свою грушу, на которой тренирует удар…» Все порадовались, а Жириновский не ответил, задумался, а потом передача кончилась. Я был очень доволен, а он даже и не думал обижаться, подошёл и подарил мне туалетную воду «Жириновский». На флаконе его портрет, и пахнет ёлкой. Хорошая вещь.

Подсунули мне послушать альбом совершенно незнакомого немецкого коллектива под названием «Onetwo». Мне так понравилось! Уже несколько дней слушаю. И на этом альбоме есть прекрасный кавер старой песни «Pink Floyd». На этот глобальный коллектив («Pink Floyd») вообще редко делают каверы. Короче, рекомендую, хотя музыка довольно буржуазная. Просто хочется порекомендовать что-то хорошее… а то я тут слышал, как в баре гостиницы в Ярославле три вполне милых дамы обсуждали Бегбедера. Стало тоскливо и скучно. Это ж какой должна быть тоскливой жизнь, чтобы сидеть и обсуждать Бегбедера…

Очень устал. А когда так устаю, у меня шаловливое настроение. Когда устаю просто, могу быть вреден и занудлив, а когда устаю предельно – люблю пошалить.

25 декабря

Наконец вернулся домой надолго. Когда возвращаюсь из гастрольных поездок, наполненных передвижениями, лицами, спектаклями, разговорами и прочими делами, некоторое время мучаюсь и не могу привыкнуть к тишине и отсутствию необходимости быть готовым вечером выйти на сцену. Но постепенно привыкаю и тогда могу снова сесть за неоконченную рукопись.

Впечатления от участия в передаче «Времена» странные и скорее грустные. Я был там самым молодым, трое остальных писателей много меня старше. И они давно и часто присутствуют на экране телевизора, кто-то больше, кто-то меньше. С самого начала я понял, что, собственно, мне нечего сказать, и я не могу участвовать в интересующих мэтров разговорах. Один часто говорил слово «Сталин», другой написал книгу про Махно, третий готов говорить о дьяволе и ангелах, и все трое с радостью произносят слово «народ». А я понимал, что ни про Сталина, ни про Махно мне говорить не интересно и совершенно не актуально, про дьявола же с ангелами я ничего не знаю. А слово «народ» употреблять – это высокомерно. Вот я и попытался сказать что-то неотдельное от «народа».

Как-то в Швейцарии у меня брали большое интервью. Задали вопрос об особенностях русского сознания. Я сказал, что не могу начать такого разговора, потому что не вправе рассуждать о русскости. Если начну рассуждать о русскости, мне надо отделиться от самого себя и попытаться найти признаки русскости в себе. То есть в этом интервью мне предлагали перестать быть русским.

А потом этот журналист позволил себе очень грубый вопрос. Он спросил меня, считаю ли я себя европейцем. На что я ответил, что, раз он задает мне такой вопрос, это означает, что он меня европейцем не считает.

Мне представляется, что современный жаждущий писать про сегодня писатель просто не может употреблять слово «народ».

И ещё мне было грустно наблюдать за хорошим писателем Веллером, который совершенно неадекватно полюбил телевизор. Он так часто присутствует в разных передачах и на разных каналах, что, очевидно, увлёкся этим, телевидение и общественная деятельность победили в нём литератора. А если человек много присутствует в телевизоре, это неизбежно ведёт к тому, что литературное слово этого человека становится менее весомым. То есть если человек много говорит с экрана, зачем вчитываться в его книги? Это обидно.

Я на себе испытал сладкую притягательность и соблазнительность телевизионного пространства, но справился и отказался. Вот и в программе «Времена» я хотел говорить так, как привык, а не вещать и не постулировать.

Обидно за Веллера. У него даже голос стал какой-то механический. Прямо как у заводного аппарата. Я смотрел на него и думал: «Вот, Женя, смотри и постарайся запомнить. Когда тебе будет столько же лет, как уважаемому писателю Веллеру, не соблазнись, не девальвируй собственный писательский образ, не превращайся в аналитика по всем вопросам. Если будешь отвечать на любые вопросы, тебе не будут вскоре задавать никаких».