Помоги проекту - поделись книгой:
Следующее письмо из Владивостока ушло в начале апреля 1904 года.
«Христос воскресе!
Премноголюбящая моя супруга Гликерия Андрияновна!
Первым дело шлю я, супруг твой, Матвей Прохорович, супружеское почтение и с любовью низко кланяюсь. И желаю от Господа Бога доброго здоровья и всякого благополучия. Еще кланяюсь дорогому и милому моему Дмитрию Матвеевичу и шлю родительское благословение… Уведомляю, дорогая моя Гликерия: я в настоящее время, слава Богу, здоров и покудова никуда не назначен… В городе Владивостоке все спокойно, опасности никакой не предвидится, неприятель не бывал. Город стоит между горами, взять его трудно, и поэтому считаем за счастье, что попали во Владивосток, а не в Порт-Артур. Бог велит, обойдется все благополучно. Бог дал бы здоровья…
Ох! Дорогая Гликерия, очень мне скучно без вас, скучно не знаю как.
Одежды еще не давали, сплю на голых досках, пинжак в головах и одевшись… Ну, это дешево стоит, без этого можно обойтись, только дал бы Бог здоровья тебе, Мите и мне, и пришлось бы свидеться… Гликерия, прошу тебя, береги здоровье и Митю и слушайся родителей во всех отношениях. Как-нибудь терпи, что делать… Еще прошу тебя, Гликерия, напиши мне, как живешь и как Митино здоровье… Напиши, пожалуйста, два письма и разом пошли – может быть, которое из них и получу. Очень желал бы получить хоть одно письмо. Пиши, Гликерия, хотя бы по одному письму в месяц, мне будет веселее. Прощай, дорогая моя, и будь здорова. Остаюсь с почтением к тебе супруг твой Матвей. Письмо посылай без марки.
Еще уведомляю: на третий день Пасхи погиб броненосец «Петропавловск», взорвало миной. Команда почти вся погибла, также и офицеры. А главное – погиб командующий эскадрой адмирал Макаров. Хороший был адмирал. Великий князь Кирилл Владимирович спасся…
Скоро нас назначат на суда, но – неизвестно, пойдет эскадра в Порт-Артур или нет. Еще кланяюсь Анне Андриановне, Кузьме Никитичу… и всем вообще».
Матвей Лаптев и Петр Кормщиков были приписаны к «Громобою», а Иван Берсенев пошел служить на «Рюрик».
Весной 1904 года, в апреле, состоялся третий поход. Четыре крейсера в сопровождении двух миноносцев под командованием контр-адмирала Иессена нанесли удар по японским коммуникациям, были уничтожены два парохода и транспорт «Кинсю-Мару» с ротой солдат на борту. Вероятность столкновения с превосходящими силами противника заставила русский отряд отказаться от бомбардировки Хакодате и возвратиться на базу. Результаты крейсерства вынудили эскадру Камимуры более не покидать акватории Японского моря.
Артиллерийский квартирмейстер Матвей Лаптев отправил в родное село очередное письмо.
«г. Владивосток, 22 апреля.
Желаю здравствовать, премногоуважаемая моя супруга Гликерия Андриановна… и уведомляю, я, слава Богу, здоров, но на сердце такое у меня лежит, такие бывают часы, что так бы слетал и посмотрел на вас и на ваше положение, но это, понятно, никому нельзя сделать. Даже письмо хотя бы ты послала, я тогда, наверно, хоть на одну минутку был бы рад, но когда это будет, дождусь я или нет от вас? Ты, наверное, посылала мне письма, но мне их не получить, так как я ушел из того места. Теперь я буду находиться на судне, не иначе как да конца войны, если буду жив, и если получишь письмо, то прошу тебя, пиши мне письма по этому адресу и описывай все, если есть у тебя желание уведомлять меня. А я писал бы вам каждый день, но это много будет, каждые десять дней у меня положение написать домой письмо. Я это нахожу облегчением для себя. Когда пишу, то как бы с вами поговорю и повидаю вас, через это мне легче на сердце.
Еще, дорогая Гликерия, если надо тебе денег, то я могу послать тебе деньги, у меня будут: я жалование получаю больше тридцати рублей в месяц. А сама знаешь, если держать при себе, то Бог знает, придется мне вернуться или нет. Поэтому буду присылать их домой, отцу, а они тебе дадут сколько я прикажу…
Дорогой мой Митя и Гликерия Андриановна, ожидайте моего возвращения и помните, всех по поле брани не положат, а кто-нибудь да вернется. Только тогда трудно остаться кому-либо живым, когда корабль уйдет ко дну, но опять же все не перетопят суда, какие-нибудь останутся… Напиши, как для тебя лучше писать письма, на Анну или на Кузьму. Я считаю, на Анну, так как она может сказать, что от Прокопия. Или можно прямо домой, так как у меня секретов нет.
Адрес: в город Владивосток, на крейсер 1-го ранга “Громобой”, артиллерийскому кварт. Матвею Прохоровичу Лаптеву.
После того как утопили три японских парохода и 210 японцев привезли пленных, в море не ходили. До свидания, дорогая моя Гликерия, Бог с тобой, живи, коли пришли такие дни. Матвей».
В этом походе радисты «Громобоя» перехватили переговоры японских крейсеров эскадры адмирала «Камимуры». Находившемуся на «Громобое» студенту Восточного института Евгению Мишневскому удалось перевести и расшифровать японское сообщение «…есть препятствие от густого тумана, передвигаться неудобно, даже разного рода указания направления и ход передач затруднительны…». Полученные из японской радиограммы данные позволили адмиралу Иессену не только избежать встречи с японцами, но и внезапно атаковать корейский порт Гензан, где был потоплен японский войсковой транспорт «Гойо Мару» и сожжены военные склады с военным имуществом, а на обратном пути уничтожить еще два японских парохода. Это был первый в мировой истории войн на море опыт по успешному применению радиоразведки и дешифровки перехваченных радиограмм противника.
В перерывах между походами тоска по родным и близким захлестывала сердца не только господ офицеров, но и нижних чинов.
Тосковал и Дмитрий Мацкевич по своей Марине Степановне, как оказалось, совсем не гордой полячке, умеющей быть и нежной, и ласковой, но и строгой тоже.
Однажды Дмитрий забежал в почтовую контору на Светланской и, отправляя очередную открытку Марии Степановне с изображением клипера «Вестника», идущего под всеми парусами, быстро написал прямо на этих парусах:
Сам себе удивившись, откуда у него это взялось (то ли сам придумал, то ли прочитал где-то), Дмитрий приписал на обороте: «Дорогая Мария Степановна! Очень скучаю» и подписался не как обычно, фамилией, а просто «Дмитрий».
Тосковал по родной Вятчине и артиллерийский квартермейстер Матвей Лаптев, вспоминая свою жену Гликерию, красивую той редкой спокойной красотою, которая еще встречается в глубинных русских селениях. Свою тоску он изливал в письмах.
«Город Владивосток, крейсер “Громобой”. 1904 года 25 мая.
Здравствуйте, дорогие родители тятя, мама и – братцы. Шлю почтение и поклон, и желаю от Господа Бога доброго здоровья и благополучия, и уведомляю: письмо ваше я получил сегодня, за которое спасибо. Очунь порадовала меня это письмо…
Еще кланяюсь дорогой моей супруге Гликерии и шлю супружеское почтение, а Дмитрию – родительское благословение.
…Спасибо, тятя и мама, что жалеете Гликерию… Тятя, я вам посылаю денег тридцать рублей, из которых дай Гликерие 5 рублей и маме 5 рублей… если не отдашь, я буду обижаться…
Не заботьтесь обо мне, а молитесь Богу и помогайте бедным, чем можно. Господь за это вас отблагодарит… Деньгами я не нуждаюсь… если мне покупать какие лекарства, то я все могу проесть – здесь все дорогое, а можно обойтись и без этого… Письма посылаю без марок, на это был высочайший указ, и требовать денег не могут. И вы пишите без марок.
…Прошу тебя, Гликерия, живи как-нибудь, не плачь – этим не поможешь… Если кто и обидит когда, то перенеси с терпением. Мне здесь тоже не очунь сладко. Военная служба такова – сегодня хорош, а завтра морду бьют, а чуть проступок и неисполнение по службе, готовьсь к расстрелу. Поэтому на все надо терпение и терпение – да поможет нам Бог пережить эти дни…
Скоро пойдем в море, неизвестно куда. Если не в Порт-Артур, то вернемся сюда скоро, а если в Артур, то больше писем вам посылать не придется. Прощайте тятя, братцы и Гликерия.
Адрес: г. Владивосток, на крейсер “Громобой”, 4-я рота, артиллер. квартирмейстеру Матвееву Лаптеву».
А когда тоска становилась невыносимой, то и письма получались длинными и искренними, как на исповеди.
«Город Владивосток, крейсер “Громобой”. 1904 года мая 28-го дня.
Здравствуй, примноголюбящая и дорогая моя супруга Гликерия Андрияновна! Первым долгом шлю я тебе супружеское почтение и низкий поклон и желаю от Господа Бога доброго здравия и всякого благополучия. Также шлю родительское благословение дорогому и милому моему сыночку Дмитрию. И спешу уведомить, дорогая моя Гликерия, письмо из дому я получил 25 мая, в котором положено твое письмо. Как видно из письма, ты на тятю не обижаешься, о чем я заботился больше всего…
Ты, дорогая моя Гликерия, пишешь насчет болезни дорогого и милого Дмитрия, о том, что лежал в оспице. Эта болезнь опасна для такого маленького… Наверно, и ты, дорогая Гликерия, эти две недели с ним намучалась неспавши? Жалею обоих, но пособить не могу и радуюсь, что Дмитрий наш, слава Богу, перенес и остался жив…
Хоть бы глазок поглядеть мне, дорогая Гликерия, на тебя или на Дмитрия!…Когда очунь озабочусь, возьму карточку и смотрю, радуясь… Кроме того, думаю хотя бы во сне высмотреть и со временем вижу, и видится: или плачешь, или задумалась, и никогда не видел веселой. Раз видел: сидим, чай пьем; я – на лавке, а ты – на стуле; хотел ногой за твои ноги задеть – и уперся в проклятую распорку в койке, и пробудился.
Затем, дорогая Гликерия, ты писала: почему я шлю письма без марок? На это разрешение есть, был Высочайший указ. И вы мне пишите без марок. Еще прошу тебя, дорогая Гликерия, живи как-нибудь, не заботься, маму жалей и Митю. И храни свое здоровье, и не плач… Как мы с тобой жили. Не мог я нарадоваться и считал себя счастливым… Всем ты мне нравилась – лучше не надо! Редко попадаются такие, как ты. А теперь все наши радости прекратились.
…Письма я тебе пишу и буду писать часто, покудова можно, а если не будут письма приходить, значит, послать нельзя, и на это не обижайся. Быть может, пойдем в Артур, оттуда писем не будет…
Дорогая Гликерия, я тяте послал 30 руб., велел дать тебе и маме по 5 руб. Не прогневайся, дорогая моя, что тяте послал – это чтобы попуще тебя жалели… Я тебе пошлю денег рублей 30 дня через два, если не уйдем никуда. Затем кланяюсь…
Дорогая Гликерия, почему ты не прислала отдельного письма? Написала бы, чего тебе угодно, и я все узнал бы, как ты поживаешь… Я знаю, тебе есть что написать. И о том, как невестка наша радуется нашему положению, и тому подобное. А то коротенькое письмо твое я раза по три на день читаю… Прощай, дорогая моя супруга Гликерия Андрияновна и дорогой Дмитрий. Остаюсь супруг твой Матвей Прохоров с почтением».
Успешные действия крейсеров были омрачены навигационной аварией крейсера «Богатырь». Второго мая у мыса Брюса в Амурском заливе по пути в залив Посьет в густом тумане на ходу 10 узлов крейсер выскочил на камни. Повреждения были настолько серьезны, что практически до конца войны разведчик и новейший крейсер Владивостокского отряда крейсеров был выведен из строя. Причина аварии – пренебрежение правилами хорошей морской практики при следовании в тумане, недопустимо большая скорость при плавании только по счислению, непринятие в штурманские расчеты возможных ошибок в счислении за счет носа корабля течением. При этом, осознавая опасность плавания в тумане, командир капитан 1-го ранга Стемман и его штурман не сумели убедить контр-адмирала Иессена в существующей опасности плавания.
Офицеры в кают-компании «Громобоя» горько подсмеивались над адмиральской «чехардой» периодически менявших свои флаги на крейсерах отряда.
Вице-адмирал Скрыдлов был назначен командующим Тихоокеанским флотом вместо погибшего вице-адмирала Макарова и 14 апреля выехал из Санкт-Петербурга, намереваясь проехать в Порт-Артур, но так как этот порт уже был окружен японскими войсками, то в середине мая он прибыл во Владивосток и поднял свой флаг на крейсере «Россия», а контр-адмирал Иессен перенес свой флаг на крейсер «Громобой». Русское правительство решило отправить на Восток новую эскадру, а бывшая там эскадра получила название 1-й Тихоокеанской эскадры, начальником которой 2 мая назначен вице-адмирал Безобразов, а вице-адмирал Скрыдлов стал начальником Соединенного флота. Вице-адмирал Безобразов также прибыл во Владивосток и поднял свой флаг на крейсере «Россия», а адмирал Скрыдлов перебрался на берег.
В четвертом походе в начале лета крейсера «Россия», «Громобой» и «Рюрик» нанесли удар по японским коммуникациям у острова Окиносима. Были потоплены три войсковых транспорта. Только на одном «Хитачи-Мару» находилось свыше 1000 японских солдат резервного гвардейского корпуса и 18 крупнокалиберных гаубиц для осады Порт-Артура. Третьего июня был взят, как приз, английский пароход «Аллатон». Отдельно от крейсеров в этот период действовали три миноносца, захватившие одну и уничтожившие другую японские шхуны.
И снова Матвей Лаптев описал эти события в очередном письме к Гликерии.
«1904 года июня 9-го дня. Владивосток.
Здравствуй, дорогая и неоцененная моя супруга Гликерия Андрияновна!
Шлю я тебе, дорогая Лукерия, супружеское почтение и с любовью низко кланяюсь, и желаю от Господа Бога доброго здоровья и всякого благополучия. И дай Бог тебе перенести всю эту несчастную жизнь. Когда я дождусь того дня, когда объявят, что война кончена, и я поехал бы к своей дорогой Гликерии… Очунь, Гликерия, я скучаю об тебе и забочусь о твоем положении, хотя ты письмом порадовала, что не обижают. Я очунь этому рад, но все-таки не верю письму. Наверно, тебя обижают, беззащитную сироту?…Ничего, Гликерия, только бы дал Бог здоровья тебе и мне, и остаться бы живому и свидеться с тобою. Только когда увижу тебя во сне и порадуюсь тобою. Эти разы вижу тебя чаще, и когда разговариваешь, и веселой, а проснешься – опять в проклятой койке…
Еще кланяюсь дорогому и неоцененному моему сыночку Димитрию и шлю родительское благословение, которое может существовать по гроб жизни.
Дорогая Гликерия, поцелуй Димитрия за меня и к причастию води почаще… И сама ходи на исповедь почаще.
Уведомляю тебя, дорогая моя Гликерия, письмо я твое получил вчера. Только взял в руки, враз узнал и так обрадовался! Все равно что поговорил с тобою. Сердечно благодарю, дорогая моя, за письмо, которое я теперь каждый день буду читать до следующего письма. Пожалуйста, Гликерия, пиши почаще письма, и без марок…
Скоро я пошлю письмо на тятеньку и – тебе гостинец… Деньги мне теперь некуда деть, разве что если отдавать мыть белье, но это очунь дорого, поэтому мою сам.
…Дорогая моя Гликерия, мы 2-го июня утопили тысяч пять японцев: которых победили, которые покидались в море…очунь хорошо плавают. А у пленных, которых с судна сняли, – у кого оторвало ногу, у кого – руку; страшная картина… Как все было, много надо писать, поэтому расскажу, когда приду домой… Очунь мне охота дома побывать. Неуж меня сломит японская бомба и море послужит могилой?..
Прощай, дорогая моя Гликерия, и живи, Бог хранит тебя! И жалей Димитрия! Супруг твой Матвей здоров, не плачь, Гликерия».
В свой следующий поход в июне 1904 года крейсера «Россия», «Громобой» и «Рюрик» провели операцию у входа в Корейский пролив и малоуспешный набег на Гензан. Были потоплены каботажный пароход и шхуна, подвергнута обстрелу казарма японских войск. В этом походе был потерян повредивший руль миноносец: его взорвали после неудачной буксировки. Восемнадцатого июня вблизи острова Цусима произошло столкновение с эскадрой вице-адмирала Камимуры. Владивостокскому отряду удалось оторваться от преследования, отбив атаку 8 японских миноносцев, два из которых были потоплены. На следующий день русские крейсеры задержали английский пароход «Четельхем», захваченный как приз.
Войны без наград не бывает. Вот и Матвей Лаптев с гордостью сообщает о своей высокой награде.
«Город Владивосток, крейсер “Громобой”, 1904 год, 22 июня.
Здравствуйте, дорогие родители, тятя, мама и братцы, невестка с детками и супруга Гликерия и сын Димитрий. Шлю всем вообще по низкому поклону и желаю от Господа Бога доброго здоровья. И уведомляю, я, слава Богу, жив и здоров, и севодни, то есть 2-го июня, нас посетил командующий флотом Тихого океана вице-адмирал Скрыдлов и сам лично одел мне крест Святого Великомученика Георгия Победоносца за храбрость и произнес речь от имени Государя Императора: Это Государь Император награждает тебя Орденом Св. Георгия за самоотвержение и хладнокровие и отличную стрельбу при отражении неприятельских миноносцев 18 июня в 8 часов вечера около берегов Японии. Затем до свидания и будьте здоровы, Матвей.
Я вам вчера написал и послал письмо и там сообщил все подробности боя».
Это назидательное письмо Матвей Лаптев написал в период относительного затишья, когда корабли Владивостокского отряда крейсеров готовились к новому походу.
«Город Владивосток, крейсер “Громобой”. 1904 года июля 2-го дня.
Здравствуйте, премноголюбящая супруга Гликерия Андрияновна и сыночек Димитрий!
Спешу засвидетельствовать свое супружеское почтение и низко кланяюсь, дорогая моя супруга Гликерия Андрияновна, а дорогому моему сынку Димитрию шлю родительское благословение, которое может существовать навеки нерушимо…
Дорогая моя супруга Гликерия Андрияновна, уведомляю тебя: я в настоящее время, слава Богу, здоров и опасности не вижу… Последний раз ходили в море, ты уже знаешь…и как ушли от неприятельских судов…и как за это я получил Георгиевский крест, за которую буду получать пензию, а что случится со мною, будешь получать ты… Дорогая Гликерия, если что меня постигнет и не будет известно про меня и после войны, подайте на Вятского губернатора бумагу… А Бог даст, Гликерия, все обойдется…
Еще, дорогая Гликерия, опиши, как посенокосила? Очунь тебе, наверно, трудно…каждую ночь ходила ты домой ради Димитрия, но что делать?.. Теперь, наверно, начали жать рожь, ходите в поле, мы с тобой ходили, – помнишь: рука за руку схватим и идем… Никогда мне, кажется, не забыть этого дорогого времени, прожитого с тобой…Но я думаю, скоро оно опять возвратится, если только Господь сохранит от бомб дерзкого врага, которые страшно разрываются и поражают. Господь, наша надежда, да сохранит нас с тобою…И наступит то время, когда я приду домой, поцелую и скажу: “Здравствуй, дорогая Гликерия и дорогой Димитрий, и мама, и все родные”. И сердца наши только обратятся в радость, и забудутся те дни, которые мы переживаем сейчас.
Еще, дорогая супруга Гликерия, пиши письма почаще. Только тогда я чувствую себя хорошо, когда получу от тебя письмо. Хотя и слезы прошибают, когда начинаю читать, но все ж как-то веселее, и думаю: еще не забыла ты меня!».
Во время стоянки крейсера на «бочке» Дмитрий Мацкевич прочитал в газетах о том, что из Японии поступают тревожные сообщения о бунтах и беспорядках. «Голодные, вследствие полной безработицы, японские чернорабочие еще в апреле высказывали стремление потребовать от администрации источники, откуда им кормиться, а также уплачивать взыскиваемый с них военный налог. Но восстание это замедлилось до того дня, когда разразилась страшная весть о гибели военных транспортов, потопленных Владивостокской крейсерской эскадрой. Оно началось с кровопролитной драки в деревне Инаса между русофобами и русофилами. Затем переросло в погромы купцов, имевших деловые отношения с русскими, в городах Нагасаки, Кобе, Токио. Все это потребовало вмешательства полиции.
В столице бунтовщики сожгли дом адмирала Х. Камимуры, обвиняя его в подкупе со стороны русских, почему будто бы он еще ни разу и не настиг русскую эскадру».
«Так этой Кикиморе и надо», – с каким-то злорадным чувством подумал Дмитрий.
Моряки на эскадре, да и все жители Владивостока японского адмирала иначе, чем Кикиморой, и не называли.
В предпоследний, шестой, поход в июле 1904 года Владивостокский отряд под командованием контр-адмирала Иессена совершил рейд вдоль восточного побережья Японии, уничтожая суда с контрабандой.
Этот поход был самым длительным. Письма о событиях этого изматывающего рейда Матвей Лаптев направил отцу жены и своим родителям.
«Город Владивосток, крейсер “Громобой”. 1904 года июля 20-го дня.
Здравствуйте премногоуважаемый тятенька Андриан Севастьянович, шлю я вам сыновное почтение и поклон, желаю от Господа Бога доброго здоровья и благополучия… Еще кланяюсь многоуважаемой моей супруге Гликерии Андрияновне и шлю супружеское почтение, а дорогому сыночке Димитрию – родительское благословение, которое может служить навеки нерушимо. Еще кланяюсь тяте, маме, братцам и всем вообще.
Прошу извинить за долгое неуведомление письмом, но это вышло по случаю похода в море. Наша крейсерская эскадра ушла в море 4-го июля, а прибыла 19-го – благополучно и без потерь.
Теперь опишу наше путешествие. Когда вышли в Японское море, погода стояла хорошая. Пройдя море, нам нужно было выйти в Тихий океан и идти по восточному побережью Японии, а пройти это – вопрос трудный, нужно идти между японскими островами проливом, который шириною верст 15 и в котором могут быть наставлены стоячие мины и могут быть японские суда. Но, несмотря на это, мы вышли в пролив, где заметили несколько миноносок, которые скрылись из виду, и мы благополучно прошли. В проливе утопили японский пароход. А по выходе из пролива попался английский транспорт, который перевозил грузы в Японию. Но он оказался порожним и без угля, так что отправить его во Владивосток было нельзя, и его отпустили. Затем попался еще пароход, но он был с ранеными и был отпущен. Пошли дальше…
Впрочем, всего, что было, не описать… Отправили во Владивосток два транспорта: один вез белой муки 20 500 мешков и железнодорожные материалы – 6700 тонн, а второй был с лесом и углем… До японского города Иокогама не дошли и повернули обратно к Сангарскому проливу…В пролив не пошли, а повернули к острову Сахалину… Пока шли, погода сделалась туманная… это продолжалось целую неделю. Кроме того, волнение от зыби было ужасное… Подошли к Сахалину, а туман продолжается… Идти проливом в Охотское море невозможно: этот пролив широк, но мелок, и есть там подводные скалы. Кружили сутки около него… туман не проходит, а угля все меньше становится…Пошли к Сангарскому проливу… Подошли, а туман все стоит и стоит – идти нельзя. Кружимся… а угля совсем мало остается… Но вот туман рассеялся – и пошли напролом: будь что будет!.. И вот уже в проливе видим: идут японские миноносцы и отряд из четырех военных судов, но в бой не вступают – потому что старого типа. Идут близко к берегу и несколько позади нас. Мы предполагали, что в самом узком месте пролива нас караулит настоящая эскадра под командой адмирала Камимуры, которая все время нас ищет… Вошли в пролив – никакого Камимуры нет, слава Богу! Теперь мы свободны, и угля хватит, чтобы дойти до места… А Камимура все дни стоял в этом проливе и только за сутки до нашего появления ушел к проливу у Сахалина, в надежде встретить нас там. И вот, благодаря Богу, все обошлось благополучно. А если бы встретили тут нас, то пришлось бы тогда действовать по примеру крейсера «Варяг», который погиб при Чемульпо. Наверно, читывали, как он погиб?
…Во Владивосток мы пришли за двое суток, то есть 19-го июля. В настоящее время грузим уголь и простоим долго.
Затем остаюсь жив и здоров. Матвей Прохоров.
Не заботьтесь обо мне и благодарите Бога».
В этом письме Матвей Лаптев делится с родителями и братьями своими мыслями о том, что надо жить в любви и согласии, и тогда будет в доме порядок.
«1904 года июля 22-го дня, г. Владивосток, крейсер “Громобой”.
Здравствуйте, многолюбящие мои родители, тятя Прохор Николаевич, мама Марфида Леонтиевна! Шлю я, сын ваш Матвей, вам по поклону и желаю от Господа Бога доброго здоровья и душевного спокойствия и прошу родительского благословения. Прошу я вас, тятя и мама, обо мне не заботитесь много… Молитесь Богу, чтобы продлил дни вашей жизни и ниспослал бы те дни, когда я вернусь домой… И еще прошу, тятя, мама и братцы, заботитесь больше о спасении своей души и про загробную нашу жизнь… И жить надо по заповедям Божьим, а именно: надо прощать каждому все безропотно и не судить никого. И вам, братцы, мой наказ: помните, покуда есть чего у нас дать взаймы, давайте без разбору, делает он для нас худо или хорошо…Кроме того, тятя и мама, и братцы с невесткой, и Гликерия, старайтесь жить в согласии. Слушайтесь стариков и не обижайте их, а если когда чего и скажут, не надо дуть морду, как у нас заведено, – это очень нехорошо. Если не будем мы один другого слушать и прощать, то это не доведет до хорошего… Отчего в доме все рушится? Рассердишься, наговоришь в сердцах сам не знаешь чего, а потом совесть мучает… А не лучше ли жить без этого? Если что не так, можно поговорить спокойно, не горячась… Ведь разговор до хорошего не доводит…
Еще, тятя и мама, скажу я вам: хозяин в доме должен не сам все делать, а смотреть должен, что делается, и не доводить дело до раздора…И десять хозяев в доме не должно быть, а кто-нибудь один – тогда только будет в доме порядок… А вам, братья, надо спрашивать всегда у родителей совета, даже если что и знаете хорошо, потому что ум – хорошо, а два – лучше…Братец Иван, как-нибудь крепись и помни: зависит все от тебя сейчас, и на тебе теперь все хозяйство, и береги здоровье, оно пригодится. И будь спокойнее сердцем. И все делай, посоветовавшись с тятей. Присматривайся, как хозяйствуют хорошие люди, и учись у них. Я намерен – если Бог даст и вернусь домой – принять все меры к согласованному житью. Но едва ли придется вас видеть. Ох, как тяжело! Хотя бы на час Бог привел побыть дома!…Не подумайте, что служба тяжела… а только забота меня гложет, и мерещится своя судьба…
Я вам пошлю денег… только прошу не сказывать никому, потому что будут укорять, что с войны посылал деньги. Деньги я пошлю на крестного…»
В этом же письме было вложено послание супруге и сыну:
«Здравствуйте, дорогая моя любящая супруга Гликерия Андрияновна и дорогой мой сынок Димитрий! Шлю супружеское почтение, а Мите – родительское благословение… и желаю от Господа Бога доброго здравия и благополучия. И уведомляю, Лукерия, я здоров, слава Богу. Живи, молись Богу, слушайся родителей и жди домой. Бог милостив…
В море мы ходили, 15 суток были в большой опасности, утопили два добровольца и два взяли во Владивосток, один утопили небольшой пароход и четыре парусные судна, так что японцам… на несколько миллионов и пленных японцев привезли с собой. Но и сами едва выбрались обратно, так как из Тихого океана уйти в Японское море надо было узким проливом, где эскадра Камимуры ждала нас больше недели.
…Прощайте, дорогие мама, тятя, братцы Андрей, Иван, Михаил и невестка Анна… и дорогая любящая супруга Гликерия. Остаюсь в добром здравии сын, брат и супруг.
А Порт-Артур осаждают. Там идет сильный бой».
…Рано утром первого августа 1904 года Владивостокская эскадра из трех крейсеров подошла к месту предполагаемой встречи с Порт-артурской эскадрой в Корейском проливе. Но вместо русских кораблей их встретила в полном составе (7 крейсеров) эскадра японского адмирала Камимуры. Завязался жестокий бой. Шедший концевым «Рюрик» получил попадания в кормовую часть, было выведено из строя рулевое управление и крейсер потерял ход. В бою погиб командир корабля капитан 1-го ранга Евгений Трусов. Два других крейсера («Россия» и «Громобой») в течение нескольких часов пытались помочь «Рюрику», отвлекая огонь противника на себя, а затем стали прорываться на север. «Рюрику» удалось восстановить ход и его скорость достигла 8 узлов, но все орудия оставались выведенными из строя. Это давало надежду японцам на быстрый и легкий захват корабля. Они прекратили огонь и приблизились, готовясь взять «Рюрик» на буксир. Лейтенант Иванов, принявший командование кораблем на себя, направил «Рюрик» на ближайший крейсер врага, пытаясь его таранить. В это время кондуктор Коротков выпустил торпеду из уцелевшего минного аппарата. Японцы отошли и вновь открыли ураганный огонь по «Рюрику», превратившемуся в дымящую груду металлолома. Продолжать бой русский корабль уже не мог.
Не желая сдаваться врагу, лейтенант Иванов приказал открыть кингстоны. Оставшиеся в живых моряки убрали погибших с палубы, плотно задраили двери и покинули корабль. «Рюрик» накренился на левый борт, потерял остойчивость и затонул. Погибли 204 человека, ранены были 305 моряков.
Поделиться книгой: