Кодекс бесчестия. Неженский роман

– Какой же он заемщик, если вы его в холдинг вносите? Зачем мне на холдинге долг? Только на акционерах.

Заяц метнул взгляд на Чернявина и принялся объяснять Александрову, кто собственники Листвянки. Две компании Чернявина на Кипре, у них кроме Листвянки еще есть… Залоги – просто пальчики оближешь! Разве Заяц своему другу Александрову когда-нибудь туфту предлагал?

– Дим, – перебил его Чернявин. – Это что – мне на себя десятку вешать?

– Так не тюряги же, Юрочка! А живых хрустящих североамериканских миллионов!

– Мужики, у меня самолет скоро, – вмешался Александров.

– Константин Алексеевич, – затараторил Заяц, почуяв, что Чернявин с его упрямством и жадностью может погубить все дело, которое уже так славно складывается. – Если я говорю, что холдинг тянет на сто шестьдесят, ты мне, конечно, верить не обязан. Я за свой базар отвечаю, но пусть твои проверят! Вот оценка! Причем это без земли!

– Земля там ничего не стоит…

– Костя! У тебя же есть Олечка Красовская! Она же ничего не упустит, она крепкий профессионал. Пусть посмотрит, оценит.

– Ну, допустим. А доли в холдинге как делить предлагаете?

– У банка – двадцать пять, как вы и сказали, у нас с Дмитрием остальное пополам. Будете у нас, так сказать, гарант… – Чернявин не мог не вставить слова. В конце концов, он вносит не какой-то картонный завод и не эту самбальскую труху.

– Гарант… А что с директором Самбальского?

– Кость, я же уже объяснил, – Заяц, перебив Чернявина, сменил бодро-официальный тон на дружески-фамильярный. – Он нормальный мужик, у него цели в лесу помереть – нет. Без войны, без крови получит кэш, мы ему еще процентов пять оставим. Кому его акции будут нужны, если комбинат в холдинге окажется? Он и за треть цены отдаст, никуда не денется. Война никому не нужна.

– А где гарантия, что войны все же не будет?

– Слово офицера, – выдохнул Заяц.

Александров рассмеялся.

Директора Самбальского он припоминал – мужик солидный, но толком Александров его не знал. Да и этих толком не знает… Знает лишь, что Заяц – пройда, опасность чует, на гиблое дело не пойдет, но несерьезный. Чернявин, похоже, поосновательней. Хотя, с другой стороны, сорок миллионов деньги не великие, целлюлоза и упаковка – дело прибыльное. Ничем особо не рискует. Почему ему хочется помочь этому Чернявину Юрию Сергеевичу, которого он впервые видит? А почему бы и не помочь? «Все в моих руках, а двенадцать-пятнадцать годовых я при любой погоде получу», – прикидывал он.

– Ну, хорошо, давайте попробуем.

Александров встал из-за стола. Заяц с Чернявиным тоже поднялись. Он подошел к рабочему столу, нажал кнопку селектора:

– Оль, к тебе придут Заяц Дмитрий Андреевич, и… – взглянул на визитку, – Чернявин Юрий Сергеевич. Принципиально договорились о следующем, помечай…

– Константин, спасибо, вот увидишь, пойдет дело. В крайнем случае, если тебе надоест, мы тебя года через три-четыре выкупим. Хочешь, в соглашении акционеров обратный выкуп твоих акций сразу пропишем, – произносил Заяц проникновенно.

Александрова этот разговор веселил все больше. Даже раздражение и тревога из-за Катюни забылись.

– Пропишем, не сомневайся. Трофимов тебе все пропишет, и аудиторов пропишет, и многое другое, – рассмеялся он. – И в совет директоров крысу тебе посадим, которая печень выгрызет, можешь не сомневаться. Красовскую, например. Знаешь Красовскую? Ах, ну да, знаешь, конечно…

– Кто же не знает Олечку! Первая леди вашего уважаемого банка, можно сказать. Все будет кошерно! – Заяц только что руками не всплеснул. – У нас же такая перспектива! Главное – замутить проект мелованной бумаги. Это настоящий прорыв!

– Про бумагу – потом. Все, мужики, давайте прощаться, – Александров пожал руки обоим и нажал кнопку селектора. – Наташ, охране, водителю… выезжаю… Коле скажи.

– Константин Алексеевич! Я очень рад возможности работать с вами. Большая честь и совсем новая… как сказал Дмитрий… перспектива. Холдинг с капитализацией в двести, а то и больше. За два года – это с гарантией. Спасибо, что вы решили с нами.

Чернявина вдруг прорвало, и он не мог остановиться, не замечая, что пятится к двери, продолжая говорить. Он даже в тот момент не горевал, что отдает свой кровный комбинат в чужие руки. Неужели он дальше по жизни будет плыть вместе с Александровым? Какой мужик! Считает быстро, не сволочится. Не жлоб, не отморозок!

– Коль, я, кажется, задремал? Лобстеры, это хорошо…

– Ты не дремал, ты о Португалове думал.

– Что об этом думать, идея бесспорная, ты прав. Я о другом думал. Эти новые пассивы надо в активы разместить по уму.

Александров принялся пересказывать Коле про свою встречу с Зайцем и этим, вторым… Чёрт, почему он все время забывает его фамилию? Вообще, среднего размера холдинг в совершенно новой отрасли – в леспроме – должен украсить их банк, согласился Коля. Итальянцы точно будут им пенять, что в кредитном портфеле слишком много оборонки, что баланс не прозрачен. А они им тут же простой и незатейливый лесной холдинг выкатят. Но надо думать дальше! Какие еще понятные итальянцам проекты нарыть? Самолет пошел на посадку, Коля вылил в стакан остатки вискаря. Сейчас в отель, передохнуть, и на ужин с женами. А наутро снова в бой…

Глава 3. Первая лига

Весь следующий день Александров и Коля провели в переговорах – дружелюбных, неспешных, но непростых. Намерение у Mediobanca было, и вполне твердое, но никто и ни на что легко соглашаться не собирался. Создается впечатление, что банк слишком зависит от бюджетных счетов… А не слишком ли сконцентрирован кредитный портфель – машиностроение, металлургия, опять же, оборонка?

Александров с Колей только посмеивались про себя. Они уже в самолете озаботились и размещением пассивов, которые они соберут в ближайшее время, и даже денег Mediobanca. Сейчас эту тему вбрасывать не стоит, у итальянцев в голове не уложится. Им российских темпов не понять, и не надо. Пусть пожуют пока вчерашние новости. Поэтому Александров терпеливо доказывал итальянцам, что бюджеты областей – это не риски, а стабильность, море расчетных счетов, на каждом по копеечке, по копеечке, капелька за капелькой… Итальянцы, ни к кому конкретно не обращаясь, интересовались, насколько стабильно это море. Не получится ли так, что все эти капельки вдруг уплывут в иные банки, если вмешается государство? На это Коля азартно рассказывал жизненные истории о том, как необъятны просторы нашей страны и ее, неведомые Италии, закрома.

Уверив первых лиц в необъятности родины, Коля принялся вещать о технологиях и бюджетной дисциплине в банке. За обедом Александров переключился на глобальную экономику, как бы между прочим поминая сказанное самим или услышанное от других – то на недавнем совещании у премьера, то на последнем Давосском форуме. Не далее как пару недель назад, за ужином президент Chase Manhattan…

Коля обнаглел и предложил цену с надбавкой в шестьдесят процентов к собственному капиталу. Как заявка, чтобы сразу поняли, что опустить тут особо никого не удастся. Итальянцы ответили, что открыты обсуждать надбавку до тридцати, на что Коля заявил: «Обсудим, когда будут результаты независимой оценки, но мы оцениваем банк в семь миллиардов. Учтите, это по прошлому году. Банк растет, и независимая оценка покажет стоимость на конец полугодия».

Александров пустился в рассказ о создании мощного инвестиционного блока, в чем он рассчитывает на помощь Mediobanca. Вложения в промышленные активы – это же их профиль. Разговор пошел веселее.

На следующий день обсуждали права будущих акционеров, второй ключевой вопрос помимо оценки. Ограничились обсуждением стандартных положений, будущих процедур, а драку за порядок формирования правления и принятие решений на совете директоров отложили до следующей встречи. На прощание итальянцы вручили гостям билеты в ложу «Ла Скала» на премьеру «Così fan tuttе».

До отеля пошли пешком, хотелось размять ноги.

– Скляр все равно опоздает, когда по-другому было? Мы с тобой еще по одной махнуть успеем, – повторял Коля.

У входа в отель стояли Катюня с Аней, наблюдая, как портеры выгружают из машины пакеты с покупками.

– Костя, давай прямо у бара, душа просит.

– Коля, а мы как же? – Аня повернулась к мужу. – Мы с Катей хотим шампанского. Закажи лучше в номер, я устала от толчеи… Не хочу никакой публичности.

– Агрессивный утомительный шопинг? Кость, тогда я к себе в номер заказываю, а Скляр подтянется – мы в переговорную спустимся. Ты переговорную заказал? – повернулся к помощнику Трофимов. – Поднимайтесь, я догоню.

– Костя, это правда, что Платон пригласил нас на свою виллу, а ты отказался? – Катюня отхлебнула ледяного шампанского, – Фу, какая гадость… Коля, неужели ничего лучше Taittinger не было? И винтаж какой-то сомнительный…

– Катюнь, Dom Pérignon пьют только папуасы со стотысячными часами на правой руке.

– Ты самые простые вещи возводишь в принцип…

– Катюня, пей, что дают, и скажи спасибо, тем более что ваш Dom Pérignon – кислятина, – заявила Анна. – Ты сегодня и в магазинах весь день ворчала.

– Видела б ты, Катюнь, как мы с твоим мужем сегодня итальянцев строили, – Коля сделал огромный глоток виски. – Эх, не зря день прожит!

– Цыплят по осени считают, – фыркнула Катюня.

– А деньги – круглый год, – заржал Коля.

Позвонил помощник, сказал, что прибыл Платон Валерианович Скляр.

– Костя, я хочу на озеро! Скажи Платону, что мы приедем к нему завтра.

– Кость, а может, хрен с ней, с оперой? – спросил Коля. – Поужинаем сейчас все вместе и махнем к Платону.

– Нет, мы хотим в оперу, правда, Ань?! – ответила Катюня за мужа. – А кстати, почему завтра? На шопинг я больше не могу. Ань! Я так сегодня устала! Давайте поедем к Скляру прямо после оперы? Костя, ты велел итальянцам организовать билеты в оперу для Платона с Викой?

– Кать, давай поэтапно. Сейчас нам надо поговорить пару часиков. Коль, попроси своего помощника с приемной Скипы еще два билета в оперу проработать, окей?

Александров набрал Скляра:

– Платон, ты внизу? Иди в третью переговорную, мы с Колей спускаемся. А Вика пусть к Коле в номер поднимается, тут наши девушки к тебе в гости рвутся. И в оперу рвутся… Борьба мотивов.

Скляр прохаживался по переговорной из угла в угол. Высокий, худой, с глубоко посаженными, но при этом чуть навыкате серыми глазами. Уши смешно торчали, отчего он казался моложе, хотя был всего на год младше Александрова. В нем было что-то от школьника, вытянувшегося не по годам и чуть похожего на волчонка.

– Платон, виски со мной будешь?

– Нет, я чай заказал.

– Пуэр небось, – хохотнул Коля.

Платон уселся в кресло, сцепил руки. Александров с Колей развалились на диване напротив, еле заметно переглянувшись: напрягся Платоша…

– Мужики, я в лес иду… – объявил Скляр.

– Дровосеком?

– Санитаром леса. Выгрызть из леса мелкоту. Вот у них как раз горизонты дровосеков. Лес рубят на птичьих правах, отходы куда попало выкидывают. В лучшем случае спускают за бесценок, главное, чтоб не думать. Отрасль надо консолидировать. Золотое дно…

– Лес – наше богатство, – фыркнул Коля. – Ты прилетел нам об этом рассказать?

– Именно, – усмехнулся Скляр, – Лес – наше богатство. Прилетел поделиться. План такой. Начинаю с целлюлозы – самая дойная корова. Параллельно покупаю с умом производства с приличными промплощадками и транспортной составляющей в двух соседних областях.

Александров ожидал чего-то именно в таком роде. Скляр снова покупает, снова с умом…

– …К третьему году следующий этап – высокотехнологичные производства, – продолжал Скляр. – Современные строительные материалы, мебель, и на одном из целлюлозных комбинатов производство офигенной бумаги.

– Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, – крякнул Коля.

– Это все не вчера родилось…

Скляр продолжал рассказывать, как он развернулся. Небольшой целлюлозный комбинат на безвестной сибирской речушке. Два деревообрабатывающих комбината с лесосеками под Красноярском. Всего активов на триста миллионов, но везде уже идет переоснащение, стоимость уже, считай, под четыреста. Пора брать реальный крупняк. Он договорился со Жмужкиным, владельцем двух крупнейших целлюлозно-бумажных комбинатов – в Архангельской области и в Сибири. Часть акций этих двух комбинатов Скляр выкупает и вносит в общий холдинг, остальные Жмужкин вносит сам. Холдинг станет лидером в отрасли.

– Интересный замах, – заинтересовался Александров. – Выкупаешь, или сливаешься?

– Двести лимонов он требует кэшем, остальное – вносит. Костя, тут все должно сложиться органично. Цены будут только расти, время больших инвестиций, а кругом мелкота, вечные споры из-за лесосек, кругляк, который под шумок как гнали финнам, так и гонят. Нужна пара реально крупных игроков, которые снимут сливки с консолидации отрасли, и Жмужкин это прекрасно понимает.

– Схема какая?

Жмужкину, по словам Скляра, не хватало для красивой жизни миллионов двухсот кэша, и он мечтал продать дольку в одном или в обоих своих комбинатах. Это было не реально, потому что к Боре Жмужкину, известному жлобу, никто бесправным младшим партнером на десять-пятнадцать процентов не пойдет. Скляр обхаживал Борю долго и убедил, что путь к искомому кэшу может лежать только через объединение его комбинатов с активами Скляра. А чтобы двум хищникам было не стремно в одной клетке, нужен дрессировщик. Пассивный, спокойный финансовый инвестор, который не будет лезть в производство, не станет сажать своих пацанов на распил. Ему придется платить дивиденды, он потребует отчетность в белую, аудиторов и прочее. А как иначе? Либо своих ребят на распил, либо дивиденды и общая гармония.

Жмужкин к идее отнесся с интересом, более того, сам предложил Русмежбанк третьим партнером – деньги там есть, Александров с Трофимовым – люди влиятельные, все респектабельно. Эту, в сущности простую и понятную идею, Скляр и Жмужкин перекладывали в структуру холдинга уже больше полугода, потому что Жмужкин считал и пересчитывал свои и скляровские активы со свойственным ему жлобством и подозрительностью.

Скляр придвинул к себе листок, стал чертить квадратики, стрелочки, делить квадратики на паи… Александров и Коля с трудом успевали следить за метаморфозами этих, нарисованных на бумаге, активов…

– Мы его выкупаем, на развитие даем или что? – Коля перебил Скляра

– На бумаге вы не догоняете, я вижу. Объясняю все на пальцах!

Платон, оттолкнул от себя исчерканный лист бумаги, вскочил, снова принялся мерить переговорную огромными шагами. «Одержимость, – подумал Александров, – вот что в Скляре покоряет. Или отпугивает. Он так торопится, как будто каждый день – последний в его жизни. Плодит проекты, идя по головам, наживая врагов, и плюет на это». Именно за одержимость Александров и любил Скляра. Или почти любил, что в бизнесе одно и то же. Но добром Скляр не кончит, это точно. Слишком уверился в собственной неуязвимости…

– Жмужкин на эти доли никогда не согласится, – произнес он, выслушав Скляра.

– Тогда бы я сюда не прилетел. Тем более, что доли пока – все это условно. Безусловны лишь два факта. Факт первый – нам со Жмужкиным вдвоем договариваться бессмысленно. Факт второй – больше, чем на блокирующий пакет, то есть на двадцать пять процентов, вы не вложитесь, а Жмужкин как держатель контрольного пакета никого не устроит. Вот такая неэвклидова геометрия. Цифр, в сущности, не нужно.

– Хочешь сказать, Жмужкин отдаст контроль? Никогда не поверю, – вмешался Коля.

– Коля! Нельзя же и кэшем две сотни лимонов получить, и вас в партнеры затащить вместе со мной, и еще при контроле остаться? Так не бывает!

– Вы хоть по оценке его и твоего хозяйства сошлись? – спросил Александров.

– Мы в главном сошлись, и это я уже вам объяснил. Объединяться, иметь доступ к большим деньгам, дальше расширяться и подтягивать новые активы. Как мы поделим доли – вопрос непринципиальный…

– Не фига себе «непринципиальный», – перебил Платона Коля. – У тебя, Тотоша-Платоша, пока какая-то дикая картина. Ты даже нам ее объяснить не в состоянии…

– Что вы еще не поняли? Мне вам до третьего знака после запятой рисовать? Ясно, что вам – двадцать пять. Ясно, что остальное – нам с Борей. Уж он-то за каждый знак после запятой будет торговаться и пить из меня кровь.

А ваш вопрос – принять принципиальное решение, что вы идете на четыреста миллионов с нами в долгий проект на четыре года. Мне нужен холдинг с капитализацией не меньше двух миллиардов, ясно? И вы в нем всего за четыреста миллионов получаете двадцать пять процентов. За четыреста получаете активов на пятьсот. Что не устраивает?

Скляр сел, снова придвинул лист бумаги, стал зачеркивать прежние квадратики и стрелочки и поверх них красным фломастером рисовать новую картину в цифрах.

– Я еще раз прошерстил отрасль, прикинул… Покупаю Листвянский комбинат. Стоит он полтинник, но возьму за сороковник. Собственник там – мудель и трус. Он и по экологии накосячил, и штрафами за незаконную вырубку обвешан, как елка игрушками, и через таможню его можно прижать, и через налоговую. Мучительно душить его не собираюсь, для него отведено времени на один доходчивый разговор. Одновремененно покупаю и половину Самбальского.

– Какую именно половину? – заинтересовался Александров.

– Не ту, которая у старика Франкенштейна. Знаешь, о ком я говорю?

– Уже знаю, – вздохнул Александров.

– Это старик-основатель комбината, – пояснил Платон Коле. – На самом деле, у него выкуплю что-то тоже, но позже и дешевле, чем сегодня. Через три недели на торгах покупаю четверть Самбальского с аукциона и еще столько же у этого… сидит там… заглючило… Костя, как его?.. Он еще к тебе все время шастает. Молодой, но шустрый… С личиком таким ясным и с девическим румянцем. Лисицин? Волков?

– Заяц, – вздохнул Александров.

– Точно! Заяц. Зайца, у которого двадцать пять, выкупаю в пределах десятки, а Листвянский беру максимум за сорок у муделя… Этого я помню фамилию… Чернявин… Редкая гнида, но вы его, наверное, не знаете.

– И что в итоге результата? – спросил Коля.

– Вот смотрите, – Платон повернул свои расчеты, чтобы Коля с Александровым лучше видели. – Сейчас все изображу. Даже нарисую…