Помоги проекту - поделись книгой:
Андрей Станиславович Пржездомский
Тайный код Кёнигсберга
© Пржездомский А.С., текст, иллюстрации, 2014
© ООО Издательство «Вече», 2014
От автора
Наши российские города – будь то престольные грады Москва и Санкт-Петербург или почти незаметные на карте России Печоры под Псковом и Мезень на архангельском Севере – имеют столько захватывающих историй, столько удивительных и до сих пор не разгаданных событий в своем далеком и недавнем прошлом, что рассказывать об этом можно бесконечно долго. Жаль только, что в сегодняшней каждодневной суете, в погоне за местом под вновь засиявшим солнцем, многим из нас как-то стало не до истории своей страны, своего народа, своих городов.
Вместе с тем без взгляда в прошлое, без осмысления минувших событий, нет настоящего, а тем более и будущего. Прошлое – оно просто есть, плохое или хорошее, увлекательное или не очень. Не знать его, пытаться забыть, играючи переиначивать его в угоду сиюминутным интересам или, более того, отказываться от него – преступление перед грядущими поколениями. Слава богу, что это понимает большинство людей.
В ряду российских городов Калининград занимает особое место. Самый западный в нашей стране, он вобрал в себя, кажется, все противоречия, возникшие на стыке двух великих цивилизаций – западноевропейской и славянской, сконцентрировал в себе достоинства и пороки минувших столетий, сохранил штрихи прошлого и приметы старины бывшего Кёнигсберга.
Древние называли этот город по-латыни Региомонтумом, что означает – «Гора короля». Какие только характеристик не давали Кёнигсбергу! Все захватчики и мракобесы, от рыцарей Тевтонского ордена до гитлеровской военщины, именовали его «германским форпостом на Востоке». Ученые и философы называли его «городом Канта». Солдаты Великой Отечественной воспринимали его как «логово фашистского зверя» и «оплот германского милитаризма». Калининградцы и гости нынешнего балтийского города знают его как «город-сад» и «жемчужину Янтарного края»… Каждый раздавал и раздает Калининграду-Кёнигсбергу свои эпитеты.
А я бы назвал этот город у берега Балтийского моря «городом удивительных тайн» потому, что не знаю другого такого места в нашей стране, где бы переплетались столь сильно истинные и скрытые теперь уже от наших глаз обстоятельства минувших столетий. Может быть, это мне только кажется. А романтика поисков Янтарной комнаты, в которых мне довелось участвовать, создала свой ореол над тем, что осталось от прежнего Кёнигсберга. Однако я все-таки стал бы утверждать: этот город хранит в себе столько тайн прошлого, что вряд ли возможно рассказать обо всех с достаточной подробностью.
В своей книге, первое издание которой вышло в 1998 году под названием «Тевтонский крест», я попытаюсь рассказать лишь о нескольких тайнах старого города, с которыми мне пришлось соприкоснуться лично в той или иной ситуации, иногда для меня понятной, а иногда совершенно недоступной трезвому объяснению. Именно в Калининграде я в свое время столкнулся с элементами мистики и поверил в то, что есть вещи, которые нельзя объяснить только правильными логическими построениями и умозаключениями, что некоторые явления надо принимать как данность, не пытаясь определить причины их возникновения. Конечно, это нематериалистично. Но не слишком ли много мы увлекались рационалистическим объяснением событий, если в конце концов снова стали искать путь к истокам?
Вниманию читателя предлагается семь небольших фрагментов истории и краткая прогулка по одному из районов города, которые, как мне кажется, наглядно показывают, сколь тесно переплелись события прошлых лет с нашей сегодняшней жизнью, что различия между людьми пролегают не у пограничных столбов, а в их образе мыслей и, самое главное, в их жизненной позиции. Может быть, эти сюжеты с ретроспективным взглядом в прошлое будут интересны читателю, особенно тому, который хоть раз побывал в этом удивительном городе. Я на это очень надеюсь.
Часть первая
Семь фрагментов истории
Тевтонский крест
Dulce et decorum est pro patria mori:
Mors et fugacem persequitur virum[1].
Утром чуть свет мы были уже на ногах. Наскоро перекусив и уложив в сумку саперную лопатку, фонарик и пятиметровую веревку – необходимый для реализации нашего замысла «инвентарь», мы вышли на улицу. Районный дом пионеров, где мы определились на постой, располагался от центра города в двадцати минутах езды на трамвае.
Куда подевались теперь эти юркие, раскачивающиеся из стороны в сторону миниатюрные калининградские трамвайчики? Поворачивая со скрежетом на поворотах, они, казалось, вот-вот опрокинутся на бок или же соскочат со своей железной колеи. Но, как ни странно, этого не происходило, и они носились по улицам и площадям города, позванивая на перекрестках и резко тормозя у остановок.
Вот на таком трамвайчике мы и добрались до площади. День был солнечный, яркий, довольно теплый, во всяком случае, не такой холодный, какими были все предшествовавшие мартовские дни. Во всем чувствовалось приближение долгожданного лета – весенние школьные каникулы 1967 года были в самом разгаре.
Быстрым шагом мы проследовали вдоль ряда невзрачных четырехэтажек к заветной цели нашего пребывания в этом городе – развалинам Королевского замка. Вчера, едва приехав с Южного вокзала, мы сразу отправились к замку и уже успели осмотреть его зловещие и одновременно таинственные руины. А сегодня намеревались непременно спуститься в одно из его подземелий, смутно еще представляя, с какой целью.
Очень скоро из-за домов на совершенно открытом пространстве показались высокие круглые башни с фронтонами, остовы фасадов и горы, буквально горы кирпича и обломков. Чем ближе мы подходили к этой зловещей изуродованной каменной глыбе, тем учащеннее билось сердце, тем больше переполняло нас желание проникнуть в самые сокровенные уголки замка, приоткрыть завесу таинственности над его многовековой историей и, конечно же, найти хоть какой-либо намек на хранящиеся в его недрах сокровища. Дух авантюризма захватил нас – двух шестнадцатилетних мальчишек, приехавших сюда, в Калининград, из Москвы буквально на несколько дней и готовых, вопреки наставлениям родителей, броситься в неизведанное, рисковое дело, ощутить подлинную опасность и узнать, что такое настоящие приключения.
«Наизнаменитейшим из всех в Кёнигсберге находящихся зданий можно почесть так называемый Замок, или дворец прежних герцогов прусских. Огромное сие и, по древности своей, пышное здание воздвигнуто на высочайшем бугре, или холме, посреди самого города находящегося. Оно сделано четвероугольное, превысокое и имеет внутри себя четверостороннюю, нарочито просторную площадь и придает всему городу собой украшение, и тем паче, что оно с многих сторон, а особенно из-за реки, сверх всех домов видимо».
Сегодняшнее «обследование» замка мы решили начать с той его части, которая выходила на спускающуюся к реке улицу, где мы проезжали вчера, следуя с вокзала. Здесь замок казался наиболее сохранившимся.
Громадные овальные башни высотой с девятиэтажный дом, высокие и толстые стены фасада с провалами огромных прямоугольных окон, массивные контрфорсы[3], теперь уже бессмысленно подпирающие его с внешней стороны. Внизу вдоль улицы тянулась сложенная из крупных камней стена открытой террасы с балюстрадой – великолепно сохранившимся каменным ограждением из серого камня с розовым отливом.
Пройдя немного по террасе и не обнаружив ничего, кроме слежавшихся куч кирпича, поросших прошлогодней травой, и еще голых, без намеков на появление почек кустов, мы повернули в сторону арочного проема в стене, чтобы пройти внутрь руин замка. Повсюду нам попадались разбитые, а иногда и целые бутылки из-под вина и водки, смятые сигаретные пачки, ворохи рваных газет и оберточной бумаги. Все это, конечно, несколько снижало наш романтическо-приключенческий настрой, но не могло поколебать главного – уверенности в том, что в этих притягательных развалинах нас ждет что-то таинственное и необычное.
Мой товарищ Володя, шедший немного поодаль, вдруг воскликнул:
– Смотри!
Прямо перед нами между двумя массивными кирпичными глыбами, рухнувшими откуда-то сверху, зиял в земле черный провал. Его не было видно ни со стороны узкой тропинки, вьющейся между развалинами, ни со стороны террасы, откуда мы двигались. Если не перелезать через завал кирпичей, рискуя вымазаться в глине и кирпичной пыли, то даже и не догадаешься о том, что здесь существует вход в подземелье. Конечно, местные мальчишки здесь уже побывали, и, наверное, не один раз. Но мы, москвичи, которым было неведомо привычное для калининградцев созерцание развалин, оказались впервые перед входом в настоящее подземелье настоящего рыцарского замка.
– Фонарик не забыл? – почему-то спросил я у Володи.
Его недоуменный взгляд свидетельствовал по меньшей мере о странности моего вопроса – все вещи мы складывали утром вместе. Лучик света из старого немецкого трофейного «даймана», подаренного Володе его отцом, бывшим фронтовиком, пробежал по кирпичам и буквально растворился в темноте подземелья. Его электрической мощности явно не хватало для того, чтобы разглядеть что-либо в кромешной темноте подземелья. Я опустился на корточки, сел на край провала, свесил в него ноги и снова посветил вниз. Осыпавшиеся сверху кирпичи и слежавшаяся земля или глина образовали что-то вроде крутого откоса, уходящего куда-то вниз. Мелькнувший в луче фонаря спичечный коробок, застрявший между камнями, как-то сразу снял напряжение, и мы с Володей, наверное, почти одновременно подумали, что ничего страшного не произойдет, если мы попытаемся спуститься вниз. На всякий случай мы бросили в пролом увесистый камень – с глухим стуком он ударился о стену где-то в глубине подземного хода.
Ну что ж, вперед! Мы по очереди спрыгнули вниз. На нас повеяло сыростью, холодом и еще каким-то необычным запахом с примесью затхлости. Пролом теперь был над нами на уровне вытянутой вверх руки. В него струился яркий дневной свет. С улицы едва слышно доносился шум проезжающего рядом с замком трамвая.
Когда глаза немного привыкли к темноте, мы увидели, что находимся в просторном помещении со сводчатым потолком из кирпича. Размеры подземного зала определить было трудно, так как луч фонарика выхватывал только очертания стен, проступающие во мраке. Мы прошли несколько шагов по битому кирпичу, то и дело спотыкаясь о крупные обломки и металлическую проволоку. Сверху свешивались остатки арматуры, на уровне груди из кирпичной кладки торчали ржавые металлические крючья.
«…западная сторона Замка заново построена… маркграфом Георгом Фридрихом в 1584–1595 годах на фундаментах, сооруженных в орденский период…
Замковый инспектор по строительству Куттиг утверждал в 1882 году, что “при строительстве западного крыла Замка нашли применение не только некоторые старые конструкции, но и значительная часть древнего сооружения… Подземелья, расположенные глубоко под землей, – сообщал Куттиг, – имеют… цилиндрические своды…” По нашему мнению… все стены над землей и опорные колонны в подземельях построены в 1584–1595 годах, а лежащая под землей опоясывающая стена… – в период Ордена».
Обшарив лучом фонарика противоположенную от нас стену, мы обнаружили прямо посередине высокую стрельчатую арку с вывалившимися по краям кирпичами. В тишине подземелья наши шаги по осыпающемуся каменному крошеву производили невообразимый шум и казались грохотом. В те мгновения, когда мы останавливались, раздумывая, куда направиться дальше, отчетливо слышалось, как где-то капала вода. Стены на ощупь были шершавыми и влажными.
Преодолев арку, мы оказались в сходном по размерам помещении, только еще больше заваленном битым кирпичом, обвалившимся сквозь пролом в потолке. Дневной свет сюда уже не проникал, и ориентироваться приходилось исключительно по лучу фонарика. Вдруг раздался металлический грохот, как будто нога наткнулась на пустое ведро. Ржавая немецкая каска! Этого «добра» в Калининграде в то время было предостаточно. Володя отфутболил ее в угол подвала, где в темноте угадывалась целая куча подобного металлолома.
Так мы продвигались от комнаты к комнате, стараясь ступать с особой осторожностью, так как все чаще стали попадаться осколки бутылочного стекла. Наконец, уперлись в глухую стену. Осветив ее, мы заметили явные очертания еще одной арки, аккуратно заложенной кирпичом. По-видимому, это было сделано очень давно – кирпич по цвету и фактуре ничем не отличался от кладки стены. Мы с Володей, как заправские шерлок холмсы, тщательно простучали камнем стену, уловили явные отличия в звуке удара по замурованной части и остальной поверхности. Сомнений не было! Перед нами был тайник! Кто и когда его устроил – нас уже не интересовало. Главное, мы были на верном пути. Однако мы вполне отдавали себе отчет в том, что самостоятельно, без какого-либо специального инструмента мы не в состоянии поколебать твердость стен цитадели. Оставалось только подумать о том, каким способом мы сможем разобрать эту стену и кто поможет нам в таком предприятии.
«Замок в его сегодняшней форме стоит на фундаменте бывшего бурга[4], строительство которого было начато Тевтонским орденом в 1263 году, и значительно увеличен в течение трех последующих столетий».
На стене, откуда-то сверху свешиваясь, болтались оборванные телефонные провода и многожильный кабель в изъеденной временем и сыростью оплетке. Под ногами хрустело бутылочное стекло, пол был усеян обрывками проволоки, полусгнившими обломками досок и истлевшим тряпьем. Мне показалось, что свет фонарика немного потускнел, и я об этом сказал Володе. Остаться здесь, в этом холодном и сыром подземелье, без света совсем не хотелось, и мы решили пробираться к выходу.
Внезапно я почувствовал какое-то смутное беспокойство. На дальней стене, подход к которой был завален большими глыбами, мне почудились какие-то разводы, имеющие правильную геометрическую форму. Несмотря на слабый свет карманного фонарика, мы рассмотрели, что стена эта была совсем другой. Вместо темно-красного кирпича, из которого были сложены все остальные стены, материалом для нее послужили большие камни преимущественно овальной формы. Поэтому она выглядела как панцирь огромной черепахи.
«Деревянный Орденский замок заложен в 1255 году (на месте сегодняшнего Рейхсбанка). Из камня стал строиться в 1257 году в районе западной стороны нынешнего замкового двора».
Вместе с тем посередине стены все более отчетливо проступали очертания непонятного пока предмета. Мы сделали несколько шагов, и теперь уже довольно ясно увидели массивный железный крест, вмурованный в каменную кладку.
Не без труда преодолев завал из кирпичей и обломков, мы приблизились к стене. Крест был шершавый, весь покрытый коркой вековой ржавчины. Форма его была необычной: одинаковые по длине перекрестия заканчивались на всех четырех торцах короткими поперечными перекладинами. На поверхности креста едва заметными наростами выступали ржавые металлические скобы, вмурованные в стену и намертво удерживающие его в вертикальном положении. Что-то зловещее чудилось в этом массивном кресте, в этом немом свидетеле событий прошлого, жизни многих поколений. Что «видел» со своей каменной стены этот старый рыцарский крест, какие события разворачивались при его молчаливом присутствии в мрачные века Средневековья? Кто мог ответить на этот вопрос?
«…Крест кросслет называется также Тевтонским крестом. Четыре маленьких крестика на концах символизируют четыре Евангелия…»
Мы еще немного постояли в подземелье, рассматривая диковинную историческую находку. Но свет фонарика стал совсем тусклым, и мы, боясь, что батарейка сядет окончательно, двинулись в обратный путь.
Когда поравнялись с аркой, ведущей в другой зал, я невольно обернулся. Не знаю, может быть, это мне показалось, но в темноте подземелья крест как будто немного даже отдавал металлическим блеском. «Чертовщина! – подумал я. – Какой блеск?! Он же насквозь ржавый!»
Вскоре мы выбрались из подвалов замка, щурясь от неожиданно яркого света мартовского солнца и наслаждаясь весенним запахом прелой земли. Мрачные подземелья, каменные завалы и заложенная кирпичом арка – все это осталось там, в черном провале замковой преисподней. Где-то внизу, вмурованный в каменную стену, висел большой ржавый крест, хранящий какую-то неразгаданную тайну, покрытую мраком прошедших столетий.
Глаппо очнулся. В темноте ощупал избитое, кровоточащее ранами тело. Пахло сыростью и чем-то горелым. Кровь стучала в висках, боль буквально раскалывала голову, не давая сосредоточиться. Глаппо никак не мог вспомнить, что с ним произошло, почему он оказался в этом темном, сыром подвале. Порой казалось, что ему удалось поймать какую-то тревожную мысль, но она тут же ускользала из его воспаленного сознания. Он приподнялся на локтях, затем сел, превозмогая боль. Откуда-то сверху в помещение проникал слабый свет, и Глаппо удалось разглядеть очертания своей темницы: стены, сложенные из крупного камня, высокий потолок, подпираемый массивным деревянным столбом, тяжелая, сбитая из толстых досок дверь. На противоположной от двери стене в полумраке подземелья Глаппо увидел очертания черного тевтонского креста и все вспомнил.
Они пришли на его родину как хладнокровные и коварные убийцы. Сначала их было немного, и наивные жители Самбии[5] посмеивались над не обычными фигурами всадников в белых плащах с черными крестами на спинах. Всадники во всеуслышание объявляли о том, что прибыли сюда с великой миссией обратить пруссов в новую веру, преподать язычникам Слово Божье. Спросив как-то у отца, что это за новая вера, Глаппо не услышал в ответ никаких объяснений. Отец посадил мальчика к себе на колени, нежно погладил его по голове и сказал:
– Сын, расти сильным и смелым. Впереди тебя ждут большие испытания. Поклоняйся всегда нашим богам Перкунасу Пиколоссу и Потримпосу и не обижай ужей, этих священных животных, приносящих людям счастье. Из-за чужих людей, которые хотят отнять у нас наших богов, земля наша перестанет давать жатву, деревья приносить плоды, а животные – приплод. Не верь им!
Отец был умным человеком и предвидел беду, которая надвигалась на их дом.
Потом все чаще и чаще Глаппо слышал разговоры не на шутку встревоженных взрослых, а однажды в их маленький домик с обмазанными глиной стенами и соломенной крышей пришел какой-то человек в изодранной одежде и с перевязанной головой. Он долго и взволнованно рассказывал о том, что рыцари Тевтонского ордена громадными полчищами двинулись на их землю, неся слезы беззащитному прусскому населению. Они зверски убивают женщин и детей, разрубая их своими тяжелыми мечами, сжигают дотла деревни, а оставшихся в живых пруссов, обращают в новую веру, заставляя поклоняться чуждому им богу. Тевтонами уже полностью завоевана Хельмская земля, теперь они продвигаются в Натангию[6] и скоро, очень скоро придут в эти места.
«Превосходство вооружения, делавшего из каждого рыцаря нечто вроде подвижной крепости, лучшая тактика, искусство фортификации, разъединенность пруссов, их беспечность и свойственная всем дикарям неспособность предвидеть будущее и заботиться о нем объясняют конечный успех завоевания, а незначительность привлеченных к войне сил делает понятной продолжительность борьбы.
Завоевание это двигалось вперед, как волна прилива, то набегая, то снова отступая».
Слабое прусское войско оказалось неспособным противостоять мощи рыцарского ордена и стало терпеть поражение за поражением. Проникая в глубь страны, рыцари строят многочисленные крепости и уже оттуда совершают свои кровавые набеги. Кульм, Торн, Мариенвердер[7] – эти слова зловеще звучали в устах гостя.
Юный Глаппо слушал сбивчивый рассказ незнакомца о том, как под натиском рыцарей войско пруссов под командованием воеводы Пиопсе было осаждено в деревянной крепости Бальга, что на побережье моря, совсем недалеко отсюда. Оборонявшиеся могли бы продержаться еще долго, если бы не предательство. Один из знатных пруссов, поддавшись на увещевания рыцарей, которые пообещали всякому, кто будет сотрудничать с ними, дать охранную грамоту на наследственное владение землей, тайно пробрался к воротам крепости и ночью открыл их для неприятеля. Рыцари ворвались в крепость, перебили почти всех ее защитников, не щадя укрывшегося в ней населения окрестных деревень.
В ту ночь под ударами тяжелых тевтонских мечей погибли сотни женщин, стариков и детей. В неравном бою пал и воевода Пиопсе, сраженный копьем крестоносца. А проклятый изменник пошел на службу к иноземцам, путем подлой измены своим соплеменникам обеспечив себе жалкое существование предателя. Человеку, взволнованно рассказывавшему об ужасах той ночи, чудом удалось спастись, и вот теперь он, выполняя поручение воеводы, несет мрачные вести в прусскую крепость Лебегов[8].
Скоро и в их краю появились всадники в белых плащах. Правда, пока они вели себя мирно и приезжали лишь для того, чтобы нанять людей на строительство своих крепостей, которые они стали возводить буквально на каждом шагу. Прошло немного времени, и вся южная часть Пруссии покрылась сетью крепостей: Кройцбург, Бартенштейн, Рёссель, Визенбург, Браунсберг, Хайльсберг[9], откуда тевтонские рыцари стали совершать свои разбойничьи набеги.
Поделиться книгой: