Как я (на)учился жить без папы, лежать в больнице, любить маму и многому другому… Книга для мам и сыновей

– Я… я не знаю, мама, – еле-еле произнес я.

– А ты уверен, что у тебя вообще болел живот, или ты, может, все это выдумал, потому что не хотел, чтобы у нас был кто-то чужой в доме?

В этот момент я понял, что мама, оказывается, давно все знает. Она всегда догадывалась, что я пытался обвести ее вокруг пальца. Я обманщик!

– Я… ты же знаешь, что у меня часто болит живот… я не обманываю, – продолжал врать я, понимая, что делаю еще хуже и доставляю боль своей маме. Но я не мог перестать обманывать. В моем горле снова вырос комок, который мешал мне сказать правду.

– Я не верю тебе! – В мамином голосе зазвучали нотки раздражения, и я понял, что внутри мамы наступает зима. – Ты не хочешь, чтобы я с кем-то общалась, кроме тебя. Ты настоящий эгоист! За что мне такой сын?! Стоит только кому-то переступить порог этого дома, как у тебя вдруг начинает болеть то живот, то голова, то еще что-то! Думаешь только о себе! Лишь бы тебе было хорошо! Тебе наплевать, что мне бывает одиноко и скучно, что я тоже хочу иметь друзей и любить! Тебе…

Мама все говорила и говорила. Вжав голову в плечи, я продолжал ее слушать. И как бы я ни пытался мысленно закрыть уши и перестать слышать, до меня постепенно доходил смысл сказанного. Я эгоист? Я думаю только о себе? Я не люблю маму? Мамины слова больно резали мне слух. «Нет, нет и еще раз нет! Я не эгоист! У меня правда болел живот… правда…» – я повторял это про себя, уставившись на белую простыню, пока не заметил на ней едва различимые темные точки. Точек становилось все больше и больше, а голос мамы становился все тише и тише, слова все менее разборчивыми, а ее дыхание все более обрывистым. Я поднял глаза и посмотрел на маму. Она плакала. Тушь стекала по ее длинным ресницам, оставляя темные потеки на щеках. Она встала с моей кровати и ушла в свою комнату. И еще долго доносились из-за двери ее всхлипывания.

А я лежал в кровати, подавленный и растерянный. Мне было невыносимо больно слушать, как за стеной плачет мама. Я знал, что она плачет из-за моего вранья и поведения. «Почему все так вышло? Ведь я совсем не хотел причинять ей боль, а наоборот, любил ее больше всего на свете и просто боролся за эту любовь», – не мог понять я. И вдруг до меня дошло, что я всегда добивался одного – чтобы мама принадлежала только мне и никому больше. Она была права насчет того, что я вел себя как настоящий эгоист. Если я действительно ее люблю, значит, должен уважать ее желание иметь взрослых друзей и проводить с ними время, как бы мне при этом самому ни было неприятно. С завтрашнего дня все будет по-другому! Я больше не стану притворяться больным и вести себя так, чтобы мама сидела только возле меня. Когда я принял это решение, мне сразу стало спокойнее. Постепенно за стенкой смолкли всхлипывания мамы. Свет в квартире погас. Наступила тишина. Непрощенный, но твердо решивший исправиться, я уснул крепким сном.

Все последующие дни я не только учился не ревновать свою маму, но и сделал несколько очень важных открытий в науке обращения с мамами и их ухажерами.

Открытие первое. Ты не должен превращаться в мужа своей мамы. Даже если тебе и неприятно, что мама уделяет внимание кому-то другому, пытаться обманом заставить маму каждую минуту быть только со тобой – не самый лучший способ добиться ее любви.

Открытие второе. Если мама и встречается с другим мужчиной или просто с ним дружит, это вовсе не значит, что теперь она любит только его, а не тебя. Ведь ты ее сын! А значит, она любит тебя особой материнской любовью. Мужчину мама любит женской любовью. Материнская и женская любовь – разные, и одна не мешает другой.

Открытие третье. Маме может быть очень неприятно, если сын не дает ей побыть с другом или с компанией своих друзей. Иногда ей хочется немного отдохнуть (а разве не бывает, что и тебе хочется иногда отдохнуть от своей мамы и побыть с друзьями?). Только представь: к тебе в гости пришли друзья или, например, девочка, которая тебе нравится, а мама тут как тут – ни на минуту не хочет оставить вас одних. То ей, видите ли, срочно понадобилось что-то достать из шкафа, который находится в твоей комнате, то цветы полить или задать тебе какой-нибудь дурацкий вопрос. Разве это не будет тебя сердить и даже раздражать? Вот и мама сердится, если ей не дают иногда провести время с другом или подругой наедине.

Открытие четвертое. Конечно, есть мамы, которые вечно крутятся у своих сыновей под ногами, стоит тем только пригласить к себе гостей. Что ж, ни для кого не секрет, что все мамы ужасно любопытные, особенно в том, что касается друзей и подруг сына. Если твоя мама злоупотребляет своим любопытством, следует на собственном примере показать ей, как важно уважать право другого человека на уединение.

Открытие пятое. Если ты причинил маме боль и она плачет из-за тебя, это еще не означает, что ты – самый плохой сын на свете. Ведь ты всегда можешь стать лучше или даже еще лучше. А ссора с мамой – это хороший повод задуматься о том, что ты мог бы изменить в своем поведении, чтобы в ваших отношениях с мамой было как можно меньше обид и расстройств.

5

Как я (на)учился быть мальчиком

А теперь перейдем к самому главному. Я расскажу тебе о том, как учился быть мальчиком. Стать мальчиком, не имея своего папы, труднее всего. Легче всего в такой ситуации стать маменькиным сынком, трусливой бабой и еще кем угодно. Но еще во сто раз труднее стать мальчиком, если у тебя большие серо-голубые глаза и длинные ресницы, доставшиеся по наследству от мамы, как у девчонки! Таким мальчиком был я, и звали меня ребята ласково – Илюша. Девчонкой меня не обзывали, и за длинные ресницы никто из друзей, к счастью, не дразнил. Но вот другие люди – старушки у чужих подъездов, прохожие на улице, пассажиры автобусов и троллейбусов часто путали меня с девочкой, и это было самое обидное. Как тут станешь мальчиком, если ты даже внешностью похож на девчонку?

В конце концов я коротко подстригся, попросив сделать себе на голове что-то вроде «ежика». Однако новая прическа меня не сильно спасала. Зимой, когда я надевал шапку и закутывался в длинный шарф, прохожие продолжали путать меня с девчонкой. «Девочка, ты выходишь на следующей остановке?» – приходилось мне слышать в автобусах и троллейбусах. Масла в огонь подливали знакомые взрослые, особенно мамины подруги, не упускавшие ни одной возможности подчеркнуть мою девчоночью внешность: «Ой, у него такие длинные ресницы, прямо как у девочки!», «С такими глазками он непременно должен был родиться девочкой!» Все это я слышал так часто, что научился не обращать внимания на глупых взрослых, которые судят о том, мальчик перед ними или девочка, по длине его ресниц. А еще я твердо решил стать мальчиком. Причем не абы каким мальчиком, а самым настоящим мальчиком, будущим мужчиной!

Но тут передо мной возникла новая проблема – разве можно стать настоящим мальчиком, если даже толком не знаешь, как мальчик должен себя вести? Ведь мальчишескому поведению своих сыновей учат папы. А мамы? Они могут научить только девчоночьему поведению. Моя мама очень хотела сделать из меня мужчину, хотя иногда это и приводило к самым печальным последствиям. Но, как говорится, все средства хороши…

– Мужчина не должен носить сумочку своей дамы, – часто повторяла она мне, когда, гуляя по городу, мы встречали подобную парочку.

– Почему? – наивно спрашивал я, полагая, что носить сумочки своей дамы – это обязанность каждого мужчины.

– Потому что это выглядит некрасиво. Нет ничего глупее мужчины с женской сумочкой через плечо, – иронично отвечала мне мама.

Конечно, это замечание не распространялось на тяжелые авоськи и чемоданы, которые вместо дам должны носить их мужчины. Поэтому я часто вырывал из маминых рук пакеты с продуктами, чтобы самостоятельно дотащить их до дома.

Кроме комментариев по поводу проходящих мимо пар и замечаний в их адрес, мама прививала мне правила мужского этикета. Эти правила гласили: девочек нужно всегда пропускать вперед, девочкам нужно подавать руку, выходя первым из автобуса, девочек никогда нельзя бить и обижать. Мне не терпелось сразу же применить на практике новые правила, и я пытался каждый раз протягивать свою маленькую худую ручку маме, когда мы выходили из автобуса, пропускал ее вперед на выходе из магазина и не забывал по случаю сделать ей комплимент. Иногда я даже дарил маме цветы, заимствованные с соседской клумбы. Маме было приятно, что ее сын растет настоящим джентльменом. Но чаще всего мамины уроки мужественности такими вот советами и лекциями о том, как правильно обращаться с девочками, не заканчивались. Затем в ход шли совсем другие методы воспитания…

Почему-то чем старше я становился, тем чаще мама говорила мне: «Ведешь себя как девчонка!» То ей не нравилось, что я смущался в присутствии незнакомых мне людей. То ей не нравилось, что я приходил домой побитым или заплаканным. То ее раздражало, что я сутулюсь и шаркаю ногами, когда иду по улице. Видимо, таким парадоксальным образом она хотела побудить меня вести себя увереннее, смелее, ответственнее, как, в общем, и полагается настоящему мужчине. Конечно, всякий раз, когда она называла меня девчонкой, мне становилось очень обидно. «Неужели я и правда веду себя как девчонка?» – вновь и вновь думал я, получая очередной упрек от мамы. Как мучительно больно было слышать такие слова и при этом понимать, что никто не может научить тебя быть мальчиком. Кто такой настоящий мальчик, для меня по-прежнему оставалось загадкой.

Еще больнее было слышать от мамы упрек в том, что я расту такой же «бабой», каким был мой отец. Мама часто отзывалась о папе плохо, считала его никудышным мужчиной, мало на что способным. «Как она вообще вышла за него замуж, если теперь так отзывается о нем?» – думал я. Иногда она говорила: «Ох, и за что мне такое наказание? Один был бабой, теперь второй растет таким же. Весь в своего отца!» В такие моменты мама не то что не помогала мне стать мужчиной, она даже мешала этому. Ведь мне приходилось думать, что раз мой отец был никудышным мужчиной, значит, и у меня ничего не выйдет, я так и останусь ни на что не годным полумальчиком…

Все было бы гораздо хуже, если бы не мой дедушка. Не будь у меня дедушки, я бы еще не скоро научился вести себя как мужчина. Дедушка никогда не говорил, что я веду себя как девчонка, и никогда не говорил, как должен себя вести мальчик. Он просто брал меня с собой на рыбалку, на дачу, в лес за грибами, в удивительные долгие походы за город, когда мы запасались бабушкиными пирожками и термосом горячего чая и уходили на весь день. Мы бродили в окрестностях города и болтали, болтали, болтали без умолку. Обычно дедушка рассказывал увлекательные и полные опасностей истории о своем трудном детстве, о том, как он был на войне и даже участвовал в испытаниях атомной бомбы! Я слушал рассказы о дедушкиных подвигах с замиранием сердца, восхищался его мужеством и мечтал вырасти таким же сильным и смелым. Попутно я внимательно наблюдал за дедушкой – за тем, как он идет, как разговаривает, как здоровается со своими знакомыми, как улыбается женщинам, как шутит, как бреется своей электробритвой утром перед выходом из дома. Наблюдая, я впитывал в себя каждый его жест. Дедушке не нужно было читать мне долгие лекции о том, что значит быть мужчиной. Он сам был мужчиной. Дедушка дал мне то, чего не могла дать мама, – образец мужского поведения.

Позже я учился быть мужчиной не только у дедушки, но и у своих сверстников и мальчишек постарше. Наблюдая за ними так же, как я наблюдал за дедушкой, я постигал премудрости мальчишеского поведения. Так я научился здороваться за руку по-мужски и еще многим полезным мальчишеским вещам.

А мама по-прежнему хотела во что бы то ни стало вырастить из меня настоящего мужчину и все говорила мне о том, каким должен быть мужчина, как он должен себя вести, что должен делать по дому… Многое из того, что она говорила, скажу честно, я стал пропускать мимо ушей. Зато я прикладывал двойные усилия для того, чтобы как можно скорее стать настоящим мальчиком, наблюдая за тем, как ведут себя другие мальчишки и мужчины. В итоге в чем-то с помощью мамы, в чем-то с помощью дедушки и моих друзей, а в чем-то самостоятельно мне удалось стать настоящим мальчиком, который затем превратился в мужчину. Правда, случилось это не за один день, не за одну неделю и даже не за один год. Прошло много лет, прежде чем я стал мужчиной. И за эти годы я сделал пять серьезных открытий.

Открытие первое. Любая мама хочет, чтобы из ее сына вырос настоящий мужчина. Поэтому иногда она начинает вести себя с ним излишне строго, обзывать и даже наказывать его. Иногда мама может говорить: «Перестань себя вести как девчонка! Будь мужчиной!» Но теперь я знаю, что она так говорит не для того чтобы обидеть меня, а потому что пытается таким способом пробудить во мне мужчину. Мама считает, что суровыми методами воспитания из мальчика лучше всего сделать настоящего мужчину. Конечно же, она ошибается и не понимает, что мне очень больно и обидно, когда она так себя ведет.

Открытие второе. Некоторые мамы очень боятся, что их мальчик вырастет похожим на своего папу. Что в этом страшного для мамы? Только представь себе: она плохо думает о твоем папе, помнит, как им приходилось раньше ругаться и как они обижали друг друга. Мама может считать папу не очень хорошим человеком, например, лентяем или лгуном. Вот поэтому она и боится, что ее сын может вырасти таким же человеком, каким был его папа, и будет напоминать ей о нелюбимом мужчине. Моя мама тоже этого боялась.

Открытие третье. Если мама боится, что из ее мальчика вырастет мужчина, похожий на его папу, она может попытаться помешать ему стать мужчиной. Не специально, конечно. Мамы иногда и сами не понимают, почему так поступают. Они начинают сравнивать сына с его отцом и находить в таком сравнении повод для упрека. Просто не все мамы понимают, что мальчика нельзя сравнивать с его папой, каким бы тот ни был, потому что ребенок – это не копия взрослого. Он – уникальный и неповторимый человек, в чем-то похожий на других людей (например, на своего папу), а в чем-то нисколечко не похожий.

Открытие четвертое. Как бы себя ни вела мама – помогает ли она тебе стать мужчиной или иногда мешает, ты все равно вырастешь настоящим мужчиной. Потому что обязательно научишься быть сильным, смелым, умным и самостоятельным. Даже не сомневайся в этом!

Открытие пятое. Всегда есть кто-то, с кого бы ты мог взять пример. Таким человеком может быть твой дедушка, мамин брат, твой крестный, взрослый друг семьи или твой лучший друг. Внимательно наблюдай за тем, как по-разному ведут себя разные мужчины и мальчики, и бери себе на заметку только то, что из их поведения действительно подходит тебе. Не пытайся копировать подряд все жесты и поступки других мужчин. Ведь ты хочешь стать хорошим мужчиной, а не абы каким. Поэтому учись отличать хорошие мужские поступки от плохих.

6

Как я (на)учился здороваться за руку

Первое, чему мне позарез необходимо было научиться, чтобы стать настоящим мальчиком, – так это здороваться за руку по-мужски, потому что когда мне кто-то из знакомых ребят протягивал руку в знак приветствия, я очень боялся, что отвечу ему как-то неправильно, по-глупому или по-девчоночьи. Чтобы не попасть впросак, я всячески пытался избежать подобных ситуаций.

Научить меня здороваться за руку по-мужски, как ты уже знаешь, было некому. Обычно этому учит своего сына отец, а в моем случае его как раз и не было. Ну а мама, разумеется, сама не умела здороваться по-мужски (она же девчонка, откуда ей знать такие вещи). Попросить друга, чтобы он меня научил правильно здороваться за руку, я не решался – что если он расскажет об этом остальным и все меня засмеют? Я не знал, что мне делать. Я пребывал в отчаянии! Однажды мама отправила меня в магазин. Я выглянул в окно и убедился, что во дворе никого из знакомых мальчишек нет, а значит, мне не придется ни с кем здороваться за руку. Быстренько спустился со своего второго этажа и направился в сторону магазина. На улице была зима. Все дороги покрылись тонкой коркой льда, и идти было очень скользко. Я уже почти дошел до магазина, как навстречу мне вышел пожилой человек. Он куда-то очень спешил и шел быстро-быстро. Я даже решил уступить ему дорогу, как вдруг он поскользнулся и упал прямо передо мной!

Я наклонился и протянул ему руку. Он крепко вцепился в мою ладонь, и я помог ему подняться на ноги. Отряхнув снег со своего пальто и поправив очки на носу, он внимательно осмотрел меня и сказал: «У вас, молодой человек, очень сильные руки. Если бы не вы, сам я уже вряд ли смог бы подняться на ноги после такого падения. Разрешите еще раз пожать вам руку». После этих слов он протянул мне руку и замер в ожидании. Я стоял перед ним, смущенный, гадая, как мне поступить. А моя рука сама собой подалась вперед, навстречу дедушке. И он крепко-крепко ее пожал. «Еще раз благодарю», – произнес он, выпустил мою руку и пошел дальше. А я продолжал стоять как вкопанный, пытаясь понять, все ли я правильно сделал и не выглядел ли смешным и глупым в глазах этого человека.

На следующий день мы с мальчишками решили сходить в парк покататься на санках. Около наших любимых горок мы увидели знакомых ребят. Мои друзья стали приветствовать всех, пожимая руки. Я не спешил следовать их примеру, по привычке надеясь снова увильнуть. Как вдруг услышал: «А он что не здоровается?!» Эти слова были сказаны в мой адрес. От них мне стало неловко и немного страшно. Но я сразу вспомнил слова того дедушки, которому я помог подняться: «У вас, молодой человек, сильные руки». Это придало мне уверенности в себе. Тогда я сделал шаг навстречу приятелям и, пытаясь не смотреть им в глаза, протянул руку. Каждый из них небрежно пожал ее, почти автоматически, легко и быстро. И тут я понял, что жать друг другу руки – вовсе не страшно. Это очень легко и совсем не так сложно, как я всегда думал. А потом мы почти до позднего вечера катались на санках, а когда прощались, я, не веря сам себе, одним из первых протянул руку приятелям, чтобы попрощаться с ними.

В результате я научился не только здороваться за руку, но и сделал еще несколько важных открытий по поводу того, как становятся мальчиками.

Открытие первое. Если ты не умеешь делать что-то, что должны уметь делать все мальчики и мужчины, это еще не означает, что ты не мальчик. Просто тебе нужно время, чтобы этому научиться. Каждый мальчик когда-то учился здороваться за руку, да и не только этому, а и прочим премудростям мужского поведения.

Открытие второе. Обычно мальчиков мальчишескому поведению и особенно тому, как надо здороваться за руку, учат папы. Но если у тебя папы нет, то тебя может научить кто-то другой – например, старший брат, дедушка или двоюродный дядя по маминой линии. Если же и таковых не имеется, то научат другие мальчишки. Просто наблюдай за ними, не бойся пробовать делать что-то сам, и ты обязательно научишься.

Открытие третье. Если ты будешь бояться что-то сделать неправильно или оказаться посмешищем, то тебе будет сложно научиться чему-то. Страх – плохой учитель. Важно суметь преодолеть свой страх и тогда у тебя все получится, если не с первого раза, то уж со второго или с третьего наверняка!

Открытие четвертое. Мальчишки (в отличие от пап, дедушек и двоюродных дядей по маминой линии) могут научить нас не только хорошим вещам, которые должен освоить настоящий мужчина. Некоторые приятели и даже друзья могут захотеть научить нас и другим вещам – не таким хорошим, а иногда даже и совсем не хорошим. В таком случае помни, что настоящий мужчина – это тот, кто сам решает, чему надо учиться у других, а чему не обязательно, а вовсе не тот, кто делает как все остальные.

7

Как я (на)учился не бояться смерти

Когда-то я размышлял о том, имеют ли мальчики право бояться смерти, или они должны быть как бесстрашные герои, которым все нипочем. Сам-то я хоть и не был трусом, но смерть, скажу честно, меня пугала. Сколько себя помню, я всегда боялся, что кто-нибудь где-нибудь умрет. Мне казалось, смерть преследует меня по пятам. У меня на глазах умирали животные, и это всегда ранило меня так сильно, что надолго выбивало из колеи.

Первой умерла бродячая собака, которая попала под машину. Тогда мне было, наверное, лет 7–8. Мы стояли с мамой на пешеходном переходе, как вдруг раздался ужасный визг. Это был визг собаки, угодившей под колеса проезжающего автомобиля. Она еще кое-как доползла до тротуара и свернулась в комок, продолжая громко скулить. Эти страшные звуки, которые издает умирающее существо, мне врезались в память надолго. Я и сейчас их слышу, когда рассказываю тебе эту историю. Мама стояла рядом со мной, крепко сжав мою руку. Ей было страшно и за меня, и за себя, и за эту несчастную собаку. Ее сердце, переполненное любовью и жалостью ко всему живому на земле (кроме пауков), в тот момент, наверное, разрывалось на части. Такой была моя самая первая встреча со смертью. Когда мы вернулись домой, я промолчал весь вечер, а ночью мне снились кошмары.

Потом умерла другая собака. На этот раз близкая и родная. Это был Кузя – пес, который жил у бабушки с дедушкой. Я его просто обожал. Мне рассказывали, что когда я только родился и большую часть времени проводил в кроватке или коляске, Кузя всегда лежал рядом на полу, будто охранял меня. Он любил меня, а я его. Не меньше, чем я, любили его и бабушка с дедушкой.

Сначала Кузя тяжело заболел. Это была очень странная болезнь, которой я не понимал. Мне казалось, что у Кузи часто болел живот, но взрослые притворялись, будто с ним все в порядке. Я видел, как бабушка запиралась с ним в ванной и делала ему какие-то процедуры, давала лекарства. И хотя его боли не проходили, я не думал, что он может вот так взять и умереть. Это было невозможно!

О том, что Кузя умер, мне сказали не сразу. Видимо, хотели до самого последнего момента держать меня в неведении… Если я сейчас закрою глаза и попытаюсь вспомнить место и время, когда узнал о его смерти, то отчетливо все увижу: мы с мамой на улице встречаем дедушку с бабушкой, у бабушки в руках какой-то коврик – скорее всего, тот, на котором спал Кузя, или тот, в который было завернуто его остывшее тельце. У всех взрослых подавленное настроение, а я спрашиваю, где Кузя.

Не могу вспомнить, что мне тогда ответили. Возможно, взрослые промолчали, а я все понял сам… Слезы подступили к глазам, и я начал рыдать. Мама повела меня домой, я еще долго плакал, не желая верить в то, что Кузя больше не будет выпрашивать у меня конфеты, лизать мой нос и бросаться навстречу, вырывая поводок из дедушкиных рук. Было больно вдвойне из-за того, что от меня скрыли смерть Кузи. Мне казалось это настоящим предательством.

Потом у меня были хомячки, попугайчики, любимые кошки, которые тоже умирали. И каждый раз я рыдал над их холодными безжизненными тельцами. Мама никогда не запрещала мне плакать, а садилась рядом со мной, гладила меня по голове и говорила слова утешения. Проплакав несколько дней, я успокаивался и лишь изредка с грустью вспоминал о потерянном маленьком друге.

Мама, утешая меня, даже не догадывалась, как сильно я боялся того, что вдруг умрет и она. Особенно много я думал об этом по ночам, когда в квартире выключался свет и мама засыпала в другой комнате. А я лежал у себя в кровати и прислушивался к ее дыханию. Когда я слышал, как она вздыхает, ворочается с боку на бок, посапывает, на душе становилось легко и спокойно – я знал, что мама жива. Но как только из ее комнаты переставали доноситься звуки, страх возвращался. При мысли о том, что мама, возможно, умерла, меня прошибал холодный пот. Признаюсь, я боялся не только того, что останусь без мамы. Не меньший ужас мне внушала мысль о том, что я должен буду провести всю ночь с мертвой мамой, а утром смотреть на ее мертвое тело.

Чтобы этого не допустить, я принимался искать любые доказательства того, что мама не умерла во сне: нужно было сделать так, чтобы она пошевелилась или что-нибудь сказала. И я не придумал ничего лучшего, чем спрашивать посреди ночи: «Мама, ты уже спишь?» Когда в ответ я слышал ворчание разбуженной мамы, мне сразу становилось легче. Но я готов был выслушать что угодно, лишь бы убедиться, что мама жива. За ночь я мог несколько раз спросить маму о том, спит ли она, пока сон не окутывал меня самого и я больше уже не в силах был думать о смерти.

Чуть позже я нашел еще один способ проверить, не умерла ли мама во сне. Это был мой старый трюк с больным животом, о котором я уже рассказывал. Вдруг посреди ночи я начинал ныть, что у меня болит живот, и жаловаться маме. Мама, конечно же, просыпалась, подходила ко мне, давала лекарство, садилась рядом, гладила мой лоб, говорила что-то приятное. Я же, получив доказательство того, что мама не умерла, забывал про живот и спокойно засыпал. Тогда я даже не думал о том, что мама обычно долго после этого не могла уснуть, переживая за мое самочувствие.

Я почему-то никогда не боялся того, что умру сам, но боялся, что умрут близкие мне люди. Ночуя у бабушки с дедушкой, я тоже пристально вслушивался по ночам в их дыхание. Перспектива проснуться рядом с мертвой бабушкой или с мертвым дедушкой меня настолько пугала, что я готов был всю ночь караулить, не перестали ли они дышать.

Со временем я стал меньше тревожиться о том, что кто-нибудь из моих родных может ночью умереть. Я взрослел и понимал, что никто просто так во сне не умирает, и ни моя мама, ни мои бабушка с дедушкой в ближайшее время умирать не собираются. К счастью, они живы-здоровы до сих пор. Однако даже сейчас, в свои 25 лет, я начинаю беспокоиться, если кто-то из них надолго уходит из дома, или если я сам куда-нибудь уезжаю. Иной раз меня неожиданно охватывает волнение, что с ними может случиться что-то нехорошее, пока я буду от них далеко.

По ночам же я давно научился спать спокойно и не думать о чьей-либо смерти. Зато стал чаще думать об этом днем. И наверное, я тебя разочарую, но я так и не научился совсем не бояться смерти. Иногда мне кажется, что это и вовсе невозможно. Даже если мы не боимся, что умрем сами, нам всегда страшно, что может умереть кто-нибудь из дорогих нам людей. Но чем больше я думал о смерти, тем лучше стал понимать, что такое смерть и как люди к ней относятся. И еще, размышляя о смерти, я сделал несколько новых важных открытий.

Открытие первое. Все живое на земле когда-нибудь умирает, и это не плохо и не хорошо. Просто так должно быть. Таков закон природы, от которого нам никуда не деться. Конечно, всегда страшно знать, что когда-нибудь я или мои близкие умрут, но в страхе смерти тоже нет ничего плохого. Каждый – ребенок или взрослый – имеет право на такой страх. И если я боюсь смерти, это вовсе не означает, что я недостаточно мужественный. Поверь, герой – не тот, кто не боится смерти. Герой – тот, кто не позволяет страху смерти взять над собой верх. А еще герой тот, кто заботится о своих близких из страха, что с ними может что-нибудь случиться. Правда, мои «геройские подвиги», вроде ночных вопросов к маме и притворных жалоб на больной живот, лучше не повторять.

Открытие второе. Многие дети (да и взрослые, что скрывать) боятся того, что умрут любимые и дорогие им люди. Мы боимся потерять маму, бабушку с дедушкой, брата или сестренку. Мы боимся остаться одни и боимся, что некому будет о нас позаботиться. А наши мамы, бабушки и дедушки, братики и сестренки могут так же сильно бояться, что умрем мы сами и оставим их одних. Особенно сильно боятся мамы, что какая-нибудь неприятность случится с их детьми и что их дети умрут. Это такой сильный страх, что некоторые мамы просто не дают своим детям прохода, опекая их на каждом шагу. Если твоя мама так поступает, знай, что она боится потерять тебя. Боится так сильно, как когда-то я по ночам боялся, что умрет моя мама.

Открытие третье. Детям смерть всегда кажется чем-то очень страшным и представляется в виде скелета с косой, черной руки, ходячего трупа или какого-нибудь зомби. Я боялся, что моя мама умрет во сне, не только потому, что не хотел ее потерять, но и потому, что мысль оказаться в одной квартире с трупом меня приводила в настоящий ужас. Но когда ты взрослеешь, то понимаешь, что умершие люди – это самые безобидные люди. Они не смогут причинить тебе никакого вреда. Мертвый человек – как ракушка, которую покинула улитка. Без улитки ракушка неподвижна, со временем она разрушается и превращается в пыль. Так и с умершим человеком, которого покинула жизнь, – его тело разрушается и превращается в пыль. Но память о том, каким он был, остается с нами навсегда.

Открытие четвертое. Когда мы теряем кого-то из близких людей или животных – кошек, собак, канареек или хомячков, нет ничего предосудительного в том, чтобы заплакать. Потому что это всегда больно. И вовсе не надо думать о том, будто плакать – это не по-мужски. Даже настоящие мужчины плачут, когда умирает кто-то из дорогих им людей. Плачут даже герои. Потому что слезы помогают нам выплеснуть наружу накопившиеся внутри нас боль, страх и другие неприятные переживания. Правда, к сожалению, есть мамы, которые не позволяют своим детям плакать, даже если у них случилось горе. Таким мамам может казаться сущим пустяком смерть рыбки в аквариуме, за которой ты ухаживал, или дворовой собаки, с которой ты любил играть на улице. Такие мамы даже могут обещать купить нового друга, лишь бы их ребенок перестал плакать и расстраиваться. Просто они не понимают, как сильно дети привязываются к своим животным и как им грустно, когда те умирают.

Открытие пятое. Иногда взрослые могут скрывать от детей, что кто-то умирает или умер. Детям кажется это предательством, ведь они имеют право знать, что потеряли близкого человека или четвероногого друга. Но у взрослых свои идеи на этот счет. По наивности они считают, будто сумеют оградить нас от боли и психологической травмы, не сказав о смерти. Ведь они не знают, что мы часто сами догадываемся о том, что происходит, и чувствуем печаль и тревогу. Если они так поступают, остается их только простить. Просто некоторые взрослые боятся смерти гораздо сильнее, чем мы, их дети.

8

Как я (на)учился не бояться школьных отметок

Здесь мне рассказывать тебе особо и не о чем, потому что школьных отметок я не боялся никогда. Наверное, я научился этому еще до того, как пошел в школу. И главная заслуга в этом принадлежит моей маме, благодаря которой я с первого класса понимал, что не в оценках счастье. Ведь посуди сам – если все время беспокоиться о своих оценках, то совсем не остается сил для того, чтобы учиться и узнавать что-то новое и интересное. Но только не подумай, будто я призываю тебя наплевать на школьные отметки. Я вовсе не это имею в виду. Ну ладно. Видимо, стоит рассказать о том, почему я не боялся оценок, поподробнее. Иначе ты точно решишь, будто я был равнодушен к школьным успехам, хотя это далеко не так.

Начну с того, что похвастаюсь грамотой, которую мне вручили во втором классе за высокие достижения в учебе. Я закончил учебный год без единой четверки, не говоря уже о тройках и двойках. В общем, я был круглым пятерочником. Сейчас ты, наверное, скажешь: «Ну, еще бы ему не бояться оценок, если у него одни пятерки были. Кто же боится пятерок?!» Ты прав, пятерок не боится никто. Разве что отъявленные двоечники, которые привыкли к своим двойкам и даже гордятся ими. Для них получить пятерку – это все равно что превратиться в «ботана» и подвергнуть большому риску свой имидж отпетого хулигана и бездаря. Но это редкий случай. А в основном, конечно, пятерок не боятся. Зато многие боятся двоек и троек, а некоторые даже четверок!

Один мой одноклассник так боялся своих низких оценок, что однажды спустил классный журнал в школьный туалет. Он, видимо, думал, что его оценки уплывут от него по канализационной трубе, которая сливается в канаву, а канава впадает в реку, а река впадает в море… Хотя нет, о том, что река впадает в море, он знать не мог, ведь у него по географии были одни двойки! Уже на следующий день его поступок обсуждала вся школа. Бедняге вынесли строгий выговор и оставили на второй год в восьмом классе. А все его оценки приплыли к нему обратно, ведь каждый учитель отмечал оценки не только в классном журнале, но еще и у себя в записной книжке. Поэтому их легко было восстановить.

Но вернемся к рассказу обо мне. Так вот, если ты думаешь, будто я всегда оставался круглым отличником, то спешу тебя расстроить (а может, и обрадовать). Потому что уже следующий год я закончил с половиной четверок, а еще в следующем умудрился нахватать несколько троек. Ну а дальше пошло-поехало… Ни один учебный год мне не удавалось окончить без парочки троек. К девятому классу я перебивался с троек на четверки, получая пятерки лишь по своим любимым предметам, в числе которых были английский язык, история, геометрия (но не алгебра) и рисование.

А в одиннадцатом классе – ты не поверишь – я схлопотал первую в своей жизни двойку за четверть по химии! В химии я был дуб-дубом, ничего не понимал. Так как в душе я был поэтом и романтиком, меня абсолютно не привлекали строгие химические формулы и замысловатые молекулярные соединения. Даже таблицу Менделеева я толком не мог выучить. Так что двойка эта была вполне заслуженной. Но маме о ней я не сказал, потому что мне было очень стыдно и я не хотел ее расстраивать. Это был первый раз, когда я скрыл от мамы свою оценку. До этого я не прятал дневник и не обманывал маму, даже если получал двойки. И знаешь почему? Потому что мама никогда не ругала и тем более не наказывала меня за плохие оценки. У меня не было ни единого повода бояться, а значит, и скрывать от мамы свои школьные неудачи.

«Наверное, его маме было все равно, как учился ее сын!» – можешь подумать ты, но здесь ошибешься. Мама очень хотела мной гордиться и радовалась моим успехам и высоким оценкам. Но она всегда говорила мне: «Оценки – это твое личное дело. Ты должен сам понимать, за что их получаешь. И если тебе поставили двойку – значит, ты ее заслужил. Это твоя двойка, а не моя, так что пусть тебе и будет стыдно, а не мне». Поэтому я всегда знал, что какую бы отметку ни получил, сам несу за нее ответственность, и когда учитель объявлял мою оценку, я мысленно ему отвечал.

– Садись, Самгин, два по литературе.

– Эх, Ангелина Васильевна, сам виноват, забыл выучить стихотворение.

* * *

– Садись, Самгин, пять по геометрии.

– Софья Олеговна, да мне решить теорему Пифагора – раз плюнуть!

* * *

– Садись, Самгин, три по географии.

– Ну да, согласен, Николай Петрович, что-то я сегодня запутался в глобусе….

* * *

– Садись, Самгин, два по физике.

– Не до вашей физики вчера было, Валентин Карлович, уж простите.

* * *

– Садись, Самгин, пять по английскому.

– Сэнкью вери матч, Елена Игоревна. Ай лайк инглиш!»

Я никогда не ругался на учителей и не проклинал их, как это делали некоторые мои одноклассники. К примеру, один из них, получив двойку или тройку, покрывался красными пятнами, швырял на пол свои учебники и тетради и пулей вылетал из класса, громко хлопнув дверью прямо посреди урока. Я же никогда не впадал в истерику из-за двойки или тройки. Конечно, низкие оценки меня расстраивали, особенно если я их получал по предметам, которые мне нравились. И тогда я понимал, какие мне необходимо приложить усилия, чтобы наверстать упущенное и исправить положение.

Мама полностью доверяла мне в учебе и, как я уже говорил, никогда не проверяла мой дневник. Интересуясь оценками, она радовалась, если я приносил из школы пятерки, и огорчалась, если это были тройки и двойки. Но ни одна двойка не могла нас с ней поссорить или стать поводом для скандала. Мама рассказывала, как бабушка сильно наказывала ее саму в детстве за плохие оценки. Поэтому она решила никогда не наказывать своего ребенка за двойки. Так бывает: если родителей в детстве сильно наказывают их мама с папой, они мечтают стать лучшими родителями для своих детей и стараются не наказывать их за пустяки. Ведь они на себе испытали, каково это – получить ремнем или выстоять полдня в углу из-за какой-то двойки! Правда, бывает и наоборот – мамы, которых в детстве наказывали их мамы, продолжают наказывать и собственных детей. Видимо, эти мамы привыкли к суровым наказаниям и попросту не умеют решать проблемы по-другому. Если задуматься, то таких мам становится очень жалко, потому что они сами страдали в детстве. Какой бы ни была твоя мама, может быть, тебе пригодятся те открытия, которые я совершил, учась в школе.

Открытие первое. Не бояться оценок – еще вовсе не значит, что можно на них «свысока плевать» (так любит выражаться мой дедушка) или не придавать им никакого значения. Тот, кто не боится школьных отметок, понимает, что только от него зависит, будут ли они хорошими или плохими.

Открытие второе. Есть мамы, которые любят детей больше, чем их школьные отметки. Мне повезло – моя мама была такой. Но есть мамы, которые, несмотря на то что очень любят своих детей, все равно трепетно относятся к их оценкам. Стоит мальчику получить двойку или тройку, как его мама начинает ругаться, кричать или и того хуже – сурово наказывать.

Открытие третье. Если твоя мама ругает тебя за плохие оценки и поэтому ты боишься приносить их домой, это еще не значит, что она тебя разлюбила за двойку и больше ты ей не сын. Ведь мамы любят своих детей не за школьные отметки. Просто некоторые мамы очень расстраиваются неудачам своих детей и принимают их оценки на собственный счет. Такая мама может думать, что если ее сын плохо учится, то и она плохая мама, раз не сумела его заставить учиться хорошо. А какой маме хочется быть плохой? Никакой! Вот поэтому она и пытается наказаниями за двойки и тройки повлиять на тебя.

Открытие четвертое. Некоторые мамы считают, что если поругают или накажут сына за плохую отметку, то это заставит его прилагать больше усилий в учебе. Но ты-то знаешь, что в таком случае станешь учиться не потому, что тебе это интересно, а только ради высоких отметок и чтобы избежать наказания. И тут уже становятся неинтересны новые знания и школьные предметы, потому что ты не можешь думать ни о чем другом, кроме как о своих оценках и маминых наказаниях.

Открытие пятое. Конечно, исправить такую маму очень сложно, куда легче исправить свои оценки. И если она продолжает ругать тебя за плохие оценки, приходится выбирать: или приложить усилия и исправить их даже по тем предметам, которые тебе не нравятся, или смириться с маминой руганью. В любом случае важно решить для самого себя: ради чего я учусь? Хочу ли я стать умнее, сообразительнее, эрудированнее или хочу просто угодить маме? Я тебе скажу так (только не говори об этом своей маме) – никогда не учись ради мамы или бабушки. Знания, которые мы получаем в школе, пригодятся потом только нам, а не нашим мамам и бабушкам. Поверь, когда-нибудь они обязательно пригодятся!

9

Как я (на)учился любить животных

Когда я был совсем маленьким, я, как и все мальчишки, жутко интересовался всякими муравьями, червяками, жуками, кузнечиками и бабочками. Особенно интересно было наблюдать за тем, как муравьи тонут в лужице из слюны, а кузнечики вспыхивают под увеличительным стеклом на солнце. Вместе с друзьями мы ловили бабочек, подрывали улиток, четвертовали дождевых червей, отрывали мухам крылья и запускали их в подводное плавание в батискафах, сделанных из спичечных коробков.

Одним словом, я был очень любопытным и жестоким мальчиком. Уж не знаю, какое удовольствие мы с друзьями находили в подобных занятиях, но почему-то делали это вновь и вновь. Хотя, по правде говоря, какое удовольствие может найти нормальный мальчик в том, чтобы причинять боль и убивать ни в чем не повинных насекомых? А так как я был более-менее нормальным мальчиком, вскоре я с этим делом завязал. И вот как это случилось.

Однажды, когда мы с мальчишками поймали во дворе очередную гусеницу и собрались было скормить ее муравьям, бросив в муравейник, в окно выглянула моя мама.

– Что вы там делаете? – спросила она.

– Мы… э-э-э… мы хотим покормить муравьев, – ответил я.

– Очень похвально! – сказала мама. – А что будет у муравьев сегодня на обед?

– Ну как что? То, что муравьи любят больше всего! – попытался увильнуть от прямого ответа я.

– А что они любят больше всего? – не успокаивалась мама. Мои друзья стояли рядом со мной, опустив головы, и молчали. Видно, выкручиваться придется мне одному. Зная, что мама просто так от нас не отстанет, я решил сказать ей правду.