Хозяин Чёрной башни

– Я удивлена, что леди Мэри позволила ввести подобных людей в свой дом.

– Леди Мэри уж очень потворствует своему братцу. Уверен, что парню требуется твердая рука. И я не сомневаюсь, что она у него будет, поскольку Гэвин войдет в семью.

Я танцевала не сбиваясь с ритма, хотя мистера Дункана нельзя было признать самым легким в мире партнером. Но тут пропустила следующий такт.

– Вы думаете...

– О, конечно. Вы видели брошь? Так заведено у Гамильтонов – жди оглашения помолвки.

– Я видела брошь. Но я не знала, что она означает.

Польщенный моим неподдельным интересом, мистер Дункан принялся выделывать самые замысловатые па.

– Вы немного бледны, – сказал он, закончив танец. – Может быть, вам лучше ненадолго выйти на воздух?

– Да. Пожалуй.

Снаружи воздух был холодным, однако после спертой атмосферы бального зала он подействовал на меня освежающе. Я обхватила плечи руками.

– Расскажите мне подробнее о той броши, которая на леди Мэри, – попросила я.

– Ах да, брошь. Это настоящая шотландская брошь, понимаете; ее носил предводитель Данноха. Однажды юный жених отдал ее своей обрученной невесте, словно это была какая-то женская безделушка, а не знак воина. С тех пор это стало традицией: Гамильтон при обручении дарит ее своей невесте. Гэвин получил ее от матери. Он был любимым сыном, хотя и не старшим; ну а Алан никогда не заботился о старинных обычаях.

– Я понимаю.

– Я рад, что парень задумался о женитьбе, – задумчиво продолжал пожилой шотландец. – Он все эти годы жил один – одиноко, разогнал всех друзей, которые могли и должны были бы ему помочь. Но они все гордецы, Гамильтоны, такая уж судьба.

Ледяной ветер развевал голые ветви ив. Мои обнаженные руки покрылись гусиной кожей, но я об этом не думала. Я постаралась, чтобы мой голос прозвучал как можно более обыденно. Я сказала:

– Нет сомнения, что потеря жены стала для него ужасным ударом.

– Может быть, и так. – Голос мистера Дункана был хриплым. – Может быть, и ударом. Скрытое благословение – вот как я это называю.

– Что вы хотите сказать?

– Этот брак был обречен с самого начала. Он женился на ней тайно, против воли своей семьи. Она была дочерью актера, и репутация у нее была не слишком... довольно сомнительная, в общем. Но она была хорошенькой, и он – ну что, он был совсем не плох, да еще и наследник Данноха – после Алана. Никто не ожидал, что Алан женится – он был слабого сложения, застенчивый – вот какой он был.

– Вы, наверное, познакомились с ней после того, как он привез жену в Блэктауэр?

– Не пришлось. Хотя о мертвых – либо хорошо, либо ничего, – медленно ответил мистер Дункан. – Но... я знал Гэвина с тех пор, как он был еще ребенком. Я видел, как он изменился – из парня, который любил посмеяться и от которого дурного слова никто не слышал – ни человек, ни животное, – а как он обращался с лошадьми! – он превратился в такого, как сейчас. Это превращение не иначе как колдовство. И именно она изменила его. Но вы знаете его только таким, каков он теперь. Вы не поймете.

Но я понимала. Нескольких простых слов было достаточно, чтобы представить себе всю картину – столь живую, что я почти могла ее видеть. Мы помолчали. Мистер Дункан уже сожалел о своих опрометчивых словах, а я – я видела призрак, он сверкал на фойе ночного мрака – темноглазый, смеющийся мальчишка, с нежными руками и чистым, необезображенным лицом.

Когда между мной и мистером Дунканом легла тень, мы оба вздрогнули. В дверях стоял Гэвин. Если он и слышал, о чем мы говорили, то не подал виду.

– Эйлин готова ехать, Дункан, – мягко произнес он. – Она попросила меня найти тебя.

Мистер Дункан после нескольких исключительно формальных слов прощания поспешно удалился. Я осталась стоять, опершись на балюстраду. Гэвин присоединился ко мне. Он что-то держал в руке; теперь он развернул это и набросил мне на плечи. Это была моя шаль.

– Благодарю вас, – произнесла я. – Вы хотите ехать теперь же?

– Нет, когда вы будете готовы. Но у нас могут возникнуть проблемы с тем, чтобы вытащить отсюда кузена Рэндэлла и прервать его страстную погоню за удовольствиями. Когда я в последний раз видел его, он был в столовой и насыщался под завязку.

Его голос бы все тем же – хриплым, насмешливым.

– Итак, – сказал Гэвин, нарушая молчание, – завтра вы уезжаете. Каковы ваши планы?

– У меня нет планов.

Его лицо скрывалось в тени, и потому я не могла ясно его видеть, но я думаю, что его брови поднялись в знакомой, полной издевки гримасе.

– Планы есть у кузена Рэндэлла – их хватит на двоих.

– Он может держать их при себе, – коротко ответила я, плотнее запахивая шаль и намереваясь войти в дом.

Рука Гэвина остановила меня.

– Правильно ли я понял, что вы не изменили своего первоначального отношения к Рэндэллу. Уж если вы вызвали его сюда в качестве избавителя, вы, как минимум, должны чувствовать себя обязанной ему.

– Я ничем ему не обязана. Вы это знаете.

– Да, я знаю. Но это лишь прибавляет романтики его галантному жесту. Не долг, но любовь привела его через горы – к вам.

У меня больше не было желания удерживать в душе сентиментальные воспоминания о юности Гэвина. Мне захотелось дать ему пощечину. Я составила в уме весьма остроумный ответ и уже была готова высказать его, но, к моему ужасу, мой язык помимо моей воли произнес слова, говорить которые я вовсе не собиралась.

– Почему вы говорите мне все это? – прошептала я.

– Я не знаю. Полагаю, потому, что я всего лишь человек. Нет, Дамарис, не будем углубляться в эту тему. Я хотел лишь узнать, есть ли у вас хоть какая-то альтернатива Рэндэллу и желаете ли вы, чтобы у вас появилась такая альтернатива. Не... не беспокойтесь. Мы с вами поговорим об этом завтра утром, до того, как вы уедете.

– Но почему не сегодня?

– У меня есть на то причины, которые я нахожу необходимыми и достаточными, – вежливо ответил он.

Это было уже слишком. Я почувствовала, что теряю самообладание.

– У вас есть причины – у вас, – и так всегда. Вы когда-нибудь думали о ком-то, кроме себя самого? Неужели другие люди – лишь предметы, пешки, которые можно передвигать, согласно вашим капризам?

Он обернулся, протянув ко мне руку:

– Дамарис, пожалуйста... не надо...

– “Пожалуйста, не надо”! – Я беспощадно передразнила его. – Почему бы вам не продолжить, не сказать, что вы на самом деле думаете? Во всяком случае, я скажу. Вы кое-что для меня приготовили? Вы не лучше Рэндэлла – переставляете меня, словно предмет мебели, или лошадь, или... я ненавижу вас обоих! О господи, если бы я только была мужчиной и могла... могла...

– Этого желания, моя дорогая, я разделить не могу, – произнес Гэвин, и я неожиданно поняла, что за дрожь искажала его голос. Он смеялся.

И тут я расплакалась, но это были слезы ярости, и, когда Гэвин заключил меня в объятия, я попыталась его укусить. Он закрыл мой рот своими губами – от этого поцелуя потекла кровь; он ухватил мои руки, которыми я размахивала, молотя его куда попало, и сложил их у меня на груди. И даже тогда, когда я билась в ярости, и боролась, и корчилась от боли, какая-то потаённая, бесстыдная часть меня наслаждалась этой борьбой и тем, как он покорил меня, подчиняя себе мое тело и мою волю.

Когда он наконец поднял голову, я лежала у него на груди, измученная и дрожащая, и, когда мое шумное, причиняющее боль дыхание успокоилось, я смогла услышать, как он несвязно шепчет мне в волосы:

– Ты хотела бы быть мужчиной, правда? Это была бы утрата – ужасная утрата. Ты позволяла кузену Рэндэллу целовать тебя так? Надеюсь, нет. Это бесстыдство – так себя вести, Дама-рис... Дамарис?

И я ответила, но не на словах. Несколько мгновений наша беседа была слишком хаотична, чтобы о ней можно было рассказать.

Наконец я высвободилась и, переводя дух, спросила:

– Теперь вы убеждены, что вам нечего беспокоиться о Рэндэлле?

– Должен бы. – Он мягко рассмеялся. – Но мужчины, Дамарис, – это неразумные животные. Стоит мне подумать о том, что ты с Рэндэллом завтра окажешься вдвоем в карете – о небо, я готов собственными руками привязать этого парня к лошади.

Ветер становился все холоднее, я чувствовала это, несмотря на защищающий круг его горячих объятий.

– В карете, – нерешительно повторила я. – Но... вы же не собираетесь отослать меня... только не завтра...

– Ты должна ехать. Именно завтра. – Его губы коснулись моих – легко словно ветер.

Холод охватил меня – он был не только в воздухе, он пронзил меня изнутри. Я попыталась оттолкнуть его.

– В таком случае... вы просто со мной играете. Вы собираетесь жениться на ней.

Он оказывал сопротивление моим попыткам вырваться. Но при этих словах его объятия ослабли.

– Жениться... на ней? О боже, Дамарис, что ты говоришь?

– Я это знала, – произнесла я, глядя ему в лицо, на котором ясно читалось отвращение. – Знала, что между вами что-то было. Что за власть у нее над вами, Гэвин? Почему вы отдали ей брошь?

Луна спряталась за темными верхушками деревьев. Было холодно и одиноко; мертвый, посеребренный мир. На его лице пятнами проступила бледность. Я следила за игрой чувств на этом лице и видела, как наконец оно исказилось в мучительной и бесплодной усмешке.

Его руки упали с моих плеч, и он со стоном отвернулся.

– Дамарис, я дал ей брошь, но ты не должна задавать вопросов.

– Это из-за вашей жены?

– Моя жена, – тусклым голосом повторил он. – Ты тоже так думаешь, Дамарис? Что я убил ее?

– Нет, нет! Вы не могли такого сделать.

– Но если сделал? – Его голос был очень спокойным. – Что ты чувствуешь ко мне теперь?

– Не имеет значения, что вы делаете, – сказала я, зная, что говорю абсолютную правду, – или что вы сделали. Я буду любить вас до того дня, как сойду в могилу.

Он глотнул воздуха, перевел дух.

– В таком случае верь мне – хотя бы немного. Это долго не протянется, клянусь; и тогда...

Он остановился, глядя куда-то мимо меня – туда, где темнели сосны. Ночь больше не была прекрасна. Завеса облаков скрыла луну, ветер стал пронзительно-холодным. Я дрожала, даже укутавшись в шаль. А потом я увидела то, что уже видел Гэвин: тень, которая медленно надвигалась на нас из черной тени сосен.

Гэвин перепрыгнул через низкую балюстраду и бросился к спотыкающейся фигуре. Фигура тоже прибавила ходу, и, когда луна наконец вышла из-за облаков, я увидела пошатывающегося Иана, хозяйского грума.

Я подняла юбки и побежала по ступенькам к дальнему концу террасы. Когда я добралась до них, Иан в изнеможении повалился на землю. Гэвин склонился рядом с ним, поддерживая его за плечо. Широкая грудь Иана вздымалась, словно у загнанной лошади. Вдоль его лица с одной стороны была видна длинная темная полоса, похожая на шрам. Я вгляделась и убедилась, что то была засохшая кровь.

Когда я подошла, глаза грума были закрыты, но когда я упала рядом с ним на колени, он с усилием открыл их и схватился за руку, которая его поддерживала.

– Мисс Аннабель, – выдохнул он, с трудом переводя дыхание. – Они... забрали ее!

Глава 11

Я достала платок и вытерла лицо Иана. Пот тек по нему ручьями, несмотря на пронзительный холод ночи.

– Кто забрал ее? – спросила я.

– Тот, кого они называют... сэр Эндрю. Мерзавец... выпустил лошадей. Дональд... был подкуплен.

– Но... – Я попыталась собрать разбегающиеся мысли. – Но сэр Эндрю здесь.

– Вы давно его видели? – Гэвин заговорил в первый раз за все время. Его голос был спокоен, но его лицо заставило меня отшатнуться. – Нет, я думаю, что он уехал сразу же после первого танца. Иан, парень, я должен узнать немного больше. Дыши глубоко, как только можешь. Мисс Аннабель уехала с ним по своей воле? Но как? Мы забрали карету, а она...

Иан вцепился в его рукав:

– Она ходит, хозяин. Он усадил ее на лошадь, и они ускакали.

И тут я вспомнила все, и эти воспоминания наполнили меня стыдом и сожалениями.

– О, Гэвин, она пыталась ходить! Она тренировалась долгие недели. И я знала и не сказала вам!

Он бросил на меня холодный взгляд:

– Сейчас на это нет времени. Итак, она может ходить. Но думаю, что это путешествие, верхом на лошади, будет для нее трудным. Как давно это случилось, Иан?

– Не могу сказать точно, сколько прошло времени. Там был еще один человек, незнакомый – он сбил меня с ног, когда я начал драться с сэром Эндрю. Я немного полежал, а потом прибежал сюда.

– Примерно час, – пробормотал Гэвин, – или два. Но они должны ехать медленно. Может быть, у нас еще есть время... Позаботься о нем, Дамарис.

И он исчез, чтобы вихрем ворваться в дом с парадного входа. Иан последовал за хозяином, я – за ним; мы вбежали на террасу вовремя чтобы увидеть, что там происходит. Широкий луч света струился сквозь открытую дверь, где стояла леди Мэри, прощаясь со своими уезжающими гостями. У ступеней стоял старомодный экипаж, в его окне виднелось лицо миссис Дункан. Ее муж уже поставил ногу в стремя своей лошади.

Гэвин бесцеремонно отодвинул его в сторону. В один миг он вскочил в седло мистера Дункана и пришпорил лошадь – так, что та встала на дыбы. И вот уже он галопом мчится по дороге в Блэктауэр.

– О, мистер Дункан, вы должны помочь! – кинулась я к нему. – Мисс Аннабель бежала с сэром Эндрю. Мистер Гамильтон помчался за ними вдогонку.

И тут я увидела, из какого материала сделаны настоящие шотландцы. Мистер Дункан – полный, в возрасте, страдающий одышкой – без единого слова повернулся и бросился к конюшне, расположенной позади дома.

Леди Мэри стояла в дверях словно статуя. Затем снизошла ко мне по ступеням, двигаясь с медленной грацией.

– Я правильно расслышала? – спросила она. – Что натворил мой брат?

– Он похитил мисс Аннабель, – сказала я. – Поступок, достойный настоящего джентльмена – особенно в отношении близкого соседа.

– Должно быть, это какая-то ошибка. Грум лжет.