Как можно видеть даже из этого, достаточно сжатого перечня исторических событий, за триста лет, непосредственно предшествующих глобальному возвышению Британской империи после Великой Французской революции и наполеоновских войн, Англия вовсе не являлась «главным игроком» на мировой сцене, пытаясь любой ценой выжить «между гигантами», что в ту эпоху было невозможно без максимального доступа к морской торговле, а следовательно – без создания мощного военного флота и захвата опорных баз для него по всему миру. Чем Англия, как государство, смогла заняться только в первой половине XVII века, то есть с опозданием практически на 100 лет по сравнению с Испанией и Португалией, и на 50 лет – по сравнению с Францией, практически одновременно с только что получившей независимость Голландией, но уступая этой своей сначала союзнице, а затем – и сопернице весь XVII век, что стало одной из причин как Английской революции, так и воцарения Вильгельма Оранского. Воцарения, после которого и началось возвышение Англии: сначала медленное, а затем, после начала Великой Французской революции, всё более быстрое и неудержимое.
В чём причины такой исторической динамики? Прежде всего – в «переформатировании» мирового пространства после открытия Нового Света. Если до того ось мировой экономики и торговли, как отмечал еще Фернан Бродель, проходила через Восточное Средиземноморье, за обладание которым в Средние века велась нескончаемая война (Византия, исламский мир, крестовые походы и т. д., вплоть до падения Константинополя в 1453 году и создания Османской империи), то после плавания Колумба эта ось начала смещаться в Атлантику, за Гибралтаровы столпы. И недавние гегемоны христианского мира, торговые города-республики Северной Италии, накопившие гигантские финансовые и организационные ресурсы, в этой новой реальности столкнулись с тем, что, образно говоря, земля ушла у них из-под ног. Тем более, что в 1494 году был заключен освященный папой Римским Тордесильясский договор, согласно которому все новооткрытые земли делились между Испанией и Португалией, а все остальные страны будущей Европы оказывались отрезанными от этих источников богатства. Что вызвало к жизни сначала Итальянские войны 1494–1559 годов, а затем – и Реформацию. Финансистам Венеции, Генуи, Флоренции и других городов Северной Италии, которая стала ареной боевых действий, было необходимо найти другую оперативно-политическую базу с прямым выходом в Атлантику. По ряду причин такой базой не стала Франция (хотя франко-венецианский союз одержал победу в «калейдоскопической» войне Камбрейской лиги 1508–1516 годов, когда союзники и враги менялись местами ежегодно, а порой – и ежемесячно). Но итальянские капиталы, которые подвергались растущему давлению со стороны испанской короны, всё активнее работали в этом направлении. Причем их усилия не концентрировались на каком-то одном участке, а носили системный характер. Американский мыслитель Линдон Ларуш и исследователи его круга называют эти усилия «венецианским вирусом», отмечая особую идеологию «неоаристотелизма», приспособленную к новым историческим условиям. «Труды Аристотеля… представляют собой сквозную апологию олигархической модели общества. Это более всего проявилось в его книге «Политика». Целью политики, по Аристотелю, являются сохранение неравенства. Государство должно выполнять и сохранять этот принцип. Отношения «хозяин-раб» Аристотель считает «естественным», «природным». «Необходимо подчинение одних другим… Одни от рождения созданы править, другие – повиноваться… Одни по природе своей свободны, другие – рабы… Аристотель именно потому стал популярен в Венеции, что это было рабовладельческое общество, построенное по олигархическому принципу. Христианство эпохи Возрождения было антитезой «звериной» концепции олигархизма. Идея Человека, отрицающая рабство и ростовщичество, ставила под вопрос само существование венецианской олигархии, и та ответила с холодной твердостью зла», – пишет, например, Джеральд Роуз в работе «Захват власти в Англии Венецией». В данной трактовке содержится немалая доля истины, хотя «Венеция» здесь – скорее, метафора, символ северо-итальянской культурно-экономической модели позднего Средневековья и Возрождения.
Но, наверное, стоит заметить, что «неоаристотелевская» апология человеческого неравенства нашла самую благодарную почву именно в Англии, а не где-либо еще. Именно Англия стала «родиной» расизма, не только биологического, но и социального. И причиной тому стал особый исторический характер формирования английской военно-политической элиты, а также особый статус её, по сравнению с аналогичными элитами государств континентальной Европы, заданный, прежде всего, тем, что Британские острова долгие века были крайней периферией известного мира и постоянным объектом для внешних вторжений: начиная от заселения кельтами (700 г. до н. э.), вытеснившими ранее прибывшие сюда докельтские (видимо, родственные баскам Иберии) племена, среди которых наиболее известны пикты (самоназвание «prit-tan», от которого мог произойти топоним «Британия»), а также ирландские круитни (самоназвание, восходящее к праформе «kriteni»). Затем было романское завоевание I в. до н. э., начатое Юлием Цезарем, вторжение германских племен англов, саксов и ютов V в. н. э., многочисленные набеги викингов, включая датское завоевание IX в., и, наконец, норманнское вторжение XI в., которое заодно закрепило власть папы Римского над английской церковью после Великого Раскола 1054 года.
Поэтому английская аристократия формировалась как «аристократия захватчиков», отношение которой к любому подвластному ей населению было ничуть не лучше, чем, скажем, отношение немецких рыцарей к прибалтам и славянам, но которая жизненно нуждалась в установлении и с ним, и со своими предшественниками некоего «статус-кво» для защиты от возможных новых вторжений с материка, а тем более – для новой экспансии. Отсюда – специфическая смесь насилия с лицемерием, распространенная впоследствии едва ли не на весь мир и ставшая характерной чертой «народа-господина», – смесь, необходимым соединяющим ингредиентом которой стала мифология сначала «прецедентно-правового», а затем – и «научного» сознания (именно создание Лондонского Королевского общества в 1660 году, после реставрации династии Стюартов на английском престоле, а затем связанное с этим формирование международных параполитических структур закрытого типа, чья деятельность скоординирована с деятельностью разведки, а также специальной системы «элитного» образования, дали в руки Лондона гигантские конкурентные преимущества перед другими европейскими государствами). Всё это является, так сказать, «родимыми пятнами» Старой Доброй Англии, по которому почти безошибочно можно идентифицировать и даже предсказывать её действия.
От Второй Мировой до Brexita. «Ось Лондон-Пекин»?
Brexit образца 23 июня 2016 года, если рассматривать его с этой точки зрения, – никакая не сенсация, а «дважды два четыре» традиционной британской политики. После Первой, а особенно – после Второй мировой войны Соединенное Королевство уступило лидерство на мировой арене своей бывшей колонии, Соединенным Штатам, добившись статуса их «привилегированного партнёра». При этом фунт стерлингов уступил роль «всемирной валюты» американскому доллару. До сих пор достоверно неизвестно, какое участие в создании и в последующей деятельности Федерального Резерва США приняли многоопытные британские политики, финансисты, однако факт остаётся фактом: «чистая» внешняя задолженность США (по состоянию на конец 1913 г. – почти в 3 млрд. долл.), к моменту завершения военных действий в ноябре 1918 г. превратилась в кредиты на сумму свыше 9,5 млрд. долл., тогда еще – золотых (в 1$ содержание золота составляло 1,50463 грамма). Только Великобритания оказалась должна США 5,5 млрд. долл. Да, уже после Первой мировой войны начался распад Британской империи, в которой не только было создано, благодаря поддержке ирландского лобби США, Ирландское свободное государство с правами доминиона (1922), но и сами доминионы на Имперской конференции 1923 года получили право вести самостоятельную внешнюю политику, а через три года на аналогичном мероприятии, после принятия «декларации Бальфура», – фактически полный суверенитет, но с признанием британского монарха номинальным главой государства в рамках Британского содружества наций. В 1936 году формальную политическую независимость получили такие «подмандатные территории» Великобритании, как Египет и Ирак. После Второй мировой войны процесс деколонизации приобрёл по-настоящему взрывной характер, поскольку в этом были заинтересованы и США, и Советский Союз, а Великобритании оставалось только «спасать то, что можно спасти». Для этого, конечно, нужно было всячески усилить конфронтацию между Вашингтоном и Москвой, чем и занимался Лондон еще с самого начала Второй мировой войны. Разумеется, в форме максимального сближения с Америкой, поскольку «дядя Сэм», в отличие от «дядюшки Джо» (И. В. Сталина), в принципе не покушался на основы общественного строя, созданного британскими элитами, на их право обладать властью и собственностью.
Даже во время Второй мировой войны, когда Великобритания заявила о том, что является союзником Советского Союза в борьбе против гитлеровского Третьего рейха, её руководство, включая премьер-министра Уинстона Черчилля действовало в полном соответствии со словами американского сенатора от штата Миссури Гарри Трумэна, впоследствии – 33-го президента США: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше». Наверное, самым трагическим эпизодом, связанным с этой политикой, было решение Черчилля не открывать Второй фронт в Европе в 1942 году, которое было доведено до Гитлера и позволило ему перебросить на Восток около 30 дивизий из Франции, что стало одной из причин летней катастрофы Красной Армии и выхода вермахта к Волге и на Северный Кавказ. Потом Черчилль воспевал героизм защитников Сталинграда, в честь Сталинградской битвы королю Георгу VI пришлось заказать специальный меч, – конечно, вполне достойная компенсация за миллионы потерянных жизней советских граждан и мучения десятков миллионов под нацистской оккупацией, за разрушенные города, села, заводы и фабрики. Впрочем, сразу после окончания войны тот же Черчилль намеревался начать войну против Советского Союза – при помощи оставшихся немецких дивизий (операция «Немыслимое»). Его Фултонская речь от 5 марта 1946 года считается началом «холодной войны» против Советского Союза. И дело здесь не в какой-то особой злокозненности сэра Уинстона – так мыслит и так действует практически вся британская элита. Да и не только элита – недаром же «сэра Уинстона» его соотечественники в 2002 году назвали «величайшим британцем в истории», так сказать – наиболее полным выразителем «британского духа».
В качестве дополнительного примера можно привести ситуацию с Пагуошским движением ученых, инициатором и главой которого выступил британский философ и математик, лауреат Нобелевской премии по литературе 1950 года, «неукротимый борец за мир» сэр Бертран Рассел. Объединившее физиков-ядерщиков всего мира после оглашения декларации Рассела-Эйнштейна, Пагуошское движение стало одним из первых практических применений теории «конвергенции двух общественно-политических систем» – теории, которая после Карибского кризиса 1962 года стала главным оружием «коллективного Запада» против Советского Союза, нашедшей своё воплощение не только в параполитических структурах наподобие Римского клуба, но и в политике «разрядки», заключении Хельсинкских соглашений 1975 года, а затем – горбачёвской «перестройки» с уничтожением СССР.
После 1991 года ситуация принципиально изменилась, глобальный мир стал однополярным Pax Americana, и это новое соотношение прибылей и рисков британскую элиту устраивать категорически перестало. Поэтому Великобритания усиленно начала работать над новым «балансом сил» – видимо, сделав ставку на полуторамиллиардный Китай. «Реперной точкой» такого поворота можно считать 1997 год, когда весь британский Гонконг перешёл под юрисдикцию КНР, что вызвало не только финансовый «азиатский»» кризис (частью которого стал российский дефолт «имени Чубайса-Кириенко» 19 августа 1998 года), но и бурный рост китайской экономики. С начала реформ Дэн Сяопина (1979) до присоединения Гонконга ВВП КНР (данные ВБ) вырос со 176 до 952 млрд. долл., т. е. примерно в 5,4 раза. А за следующие 18 лет, с 1998 по 2015 год, – до 18,03 трлн. долл., т. е. почти в 19 раз, причём с намного более «высокой базы», превратившись в такую же «мастерскую мира» XXI века, какой была сама Великобритания полтора века назад.
При этом Лондон активно и неизменно «помогал» Вашингтону во всех его военных интервенциях и политических авантюрах, начиная от бомбардировок Югославии в рамках операции «Союзная сила» 1999 года и до свержения Муаммара Каддафи в Ливии в 2011 году. В результате такой «совместной активности» федеральный долг Соединённых Штатов за 1998–2016 гг. вырос с 5,2 до 19,4 трлн. долл., в 3,7 раза, а ВВП – с 9 до 17,95 трлн. долл., почти в 2 раза, при неизменном ежегодном дефиците внешнеторгового баланса в пределах 200–600 млрд. долл. Разумеется, подобная финансово-экономическая динамика США американские элиты, мягко говоря, не радует, поэтому Вашингтон стремится максимально усилить контроль за торговыми и финансовыми потоками во всём мире, что лишь усугубляет их скрытый конфликт со своим «ближайшим союзником».
Видимо, переломным пунктом в отношениях между Лондоном и Вашингтоном можно считать март 2013 года, когда агенты американской налоговой полиции (IRC, подразделение министерства юстиции США) начали внезапную проверку финансовой деятельности оффшоров на Британских Виргинских островах, являющихся личной собственностью королевы Великобритании Елизаветы II. Проверку им завершить не удалось, но даже полученные данные свидетельствовали о том, что фирмы, зарегистрированные в этом «налоговом раю», управляют активами на сумму не менее 6 трлн. долл. Предпринять какие-то дальнейшие действия в карманах Её Величества бравым янки не удалось, но определённые выводы в плане дальнейших отношений с Вашингтоном Лондон для себя сделал. Первым результатом стал срыв уже согласованной военной операции против Сирии. Вторым – начало «евромайдана» в Киеве, с последующим государственным переворотом и началом гражданской войны на Украине, воссоединением Крыма с Россией, сбитым малайзийским «боингом» и введением антироссийских санкций «коллективным Западом» во главе с США. Во всех этих событиях даже под микроскопом нельзя рассмотреть собственно «британского следа», но политики и масс-медиа Туманного Альбиона так рьяно работали (и продолжают работать) против Кремля и Путина, вплоть до разжигания «допингового скандала» перед XXXI Летними Олимпийскими играми в Рио-де-Жанейро, что американо-российский конфликт не просто стал реальностью, но и привёл к созданию китайско-российского стратегического союза – настоящему геополитическому кошмару США. К этому стоит добавить, что новый премьер-министр Великобритании Тереза Мэй, а следом за ней – министр иностранных дел Борис Джонсон, после ритуальных антироссийских пассажей, позвонили, соответственно, Владимиру Путину и Сергею Лаврову с предложением «нормализации отношений». Сделать то же самое Дэвиду Кэмерону и Филипу Хэммонду (ныне – канцлер британского Казначейства) было бы весьма затруднительно и, по большому счёту, бессмысленно. Политические «мавры» сделали своё дело и ушли, Её Величество, как всегда, вроде бы ни при чём…
В этой связи стоит вспомнить феерический визит Председателя КНР Си Цзиньпина в Лондон 19–23 октября 2015 года. Чтобы королева Елизавета II лично подбирала блюда к праздничному столу и контролировала ход его сервировки, герцогиня Кембриджская, «икона стиля» и мать наследника престола Кейт Миддлтон щеголяла в платье цвета флага КНР, которое искушенные в дворцовом протоколе комментаторы охарактеризовали как «свадебный наряд невесты», а на приёме собирались все члены семьи Виндзоров? Так в Букингемском дворце: с конным парадом и личной прогулкой в королевской карете, – не принимали никого и никогда… Но самое главное – медиа-режим, который был включен при этом Лондоном. Даже «Би-Би-Си», которая всегда дистанцируется от протокольных мероприятий, на этот раз вела чуть ли не прямую многочасовую трансляцию «с места событий», а остальные масс-медиа «родины современной демократии» вовсю распинались о начале «золотого века» в отношениях между Лондоном и Пекином, их «глобального партнерства на XXI век»… То есть «товарища Си» встречали не просто как главу иностранного государства: пусть даже сверхдержавы, – а как некое высшее существо, чуть ли не Господа Бога или его представителя на Земле.
На этом фоне роль лондонских банков в перекачке мирового золота в запасы КНР, в формировании статуса юаня как одной из «мировых валют», а также участие, вопреки недовольству США, в работе Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АПВ) говорит сама за себя.
Но, не исключено, что помимо налаженных и проверенных уже десятилетиями финансово-экономических связей, китайские товарищи потребовали от британских контрагентов и определенных публичных политических шагов, одним из которых и стал «сенсационный» Brexit. Одним из главных следствий которого, несомненно, станет ослабление «атлантического» вектора глобальной политики, что создаёт дополнительный импульс для трансформации уже созданного китайско-российского стратегического союза в «сверхось» Пекин-Москва-Берлин, что станет концом «глобального лидерства» Соединенных Штатов и проекта Pax Americana.
Данная гипотеза объясняет и странное молчание Елизаветы II относительно референдума 23 июня, и её решительный отказ пересмотреть его итоги, и явное затягивание реальных действий по выходу из Евросоюза. Понятно, что от Лондона можно и нужно ждать – уже очень скоро – каких-то действий, в реальности направленных против Китая, в частности – растущего саботирования итогов того же Brexit'a, но пока свои негласные обязательства перед китайскими контрагентами «англичанка» выполняет, во всяком случае – формально, а ось Пекин-Лондон можно считать одной из главных «силовых линий» современного мира.
Всё это позволяет выделить некоторые важные закономерности деятельности элит Великобритании внутри страны и за ее пределами.
Во-первых, высокая способность к масштабным трансформациям правящих кругов Великобритании, которые создали такую «двухпартийную» систему с делением на правых (тори, консерваторы) и левых (сначала виги, либералы, а сегодня – лейбористы), которые работают как «политический гироскоп», сохраняя стабильность внутри страны.
Во-вторых, «проектное прогнозирование» глобальных ценностных, информационно-финансовых и военно-политических процессов, что даёт им возможность максимально выгодного позиционирования в матрице «Divide et impera!» («Разделяй и властвуй!»), как это было при создании собственной колониальной империи, индийской или исламских (проект Лоуренса Аравийского) элит, НАТО, Европейского Союза и т. д.
В-третьих, это «идейно-политическая мимикрия», когда британская элита при помощи методов трансформационной и информационной войны создаёт «виртуальную реальность», включая «ложный образ» самой себя и «ложные цели» для всех своих контрагентов, размывая и фальсифицируя их традиционные системные структуры при сохранении собственной внутренней идентичности. Однако сама эта идентичность, судя по всему, носит настолько паразитический по отношению к остальному человечеству характер, что сейчас впору говорить уже не о «банальном» расизме, а об «антиантропности» данной страты, которая уже тяготится своей «общей» с остальным человечеством биологической природой и социальностью, – недаром один из видных членов дома Виндзоров возглавляет глобальное общество перехода к новым, неорганическим формам жизни, а другой, еще более видный, говорит о том, что если бы он перевоплотился, то «хотел бы вернуться на землю вирусом-убийцей, чтобы уменьшить человеческие популяции». Конечно, такие публично проявленные увлечения и желания можно списать на «чудаковатость» высшей элиты Великобритании, но, кто знает, – может быть, внутри неё царят еще более античеловеческие настроения?
Анатолий Кошкин. Япония: закат или восход?
Начиная со средних веков, политическая жизнь страны Ямато, как именовалась тогда Япония, строилась на основе взаимоотношений тогдашних элит: императора и его двора, а затем – верховного военачальника сёгуна, с элитами на местах – даймё (князей) и служившим им военным дворянством, самураями. Большое значение имели также взаимоотношения между кланами даймё, определявшие мир или войну в стране.
Приход на Японские острова капитализма привёл к известному оттеснению от руководства политикой прежней японской аристократии и повышению роли финансово-промышленной знати, стремившейся подчинить своим интересам не только внутреннюю, но и внешнюю политику, призванную обеспечивать экономическое развитие страны за счет внешней экспансии. Место феодальных кланов на вершинах власти заняли политики и дипломаты, близкие к тем или иным концернам, дзайбацу.
Открытый переход Японии к созданию вооруженным путем обширной колониальной империи в Восточной Азии и на Тихом океане выдвинул на первые роли военных. Наиболее крупными управлявшими Японией кланами стали генералитет и старшее офицерство императорской армии, с одной стороны, и императорского военно-морского флота – с другой.
Существует мнение, что поражение Японии во Второй мировой войне и демократизация страны по американской модели коренным образом изменили политическую жизнь страны, а также характеристики ее элиты, которые сегодня исповедуют принципы буржуазной демократии и рыночной экономики, мало чем отличаясь от других стран западного мира. Не отвергая влияния Запада, и в первую очередь – США, на многие стороны послевоенной жизни Страны Восходящего Солнца, в то же время представляется важным не упускать из виду те особенности политической, экономической, идеологической, культурной жизни японцев, без понимания которых трудно оценивать сегодняшнюю и завтрашнюю политику этого государства.
2 сентября 1945 года, в результате подписания представителями японского правительства Акта о безоговорочной капитуляции прекратило свое существование государство «Великая японская империя». Капитуляция была принята на американском линкоре «Миссури», для этой цели вошедшим в Токийский залив. Над линкором был поднят тот самый флаг, который за 92 года до того нес коммодор Мэтью Перри, орудиями своей эскадры навязавший Японии неравноправный договор и «открывший» страну для иностранной торговли. Тем самым подчеркивалась полная победа США над Японией и её подчинение воле победителя.
После капитуляции страна была оккупирована американскими войсками вплоть до вступления в силу в 1952 г. мирного договора. В течение этого периода Япония не обладала государственным суверенитетом, правительство и император подчинялись верховному командующему союзными войсками генералу Д. Макартуру. Решением проходившего в декабре 1945 г. в Москве Совещания министров иностранных дел СССР, США и Великобритании были созданы Дальневосточная комиссия в Вашингтоне для выработки политики в отношении Японии и Союзный совет для Японии в Токио, в который входили также представители Китая. Хотя осуществлявший непосредственное управление оккупированной Японией генерал Макартур и вашингтонская администрация стремились насадить в стране угодные им порядки, в известной степени они были вынуждены считаться с предложениями и мнением входивших в вышеуказанные органы других держав, требовавших выполнения условий Потсдамской декларации, в том числе – глубокой демилитаризации и демократизации поверженной страны.
В период оккупации были распущены японские императорские армия и флот, а также состоявшие из милитаристских профашистских элементов националистические организации. Военные преступники были преданы суду. Ликвидирована тайная полиция. Лишалась своего статуса и привилегий японская родовая аристократия «кугэ» и служивая аристократия. В результате земельной реформы исчез класс помещиков-латифундистов. Были распущены парламентские партии прежнего государства.
В итоге прежняя политическая элита Японии была практически полностью устранена от управления государством. В значительной степени то же произошло и с финансово-промышленной элитой. Дзайбацу директивами штаба оккупационных войск были распущены.
С другой стороны, были декларированы свободы: слова, печати, собраний, создания организаций. Впервые в истории страны было введено всеобщее избирательное право, мужчины и женщины уравнивались в правах. В Японии в различных отраслях создавались профсоюзные объединения, крестьянские союзы. Реформировалась на демократических принципах система образования. Из школ были изгнаны националистически и шовинистически настроенные учителя.
Политическая жизнь новой Японии началась уже вскоре после капитуляции. 9 ноября 1945 г. – была создана Либеральная партия Дзиюто, а 16 ноября 1945 г. – Прогрессивная партия Симпото, переименованная в марте 1947 г. в Демократическую партию. Обе эти партии отражали интересы японской буржуазии и выступали за либеральную экономику, то есть главенство в промышленном и сельскохозяйственном производстве частной собственности, развитие капиталистического уклада общества.
Одновременно с буржуазными партиями для отстаивания интересов рабочего класса и крестьянства в ноябре 1945 г. была создана Социалистическая партия Сякайто. Она опиралась на поддержку профсоюзов и неорганизованных рабочих, а также части мелкого чиновничества и интеллигенции. В известной степени политическими конкурентами за влияние на рабочий класс страны выступала вышедшая из подполья Коммунистическая партия Японии (КПЯ). 1 декабря 1945 г. был легально проведен IV съезд КПЯ. Более решительные, чем у социалистов, цели в защиту интересов трудовых слоев народа обеспечивали коммунистам поддержку определенной части трудящихся Японии. В том числе – среди членов зарегистрированных к тому времени профсоюзов, общая численность которых составляла 5,5 млн. человек. Влиятельной силой стал созданный в феврале 1946 г. Японский крестьянский союз, насчитывавший 1,2 млн. членов.
Однако левым силам не удалось сплотиться и завоевать поддержку большинства избирателей на первых послевоенных выборах. По результатам прошедших по новому избирательному закону в апреле 1946 г. всеобщим выборам большинство получила Либеральная партия, которая в коалиции с Прогрессивной партией образовала кабинет во главе с премьер-министром Сигэру Ёсида. Действовавшее в условиях оккупации правительство было техническим, оно не могло вырабатывать каких-либо серьезных решений, его задачей было осуществление приказов штаба Макартура. В свою очередь, Макартур на данном этапе еще не задавался целью создания новой японской национальной элиты. Ему нужны были только исполнители. Американцы согласились с выдвижением на пост премьер-министра Ёсида, выяснив, что он, хотя и входил в круг прошлой элиты, являясь высокопоставленным дипломатом, высших руководящих постов в прежней Японии не занимал. Более того, в известной степени он дистанцировался от агрессивной линии Токио во внешней политике.
Правительство Ёсида не смогло разрешить сложнейшие социально-экономические проблемы лежавшей в руинах страны. Положение усугублялось тем, что не заинтересованные в первые послевоенные годы в восстановлении японской экономики как конкурента на мировых рынках американцы не предпринимали действенных мер по выводу населения из бедственного положения. Не желая мириться с крайней нищетой и разрухой, ведомые профсоюзами наёмные рабочие Японии требовали улучшения условий труда, повышения зарплаты. Появлялись и политические лозунги против установленных в стране оккупационных порядков. В 1946 г. по стране прокатились забастовки, в которых приняли участие около 4 млн. трудящихся.
Получившие избирательные права граждане Японии требовали власти, отвечавшей их интересам. Что и проявилось на парламентских выборах в апреле 1947 г., на которых победила Социалистическая партия. Было образовано коалиционное правительство во главе с правым социалистом Тэцу Катаяма. Однако и этот кабинет оказался недееспособным. К тому же, усиление влияния в стране левых партий не входило в планы США. Через год кабинет министров возглавил Хитоси Асида – представитель буржуазной партии, на этот раз Демократической. Это правительство продержалось еще меньший срок, и в ноябре 1948 г. кресло премьер-министра вновь занял Сигэру Ёсида, который проявлял большую лояльность к оккупационной администрации.
К этому времени была принята составленная при непосредственном участии штаба оккупационных войск и госдепартамента США новая Конституция Японии. Конституция, признавая императора «символом государства и единства народа», в то же время серьезно ограничивала его права и государственные функции, сводя их главным образом к церемониальным.
Объявлялось, что суверенная власть в стране «принадлежит воле всего народа». При этом устанавливалось, что «парламент является высшим органом государственной власти и единственным законодательным органом государства».
Размах забастовочного движения в стране и успехи левых сил на выборах различного уровня побудили оккупационный режим прекратить «игры в демократию». Макартур дополняет свой запрет забастовок на предприятиях энергетической промышленности принятием закона о лишении права на забастовки государственных служащих.
В 1948/49 гг. штаб Макартура и администрация США фактически отказались от либеральной политики в отношении Японии и ее народа. Обвинив коммунистов в подготовке к вооруженному захвату власти, оккупационные власти развернули гонения на КПЯ, вынудив её перейти на полулегальное положение. Преследованиям подвергались также левые профсоюзы, демократические организации, выступавшие за мирное независимое развитие Японии, установление добрососедских отношений со всеми странами, включая социалистические.
Рубежом окончательного сворачивания «оккупационной демократии» можно считать осень 1949 года, когда Советский Союз овладел атомным оружием, а в Китае после победы над гоминдановскими войсками было создано государство во главе с коммунистами. «Холодная война» приобрела зримые очертания. Именно тогда в Вашингтоне было принято решение превратить Японию в «оплот против коммунизма» на Дальнем Востоке, в «непотопляемый авианосец» США.
В мае 1950 г. Макартур обнародовал концепцию господства США в Азиатско-Тихоокеанском регионе: «Теперь Тихий океан превратился в англосаксонское озеро, и наша линия обороны проходит через цепь островов, окаймляющих берега Азии. Эта цепь берет свое начало с Филиппинских островов, продолжается архипелагом Рюкю, в который входит главный остров Окинава, затем она, поворачивая назад, проходит через Японию, Алеутские острова и Аляску».
В Вашингтоне сочли необходимым создать на Дальнем Востоке образец процветающего буржуазного государства, некоего «общества всеобщего благоденствия». Для превращения Японии в успешно развивающееся на капиталистической основе государство, обеспечивающее более высокий уровень жизни населения, чем в странах социализма, правительство США разработало программу «экономической стабилизации» побежденной страны. С этой целью в Японию была направлена американская миссия во главе с банкиром Джозефом Доджем.
Восстанавливать японскую экономику предусматривалось методом «шоковой терапии». Для преодоления инфляции была проведена жёсткая налоговая реформа, в основу которой лёг принцип прогрессивного подоходного налога. Вместо субсидирования промышленников правительство направило помощь банкам, которые стали выдавать компаниям кредиты под свою ответственность. На многих крупных предприятиях была заморожена выплата и без того мизерной зарплаты, прошла волна массовых увольнений, японцы туго затянули пояса. Был установлен жёсткий курс иены к доллару. Результатом проведения реформ в русле «линии Доджа» стало принятие бездефицитного госбюджета, стабилизация иены и постепенное налаживание внешней торговли.
Выполнению этой программы в значительной степени способствовала война на Корейском полуострове, которая была ответом США на создание КНДР и КНР. Как известно, Япония в этой войне активно использовалась как тыловая и ремонтная база американской армии. В нарушение Конституции 1947 г. оккупационные власти стали на путь воссоздания японских вооруженных сил.
На повестку дня встал вопрос о создании в Японии лояльной США политической, финансовой, производственной и иных элит. Однако достаточного количества подготовленных кадров в стране не было. Поэтому с согласия США было решено амнистировать военных преступников и лишенных должностей лиц, сотрудничавших с милитаристским режимом. Кроме осужденных судом Токийского трибунала главных японских военных преступников, после войны наказанию были подвержены и многие другие обвиненные в преступлениях бывшие военнослужащие и чиновники. Среди них к смертной казни были приговорены 973, к пожизненному заключению – 338 человек. Всего же различные сроки наказания отбывали 3 тысячи осужденных. Кроме того, насчитывалось свыше 200 тысяч человек отстраненных от должностей чиновников различного ранга и педагогов-носителей милитаристской идеологии. Прибывали в Японию и отбывавшие за рубежом трудовую повинность многочисленные военнопленные – бывшие солдаты и офицеры императорской армии.
После заключения в 1951 г. мирного договора, формально восстановившего государственный суверенитет страны, японские «бывшие» стали вливаться в политические и иные структуры, а прежняя элита – активно восстанавливать свои руководящие позиции. С благословения Вашингтона военные преступники стали творцами «японской демократии» по американским лекалам. В подтверждение этого тезиса приведем лишь некоторые примеры.
Осужденный Токийским трибуналом к длительному тюремному заключению министр торговли и промышленности Нобусукэ Киси после досрочного освобождения по амнистии сразу занялся партийной деятельностью, разрабатывая планы «строительства новой Японии». В 1957 г. стал председателем либерально-демократической партии и премьер-министром Японии.
Подписавший в качестве министра иностранных дел Акт о безоговорочной капитуляции Мамору Сигэмицу, проведя по приговору Токийского трибунала в тюрьме Сугамо лишь часть срока (4 года и 7 месяцев), был амнистирован в 1950 году. Через два года он уже возглавлял Прогрессивную партию Японии, а затем был заместителем председателя Демократической партии Японии. В середине 50-х годов занимал пост министра иностранных дел, являлся представителем Японии в ООН.
Один из составителей плана нападения на Пёрл-Харбор Минору Гэнда, избежав, благодаря заступничеству генерала Макартура, суда Токийского трибунала, в 50-е годы в звании генерала занимался военным строительством и созданием запрещенных конституцией вооруженных сил. После выхода в отставку был избран депутатом парламента от ЛДП. Активно ратовал за ядерное вооружение Японии.
Таким образом, можно говорить не столько о создании новой японской элиты, сколько о возвращении к руководству страной высокопоставленных представителей прежней, ввергшей Японию в кровопролитную войну, политической знати страны.
Вернувшиеся на политическую арену фигуры разделились по вопросу о будущем Японии: одни требовали пересмотреть «пацифистскую» Конституцию и воссоздать вооруженные силы, а другие предлагали не спешить, под прикрытием и с помощью США развивая экономику страны. Для этого они не только соглашались, но и просили американцев как можно дольше сохранять военное присутствие на Японских островах. Однако и те, и другие осознавали, что в любом случае необходимо обуздать или существенно ограничить влияние на население левых сил, не допуская их к центральной власти. К тому времени профсоюзы и другие левые силы свои экономические требования стали дополнять политическими: запрещение ядерных испытаний, отказ от японо-американского Договора безопасности (военный союз), ликвидация американских военных баз на японской территории, прекращение ввоза в Японию атомного оружия. В этой обстановке не без подсказки Вашингтона Демократическая и Либеральная партии в ноябре 1955 г. вновь объединились и создали Либерально-демократическую партию Японии (ЛДП). Перед этим произошло объединение ранее расколовшихся на правую и левую социалистических партий и воссоздание Социалистической партии Японии (СПЯ).
После создания так называемой «системы 1955 года» на парламентских выборах основная борьба разворачивалась между ЛДП и СПЯ. Другие политические партии, хотя и завоевывали определенное число мест в обеих палатах парламента, существенного влияния на расклад сил в высшем законодательном органе страны не оказывали. СПЯ же добивалась серьезных успехов, проводя в парламент до трети его состава. Это при сотрудничестве социалистов с другими оппозиционными партиями не позволяло ЛДП иметь в парламенте конституционное большинство в две трети депутатов, необходимое для принятия затрагивающих интересы всего общества законов.
Главным фактором, обеспечивающим успех на выборах в японский парламент, традиционно является наличие у кандидата триады «дзибан-камбан-кабан». «Дзибан» – избирательный округ, где кандидат имеет электоральную поддержку и действующий избирательный штаб, «камбан» («вывеска») – известность и популярность кандидата в силу тех или иных причин в избирательном округе, и «кабан» – «чемодан денег», необходимый для финансирования избирательной кампании. При этом последний фактор является определяющим. Провозглашенные Конституцией равные права на выборах имеют лишь декларативный характер. Ибо используемые на избирательную кампанию денежные средства ЛДП не идут ни в какое сравнение с финансовой базой оппозиционных сил. Спонсором либерал-демократов неизменно выступает крупный капитал, а отражающие интересы наемных работников страны партии могут полагаться лишь на субсидирование из профсоюзных касс.
При этом связи политической элиты, представленной депутатским корпусом правящей партии, с элитой финансовой и промышленной глубоки и разнообразны. Во второй половине XX века большинство депутатов парламента от ЛДП были выходцами из семейных кланов профессиональных политиков или представителями дзайбацу. Япония – пожалуй, единственная в мире страна, где свыше половины депутатов правящей партии являются политиками во втором или третьем поколении.
Для того чтобы представить масштабы семейственности в японской политической элите, достаточно познакомиться с родственными корнями премьер-министров Японии за последние десять лет.
Синдзо Абэ, премьер-министр в 2006–2007 гг. и с 2012 г. по настоящее время. Внук премьер-министра Нобусукэ Киси, сын министра иностранных дел Синтаро Абэ.
Ясуо Фукуда, премьер-министр в 2007–2008 гг. Сын премьер-министра Такэо Фукуда.
Таро Асо, премьер-министр в 2008–2009 гг. Внук премьер-министра Сигэру Ёсида.
Юкио Хатояма, премьер-министр в 2009–2010 гг. Правнук председателя палаты представителей парламента Японии Кадзуо Хатояма, внук премьер-министра Итиро Хатояма, сын министра иностранных дел Иитиро Хатояма.
Не приходится говорить, что эти и другие руководители Японии от ЛДП – выходцы из весьма состоятельных семей. Так, например, семья Асо с довоенных времен владеет крупнейшей цементной компанией «Асо сэмэнто», а клану Хатояма принадлежит транснациональная корпорация по производству автопокрышек «Бриджстоун».
Принадлежность японских политиков к тем или иных кланам определяет такую особенность структуры Либерально-демократической партии, как наличие внутри неё различных фракций, которые преследуют свои интересы и нередко финансируются крупными финансовыми объединениями и производственными концернами.
Так как в период быстрого экономического роста 50-х-60-х годов крупные промышленные, финансовые и торговые объединения страны концентрировали капиталы для модернизации и расширения производства и не могли в полной мере субсидировать правящую ЛДП, роль спонсора этой партии выполняла администрация США. Рассекреченные документы Госдепартамента США свидетельствуют о том, что в этот период американские дипломаты и сотрудники спецслужб разработали и широко использовали механизм предоставления тайной финансовой помощи кандидатам ЛДП, с помощью денег продвигая угодных Вашингтону политических лидеров. Приведем лишь одну из шифровок посла США в Японии Эдвина Рейшауера от 16 июля 1965 г. на данную тему: «Окинава – небольшой городок (вообще-то, Окинава – это остров. – А. К.). Все политические маневры, в особенности, когда речь идет о деньгах, сразу становятся известны всем. Поэтому нам необходимо отыскать такую форму передачи денег нашим друзьям, чтобы она не вызывала нареканий».
В период «экономического чуда» в Японии, быстрого роста производства и расширения экспорта высоко конкурентоспособной продукции роль «кошелька ЛДП» стали играть возрожденные дзайбацу, фактически контролирующие политику и законодательную деятельность либерал-демократов. Место официальной финансово-промышленной элиты страны заняли влиятельнейшие объединения монополистического капитала страны: Федерация экономических организаций (Кэйданрэн), Торгово-промышленная палата (Ниссё), Комитет по вопросам экономического развития (Кэйдзай доюкай), Федерация предпринимательских организаций (Никкэйрэн).
О мощи и влиятельности этих организаций свидетельствует смена власти в стране в 2009 году. Поставив задачу создания в Японии, по примеру США, системы двух больших партий, крупный капитал в известной степени «допустил» победу на всеобщих выборах Демократической партии Японии. При этом по некоторым данным часть обычно выделявшихся бизнесом на выборы для ЛДП финансовых средств была передана ДПЯ, что и способствовало ее победе.
Третьей составляющей японскую элиту силой является высшее чиновничество, имеющее тесные связи как с политиками, так и с бизнесом. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно проанализировать списки членов дорогих гольф-клубов, стоимость членства в которых сознательно завышена, дабы не допускать туда «непосвященных». Как известно, наиболее важные сделки и политические решения принимаются главным образом во время игры в гольф.
Кроме гольф-клубов, существуют и «клубы по интересам» власть имущих Японии. Нередко они называются по дням проведения встреч и заседаний – например, «Общество среды» или «Общество четверга». Как правило, о деятельности подобных клубов в японских СМИ ничего конкретного не сообщается.
Тесная спайка политиков, единолично правившей до 1993 г. ЛДП с предпринимателями страны проявляется в самых разнообразных формах. Это и лоббистская деятельность в интересах крупных компаний, и коррупционные схемы, и прямой подкуп депутатов парламента, и нарушения избирательного закона. Специфической формой лоббистской деятельности бывших членов кабинета министров и депутатов является ставшая традиционной практика «амакудари».
«Амакудари» дословно переводится как «спуск с небес», а употребляется это выражение применительно к ситуации, когда бывший правительственный чиновник высокого ранга занимает один из постов в руководстве частной или смешанной компании. После выхода на пенсию, нередко досрочного, чиновник «трудоустраивается» на высокооплачиваемую должность в одну из тех крупных компаний, которые курировал, находясь на государственной службе. Затем, используя связи в государственных учреждениях, он помогает компании добиваться выгодных контрактов и оказывает иные «услуги» своему новому работодателю. Согласно Закону о правительственных служащих, чиновникам запрещается поступление на службу в частные компании в течение двух лет после ухода с государственной должности, но это требование удаётся обходить. Многочисленные в Японии коррупционные скандалы нередко имеют прямую связь с практикой «амакудари».
То, насколько глубока и прочна связка политической и бюрократической элит Японии, продемонстрировали попытки руководства пришедшей в 2009 г. к власти Демократической партии ограничить власть высшего чиновничества, в частности – искоренить практику «амакудари». Были выдвинуты лозунги «Отделить политиков от бюрократов!» «Вернуть политику политикам!» Ответом стал откровенный саботаж политических и экономических решений демократов со стороны госчиновников, что, в конечном счете, явилось одной из причин сокрушительного провала ДПЯ и резкого сокращения поддержавшего ее электората. В полной мере подтвердилась справедливость положения о том, что «политики приходят и уходят, а бюрократы остаются на своих местах».
Не искоренен из практики политической жизни и такой институт как «куромаку». Термин «куромаку» (темный занавес) восходит к атрибутике средневекового японского кукольного театра бунраку. Так называют кукловодов, которые, скрыв свое тело и лицо черными одеяниями, манипулируют насаженными на палочки куклами. Зритель знает об их существовании, но как бы не видит. Впоследствии этот термин был перенесен на закулисных деятелей, роль которых напоминала существовавших на Западе «kingmaker» (делателей королей). Японские «куромаку», пользуясь крупными финансовыми средствами, как правило, нажитыми неправедным путем, оказывали влияние на политику, бизнес, управление государством. Бывало, что в роли «куромаку» выступали боссы организованной преступности Японии. Наиболее одиозной фигурой в этом ряду являлся Ёсио Кодама.
В 20-е годы XX века Кодама сблизился с влиятельными ультранационалистическими организациями страны, использовавшими в своей деятельности мафиозные методы. Добиваясь усиления своего влияния, он и его соратники прибегали к запугиваниям и убийствам, в том числе – политических деятелей, за что неоднократно оказывались в тюрьме. Это, однако, не помешало ему в 30-е годы вступить в армию, а затем стать ценным секретным агентом МИД Японии. Поставляя в годы войны из оккупированных стран стратегические материалы, Кодама сколотил огромное состояние в 175 миллионов долларов, став одним из самых богатых людей в Азии. В действительности же главными статьями дохода были расхищение природных ресурсов Китая, контрабанда опиума, незаконная торговля оружием. В конце войны Кодама возвратился из Китая в Японию и стал главным советником премьер-министра, принца Хигасикуни. В 1946 г. американские власти его арестовали и, как военного преступника класса «А», заключили в токийскую тюрьму Сугамо. Однако разведслужба штаба оккупационных войск, признавая зловещий облик этого японского националиста, в то же время пришла к выводу о том, что его можно и должно использовать для исполнения планов США по строительству нового японского государства. В одном из документов американской разведки указывалось: «Кодама опасен вдвойне. Его многолетняя активная ультранационалистическая деятельность выделяется жестокостью и влиянием на молодежь, что в случае освобождения делает его крайне опасным. Кроме того, его тесное сотрудничество в эскалации японской войны, скорее всего, принесло ему колоссальное состояние, благодаря чему он способен профинансировать деятельность любого вида. Таким образом, Кодама мог бы стать одним из главных действующих лиц в восстановлении Японии».
Выпустив этого «опасного ультранационалиста» из тюрьмы, американцы использовали его для контрабандных поставок из Китая вольфрама, подавления через связанные с ним мафиозные структуры коммунистических и других левых сил. «Прощение» оккупационного штаба США Кодама получил и за обильное финансирование Либерально-демократической партии Японии, среди руководителей которой он пользовался непререкаемым авторитетом. Этот теневой деятель был вовлечен во многие скандалы послевоенной эры, в том числе – и тех, где явно просматривался след крупных американских концернов и ЦРУ. Самым известным из них считается «дело Локхид» 70-х годов о крупной денежной взятке от этого самолетостроительного концерна тогдашнему премьер-министру Японии Какуэй Танака. За кулисами этой сделки был всё тот же Кодама, связь которого с премьером была широко известна.
В целом же тесные связи «слуг народа» с руководителями организованной преступности Японии, якудза, даже не скрываются. История ЛДП с момента создания и по сей день изобилует финансовыми скандалами, лишениями из-за коррупции депутатских мандатов, судебными разбирательствами. Не случайно в народе и прессе эту партию называют партией «денежного мешка» – чему в немалой степени способствует японское законодательство, по которому депутатам парламента не возбраняется заниматься предпринимательской деятельностью.
Небезынтересно, что деятели ЛДП умудряются наживаться даже на сложных японо-российских отношениях, как это было со скандально известным заместителем генерального секретаря ЛДП, депутатом парламента Мунэо Судзуки. Этот оборотистый парламентарий, пользуясь своим влиянием в руководстве партии, фактически подчинил себе работавших на российском направлении сотрудников японского МИДа и через них манипулировал переговорами с Москвой, наладив при помощи высокопоставленных российских дипломатов прямые контакты с президентом Ельциным.
Во время конфиденциальных бесед с российскими политиками и дипломатами Судзуки недвусмысленно намекал на возможность склонить японское правительство пойти на компромиссное решение так называемого «курильского вопроса». В то же время своим японским контрагентам он обещал «решить вопрос в полном объёме». Однако многое говорит о том, что при этом преследовались не столько государственные, сколько сугубо личные цели «добровольного посредника». Ибо, в случае согласия российской стороны на передачу даже части искомых Токио островов, эти богатые морепродуктами районы, скорее всего, административно вошли бы в состав избирательного округа Судзуки на Хоккайдо, со всеми вытекающими материальными выгодами.
Окончилась эта авантюра для ушлого политика печально. Были вскрыты факты получения им взяток от фирм, которым он поручал поставлять на Курилы в виде гуманитарной помощи строительное, медицинское и иное оборудование. В итоге в результате разоблачений в прессе Судзуки был исключен из партии, лишился депутатского мандата и приговорен судом к двухгодичному заключению в тюрьме, а также к выплате штрафа в 11 млн. иен. Однако японская демократия такова, что после освобождения он не был поражен в правах и, сохранив триаду «дзибан-камбан-кабан», создал состоящую из себя лично мини-партию и вновь оказался в парламенте.
Снижение темпов развития страны, падение жизненного уровня народа вкупе с превысившей всякие рамки коррупции привели к падению авторитета ЛДП и, как следствие, ее поражению на всеобщих выборах сначала в верхнюю, а затем и нижнюю палаты парламента.
Поражение ЛДП на выборах 2009 г. заставило японскую элиту, с одной стороны, предпринять меры по улучшению имиджа этой партии среди населения, «повысить мораль» депутатского корпуса, а с другой – продемонстрировать, что только либерал-демократы способны вывести экономику страны из длительной стагнации и дефляции. В известной степени фортуна была на их стороне. Ибо произошедшая в период правления демократов фукусимская трагедия еще более проявила неспособность ДПЯ эффективно управлять страной, тем более – в кризисных обстоятельствах.
Вернувшись к власти, Синдзо Абэ и его команда принялись всячески пропагандировать уязвимость Японии перед угрозой военного столкновения с КНДР или КНР. Уже через год своего вступления в должность премьер-министра страны, в 2013 г. Синдзо Абэ принял ряд базовых программных документов, а именно: «Стратегию национальной безопасности», «Основные направления программы национальной обороны» и «Среднесрочную программу развития оборонного потенциала», направленных на модернизацию и укрепление вооруженных сил Японии и создание «динамичной и интегрированной обороны», где делался особый акцент на то, что страна готова «защищать от китайского вторжения то, что они считает своими территориями». Под видом «борьбы со шпионажем» принимались законы, ущемляющие права и свободы граждан Японии.
Из года в год увеличиваются расходы на содержание и укрепление японских армии, военно-морского флота, ВВС, оснащение их новейшими видами ракетного и электронного вооружения. И эта встречающая поддержку японских «неоконов» и администрации США политическая линия будет продолжена. В лице Абэ японская элита увидела убежденного и упорного продолжателя дела своего деда, премьер-министра Японии Нобусукэ Киси, бывшего одним из идеологов Японской империи. Что касается США, то Вашингтон, ранее сдерживавший подобные устремления японской элиты, ныне, теряя возможность осуществлять функции «мирового жандарма», не против получить на Дальнем Востоке и в Восточной Азии в целом в лице Японии и ряда других стран мощную военную структуру, наподобие НАТО в Европе.
В последние годы ранее приглушенные разговоры об обретении Японией ядерного оружия стали звучать настойчивее и громче. Это связано не только с амбициями власть имущих, которые в приобретении статуса ядерной державы усматривают повышение роли своей страны в мировой политике, но и с все в большей степени обнаруживающимися опасениями японской элиты по поводу надежности, данных Вашингтоном гарантий безопасности Японии. А посему ее представители заинтересованы в дальнейшем провоцировании соседних государств на ужесточение позиции в отношении Японии для того, чтобы использовать, пусть надуманную, но угрозу с их стороны для обоснования необходимости ядерного вооружения страны. С этой задачей могут справиться, в известной степени, включенные в состав японской элиты консервативные СМИ Японии, обладающие мощным потенциалом и способные, как показывает послевоенный опыт, довольно быстро направлять общественное мнение в нужном правящим кругам направлении. На сегодняшний день позиция ЛДП и ее правительства состоит в том, что Япония «имеет право на обладание ядерным оружием, если это потребуется для обеспечения минимально необходимой самообороны».
Однако стремление к большей независимости и самостоятельности японской элиты не означает ослабления тесных связей с США во всех областях – политической, экономической, военной, идеологической и других. Японские «неоконы», как и их заокеанские единомышленники, выступают за использование экономической и военной мощи против своих противников, за свержение неугодных Токио режимов, например в КНДР. Не прочь японцы в союзе с американцами, по возможности, способствовать «демократизации» и Китая и России, дабы новые власти этих стран «в большей степени» учитывали интересы Запада, к которому себя причисляет и японская элита.
Для протаскивания через парламент угодных японской элите законопроектов руководство ЛДП формирует состав кандидатов на выборах по пропорциональным спискам из малоопытных молодых японцев, стремящихся к быстрой карьере, а также представителей шоу-бизнеса (артисты, телеведущие и др.) и известных спортсменов. Эту схему опробовал возглавлявший кабинет министров в 2001–2006 гг. Дзюньитиро Коидзуми. Прошедшие в парламент с его поддержкой новоиспеченные депутаты получили в народе насмешливое название «дети Коидзуми». Штамповка этими депутатами законопроектов, инициированных боссом, позволила Коидзуми длительное время находиться у власти и провести серию непопулярных реформ. Опыт Коидзуми перенял нынешний премьер-министр Синдзо Абэ – «дети Абэ» во множестве заседают в нижней и верхней палатах японского парламента. Именно они в прямом смысле протащили, вопреки протестам народа, законопроект, позволяющий использовать японские вооруженные силы в совместных с американским армией и флотом операциях в любых «горячих точках» мира.
Сегодня уже очевидно, что линия на воссоздание Японии в качестве одной из крупнейших военных держав мира – стратегический выбор японской элиты. Ясно и то, что для мобилизации населения на поддержку этой линии будут активно внедряться в общественное сознание угодные власть имущим представления о военной политике Японии в прошлом, особенно – в годы Второй мировой войны. Целью этой пропагандистской работы является доказательство того, что Япония «не была плохой», что она якобы вынужденно была вовлечена в войны из-за коварной политики других стран. При этом уже давно правонационалистические силы Японии стремятся убедить свой народ в том, что их страна не была агрессором, а вела справедливые войны, изгоняя из Восточной Азии и региона Тихого океана «белый империализм», неся азиатским народам цивилизацию и прогресс в рамках «зоны сопроцветания».
Нынешний гуру японских националистов Ясухиро Накасонэ в бытность свою премьер-министром Японии восклицал: «Война принесла народам Азии независимость. Признание такой оценки – лишь вопрос времени. Она займет свое место в истории… Еще рано выносить окончательный приговор. В результате войны над Азией взошла светлая заря!» И хотя не так давно Накасонэ все же признал, что его страна вела «ошибочные» войны, сторонников «перекраски» бывших агрессивных войн Японии в «освободительные» становится не меньше, а больше. Этому способствуют «новые» школьные учебники, обеляющие захватническую, колониальную политику японского милитаризма. Называя созданную в послевоенный период историю Японии в XX веке «мазохизмом», правые силы страны ведут непрекращающуюся борьбу против Всеяпонского профсоюза учителей Никкёсо, где сильны демократические антивоенные настроения.
На данном этапе деятельность политиков-националистов направлена на то, чтобы искоренить в народе, особенно в новом поколении японцев, непринятие политики прошлого, приверженность пацифизму и мирному развитию страны. Это необходимо для согласия большинства народа с пересмотром действующей конституции, снятия запретов и ограничений по наращиванию японских вооруженных сил, их участия в войнах и военных конфликтах, росту авторитета военных в стране. Следует признать, что подобные усилия дают свой эффект – по данным опросов общественного мнения, уже около половины японцев соглашаются с изменением конституции, в том числе – ее пацифистских положений. Правящей партией в лице ее председателя и премьер-министра Синдзо Абэ уже определены временные рамки замены Основного закона государства – 2020 год.
По замыслам японской правонационалистической элиты пересмотр конституции позволит реализовать давно вынашиваемые планы если не восстановления в полном объеме, как в довоенной Японии, то повышения статуса императора, расширения его функций в управлении государством. Следует отметить, что при наличии, особенно в первые десятилетия после войны, в стране негативного отношения к институту императорской семьи, обвинений являвшегося главнокомандующим императорскими армией и флотом генералиссимуса Хирохито в развязывании войны, в целом среди японцев сохраняется пиетет в отношении императора. Многие считают, что император Хирохито отказался от статуса бога-человека лишь по требованию оккупационной администрации, а в действительности и по сей день являет собой верховного правителя богом избранной нации японцев. Такие представления и верования сильны на периферии, особенно в сельских районах. Они всячески поддерживаются властной элитой страны. В мире широко комментировали слова Ёсихиро Мори, который в ранге премьер-министра сделал в мае 2000 г. заявление о том, что японцы – это «божественная нация, сплоченная вокруг императора». Зная Ёсиро Мори не только как политика, но и как человека, автор этих строк имеет основания полагать, что сказанное им – не пропагандистский выверт, а вполне искреннее убеждение или верование.
Конечно, было бы преувеличением считать, что восстановив прежний статус императора, японская элита замышляет создать в стране ситуацию, похожую на 1940 г., когда были распущены все партии, а парламент превращен в «Тайсэй ёкусанкай» – «Ассоциацию помощи трону». Однако, идеи мобилизации нации вокруг монарха, когда его именем «освящались» бы все принимаемые элитой политические, экономические, военные и иные решения витают в головах сторонников возвращения микадо его прежних прерогатив.
Однако многолетняя прививка японцев пацифизмом может проявиться в случае вовлечения их страны не в компьютерную видеоигру, а в настоящую войну, чреватую реальными жертвами. Об этом убедительно свидетельствовали недавние массовые протесты против принятия закона о безопасности, разрешавшего направлять японские войска для ведения военных действий за рубежом. Тогда здание парламента одновременно окружали более 120 тысяч японских борцов за мир.
В течение длительного времени работая в Японии, ежегодно совершая поездки в эту страну, изучая политическую культуру японцев, имея возможность общаться не только с политиками и дипломатами, но и с представителями самых широких слоев народа, автору этих строк трудно избежать впечатления, что весь послевоенный период и элита, и основная часть населения во многом лишь мимикрируют под «американскую демократию», скрывая свои цели, надежды и чаяния, храня традиции, веря и ожидая возвращения Японии к национальным формам и устоям политического и государственного устройства. Рано или поздно японцы начнут выходить из подчиненного американцам состояния. Уже сейчас можно всё чаще слышать о несогласии с американским диктатом, позорящим честь гордых потомков самураев и камикадзе положением фактического протектората заокеанского сюзерена. От того, какой путь изберет японский народ, включая элиту, после восстановления не формального, а подлинного суверенитета – путь новой конфронтации с соседями или использования гения японского народа на благо мирного сожительства и сотрудничества с ними, зависит будущее Страны восходящего солнца.
Шамиль Султанов. Под звездой и полумесяцем
Исламский мир – это не территориальная совокупность стран и государств, например, входящих в Организацию исламского сотрудничества (57 стран). И это не арифметическая совокупность племен, сообществ, народов, наций, которых называют мусульманскими.