Помоги проекту - поделись книгой:
— Наверное, тоже отменят. Во всяком случае, евреев притеснять больше не будут. Даже в самом новом правительстве Ленина много евреев. Слушай, нам с тобой надо здесь все бросить и уходить, чтобы строить новую жизнь.
— Куда уходить?
— Не знаю куда, но обязательно в революцию.
В субботу, как всегда, артель пила водку и вокруг вились проститутки. Семен с удивлением наблюдал, как Павел выпил стакан водки; он все еще не мог привыкнуть к превращениям своего брата. И такого пьянства и разврата еще не видел. Они сидели в стороне, подошла та самая молодая проститутка, которой Павел щедро платил за ласки, обняла Павла за шею, игриво уставилась на Семена и что-то шепнула. Павел усмехнулся, сказал ему:
— Она хочет, чтобы ты ее по..л. Говорит, гимназиста у нее еще не было. Она недорого берет.
Семен застеснялся, еще больше поразился переменам в брате, отвел его в сторону и зашептал:
— Неужели это ты с ней? Пашка, до чего же ты дошел!
— А что? Она подмахивает ловко. Надо же с кем-нибудь е…ся, — но, видя, что Семену это не нравится, он подозвал девицу, сунул ей в ладошку рубль и хлопнул по заднице:
— Пошла, пошла отседова. В другой раз.
Семен, задумчиво глядя ей вслед, спросил:
— А ты сифилисом заболеть не боишься?
— Не-е, она здоровая, а с другими я не е…сь.
— А с нашими еврейскими девушками не дружишь, не гуляешь?
— Не-е, чегой-то не тянет — недотроги уж больно. А ты с гимназистками е…ся?
— Да ну тебя совсем. Во-первых, я бы и не посмел, а если бы и захотел, так меня бы просто изгнали из порядочного общества.
— А что это такое — ваше порядочное общество?
— Все-таки, Пашка, ты здесь здорово отстаешь. Пора тебе кончать такую жизнь.
— Ха! Хорошо тебе говорить — ты ученый. А мне, видать, одно остается — таскать грузы на горбе. На что же я могу свою жизнь поменять, если образования никакого?
Семен не хотел задевать его самолюбие еще больше. Но потом все же сказал:
— Знаешь, я уезжаю учиться в Москву. Вон в семье Заков есть и адвокат, и студент медицинского факультета. А я хочу стать инженером-строителем. Поеду в Москву поступать в институт. Получу образование, поработаю, а там — кто знает? — может, когда-нибудь стану министром.
— Министром? Чтой-то ты, Сенька, чудное несешь. А мне-то что делать?
— Тебе самое лучшее идти в Красную армию. Во-первых, образования никакого не надо. Во-вторых, так ты сразу порвешь и с этой работой, и с традициями нашей еврейской среды. Парень ты здоровый, боец из тебя получится хороший. Может, станешь командиром. Что ты на это скажешь?
— Каким командиром? С фамилией Гинзбург меня командиром не сделают. Да и вообще, два брата Гинзбурга — это слишком даже для новой власти. У тебя диплом выписан на эту фамилию, все бумаги на нее оформлены, а у меня ничего нет. Я хочу фамилию себе другую взять.
— Какую?
— Не знаю, не решил еще. Надо бы, чтобы что-то оставалось от прежней.
— Сократи: вместо «Гинз-бург», возьми просто «Бург»..
— «Бург»? Нет, не звучит. Пусть лучше будет «Берг».
В восемнадцать лет будущее представляется простым и ясным. Обоим ребятам хотелось новой жизни, новой России. Семен насмотрелся на перемены в большом городе, а Павел ничего толком об этом не знал и многого не понимал, но работать грузчиком ему и в самом деле уже надоело. И они решили уйти из дома. Это была форма протеста, единственно возможная для них обоих.
На прощание братья пришли в гимназию, которая теперь называлась народным училищем. Там они встретили учителя Боде: он уже не носил форменного мундира. Они подошли к нем, и Семен, который всегда был побойчей, начал:
— Ваше превос… — и осекся, вспомнив, что «превосходительства» теперь отменены.
Боде всмотрелся в них:
— Это вы, Шлома и Пинхас? Да вас совсем не узнать!
— Это мы, только теперь я зовусь Семеном, а он Павлом.
— Ах, вот как! — очень приятно. Ну, какие у вас успехи, Сема и Павел?
За двоих говорил Семен:
— Я закончил с серебряной медалью Нижегородское реальное училище. Хочу вот на инженера-строителя учиться.
— О, поздравляю вас! Это большое достижение. А вы? — спросил учитель у Павла.
Тот помялся, опустил голову и глухо выдавил:
— Рабочий я, грузчиком работаю, на пристанях.
— Значит, вы не учились?
— Не пришлось. Но книги я все-таки читаю.
— Что же, если в вас есть тяга к учению, теперь для вас все пути открыты, национальной дискриминации больше нет.
Семен добавил:
— Он в Красную Армию пойдет, бойцом будет. А мы помним вашу песню. Очень она нам в память запала.
— Вот как? Спасибо.
— Это вам спасибо, за то, что помогли нам тогда.
— Ну, я очень рад. Что ж, ребята, Сема и Павел, желаю вам успехов в новой жизни.
Это было хорошее, сердечное пожелание, только успехи в жизни ждали их еще не скоро, а пока пути их должны были разойтись.
Павел решил присоединиться к небольшому отряду конников, проходившему через их город. Как когда-то он пришел наниматься к старшине грузчиков, так теперь сказал командиру отряда:
— Возьмите меня, хочу воевать за красных.
— Как тебя зовут?
— Павел Берг.
— Мы через два дня уходим в поход. А бойцу нужно снаряжение, конь нужен. Кони у нас есть в запасе. Но даром не даем. Коня купить можешь?
У Павла было кое-что накоплено:
— Если недорого…
Но столько, сколько командир запросил, у него не было. Пришлось идти просить у родителей. Для семьи это оказался новый удар.
— В Красную армию? Солдатом? К большевикам? Тебя же убить могут.
— Ну и пусть убьют — лучше, чем такая жизнь. Вон и в «Интернационале» поется:
Мама заплакала:
— Сыночек, на кого же ты нас бросаешь?
Отец обиделся:
— Где ты этого набрался? — и пошел опять советоваться с дедом-раввином и просить добавить денег на коня. Дед, как всегда, молился. Он давно видел, что семья распадается.
— Барух Адонай[3], где это видано, чтобы сыновья уезжали, да еще куда? Сами? В армию? Раньше от армии бежали в Америку. И это вместо того, чтобы торговать в лавке.
— Он в лавке сидеть все равно не станет.
Старик, оглядываясь, полез в старый сундук, на самое дно, долго возился, потом достал пачку денег, завернутых в грязную тряпку:
— Дай ему, только пусть всегда помнит: богатеет не тот, кто много зарабатывает, а тот, кто мало тратит.
— Папа, о каком богатстве ты говоришь? Он же воевать идет.
— А как война кончится, пусть заведет свое торговое дело.
Павел сторговался на коня с седлом. Ездить верхом он еще не умел, но ему по-мальчишески хотелось показаться на коне перед артелью. Кое-как, съезжая то на один, то на другой бок, подъехал он к пристаням. Старшина сразу понял:
— Эка! Не иначе как ты, парень, к большевикам подался? Ну что ж, говорят, они за рабочий люд стоят. Только должен ты поставить нам на прощанье четверть водки — положено. А ребята бочонок икорки разобьют, вот и закус встанет.
Выпив и пообнимавшись с Павлом, артельщики запели:
Потом спели на прощанье новую песню:
Захмелевший Павел взобраться на лошадь уже не мог, пошел домой, ведя купленного коня под узцы. Под вечер он грустно прощался с братом:
— Сеня, даем клятву, что снова встретимся.
— Даем. Конечно, встретимся. Но будем уже другими людьми.
— Другими — не другими, а найдем друг друга, обязательно найдем.
Прощание с родителями наутро получилось коротким, дед все читал какую-то еврейскую молитву и быстро-быстро кланялся, больная мать еле поднялась с постели, заплакала, отец тоже вытер слезу. На улицу высыпала вся родня, мешпуха. Толпа девушек, повязанных платками, и куча детишек молча смотрели, как Павел садился на коня: такого, чтобы еврей сам уходил в Красную Армию, к большевикам, там еще не бывало.
3. Русский богатырь Павел Берг
Когда Семен с Павлом, переполненные юношескими чувствами, запевали песни про Гражданскую войну, они ничего толком про эту войну не знали, она еще только разгоралась.
Ленин с момента захвата власти коммунистами в октябре 1917 года считал неизбежным вооруженное сопротивление свергнутых классов дворянства и буржуазии и предвидел необходимость защищать власть с оружием в руках. Так возникла Гражданская война 1918–1922 годов. Первые отряды Красной гвардии были созданы еще до переворота, в августе 1917 года. Декретом от 15 января 1918 года объявлялось создание Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА), основанной на принципе добровольности вступления и классовом подходе: в армию зачислять только «здоровые классовые элементы» — рабочих и крестьян. Но добровольцев было слишком мало, и уже в июле 1918 года был издан другой декрет — о всеобщей воинской повинности.
Павел Берг вступил в армию как раз между принятием этих двух декретов. Он мало разбирался в политических направлениях, знал только, что велась борьба между красными и белыми. Для него, как для еврея, не могло быть выбора, за кого воевать, — только за красных, за свободу.
Отряд Павла Берга влился в конницу легендарного командира Семена Буденного и двинулся на юг, в сторону Южного фронта. Бывший унтер-офицер царской армии, герой, кавалер Георгиевского креста всех четырех степеней, Семен Буденный сформировал конный отряд в феврале 1918 года. Потом отряд перерос в полк, потом в бригаду, и затем — в кавалерийский корпус. В ноябре 1919 года корпус был преобразован в Первую конную армию.
Павел, могучий верзила ростом почти в два метра, раньше никогда не держал в руках ни шашку, ни винтовку и даже не умел крепко сидеть в седле. Опытным русским бойцам-кавалеристам он казался странным: парень вроде бы хваткий, боевой, но не из их среды.
— Ты парень громадный и сильный. Но кто ты такой?
— Был рабочим, на волжских пристанях грузчиком работал.
— Ну а до этого?
Пришлось Павлу признаться:
— Я еврей, до армии жил в Рыбинске.
Многим бойцам раньше никогда не приходилось видеть евреев, да еще таких громадных, да еще из рабочих. Предполагалось, что евреи — народ мелкий, торгаши и ничего более. Еще удивляло их, что в перемете седла у него всегда были книги, которые он читал на привалах. Некоторые, перемигиваясь, говорили:
— Это что же, ты еврейские книги читаешь, что ли? Библию свою?
— Нет, не Библию. Это русские книги.
— Почитал бы ребятам, может, что интересное узнали бы.
Павел выбирал для них военную тематику и старался читать медленно и с выражением, чтобы было понятно:
Бойцы слушали внимательно, с интересом:
Поделиться книгой: