Рано утром, в чужой постели

Владимир Купрашевич

УТРОМ, В ЧУЖОЙ ПОСТЕЛИ

Он чувствует себя в какой-то странной невесомости, словно его закупорили в бочку и спустили под откос. Вращающаяся плоскость вот— вот захватит его, разнесет по поверхности. Бочка вероятно железная, поскольку в ушах отдается частый металлический стук…

— Тебе неудобно?

Гулкий стук сразу меняется на шум вагонных колес, и он понимает, что просто заснул.

— Нет, нет, прости, плохо спал прошлую ночь, — бормочет он, уткнувшись в Ленкину шею и только потом понимает, что уж ей то это известно.

— Может мне пойти на другую полку? — снова шелестит ее голос.

— Нет, мне так хорошо.

Генка переворачивается на спину и, удерживая на груди голову Лены всматривается в темноту служебного купе. Кроме едва различимых стопок белья на верхней полке рассмотреть ничего не удается. Дерматиновая штора, которой задрапировали окно не пропускает даже отблесков огней, лишь в узкую щель под дверью просачивается свет из коридора.

— Душно, правда? — спрашивает Лена уже нормальным голосом.

— Немного, — соглашается он, прижимая ее еще плотнее из опасения, что она решится уйти.

— Я не уйду, если, конечно не войдет бригадир.

— У тебя разве дверь не закрыта на заглушку? — окончательно просыпается он.

— Нет.

— Сумасшедшая. Он и в самом деле…

— Ну и пусть…

Он снова обнимает ее, но чувство неловкости не проходит.

— Закрой все-таки, — он ослабляет объятия и Лена молча поднимается, заворачивается в простынь и садится на противоположную полку, поджав ноги. Глаза его уже привыкли к темноте и он различает ее очертания. Она похожа на кокон какого-то насекомого. Скорее всего бабочки. Большой и красивой.

— Иди сюда, — раскаивается он.

— Хочу курить.

Шелестит коробок и от ярко вспыхнувшей спички он прикрывает глаза, а может быть его к этому вынуждает насмешливый взгляд Лены, ее припухшие от поцелуев губы… Спичка гаснет и по купе растекается мягкий запах сигаретного дыма.

— Спи спокойно, заглушка закрыта, — лишь затем сообщает Лена.

Он не отвечает.

— А ты что, действительно женат?

— Трудно сказать…

— А у меня есть дочь.

— Вот как… И муж?

Лена смеется.

— Нет, зачем он мне.

— Не знаю…

Кто-то негромко стучит в дверь, после паузы щелкает замок, в купе сразу становится светлее и он слышит голос Нины, второй проводницы.

— Вы что это? Уже поссорились?

— Да вот… боится бригадира.

— Быть не может, — смеется Нина, — такую девицу окрутил за ночь и испугается бригадира… Я пришла за одеялом. В дежурке стало прохладно.

Она вытаскивает из стопки белья желтое одеяло и уходит, закрыв за собой дверь. В купе снова становится темно и первое время Лену не разглядеть.

— Возьми меня замуж, — неожиданно слышится ему.

Несколько секунд он молчит.

— Ты серьезно?

— Почти…

За окном очень вовремя просвистывает встречный локомотив, видимо одиночный, затем снова восстанавливается прежний приглушенный фон идущего поезда.

— Что же ты молчишь?

— Пытаюсь понять, сколько юмора в твоем предложении.

— Эх ты, математик! — слышит он у самого уха и чувствует ее ладони на своих щеках.

Он закрывает ей рот своими губами, но ненадолго.

— Где ты еще найдешь такую бабенку! — шелестит ее голос и Лена выпрямляется.

Он протягивает руки, чтобы стянуть с нее простынь, но кокон сам распадается и руки его скользят по обнаженному шелковистому телу, которое он видит отчетливо и видение это перехватывает дыхание. Ему кажется, что никогда еще в этой жизни ни одно женское тело не создавало такого умопомрачительного эффекта. Девчонка, явно не без умысла тянется, словно собираясь заглянуть на верхнюю полку и он уже не владея собой обхватывает ее, тычется лицом в живот, бедра, губами касается жестковатого островка, отчего Ленка коротко вскрикивает и опускается к нему…

Когда она освобождается от его объятий предложение больше не повторяется, а он уже о нем и не помнит. Она молча укладывается на противоположной полке.

Он безуспешно пытается собраться с мыслями, чтобы как-то нейтрализовать ситуацию.

— Лен… Ну ты что?!..

Ленка вдруг хмыкает.

— Вспомнила анекдот. Хочешь, расскажу?

— Валяй.

Анекдот оказывается настолько безобразным, что он на некоторое время теряет дар речи. Лена, в ответ на его растерянное молчание хохочет, затем неожиданно замолкает.

— Ну хватит! Давай спать, — психует он.

Слышно, как мимо шелестит какой-то полустанок, затем, вдруг с разбойничьим свистом ураганом налетает встречный состав. Дерматиновая штора под напором вихря вздувается парусом и купе заполняется свежей прохладой. Торопливый грохот колес сотрясает вагон и начинает казаться, что он не удержится на рельсах, но рев обрывается прежде, чем напряжение успевает оформиться в панический страх. Когда чувство опасности исчезает возникает необъяснимое разочарование от того, что ничего не произошло. Он еще долго лежит с открытыми глазами, пытаясь отвлечься мелодией поезда…

Утром, еще не проснувшись, он слышит негромкие голоса и шум шагов. Его окончательно будит яркий свет — кто-то поднял шторку.

— Вставай, влюбленный. Хватит спать, — звенит голос Нины.

Он открывает глаза. В купе кроме них никого нет. Ночное, уютное гнездышко трудно узнать. При дневном свете видно, что вагон не новый, вероятно после капитального ремонта. Желтая краска на обшивке наложена тонким слоем и местами просвечивает старое покрытие серого цвета. Приподнятая шторка на окне из коричневого кожзаменителя прошита небрежным швом и почему-то белыми нитками.

Несмотря на приток свежего воздуха в купе еще чувствуется запах разложившегося табачного дыма. Вероятно Ленка выкурила не одну сигарету.

Она появляется бесшумно и внезапно. На ней служебная форма, с явно укороченной юбкой. Не взглянув на него принимается что-то разыскивать на полке. Отыскав ключи пытается выйти, но он ловит ее за руку и усаживает рядом. Он рассеянно целует его в щеку, отводит удерживающие ее руки и уходит.

— Умывайся, я скоро приду, — слышит он уже из коридора.

Вернувшись из туалета он вешает полотенце на место несколько минут провожает взглядом заоконные пейзажи, затем, уже одетый, заваливается спиной на постель и принимается рассматривать потолок из белого пластика. Наверное единственный фрагмент, не подвергшийся варварской реконструкции. Думать ни о чем не хочется. Он ловит себя на том, что все время после ухода Лены прислушивается к шагам в коридоре. Он закрывает глаза, пытаясь уснуть но это ему не удается. В поездах почему-то высыпаешься раньше, чем в обычных условиях. Читать в вагоне ему не нравится, да и нечего. Сходить в ресторан? Наверное еще закрыт… Лена появляется только через час, когда Генка уже перестал прислушиваться к шагам в коридоре.

— Много было работы. Кипятила чай. Нинка разносит. Могу принести и тебе.

Вместо ответа он тянет к ней руки, но она отстраняет их и садится по другую сторону столика.

Минуты две оба смотрят в окно на бесконечный хоровод деревьев, словно давно не видели заоконных пейзажей.

— Почему ты развелась с мужем, — неожиданно для себя спрашивает он. Она косится на него.

— Я не из тех, кто по своей воле выходит замуж, а потом разводится…

Лена говорит так убежденно, что вызывает невольную улыбку у Генки.

— Что смешного?! — не понимает Лена.

— Да ничего. Так говоришь, будто это пожизненное обязательство.

— А разве нет?! — ершится Ленка. — Если решение добровольное. Грех разрушать семью.

Генка смотрит на нее с усмешкой.

— Ты в какую церковь ходишь?

Ленка смотрит на него озадаченно.

— Да ни в какую! Разве чтобы во что-то верить надо ходить куда-то. Просто я считаю, что человека для жизни надо выбирать только один раз.

— Да-а?! А если ошибешься?

— Ну это ты уж сам виноват.

— Ну, предположим, ошибся, виноват, и так и маяться всю жизнь, без всякой надежды?

— А тебя никто не принуждал.

— Жесть…, — ухмыляется Генка и переводит взгляд в окно, но ненадолго.

— А с твоим-то, что случилось?

Лена в свою очередь что-то высматривает за стеклом и отвечает не сразу.

— Разбился на мотоцикле… Сейчас много гибнет на дорогах.

Геннадий не знает, как реагировать на ее сообщение, но Ленка вдруг поворачивает к нему лицо и смеется.

— Но это было в далеком прошлом.

— Как именно далеком? — уже не отстает Генка.

— В другой жизни… Расскажи лучше, где ты отдыхал?

Генка явно недоволен поворотом темы, но помолчав отвечает.

— В Черногории.

— Красивая страна, — не дает ему возможности вернуться к прежней теме Ленка.

— Ты там была? — косится он.

Нет. Видела в клубе кинопутешествий. У меня цветной телевизор последней марки. Вообще у меня все высший класс.

— Перестань трепаться…

— А что? Молоденькая, незамужняя женщина с прекрасной квартирой в центре, отдельным санузлом и дочкой-умницей лет пяти разве не в цене?… Ладно, я пошла на уборку.

Несколько минут он сидит в одиночестве продолжая рассматривать пролетающие мимо ярко— рыжие березовые рощи, с редкими красными рябинами, и случайными отчаянно-зелеными елями. Все это на фоне стерильно-синего небосклона. Буйствующая красками обреченность. Внезапно появляющиеся размашистые поля с ползающей по ним сельхозтехникой лишь немного придают оптимизма заупокойной осенней красе…

Геннадий поднимается и тоже выходит из купе. В окнах коридора те же пейзажи. Желтые, оранжевые и красные пятна всюду выступают веселыми мазками, вызывая своей глупой радостью жалость и досаду.

Солнечные лучи заливают весь вагон и в коридоре душно от их тепла как в разгар лета. Хорошо бы подойти к единственному открывающемуся окну, но оно занято молодым офицериком. Курит. Впрочем, сигарета у него догорает и стоит немного подождать. Вскоре он выбрасывает окурок в окно, плюет туда же и собирается уйти, но спотыкается о швабру, которой ему перегородила путь неизвестно откуда появившаяся Ленка.

Тот с удовольствием вступает в игру. Они о чем-то треплются — различить слова на расстоянии трудно. Ленка, судя по гримасам отчаянно кокетничает. Жалкая потаскушка! Геннадий отворачивается к окну.

— А ты не женат случайно? — кричит потерявшая всякую совесть проводница.

— Нет. Не успел.