Помощь деньгами и кровью

— Ты мог пригнуться инстинктивно, — сказал Шаравин, — это движение на уровне рефлекса, память его не фиксирует. Нет, ну ты подумай, какая сука…

Он вытащил мобильник, покрутил его в руке, сунул обратно. Глянул на окна дома, на Илью, посмотрел вокруг.

— Надо проверить. Отойди, чтобы тебя не видно было.

И пнул ржавую дверь «Тойоты». Заорала сигналка, с березы сорвались вороны и с карканьем убрались прочь. Шаравин пнул корыто еще раз, машина покачнулась, сигналка завывала на все лады.

— Надо проверить. — Шаравин подобрал бутылку с отбитым горлышком, примерился. — Сначала надо все проверить. Если что — я дурак, у меня справка есть, мне ничего не будет.

Он швырнул бутылку в лобовуху, снаряд отскочил и покатился наземь, звонко грохнулся об асфальт и пропал под сгнившим днищем. Илья дернул боковую дверь за ручку раз, другой, но та не открывалась. Машина снова покачнулась от удара, Шаравин пнул ее с той стороны.

— Выходи, чудище поганое, покажись. Ну, где ты, скотина? — он глядел то на окна дома, то на дверь подъезда, но ничего не происходило. Сигналка выла, из окон выглянули несколько человек, в том числе сонная Федоровна и дед с пятого этажа. Старуха быстро пропала, а дед не торопился, устраивался поудобнее у широкого подоконника. В окне третьего этажа Илья заметил Настю. Девушка с полминуты глядела вниз, заметила Илью. Покрутила себе пальцем у виска и ушла.

— Да что ж такое! — Шаравин выглядел расстроенным. — Тут и дохлый бы прибежал. Или ему уже пофиг…

Капитан осекся, вовсе уж с безумным видом глянул на Илью, потянулся к телефону, огляделся так, точно впервые видел это место.

— Вот сучий потрох, почуял-таки меня…

— Илья! — донеслось откуда сверху. Это была Настя, она выскочила на балкон и махала оттуда то ли платком, то ли какой-то тряпкой. Шаравин вытянул шею, чуть прищурился и принялся рассматривать девушку.

— Это она меня убить хотела?

— Ты сам нарвался. — Илья по бортику обошел лужу и оказался напротив балкона, махнул в ответ.

— Илья, у нас газом пахнет, очень сильно! Дышать нечем!

Шаравин отбежал вбок и что-то быстро проговорил в мобильник. Бросил его в карман и через лужу кинулся к подъезду. Чуть не сбил Илью с ног, остановился в последний момент.

— Какой этаж?

— Четвертый, налево. — Илья глянул вверх. Насти не было, а в воздухе уже чувствовался удушливый резкий запах, более сильный и отчетливый, чем в прошлый раз.

— Здесь побудь пока. — Шаравин прикрыл нос рукавом куртки и ринулся в подъезд. Илья выждал пару мгновений и побежал следом. Промчался мимо вонючего «гаража» под лестницей на первом этаже и рванул вверх по ступенькам. На бегу заметил, что стены сегодня украшают новые картинки, на этот раз с ангелами, архангелами и прочими светлыми крылатыми сущностями. Они то красиво парят над травкой и цветочками, то попирают чем-то вроде меча джедая тварь, похожую на перепуганного динозаврика. Приглядываться было некогда, тем более в подъезде слышались встревоженные голоса, эхом разносившиеся от первого до последнего этажа. Илья был уже на третьем, сунулся было дальше и едва успел отшатнуться — Шаравин летел обратно.

— Что там? — капитан притормозил, входя в поворот, ругнулся сквозь зубы.

— Не войти, — бросил он, — постой здесь пока, я по твоим следам попробую.

Открылась дверь «двушки», на пороге показалась Настя. Она прикрывала рот и нос платком, в другой руке держала «зонтик». Шаравин недобро глянул на девушку и, судя по выражению лица, сразу ее узнал.

— Газовикам позвони, — распорядился он, — наших я вызвал, скоро будут. Тут жди пока. Я с той стороны попробую открыть. А ты, — он глянул на девушку, — топай отсюда.

— Дома у себя командовать будешь. — Настя на Шаравина даже не взглянула, обошла Илью и посмотрела вверх, в просвет между перил. Капитан хотел что-то сказать, но смолчал, ринулся вниз, загрохотал по ступенькам. Внизу хлопали двери, слышались голоса, вверху было тихо. Илья глянул вверх и прикрыл лицо рукавом: газом воняло все сильнее.

— Думаешь, это они? — Настя ловко просочилась мимо и оказалась на площадке выше этажом, смотрела куда-то вверх. Илья оказался рядом, увидел три велосипеда, прикованные цепью к трубе водостока, и те же картинки, яркие и наивные, в изобилии украшавшие стены.

— Тут рядом бабулька одинокая жила, — Настя поднялась на одну ступеньку, потом на другую, — совсем одинокая. Я ее давно не видела. Может, это она…

— Да что ж такое! — из квартиры напротив Настиной выскочила полная круглоглазая тетушка с внушительным бюстом. — Что происходит? То орут, то визжат, то поют, ни днем, ни ночью покоя нет!

Тетушка гневно глянула на Илью, на Настю, девушка язвительно улыбнулась:

— Светлушки играют, что вам не нравится? Вы не любите детей?

Тетка вылупила глаза, поджала губы, зыркнула на Настю и убралась в свою нору. Илья подумал, что лучше бы эта тетка и все остальные вышли пока на улицу, что дело принимает дурной оборот и что, если Шаравин прав, до беды недалеко.

Настя уже поднялась наверх, Илья обогнал девушку и оказался перед дверью сорок второй квартиры. Здоровенная металлическая махина надежно запечатывала вход в яковлевскую берлогу, в углу под щитком стояла коробка с картофельными очистками и использованными памперсами.

— Свиньи, — Настя скривилась, — настоящие свиньи.

Илья на коробку не смотрел, наклонился к замочной скважине, прислушался. Запах шел оттуда, из узкого отверстия несло газом так, что слезились глаза. Хорошо, что кто-то догадался открыть все окна в подъезде, и уже можно дышать, а вот что творится в квартире, лучше не думать.

— Что там? — Настя сунулась справа, слева, но Илья оттеснил ее. Из квартиры послышался какой-то неясный шум, потом снова стало тихо. Он все гадал, что означают слова Шаравина «по твоим следам», а когда сообразил, что речь шла о трансформаторной будке под окнами дома, дверь сорок второй квартиры открылась. На пороге показался капитан, злой и взъерошенный, куртка и штаны в грязи, на правой щеке свежая царапина. Он сунул Насте под нос свое удостоверение, девушка оторопела, и пока соображала, что происходит, Шаравин буквально втащил Илью в квартиру.

— Понятым будешь. — Капитан с грохотом щелкнул дверной задвижкой и вытащил из-за спины пистолет. — Просто смотри, потом под протокол повторишь, что видел.

Он скрылся в комнате справа, Илья осматривался. Коридор был довольно узкий, слева помещался встроенный шкаф, набитый детскими вещами так, что дверка не закрывалась. На левой стене висело мутное зеркало, по виду довольно старое, оставшееся еще от прежних хозяев. Илья вспомнил, что у его бабки было такое же или очень похожее, в темной деревянной раме. Ничего удивительного, вещи тогда покупались в одних и тех же магазинах и служили долго, как это, например. А бабкино приказало долго жить лет двадцать назад, когда в него попали баскетбольным мячом, и потом пришлось покупать новое, почти такое же.

Шкаф переходил в стену, дальше находилась комната, довольно большая, с круглым столом посередине и тремя двухъярусными кроватями вдоль стен. Балконные двери распахнуты настежь, стекло выбито, оттуда сквозит холодом. Зато и газом пахнет едва заметно, он почти выветрился. Тут было пусто и очень грязно, точно на вокзале: кругом валялись игрушки, какие-то тряпки, стол был завален детскими книжками и немытой посудой, у порога валялась обувь, под подошвами хрустел песок. Во второй комнате, поменьше, оказалось то же самое: разгром, грязь, иконы на стенах и никого живых. Шаравин тоже куда-то пропал, и на мгновение Илье показалось, что капитан бросил его тут и свалил через балкон, как и вошел.

В третьей комнате, самой маленькой, дальней, обнаружилась двуспальная кровать с жутко грязным скомканным бельем и детской кроваткой у окна. Здесь очень плохо пахло, какой-то душной гнилью, точно комнату не проветривали год, а то и больше. Эта вонь чувствовалась во всей квартире, но здесь, похоже, находился ее источник, и Илья никак не мог сообразить, откуда он идет. На подоконнике валялись дохлые мухи, на батарее висели разноцветные тряпки, под ними валялась бутылочка с соской.

Из кроватки послышался негромкий шорох. Илья невольно вздрогнул, подошел туда, наклонился. На покрытых пятнами тряпках сидела большая темная бабочка, она ползала по мятой грязной ткани и то и дело хлопала крыльями, будто что-то мешало ей взлететь. По бортику пробежал паук, Илья отпрянул и едва не столкнулся с Шаравиным. Тот с совершенно каменной рожей оглядел комнату, вышел в коридор.

— Сюда иди, — бросил он сквозь зубы и мотнул головой в сторону кухни. — Только смотришь, понятно? Внимательно смотри, ты понятой.

Белая деревянная дверь с заклеенным пленкой стеклом была приоткрыта. В просвет между створкой и косяком Илья ничего не видел, вернее, серело там что-то непонятное, то ли пятно на полу, то ли еще что. Но идти туда не хотелось, Илья прищурился, вытянул шею. Шаравин пересек коридор и рванул дверь на себя.

На пороге лежала самая маленькая девочка с белыми косичками. Лица ее Илья не видел, она лежала на животе и не двигалась. В какой-то миг показалось, что белые бантики чуть шевелятся, точно девочка спит и шевелится во сне, Илья дернулся к ней. Шаравин преградил ему дорогу.

— Забыл сказать, — у него дернулась верхняя губа, — живых там нет, я проверил. Они все покойники. Просто смотри, и все.

И подтолкнул Илью к двери. Тот, не особо вникая в смысл слов капитана, подошел, заглянул внутрь. Тут еще пахло газом и довольно ощутимо, он шел из открытой настежь духовки. Пованивало горелым и еще какой-то мерзостью, Илья никак не мог понять, чем именно. Да и не старался, а смотрел, как приказал Шаравин, просто смотрел.

Яковлева сидела на полу, привалившись спиной к стене. Полураздетая, в рваной рубашке, задранной выше колен, в вырезе видна отвисшая голая грудь, волосы растрепаны, висят паклей. Голова запрокинута, глаза открыты, рот разинут, нижнюю челюсть повело набок. Слева, от виска до подбородка тянется длинная багровая царапина, но крови не видно, губы синие, пальцы скрючены. На коленях у нее сидит мальчишка лет шести, тоже беловолосый, бледный до синевы, он привалился боком к матери и будто спит. Рядом еще один, помладше, между мойкой и холодильником старшая девочка, кажется, Оля. Она свернулась на полу калачиком и закрыла руками лицо, рядом с ней, обнимая сестру, лежит еще один пацан. И даже если бы Шаравин не предупредил, то по их позам, по виду тел, одежде было понятно, что все мертвы. Стало тихо, душно, и очень быстро темнело, точно гроза собирается в дивный летний день.

Илья пришел в себя в коридоре, сидя на полу спиной к стене. Шаравин наотмашь хлестал его по щекам и матерился сквозь зубы. Илья перехватил его руку, капитан вырвался, отошел и злобно глянул на Илью.

— Тебя мне только не хватало. Идти можешь? — он протянул Илье руку. Тот поднялся сам, постоял, приходя в себя. От пощечин малость мутило, голова шла кругом. Шаравин прикусил губу.

— У тебя же сотряс, я забыл. Извини.

Он тут же потерял к Илье интерес, сунулся в одну комнату, в другую. Илья привалился к шкафу и смотрел в стену. Кухня была справа, и Илья боялся глянуть в ту сторону, боялся как никогда в жизни, сжимал до хруста зубы, точно это могло прогнать страх. «Почему, зачем…» — все эти мысли шли фоном к основному: он снова был виноват, это напрочь, казалось, забытое чувство захлестнуло с головой, будто по его вине умерли эти дети. Как вина перед погибшей много лет назад матерью, как перед отцом, бросившим его на злобную старуху, снова оказался в долгу перед теми, кому уже ничего не нужно.

— Он здесь, он не ушел, — Шаравин вылетел из комнаты, застыл на миг и ринулся в соседнюю. Оттуда раздался грохот, треск, Илья побрел на звук. Шаравин ищейкой рыскал вдоль стен, заглянул под кровати, перерыл все барахло на них, сунулся в шкаф, вышвырнул оттуда какие-то тряпки, открыл антресоли и скинул на пол пару коробок.

— Кто? — проговорил Илья, глядя в окно. — Кто не ушел?

— Кальдер, — выдохнул Шаравин, пролетел мимо и кинулся дальше. Илья отлип от косяка, поплелся следом. Капитан теперь обшаривал самую большую комнату, он даже мебель сдвинул и теперь вглядывался в просвет между старым основательным советским сервантом и стеной. Ничего там не обнаружил, сдвинул с дороги стол, завернул ковер и разглядывал коричневые доски пола. Ремонт тут не делали с тех пор, как дом сдал стройбат в эпоху молодого Брежнева.

— Ерунда, — проговорил Илья, — с чего ты взял?

Шаравин повернулся на одном месте, выскочил на балкон. Оглядел полки с разным барахлом за полосатой занавеской, дернул стойки так, что зазвенели банки, уронил здоровенную пустую коробку, дернул еще раз. Успокоился, оглядел еще раз весь бардак, посмотрел на Илью и кинулся ему навстречу. Тот успел отскочить, врезался спиной в зеркало, оно опасно покачнулось. Шаравин подлетел к входной двери, затормозил напротив шкафа. Открыл, грохнул по дверце кулаком, потом врезал ногой в стену рядом. Та гулко дрогнула, но устояла. Шаравин направил пистолет на шкаф, покосился на Илью, улыбнулся зверски и крикнул:

— Кальдер, здоро́во! Сам выйдешь или как? Покажись, скотина! — Он свистнул, щелкнул предохранителем. — Выходи на счет три, два уже было!

Шкаф не отвечал, оттуда не доносилось ни звука. Илья прикидывал, не сошел ли Шаравин с ума, а если сошел, что ему самому делать дальше. Капитан в силу свой профдеформации мог давно и незаметно для окружающих поехать умом, и сейчас душевная хворь проступила открыто. Илья и в себе не был уверен, но чтобы вот так, на шкаф с пистолетом, а тот, между прочим, заряжен, а если не холостыми, то дело дрянь.

— Кальдер, я тебя предупредил! — Шаравин передернул затвор и нажал на спуск. Грохнул выстрел, за ним еще один, потом еще, в стене образовались три дырки. Одна точно над плинтусом, вторая под потолком, выше человеческого роста, третья пуля прошила дверцу и запуталась в грудах барахла. К пыли, запаху душной гнили и газа прибавилась пороховая вонь, запах ел глаза, Илья зажмурился на мгновение. А когда открыл, стенка раскололась, как стекло, и из развалин весь в пыли и какой-то трухе вывалился Яковлев с младенцем на руках. В обнимку с ребенком звонарь выпал в коридор, врезался лбом в стенку, повернулся, вжался в нее спиной.

— Не стреляйте, пожалуйста, — он выставил перед собой младенца. — Не надо! Не убивайте нас! Лена сошла с ума, я не смог ей помешать! Не стреляйте, пожалуйста!

Он с совершенно безумным видом глядел то на Илью, то на Шаравина, темные выкаченные из орбит глаза слезились, белки налились кровью. Яковлев прижимал к себе младенца, тот безжизненно висел, прижатый к широкой груди, и слабо дергал руками и ногами, обтянутыми ярко-розовым комбезом. Яковлев половчее перехватил ребенка, принялся креститься, не сводя глаз с пистолета в руках капитана, и вдруг рухнул на колени. Звук раздался такой, точно на пол свалилась гантель.

— Не стреляйте! — он жутковато вращал глазами. — Лена давно хотела это сделать.

— Отравить газом своих детей? — как-то очень спокойно уточнил Шаравин. Он стоял к Илье в профиль и говорил сквозь зубы, точно каждое слово давалось ему с трудом. Яковлев снова перекрестился и быстро затряс немытой башкой:

— Да, да, только она называла это спасти. Спасти детушек от мира, от злых людей, от болезней. Спасти, понимаете? Она уже пыталась недавно, но я успел, закрыл газ, а сегодня у нее все получилось!

Последние слова он выкрикнул, младенец дернулся, точно от удара. Яковлев обхватил его крепче, прижал к себе, и снова его глаза забегали туда-сюда. Он глянул на Шаравина, на Илью и затараторил, проглатывая слова:

— Это Лена тебе машину разбила, хотела наказать, за детей. Я оплачу ремонт, я все отдам, только не стреляйте!

Илья глянул на Шаравина. Капитан точно ничего не слышал, по-прежнему держал Яковлева на прицеле, только пистолет чуть подрагивал, ствол понемногу начинало водить по сторонам. Яковлев рыпнулся было подползти ближе, но Шаравин опустил пистолет.

— Не дергайся, сиди где сидишь.

Яковлев застыл, бережно прижимая к себе ребенка, накрыл лапищей его голову, прижал к своему плечу. Младенец снова дернулся и закашлялся, Яковлев поднял его перед собой. Ребенок заходился в кашле, у него началось что-то похожее на судороги, Яковлев беспомощно смотрел то на конвульсии младенца, то на Илью. Шаравин аж дышать перестал, но ствол больше не дергался и глядел точно в лоб звонарю.

— Фаечка газом отравилась, — прошептал Яковлев, — я только ее успел спасти. Лена хотела и ее забрать, доченька заплакала, я проснулся и успел ее спасти, нам нужно к врачу…

Ребенок зашелся, точно в припадке, кашель смешался с плачем и хрипами и вдруг стих. Младенец куклой повис в лапах звонаря и не двигался. Яковлев закрыл глаза.

— Ты ошибся, — не сводя с ребенка глаз, сказал Илья. — Это не Кальдер…

— Закройся, — вполголоса бросил Шаравин, — не лезь. Отойди, кому сказано.

Илья шагнул к капитану, но моментально перед глазами появился черный дульный срез, и уставился он, надо думать, точно в переносицу. Шаравин даже не щурился, он смотрел в прицел обоими глазами, да тут и навыков особых не нужно, с полутора метров в человека — это как в одиноко стоящего слона: мудрено не попасть. Илья остановился, развел руки. Шаравин, по-прежнему спокойный, глянул на Илью поверх пистолета и перевел ствол на Яковлева. Тот совершенно по-бабски всхлипывал и все заглядывал младенцу в лицо. Было очень тихо, только через разбитое окно доносился фоном уличный шум, и газом запахло чуть сильнее. Но могло и показаться, сжавшие сердце тиски чуть разжались, и Илья только сейчас почувствовал, как дрожат руки. «А ведь он нас пристрелит», — он бросил взгляд на Шаравина. Капитан был спокоен и собран, оружие держал обеими руками, но глядел поверх прицела.

— Разберемся. Ребенка убери. — Шаравин мотнул головой в сторону маленькой комнаты. Яковлев кое-как поднялся на ноги, длинный, нескладный, постоял, баюкая младенца. И под прицелом двинул в указанном направлении, не переставая всхлипывать. Похоже, у него начинался отходняк после пережитого. У Ильи чуть кружилась голова, стены снова начали подозрительно подрагивать, пол норовил уйти из-под ног. Яковлев с ребенком на руках плелся в комнату, его мотало от стены к стене.

— Олечка, Ваня, — Яковлев подвывал бездомным псом, — Максим, Сереженька… Лена, что ты натворила! Зачем ты это сделала, зачем?.. Это же наши дети!

Шаравин с каменной совершенно рожей шел следом за Яковлевым и вдруг запнулся, глянул вбок, на Илью и показал в сторону комнаты у входа. Илья насторожился, прислушался и шагнул на тихий стон, что доносился откуда-то с той стороны. Из-под дивана выбирался мальчишка, темноволосый, бледный, зареванный, с перевязанной рукой. Илья кинулся ему на помощь и вытащил на свет божий. Пацаненок еле держался на ногах, отстраненно глядел по сторонам, прижимая к себе мягкого, донельзя грязного лисенка. Мальчишка вцепился в игрушку до судорог в пальцах, так, что они побелели, постоял, огляделся, снова застонал и повалился на пол. Илья успел подхватить мальчишку, на бинте выше локтя у него появились бурые пятна, глаза пацана закатились.

— Сереженька! — Яковлев кинулся обратно, нарвался на Шаравина и отступил. Капитан оглянулся на миг, Илья перехватил его недоуменный взгляд, и тут Яковлев швырнул младенца на постель, а в руках у звонаря оказался пистолет. Ствол моментально взлетел на уровень глаз, а Шаравин точно спиной видел. Пригнулся, перекатом кинулся Яковлеву в ноги, они сцепились на полу, насмерть и молча, не тратя сил на слова. Грохнул выстрел, пуля разбила дверцу книжного шкафа, посыпались мелкие осколки, и еще сильнее запахло газом. Мальчишка помаленьку приходил в себя, он дрожал всем телом и тоненько плакал, продолжая сжимать в руках игрушку. Грохнуло еще раз, на этот раз пуля влетела в стену, а к резкому запаху газа прибавилась удушливая пороховая гарь. Илья подхватил мальчишку под мышки и потащил в коридор. В дверном проеме он заметил Шаравина с разбитой рожей, потом в коридор вывалился Яковлев. Он шустро прополз по полу, сунулся к Илье и мальчишке, но Шаравин успел, заломил Кальдеру руку так, что тот заорал во всю глотку.

— Ори, паскудина, — Шаравин выворачивал ему запястье, — ори, мразь. Я тебя живым сдать должен, но никто не говорил, что здоровым. Щас все счета мне оплатишь…

Из разбитого носа капитана на пол падали капли крови, под левым глазом расползалась и густела синева. Мальчишка встрепенулся у Ильи в руках, задергался, вырываясь.

— Папа! — орал он, извиваясь так, что Илья с трудом удерживал пацана. — Отпусти его, скотина!

— Убрать! — Шаравин мельком глянул на Илью. — Выкинь его отсюда!

Мальчишка заорал еще сильнее, Яковлев неожиданно ловко крутанулся и непостижимым образом вырвался из захвата. Вскочил и рванул к балкону, Шаравин распрямился пружиной и кинулся следом. Раздался звон разбитого стекла, чей-то вопль, потом жутковатый глухой звук удара, и там все стихло. Газом запахло еще сильнее, точно мертвая Яковлева снова повернула вентиль, Сережа бился в руках скользкой рыбой и орал. Илья зажал ему ладонью рот и потащил в коридор. Пацан разом притих, повис беспомощной куклой. Сознание потерял. Это хорошо — Илья протащил его мимо приоткрытой кухонной двери, стараясь не глядеть в ту сторону. Решил взять мальчишку на руки, чтоб было быстрее, присел на корточки, повернул пацана к себе.

И отпрянул в последний момент, ну просто чудом успел — в глаз едва не воткнулось острие ножа. Тонкое, длинное, заточенное под бритву лезвие мелькнуло перед носом и ушло вбок. Илья отшатнулся, оступился и еле удержал равновесие: под ноги попала игрушка, толстенький смешной лисенок с распоротым животом.

Движение походило на бросок змеи и длилось секунду, не дольше. Илья почувствовал только, как по руке от основания ладони быстро льется что-то горячее. Вернее, не льется, а хлещет, как струя воды из проснувшегося гейзера, но боли почему-то нет. А мальчишка рывком поднялся на колени и сделал еще один выпад зажатым в левой руке отточенным до бритвенной остроты ножом. Илья попытался выдернуть у пацана нож, но кисть руки не слушалась, висела неподвижно, мокрые и липкие пальцы едва шевелились.

— Сдохни, сдохни, — глядя Илье в глаза, сквозь зубы шептал мальчишка, — это тебе за маму, за отца. Ты их убить хотел, они из-за тебя умерли, и меня в лесу чуть не убил, но бог спас. Я тебе сейчас кишки выпущу…

Он вскочил на ноги, сделал еще выпад, потом еще. Тонкая серебряная полоска скользила перед лицом, Илья, как зачарованный, следил за ней, потом поднял порезанную руку, прижал к груди, выставил локоть вперед. И тут же ударил им мальчишку, попал в нос. Кровища ливанула, точно из крана, Сережа отшатнулся, выронил нож и кинулся к двери. Вихрем промчался по коридору, кое-как справился с задвижкой и вылетел в подъезд.

Илья поднялся, держась за стенку, закачался, как пьяный. Быстрая кровопотеря делала свое дело, ноги стали ватными, перед глазами расплывались зеленые и алые круги. Он двигался, как на автопилоте, со второй попытки вписался в дверной проем, споткнулся о высокий порог, но удержался на ногах, схватился за ручку двери. С той стороны раздался шум, крик, потом что-то с грохотом полетело по ступенькам, но звуки были какие-то смазанные, нечеткие, Илья никак не мог сообразить, откуда они идут. Потом дверь распахнулась ему навстречу, и он увидел Настю. Бледная, растрепанная, она сжимала шокер и глядела то на Илью, то куда-то вбок.

— Тварь какая, — девушку трясло, она сжимала зубы, чтобы те не стучали, — выродок поганый. Укусил меня, прикинь?

Она подняла руку, показала след человеческих зубов на ладони. Полукруг наливался кровью, багровел на глазах.

— Я его шокером успела, — она снова оглянулась, — но удрал, поганец.

Илья прижал локоть правой руки к груди и врезался плечом в косяк двери. К кругам перед глазами добавился звон в ушах, голова начала кружиться, движения сделались плавными, как во сне или под наркозом.

— Я тут ждала, слышала, как Яковлев про свою бабу безумную вам лапшу вешал. Потом выстрелы, потом этот уродец выскочил… Что с тобой? — Настя опустила шокер и уставилась на Илью. У того цветные круги перед глазами слились в рваное яркое пятно, в голове раздавался торжественный перезвон, накатила сонная одурь. Он попытался согнуть на раненой руке пальцы, но они лишь слегка шевельнулись, дрогнули и остались неподвижными. Кровь уже почти остановилась, но все еще продолжала сочиться из раны, рукав куртки можно было выжимать. На пол упали несколько темных капель, Илья перешагнул порог квартиры, и тут пол ушел из-под ног, Илья грохнулся на колени. Стало душно и холодно, грудь сдавило так, точно снова оказался в танковой яме, и грязь сходится над головой, и того гляди накроет снова, на этот раз уже навсегда. И Валерки рядом нет, и помочь некому.

— Быстро, быстро! — кто-то жарко шептал ему в ухо. — Поднимайся сам, я тебя не дотащу. Ну давай же!

Его дернули за ворот, потом встряхнули за грудки. Толща грязи разошлась, Илья увидел над собой грязно-белый потолок с прилипшими к нему спичками и Настю. Девушка, сама бледнее побелки, с прикушенной губой и слезами на глазах, сидела рядом и, единственное, что могла сделать, хлестала Илью по щекам. Малость успокоилась, заметив, что тот пришел в себя, и за одежду потащила его к ступенькам. Илья ухватился левой рукой за перила, кое-как с Настиной помощью поднялся на ноги. В подъезде было полно липкого тумана, он застилал глаза и мерзко пах, удушливо и резко.

— Газ, — шептала Настя, — это снова газом пахнет. Пошли отсюда, скорее! Ну пожалуйста!

Она тащила его на себе вниз, Илья брел, еле переставляя ноги. Спустились на один пролет, потом еще ниже, потом туман сделался гуще, в нем появились синие змеи, они скользили мимо и задевали лицо и руки своими ледяными хвостами. Правую Илья не чувствовал совершенно, видел сквозь липкий морок темные неподвижные пальцы, еще попытался шевельнуть ими. От боли на миг сознание включилось на полную, Илья разом взмок, дыхание перехватило. Настя обернулась, что-то сказала, но тут грохнуло так, что стены качнулись и чудом устояли. С потолка посыпалась побелка, ступеньки дрожали, как шкура испуганного зверя, перила гудели колоколами, и от их гула заклонило в сон. Настя глядела куда-то за спину Илье, потом вверх, и тут рвануло еще раз. Ступеньки вздрогнули, точно стряхивая с себя людей, стены содрогнулись, Илья не удержался на ногах. А туман превратился в грязь, та мигом сошлась над головой, накрыла, исчезли звуки, краски и боль, стало спокойно и тихо.

Потом появились лица, они плавно сменяли друг друга, застывали на пару мгновений и исчезали. Первой была бледная прищуренная женщина с взъерошенной седой челкой, потом насупленный мужик с тревогой во взгляде, потом еще один, спокойно-злой, потом еще кто-то. Одно показалось знакомым, но вспомнить человека Илья не смог, вернее, не успел. Озноб сменился жаром, он душил, рвал глотку, очень хотелось пить, Илья пытался попросить воды, но губы не слушались. Потом на миг стало очень больно, потом темно. А после наступила ночь.

Обычная, серо-мутная, с ветром и дождем в окна, с резкими тенями на потолке, тревожная душная ночь. Илья долго глядел в потолок, на сплетение черных и светлых линий, потом сообразил, что это сквозь ветки дерева за окном пробивается свет фонаря. Приподнялся на локтях, осмотрелся. Обнаружил себя у окна, откуда нещадно сквозило, рядом еще кровать и кто-то неподвижный там под одеялом. Напротив еще одна, дальше еще, оттуда доносится негромкий храп. Помещение небольшое, на пять кроватей, одна пустая, из-под двери на пол падает узкая полоска света, слышатся глухие голоса и отдаленная музыка. Пахнет по-больничному бинтами, лекарствами, хлоркой, отчего на сердце становится тоскливо и тяжело.

Илья приподнялся на локтях, и от неловкого движения вернулась боль, но не острая, а тягучая, похожая на зубную. Зато болело все и сразу, каждая косточка, связка и мышца напоминали о себе, о своем местонахождении в теле. После смерти боли нет — это всем известно, значит, он еще здесь, небеса то ли отказались от грешника, то ли там, наверху, пока нет свободных мест.

Он осмотрелся в полумраке. Шторки на окне имелись чисто символические, закрывали его ровно на половину, и дерганый свет уличного фонаря выхватывал из темноты то подоконник, уставленный бутылками с водой, пакетами и соками, то дальний угол у двери, где стояли костыли. Правую руку от запястья до локтя резанула боль, желудок сжался, лоб покрылся испариной. Илья лег, переждал приступ и снова приподнялся. В темноте он мало что видел, разглядел лишь, что правая рука плотно забинтована, из повязки торчат кончики пальцев. И они не двигаются, как Илья ни старался ими шевельнуть. Боль, сначала глухая, усилилась, разлилась тяжелым жаром до плеча, в висках зашумела кровь. Илья повернулся набок, попытался сжать кулак, но пальцы даже не шелохнулись. А с соседней кровати раздался стон, сначала слабый, потом громче, потом еще, человек дернулся, содрогнулся и жутковато захрипел. Илья не видел его лица, по голосу показалось, что человек еще совсем молод, что лет ему всего ничего. Тот затих, вытянулся на кровати и снова застонал, уже тише. А потом его точно подбросило на месте, одеяло поползло на пол. Храп прекратился, Илья увидел в темноте, как на кровати напротив кто-то сидит и, надо думать, спросонья вглядывается в полумрак. У двери появился еще один силуэт, а тот, рядом, жутко заскрипел зубами. Илья сел, оперся на край кровати, чтобы подняться, и тут в глазах потемнело, к горлу подступила тошнота. Он снова почувствовал, как покрывается липким ледяным потом. «Не так быстро», — приказал Илья себе, но больше ничего подумать и сделать не успел, комнату заволокло чернильной темнотой, и ночь сделалась как настоящая, как и положено ей быть — черной, тихой и глухой.

Потом раздались негромкие смазанные голоса, Илья не понимал ни слова, но видел сквозь туман две фигуры, что появились рядом. Обе нечеткие, серые и резкие, они двигались очень быстро, и в какой-то момент Илье показалось, что их стало несколько. Кто-то сдернул с него одеяло и подошел ближе.

— Не тот, не тот, — раздался быстрый шепоток, — другой, рядом. Оставь.