Помоги проекту - поделись книгой:
- А теперь, дефочка, торт!
Пройдя через зал, Настенька остановилась перед дверью гостиной, откуда доносился шум веселого застолья. Внезапно девочку охватило желание бросить блюдо и бежать вслед за тетей Грушей. Но за спиной голос экономки:
- Иди, дефочка, иди!
В большой, ярко освещенной тяжелой хрустальной люстрой гостиной, пока обходила, предлагая торт, гостей, все время думала о словах шофера.
«Час ночи… выключить красный рубильник. Где же этот самый рубильник? Почему она не спросила у тети Груши?»
Когда за окнами особняка стемнело, в кухне появился солдат. Он молча вывернул из патронов электрические лампочки, поставил на стол небольшой фонарик с синим стеклом, проверил, зашторены ли окна, и вышел, плотно притворив за собой дверь.
Тихо. Почему-то громче прежнего стучат часы. Пятнадцать минут первого.
Настенька прислушалась. За окном - шаги часовых. Где-то за лесом приглушенно гудят моторы самолетов.
Решение пришло неожиданно: надо во что бы то ни стало найти этот рубильник. Он, наверное, в бункере, на командном пункте. Бросилась искать фрау Эльзу. Та сидела в большом зале у камина и потягивала из высокого фужера вино.
- Фрау Эльза,- тихо, стараясь унять дрожь, сказала Настенька.- Ночь душная. Господа офицеры, видно, хотят пива?.. Я отнесу им туда, в бункер.
С замиранием сердца ждала ответа. Немка внимательно посмотрела на Настеньку, довольно улыбнулась:
- О-о, карашо, карашо!.. Умница. Отнеси им пива.
Настенька подбежала к большому холодильнику.
Быстро вытащила бутылки. Поставила на поднос и, чувствуя, как дрожат коленки, спустилась по крутой лестнице в бетонированное подземелье. Прошла мимо одного часового, второго, свернула направо. Остановилась возле полуприкрытой массивной двери, заглянула и увидела открытый металлический шкаф. Ключ торчал в скважине замка. На серой мраморной доске - множество кнопок, ручек, циферблатов. В середине буквой «П»- красный рубильник.
«Это он! Тот самый красный рубильник, о котором говорил шофер. Его надо выключить!..» В это время из комнаты напротив послышались громкие голоса. Здесь размещалась аппаратная по управлению аэродромами.
На большом столе множество телефонов, микрофоны. На стенах ярко освещенные большие карты. У широкого экрана радиолокатора переговаривались гитлеровцы. Генерал то и дело снимал трубку с белого телефона и что-то кричал, поминутно вытирая платком потное лицо.
Настенька стояла на пороге, руки едва удерживали поднос. «Скорее бы брали пиво!»
Офицер, увидев служанку, недовольно проворчал:
- Надо стучаться! - и забрал бутылки.
Девочка взглянула на большие круглые часы со светящимися стрелками и циферблатом. Они показывали без пятнадцати час.
Прикрыв за собой дверь аппаратной, она проскользнула в комнату, где стоял распределительный щит. Ухватилась обеими руками за красный рубильник и дернула на себя. Сверкнули, тихо щелкнув, зеленоватые искорки. Стрелка на одном из циферблатов дернулась и упала вниз. Настенька закрыла железную дверь шкафа, повернула в замке ключ, вытащила и забросила его в темный угол.
Сдерживая себя, как можно спокойнее прошла мимо часовых, поднялась наверх и вернулась на кухню. А минут через десять земля содрогнулась от мощных взрывов. Звенели стекла, посуда на полках. Непрестанно били зенитки, выли сирены, с неба доносился нарастающий гул самолетов.
Настенька выбежала из кухни. В комнатах никого не было, все попрятались в бункер. Поднялась на чердак и через слуховое окно вылезла на крышу, опутанную множеством проводов. Отсюда хорошо было видно, как на аэродроме взрывались и горели, взметая к ночному небу султаны темно-красного огня, фашистские самолеты, рвались снаряды на складах. Все вокруг полнилось грохотом, огнем и дымом. В далекой вышине непрестанно гудели самолеты - ее самолеты,- и оттуда на вражеский аэродром сыпались и сыпались бомбы.
Одна из бомб угодила в угол особняка. Настеньку воздушной волной сбросило с крыши в сад. Упала она, к счастью, в густой кустарник.
Ее нашли наши люди, работавшие на вражеском аэродроме. Спрятали, а потом доставили в отряд…
…В землянку вошел штурман и доложил о готовности самолета к вылету. Мы медленно пошли к партизанскому аэродрому. Смеркалось. Под ногами шуршали опавшие листья.
- А что же произошло с шофером и тетей Грушей? - спросил я у комиссара Красильникова.
- Шофера, его звали Анатолий, спасти не удалось,- сказал Илларион Васильевич.- Гитлеровцы, видимо, что-то пронюхали. Наш разведчик был арестован. О дальнейшей его судьбе мне ничего неизвестно. А тетю Грушу мы у фашистов отбили.- Красильников нагнулся, поднял большой ярко-красный лист клена, понюхал его, улыбнулся.- На дороге отбили, когда в лагерь ее переправляли. Так сказать, с боем освободили…
Пришла пора улетать. На небе, заслоняемые высокими облаками, то появлялись, то исчезали далекие звезды. Наш самолет шел курсом на Большую землю.
Мальчишечьи песни
Борька Ромашкин не считал себя трусом. Прошлым летом первым из ребят прыгнул в речку Быстрянку с плотины колхозной мельницы. Он и в лес поздно вечером не боялся сбегать за удравшей туда телкой. И ничего с ним не случалось. А кто, кроме него, мог отважиться подобраться в полночь к баньке бабки Аксиньи и постучать в окно? Куда там! О таком никто из ребят даже и мечтать не мог. Ходили слухи, что в этой баньке по ночам какой-то старик живет, чертей из поленьев дубовых делает, а те рыбу из реки таскают да старику на уху отдают. Конечно, никто в это не верил, но подходить к баньке все-таки боялись. А Борька ходил. И в окно стучал. Да никто на его стук не отзывался. Смелый был Ромашкин, что и говорить. Здорово ему завидовал братишка Павка. Он был младше Борьки на четыре года. Мальчишка не раз думал: «Вот бы и мне так смело к баньке подойти! Да где ее, эту смелость, возьмешь!»
Жарким июльским днем в село пришли гитлеровские солдаты. Борькиного отца, работавшего председателем сельского Совета, сразу же арестовали и увезли. Мать сильно захворала. Борька с тех пор совсем изменился. Стал серьезным, задумчивым.
Зимой в один из морозных дней Борька пришел домой бледный, расстроенный. Мать испугалась, поднялась с постели.
- Не заболел ли, сынок? - озабоченно спросила.
- Здоров, - буркнул Борька.
Стал молча у окна, то и дело шаркая ногой по полу, пытаясь загнать вовнутрь кончик портянки, торчавшей из протоптанного валенка.
Павка с печки не отрываясь смотрел на брата.
- Чего зенки вылупил, не узнал?
- Что с тобой, Боря?
- Не твое дело. Сиди да помалкивай, - отрезал старший и со злостью выдернул портянку из валенка.
Павка чувствовал, у брата есть какая-то тайна, но какая?
- Иди сюда, - вдруг позвал Борька.
Павка мигом соскочил с теплой печки.
- Чего тебе?
Борька оглянулся, хотя в доме, кроме них и больной матери, никого не было.
- Немцы нашего летчика схватили…
Павка открыл было рот, но брат пригрозил ему пальцем, кивнув на полог, прикрывавший кровать матери.
- Тс-с! Разбудишь.
- Где он? - Голос у Павки заметно дрожал.
- В баньке бабки Аксиньи. Часовой там, - ответил Борька.
- Смотри у меня, помалкивай.
Борька привычно обмотал ногу портянкой и, надев валенок, выскочил за дверь.
Павка, оставшись один, задумался. Эта новость всколыхнула всю его душу. Он очень жалел летчика, которого фашисты заперли в бане. А на улице мороз какой! Вот бы сбегать туда, посмотреть, да нельзя мать одну оставить.
Вечером Борька приволок из леса на санках кучу хвороста, нарубил, свалил охапку в углу - утром на растопку - и сразу на печку. Павка улегся рядышком с братом. Ему не спалось. Хотелось расспросить Борьку о летчике. Он наверняка знал, как все случилось, как тот попал в лапы фашистам. Но Борька крепко спал. Павка долго ворочался с боку на бок, но заснуть ему никак не удавалось. Ему почему-то вспомнились слова отца, которые тот часто говаривал сыновьям: «Пойте, ребята, песни. Песни - это здорово!» От неожиданной мысли он даже привстал. «А что, если летчику?..» И тут же решил: завтра обязательно пойдет к баньке и будет петь. Ведь отец говорил, что песня помогает жить.
Утро выдалось сереньким. Шел легкий тихий снежок. За окном, рыча моторами, проносились немецкие автомашины. Павка, ничего не сказав брату о своем решении идти к баньке, быстро поел мятой картошки, приправленной молоком, сунул в карман перочинный ножик, за пазуху ломоть хлеба, поспешно оделся и выскочил за дверь.
Добежать до реки, где стояла банька-развалюха, для Павки дело пустячное. С противоположного берега увидел у двери часового. Подойти ближе побоялся, как бы фашист не пульнул в него. Чего ему стоит. Хотя речушка и неширокая, но до баньки метров тридцать. Отсюда летчик песню может не услышать.
Павка достал ножик и начал старательно срезать лозу, росшую вдоль берега, то и дело посматривая на часового. Потом скатился с небольшого обрыва на лед. Дошел до середины реки. Сердце трепыхалось. Ноги не слушались.
«Ну, пора начинать»,- решил мальчишка. Попробовал запеть, но из горла вылетел какой-то петушиный крик. Будто и не холодно, а вот, на тебе, все внутри противно дрожит.
«Трус! Жалкий трусишка!» - мысленно ругал себя маленький Ромашкин. Наконец, кое-как успокоившись, Павка завел дрожащим голоском:
Павка не спускал глаз с часового. Солдат перестал ходить. Прислонился спиной к стене, смотрит на Павку. Потом ухмыльнулся и что-то крикнул.
Павка приободрился и запел громче:
«Слышит летчик или нет?» - тревожился Павка. Ему очень хотелось заглянуть в закопченное окошечко баньки хоть бы одним глазком. Но как подойти? Нет, нет, нельзя. Надо петь. «Песня - это, брат, здорово!» - вспомнил он слова отца.
Спев второй и третий куплеты, парнишка примолк. Гитлеровец, к изумлению и радости Павки, тоже что-то гундосил себе под нос. Значит, опасности нет, и совсем не страшно стало. Набрав побольше воздуха, он запел изо всей силы:
Ведь с нами Ворошилов - первый красный офицер.
Готовы кровь пролить за ЭС-ЭС-ЭР…
Солдат вдруг резко выпрямился, поправил автомат. У Павки упало сердце. Хотел было кинуться наутек, но ноги не слушались.
Из-за угла бани быстро вышли офицер и двое солдат. Офицер что-то сказал часовому, и тот стал открывать дверь. Павка затаил дыхание. В черном проеме показался летчик. Пригнувшись, чтобы не удариться о притолоку, он босой вышел на снег. Легким движением головы забросил светлые волосы назад и, прищурив глаза, посмотрел на небо. Солдат подтолкнул его автоматом в спину. Шагая по снегу, летчик оглядывался по сторонам, словно искал кого-то.
Павка, забыв о страхе, сорвал с головы старенькую ушанку и отчаянно замахал ею. Летчик увидел мальчишку, улыбнулся и помахал ему в ответ сомкнутыми над головой руками.
Пленного увели. Часовой остался у баньки. Что же делать? Павке обязательно нужно оставить летчику хлеб. Но как подойти к баньке? Часовой, видимо, решив погреться, ушел. Павка не зевал. С трудом преодолевая глубокий снег, вскарабкался на берег и, поборов страх, переступил порог баньки. Осмотрелся. В углу - охапка примятого сена. На крохотном оконце, густо опутанном колючей проволокой, увидел щепку. Подошел ближе. На щепке что-то начертано углем. Павка схватил ее, прочитал и чуть не вскрикнул от радости, запрятал щепку за пазуху, взбил сено, а под него, с краешка, подсунул ломоть хлеба.
Выбежав из баньки, Павка лицом к лицу столкнулся с часовым. Мальчишка так и присел от страха. Но немец добродушно засмеялся.
- Ду зингст гут, ви айне нахтигаль,- весело проговорил он.
Павка юркнул мимо солдата, и только его и видели.
Отыскав Борьку у мельницы, Павка подал ему щепку.
- На, смотри! - воскликнул он, ликующе улыбаясь.
- Что это?
- Щепка!
- Сам вижу, что не пулемет,- рассердился Борька.- Зачем она мне?
- Посмотри, что на ней написано,- нетерпеливо потребовал Павка.
- «Спасибо за песню…» - прочитал старший брат вслух и взглянул на Павку, недоуменно пожимая плечами.
- Это он написал! - Павке очень хотелось, чтобы Борька похвалил его.
- Кто он? - все еще не понимал Борька.
- Летчик! Я ему песню пел, а он услышал и вот - написал…
Борька крепко обнял братишку и чмокнул в щеку. Таких нежностей Павка от старшего брата не видывал.
- Молодец! - сказал Борька.
Павка ликовал. Он готов был день и ночь напролет петь все песни, которые знал: и «Конницу Буденного», и «Юного барабанщика», и пионерскую «Картошку», только бы летчику легче было переносить мучения плена.
На следующий день на реке собралась целая ватага мальчишек. Они спускались на лыжах с береговой кручи, карабкались на гору и снова стремглав неслись вниз. Потом как бы невзначай, подобравшись ближе к баньке, хором затягивали:
Кончался один куплет, ребята громко и смело начинали другой:
Часового, который был так приветлив с Павкой, не было. У баньки расхаживал здоровенный детина. Он хмуро посматривал на мальчишек, но ребячий маневр так и не разгадал.
А между тем кто-то предложил:
- Давайте авиационную, а?
Борька начал:
И все дружно подхватили:
Поделиться книгой: