100 великих заговоров и переворотов

100 великих заговоров и переворотов

ВВЕДЕНИЕ

Заговоры и перевороты существуют и существовали с того момента, как человечество стало заниматься политикой. Во все времена честолюбцы бросали вызов законному обладателю трона.

И в древности находились смельчаки, пытавшиеся свергнуть неугодную им власть. Жестокая политическая борьба и различного рода интриги, провокации и заговоры с целью овладения троном или сохранения его были едва ли не обычной нормой жизни. Разумеется, в этой борьбе противника никогда и нигде не щадили — слишком высока была ставка. И конечно, нигде не церемонились при этом в вопросе выбора средств для достижения желанной цели. Так, жертвой заговора пал ненавистный Калигула, был устранен Цезарь, погиб от кинжала телохранителя Филипп II Македонский.

В Византии формально власть императора не была наследственной, хотя фактически с помощью ряда нехитрых уловок (например, практики совместного царствования) это ограничение можно было обойти. Поэтому главной задачей интриганов, и в первую очередь тех из них, кто имел хоть малейшие для того формальные и тем более легитимные основания, было стремление пробраться как можно ближе к трону, при первой возможности взобраться на него и, главное, не дать себя сбросить с него. Заговоры и перевороты — неотъемлемая часть истории Византии.

Жизнь французских и английских королей и королев постоянно подвергалась опасности. Сколько покушений было совершено на Генриха IV и Луи-Филиппа! И сколько заговоров было составлено против Елизаветы I! Однажды на подобную дерзость осмелился ее опальный фаворит Эссекс, за что, впрочем, поплатился головой.

Надо отметить, что нередко заговор созревал в ближайшем окружении правителя. В связи с этим вспоминается фраза Юлия Цезаря, которую он якобы бросил, когда увидел среди убийц Марка Юлия Брута: «И ты, дитя мое!» (утверждают, что Брут был его сыном). Поэтому опытные советники призывали правителей не терять бдительности и время от времени устраивать проверки своим подчиненным, чтобы выявить их истинные намерения. И самое главное, вовремя пресекать возможные заговоры и интриги, держать в своих руках всю власть и не делиться ею ни с кем.

В старой русской исторической литературе краткий отрезок времени (с 1725 по 1762 год) было принято называть «эпохой дворцовых переворотов». В самом деле — новый, 1725 год Россия встретила с первым императором — Петром Великим, а спустя всего тридцать семь лет, летом 1762 года, на престол вступила Екатерина II — уже восьмой по счету самодержец с императорским титулом. В этот промежуток на престоле сменяли друг друга Екатерина I, Петр II, Анна Ивановна, Иван VI Антонович, Елизавета Петровна, Петр III.

Однако «эпохой дворцовых переворотов» этот период называют не потому, что властители менялись так часто. Важнее то, что практически всякий раз смена власти сопровождалась смутами, волнениями, арестами, ссылками.

Екатерина I, Наполеон I, Ленин, Муссолини, Франко и другие неординарные личности пришли к власти, совершив государственный переворот, а по сути государственное преступление. В связи с этим любопытно, как определяет понятие «заговор» словарь Брокгауза — Ефрона, вышедший более ста лет назад:

«По французскому Code penal — Заговор определяется как решимость двух или более лиц действовать с целью ниспровергнуть или изменить существующий государственный строй, или возбудить граждан к вооружению против государственной власти. Одна эта решимость составляет преступление. Наказуем также Заговор, составленный с целью возбудить междоусобную войну или вооруженное нападение одной части населения на другую. По германскому уложению Заговором признается состоявшееся между несколькими лицами соглашение совершить действия, направленные против главы государства, конституции или целости государственной территории. По действующему русскому уложению о наказаниях различается составление Заговора или участие в Заговоре против власти верховной от принадлежности к противозаконному сообществу, имеющему целью противодействие распоряжениям правительства или возбуждение неповиновения властям, разрушение основ общественной жизни, религии, семейного союза и собственности, возбуждение вражды между сословиями, стачек и т. п. Заговор против верховной власти, т. е. имеющий целью ниспровергнуть правительство во всем государстве или части его, переменить образ правления или порядок наследия престола, отличается от принадлежности к противозаконному сообществу, главным образом, целью, для которой он составлен, так как для состава преступления Заговор против власти верховной не требует совершения каких-либо действий. Одно знание о существовании заговора наказывается как участие в нем, т. е. смертной казнью».

И даже несмотря на такие суровые законы, всегда находились люди, считающие, что убийством того или иного деятеля можно изменить существующую систему. Генрих III и Генрих IV, Густав III и Линкольн, Фердинанд и Распутин, Махатма Ганди и Кеннеди… Их постигла одна участь — трагическая смерть от руки убийцы. Список можно продолжать и продолжать. Например, в XIX веке в России террористы убивали царей, аристократов, генералов и полицейских, что вызвало лишь репрессии властей. Убийство эрцгерцога Франца Фердинанда в 1914 году даже спровоцировало Первую мировую войну.

Кризис власти — экономический, политический — благодатная почва для переворота. Особенно военного. Путчи, пронунсиамиенто, мятежи… Популистские обещания райской жизни… Но чаще всего, добившись цели, власть тут же забывает о своих обещаниях. Главное — обезопасить себя от потенциальных противников, способных совершить новый переворот.

Вообще-то тайные методы, ведущие к заговору и перевороту, тоже достаточно единообразны, как и все иные методы политической борьбы. Они хорошо знакомы и Западу, и Востоку, причем это вполне понятно и легко объяснимо, ибо в основе сходства лежит как сам принцип власти любого правителя, так и мотив, движущий теми, кто неудержимо стремится к власти и готов ради этого на все.

ПЕРЕВОРОТ ДАРИЯ

Персия. 522 год до Р.Х.

В 522 году до Р.Х. персы уже более трех лет владели Египтом, а их царь Камбис бесчинствовал в завоеванной стране. Неизвестно, какие злодеяния еще бы он учинил, если бы не одно событие в Персии, заставившее его спешно покинуть берега Нила.

Отправляясь в поход, Камбис оставил смотрителем царского дворца в Сузах мидянина Патизифа, служившего еще Киру Великому, отцу нынешнего царя. Однако никто не догадывался, что под маской верного царедворца скрывается опасный заговорщик. Патизиф принадлежал к касте мидийских магов, которые со дня завоевания Мидии Киром мечтали о восстановлении независимости.

Верные люди донесли Патизифу из Египта о том, что Камбис распорядился убить своего брата Бардия, всенародного любимца и опасного претендента на персидский трон. Приказ был исполнен. Но кончину младшего сына Кира держали в тайне и об этом знали немногие. И тут у магов созрел план: заменить убитого самозванцем.

Дело в том, что у Патизифа был брат по имени Гаумата, который внешне был очень похож на покойного Бардию. Гаумата под именем Бардия «взошел» на персидский престол. Геродот сообщает, что «маг разослал по всем народам своего царства распоряжение о свободе от военной службы и от податей на три года». Популярная мера имела успех. Его признали персы в Сузах; Вавилония, Мидия и Лидия тоже поспешили заверить нового царя в верноподданничестве.

В то же время Гаумата приказал разрушить святилища персов — центры родовой культуры — ив интересах мидийской знати пытался разрушить еще сохранившуюся общинную организацию Персиды с целью нанесения ущерба персидским воинам-общинникам.

Однако в Египте находился настоящий царь — Камбис. Под его началом была хоть и не очень большая, но верная ему армия. Кроме того, Камбис, имея в распоряжении финикийс кие корабли, оставался хозяином восточной части Эллинского моря. С этим нельзя было не считаться. Но к моменту его возвращения из Египта заговорщики надеялись собрать большое войско из вавилонян, мидян и других народов, которых тяготило господство персов. С этим-то войском они и собирались вступить в единоборство с Камбисом.

Сделав своего брата царем, Патизиф решил отправить к Камбису в Египет гонца с требованием добровольно отказаться от царской власти и явиться в Сузы, чтобы преклонить колени перед новым повелителем Персидского царства.

Месяц спустя гонец Патизифа прибыл в Мемфис и сообщил Камбису о том, что его брат Бардия провозгласил себя правителем. Это известие ошеломило царя, ведь по его приказу Бардия был умерщвлен. Вызвали исполнителя приказа Прексаспа. Тот поклялся, что своими руками предал тело младшего сына Кира земле. Прексасп предположил, что трон занял самозванец. Вскоре выяснилось и его настоящее имя.

Оставив своим наместником в Египте знатного перса Арианда с третьей частью войска, Камбис выступил из Мемфиса в Сузы.

Будучи уже в Сирии, персидский царь в результате несчастного случая поранил себе ногу. Камбис был вынужден прервать поход. На двадцатый день болезни его состояние ухудшилось. Камбис призвал к себе знатнейших персов и открыл им правду. Он повелел отвоевать власть у мидян и расправиться с Патизифом и Лжебардией.

На следующий день Камбис умер. У него не было детей, унаследовать его власть было некому, и между персами начались споры. Одни отказывались верить, будто маги захватили власть. Им казалось, что Бардия жив, и поэтому следует идти в Сузы и преклонить колени перед новым повелителем. Другие же, поверившие, что в Сузах заправляют заговорщики, высказывались за войну с узурпатором Гауматой-Бардией.

В стороне от всех держался 27-летний Дарий, сын Гистаспа, представитель младшей ветви царского рода Ахеменидов. Пока шли споры, он, собрав вокруг себя верных людей, завладел телом Камбиса и направился в Персию, в Пасаргады, где намеревался предать останки царя земле…

В самой же Персии лишь немногие представители знати отнеслись к Гаумате как к узурпатору и подумывали о его низвержении. Одним из них был Отан, сын Фарнаспа. По происхождению и богатству он принадлежал к числу наиболее влиятельных людей в Персии и ежедневно являлся в царский дворец для решения государственных дел. Отану показалось странным то, что новый царь никогда не появлялся в тронном зале и не призывал к себе никого из знатных персов для решения особо важных государственных дел, как поступали Кир и Камбис. Чаще всего от его имени говорил смотритель дворца Патизиф. Не прошло мимо внимания Отана и внезапное исчезновение брата Патизифа, Гауматы. Страшная догадка требовала подтверждения. Он вспомнил, что в начале своего царствования Камбис за какую-то провинность приказал отрезать Гаумате уши и тот скрывал свое увечье длинными волосами, поверх которых надевал еще и парик. Но как проверить, когда тот не показывается подданным на глаза и никого не подпускает к себе, окруженный многочисленной стражей? Отан рассказал о своих догадках дочери Федиме, и у них созрел план.

На следующий день Отан сообщил Лжебардии о своем желании выдать за него дочь Федиму. Обрадованный маг послал за девушкой слуг.

Вскоре Федима выяснила все, что требовалось. Персией действительно правил не Бардия, а мидийский маг Гаумата. Отан поведал тайну преданным друзьям — Аспафину и Гобрию. Сообща они задумали свергнуть узурпатора с престола, но для этого следовало заручиться поддержкой других знатных персов. Так, к заговорщикам примкнули Мегабиз, верой и правдой служивший Киру и его сыну Камбису, Интафрен, Гидарн Чуть позже к ним присоединился и Дарий.

Но был еще один человек, точно знавший, что Персией управляет самозванец, Прексасп. Сразу после кончины Камбиса он приехал в Сузы. Но опасаясь возмездия за убийство Бардии, Прексасп везде заявлял, что не убивал царевича и Камбис оговорил его.

Однако на улицах и торговой площади Суз продолжали шептаться о царе-самозванце, обманом захватившем власть в государстве. Боясь разоблачения, маги пригласили к себе Прексаспа и предложили ему за большие деньги выступить перед персами с заявлением, что Бардия жив и правит ими именно он, а не кто-нибудь другой.

В назначенный день Прексасп в сопровождении Патизифа и нескольких стражников взошел на высокую башню. На площади уже собралась толпа. Вначале все шло по плану мидийских магов. И вдруг, в конце своей речи Прексасп прокричал: «Персы! Настало время, когда вы должны узнать всю правду. Так вот знайте: я действительно убил Бардию по приказу Камбиса, убил вот этими руками, да пошлют боги на меня за это страшные проклятия. Не верьте тому, что Бардия — ваш царь. Вами правит Гаумата и его брат Патизиф, мидийские маги…» Стражники хотели схватить Прексаспа, но было поздно — тот бросился с башни вниз…

Такова была славная кончина Прексаспа.

Это трагическое событие произошло в тот день, когда семь знатных персов — Отан, Гобрий, Аспафин, Интафрен, Гидарн, Мегабиз и Дарий Ахеменид — ехали в Сузы с твердым намерением расправиться с самозванцем. Прибыв в столицу, заговорщики решили не расходиться и переночевать в доме у Отана. Утром они принесли жертвы богам и вместе с преданными слугами отправились во дворец.

Дворцовые стражники почтительно расступились и пропустили их во внутренний двор. Миновав площадь, Дарий и его друзья оказались у входа в царские покои. Здесь, кроме стражников, находилось еще несколько евнухов, которые стали расспрашивать о цели визита Дарий заявил, что у него для царя важное известие, но его отказались пропускать к правителю. Тогда Дарий выхватил из-под кафтана меч и бросился на евнухов. Его примеру последовали остальные заговорщики.

Дарий крикнул Отану и Гидарну, чтобы они со слугами задержали стражников. Сам же с Гобрием, Интафреном, Аспафином и Мегабизом устремился дальше. У дверей опочивальни заговорщики вступили в схватку с четырьмя охранниками. Мегабиз был ранен, остальные же ворвались в царские покои.

В полумраке заговорщики различили двух магов. Патизиф только что проник в спальню к брату через потайную дверь, чтобы сообщить о внезапном нападении. Он схватил со стены лук, но воспользоваться им не успел. Гаумата же, умело орудуя копьем, ранил Аспафина в бедро, а Интафрена — в голову. Но Дарий и Гобрий набросились на него, и через несколько минут с самозванцем было покончено.

Тем временем Патизиф выбежал в соседнюю комнату и попытался запереть за собой дверь, но Дарий и Гобрий догнали его. Вдвоем они справились с магом: Патизиф был задушен Гобрием.

Заговорщики отрубили магам головы и двинулись к выходу из дворца.

На дворцовой площади уже собралось сотни две персов, привлеченных шумом сражения. Заговорщики велели созвать ко дворцу всех персов, проживавших в Сузах.

Через час дворцовая площадь была заполнена народом. Дарий, Гобрий, Отан и Гидарн (раненые Аспафин, Интафрен и Мегабиз остались на попечении слуг) поднялись на башню и показали собравшимся головы магов. Персы пришли в восторг и, когда Дарий призвал уничтожить в столице всех мидийских магов, бросились исполнять приказ, а заодно уничтожать и остальных мидян.

Погромы мидийских домов продолжались весь день и закончились только с наступлением ночи. Были убиты сотни мидян. Всех магов, которых удалось найти, казнили. Впоследствии персы ежегодно отмечали этот день, называя его днем «избиения магов».

В сентябре 522 года до Р.Х. персидским царем стал Дарий.

На Бехистунской скале Дарий увековечил события начала своего царствования. Здесь, на большой высоте, клинописным слоговым письмом была вырезана большая надпись в 400 строк на древнеперсидском языке и ее переводы на эламский и аккадский языки. Над надписями изваян рельеф с изображением Дария, торжествующего над связанным магом Гауматой и восемью вождями мятежных областей.

ЗАГОВОР ГАРМОДИЯ И АРИСТОГИТОНА ПРОТИВ ГИППАРХА И ГИППИЯ

Греция, Афины. 514 год до Р.Х.

После смерти в 527 году до Р.Х. легендарного тирана Писистрата наследниками трона в Афинах стали его сыновья — старший Гиппий, средний Гиппарх и младший Фессал. Согласно преданию Фессал оставался в тени своих старших братьев, отказался от тирании и тем, что желал равенства граждан, снискал их уважение. Гиппарх был привержен безобидной, хотя и расточительной страсти к любви и поэзии; именно по его приглашению в Афины прибыли Анакреонт и Симонид. И только Гиппий обещал быть мудрым правителем — в течение тринадцати лет продолжал политику отца.

Эти тираны, сообщает Фукидид, проявляли усердие и благоразумие, они требовали лишь двадцатую часть доходов, содержали свой полис в порядке, доводили войны до конца и жертвовали в храмы. Гиппий поддерживал в своих войсках дисциплину, и хотя он вызывал страх у граждан, но, с другой стороны, обратиться к нему мог каждый. Аристотель даже называет его разумным от природы государственным мужем.

Как часто бывает, сыновья далеко ушли от простого образа жизни отца, который возвысился благодаря собственным талантам. Братьям не без основания приписываются роскошные пиры и процессии, дорогостоящее разведение лошадей и т. п.

Напротив, во внешней политике они следовали по стопам Писистрата, то есть в общем и целом сохранялся мир.

Власть тиранов дала афинянам все, кроме свободы. Жажда свободы стала причиной недовольств и нескольких заговоров против братьев. К 520-514 годам относится заговор некоего Кедона против тиранов. Заговор провалился, хотя у Кедона был круг верных сторонников, которые еще долго воздавали ему хвалу на пирах. Вторую попытку свержения тирании, вероятно, также до 514 года, предприняли изгнанные из Афин Алкмеониды, которые обосновались в Липсидрионе в Парнасских горах, куда стали стекаться их единомышленники из города. Но в ряде сражений они были изгнаны из своего лагеря и были вынуждены, на этот раз окончательно, покинуть страну. Третий заговор принес частичный успех: на Панафинейских играх 514 года Гиппарх был убит Гармодием и Аристогитоном.

Аристогитон — муж среднего возраста — снискал любовь молодого Гармодия, находившегося тогда, по словам Фукидида, «в расцвете юношеской красоты». Но любви отрока искал и Гиппарх. Гармодий не ответил ему взаимностью, и тиран тяжело оскорбил его сестру. Тогда Гармодий вместе со своим другом Аристогитоном сговорился отомстить тирану во время Панафинейского шествия.

Заговорщики решили убить заодно и Гиппия и таким образом свергнуть тиранию. Гармодий и Аристогитон хотели дать сигнал к общему восстанию, поскольку на Панафинейские празднества граждане являлись вооруженными и поэтому были готовы к выступлению. Однако Аристотель на основании своих исторических исследований опровергает тот факт, что граждане во время процессии были вооружены. С фактологической точки зрения, его рассказ заслуживает большего доверия, чем слишком тенденциозное сообщение Фукидида. Если следовать ему, то дело происходило на Акрополе, где заговорщики наблюдали за Гиппием, который собирался принимать праздничную процессию, тогда как Гиппарх в Леокорионе выстраивал участников игр, чтобы вести их к крепости.

Когда один из заговорщиков дружески заговорил с Гиппием, остальные решили, что их предали. Чтобы успеть хоть что-то совершить до ареста, они поспешили с горы вниз. Гармодий и Аристогитон встретили Гиппарха еще у Леокориона и там закололи. Но тут же на месте Гармодия убили телохранители тиранов, Аристогитон же попытался скрыться, но был вскоре схвачен и после допроса под пытками убит.

Предание гласит, что куртизанка Леэна, любовница Гармодия, храбро погибла под пытками, не выдав никого из уцелевших заговорщиков. Если верить греческой традиции, она откусила собственный язык и выплюнула его в своих мучителей, дав им понять, что не станет отвечать на их вопросы.

Хотя в дошедшей до нас сколии (застольной песне) уже до 500 года Гармодий и Аристогитон восхваляются как «тираноубийцы», которые собирались дать Афинам изономию (равноправие), это совершенно не соответствует действительности. Уже Фукидид выступил против их прославления, которое в V веке стало каноническим. Он указывал на то, что тираном, собственно, был Гиппий, оставшийся в живых, и что тиранию ликвидировали лишь лакедемоняне. То, что прославлялось как подвиг двух друзей, было всего лишь намерением, тем более что толчок к покушению дали личные обстоятельства.

Не только Фукидид и Аристотель едины в том, что Гиппий тоже должен был быть убит, его реакция со всей отчетливостью показывает, что он считал покушение политическим, а его целью — свержение тирании в Афинах. Многих, предположительно или действительно замешанных в заговоре, он велел казнить, а подозрительных или просто ненадежных изгнал из Аттики. После попыток свержения тирании Кедоном и изгнанными Алкмеонидами, он считал, что пора отойти от мягкой политики и ввести режим репрессий, шпионажа и террора. По мере ужесточения диктатуры ропот о свободе (становился все громче, и Гармодий и Аристогитон запечатлелись в народном воображении мучениками свободы.

Гиппий же был свергнут во время архонта Гарпактида (511/510 гг.), что принесло афинянам на долгое время свободу. Вскоре после изгнания Гиппия на Акрополе был установлен столб, на котором были записаны имена тех членов дома — прежде всего, разумеется, Гиппия и пяти его детей, которые были обречены на объявление вне закона и конфискацию их собственности. Кроме того, потомки Писистрата исключались из всех амнистий на протяжении всего V века.

Гармодий и Аристогитон, подвиг которых прославляла знаменитая сколия, вскоре после свержения Гиппия и впоследствии необычайно почитались как тираноубийцы и основатели свободного государства. На агоре появилась отлитая из бронзы скульптурная группа «Тираноубийцы» — произведение Антенора, которое после взятия Афин в 480 году, очевидно, похитил Ксеркс. Однако два друга к этому времени уже настолько превратились в символ свободы аттического полиса, что вскоре после битвы при Платеях Критий и Неспот создали новую скульптурную группу. «Поистине великий свет взошел для афинян, когда Аристогитон и Гармодий убили Гиппарха» — гласила надпись на подножии монумента. Их гробницу позднее показывали на пути в рощу Академа, однако она не относилась к государственным гробницам, и несмотря на все уважение, которым они пользовались, их культ как героев существовал лишь во времена Александра Македонского, который отправил творение Антенора обратно из Суз или, по крайней мере, распорядился это сделать.

Вообще следует учесть, что некоторые почести, как, например, запрещение называть рабов именами тираноубийц или устанавливать рядом с их скульптурной группой другие скульптуры, появились много лет спустя после их деяния. Впрочем, потомков «освободителей» продолжали пожизненно бесплатно кормить в пританеях. Они были также освобождены от налогов и могли занимать лучшие места на состязаниях. Вплоть до римского периода афиняне видели в убийцах Гиппарха воплощение свободолюбия и питали ненависть к тиранам, которая была составной частью духа полиса не только в классическую эпоху. Даже «освобождение» Афин от деспотизма Аристиона Суллой (86 год) было прославлено чеканкой монеты с изображением монумента тираноубийцам.

ЗАГОВОР КИНАДОНА

Спарта. 398 год до Р.Х.

Заговор Кинадона, о котором нам известно главным образом из сочинения Ксенофонта, трагический эпизод в истории Спарты.

У Ксенофонта история заговора начинается с краткого, но весьма драматического введения. В то время как царь Агесилай, ставший царем Спарты, по мнению большинства историков, летом 399 г. до Р.Х. совершал обычные жертвоприношения от имени государства, прорицатель сообщил ему, «что боги указывают на какой-то ужаснейший заговор». Все дальнейшие попытки царя получить благоприятные знамения ни к чему не привели.

Далее события приобретают стремительный характер. Через несколько дней к эфорам — выборным должностным лицам государства, поступил донос о заговоре, причем в нем был указан и руководитель заговора — Кинадон. Имя доносчика Ксенофонт не называет, скорее всего он его и не знал, ведь дело было очень темное и деликатное. В заговоре могли быть замешаны представители многих спартанских семей, и потому эфоры предпочитали действовать быстро и тайно.

Ксенофонт в форме диалога между эфорами и доносчиком рисует зловещую картину состояния спартанского общества. На смену «узкой олигархии спартиатов» к началу IV века пришла «еще более узкая олигархия гомеев». Последние находились «в пугающем меньшинстве по сравнению с униженной и враждебно к ним относящейся массой». Судя по рассказу Ксенофонта, Кинадон считал своими естественными союзниками все категории спартанского населения, за исключением лишь тех, кто входил в состав общины «равных» — правящего сословия Спарты. Далее в тексте Ксенофонта дается список всех неполноправных групп спартанского общества. Доносчик рисует перед эфорами страшную картину: по его словам, замыслы заговорщиков полностью совпадают «со стремлениями всех илотов, неодамодов, гипомейонов, периеков» и эти люди испытывают такую ненависть к спартиатам, что «никто не может скрыть, что он с удовольствием съел бы их живьем».

Однако руководители заговора были явно не из народа, хотя и пытались сблизиться с ним. У Ксенофонта есть следующие сведения относительно истинного числа заговорщиков. «На вопрос эфоров, сколько было… соучастников в заговоре, тот [доносчик] ответил, что… руководители заговора посвятили в свои планы лишь немногих и притом лишь самых надежных людей».

Сам Кинадон, по словам Ксенофонта, неоднократно исполнял поручения эфоров и при этом пользовался услугами корпуса «всадников». Руководитель заговора, по рассказу Ксенофонта, «был юноша, сильный телом и духом, но не принадлежавший к сословию гомеев». Кинадону было никак не меньше 30 лет.

Труднее определить социальный статус Кинадона. По утверждению Ксенофонта, руководитель заговора не принадлежал к сословию «равных» — к политической элите спартанского общества, бесспорно одно — он был спартанским гражданином. По неизвестным нам причинам его социальный статус был понижен, и он попал скорее всего в разряд гипомейонов (так в Спарте называли спартиатов, которые потеряли часть своих гражданских прав).

Среди видных участников заговора Ксенофонт также называет прорицателя Тисамена (по всей видимости, он был представителем знаменитого жреческого рода Иамидов из Элиды). Его дед, также Тисамен, в 480 году был принят в спартанскую общину и на протяжении многих лет занимал пост главного жреца-прорицателя в Спарте. По словам Геродота, Тисамен и «его брат были единственными иностранцами, которые сделались спартанскими гражданами». Тисамен, как и Кинадон, был спартиатом, причем достаточно видным, а участие такого человека в заговоре свидетельствует о глубоком расколе спартанской общины. Еще одним доказательством тому, что тайное общество Кинадона состояло по преимуществу из спартиатов, служит замечание Ксенофонта о вооружении заговорщиков. Они имели собственное оружие. А в Спарте только граждане имели право в мирное время носить оружие.

Ксенофонт усматривал цель заговора в удовлетворении социального честолюбия той части спартиатов, которые не имели права входить в состав общины «равных». Аристотель главную причину заговора видел в эгоистических интересах Кинадона, которым двигало исключительно личное честолюбие. По его словам, Кинадон устроил вооруженный заговор против спартиатов из-за того, что, «будучи человеком мужественным, не занимал в государстве надлежащего почетного положения».

Для уяснения всей совокупности причин, приведших к заговору Кинадона, надо иметь в виду следующие факторы. Во-первых, возникновение в период Пелопоннесской войны «новой аристократии», которая по своему социальному составу была далеко не однородна. Однако в экстремальных условиях войны эти люди ничем не отличались по своему статусу от представителей общины «равных». Вместе с Лисандром, знаменитым спартанским полководцем, героем Пелопоннесской войны, они участвовали в далеких походах, занимали самые видные посты в армии, назначались правителями (гармостами) покоренных городов. Там, за пределами Спарты, об их происхождении никто и не вспоминал. Но кончилась война, и все изменилось.

Во-вторых, не исключено, что ядро заговора состояло в основном из бывших сподвижников Лисандра, которые и после войны не потеряли контактов со своим полководцем. Впрочем, нет никаких данных об участии Лисандра в заговоре. Однако Лисандр с его опытом организации всякого рода гетерий — дружеских обществ — вполне мог стоять за кулисами событий. Тут можно учесть и его собственное не совсем чистое происхождение, и предыдущий опыт обращения к низам общества отдельных политических деятелей Спарты. Во всяком случае, в этом обвиняли таких из них, как Клеомен и Павсаний. Не объясняется ли столь скорая и решительная расправа эфоров над заговорщиками их желанием замять политический скандал, коль скоро в нем был замешан Лисандр?

Следующая причина — это наличие в стране политического кризиса. Об ожесточенной борьбе в Спарте после окончания Пелопоннесской войны свидетельствуют многие факты: споры и разногласия по поводу денег, присланных Лисандром из Малой Азии, противоречивое поведение Спарты по отношению к Афинам в 403 году, борьба за престолонаследие и узурпация власти Агесилаем, опала Лисандра, изгнание царя Павсания и т. д.

Если первую часть рассказа Ксенофонта можно назвать историей заговора Кинадона, то вторая часть представляет собой историю «контрзаговора» эфоров. С большим знанием дела Ксенофонт перечисляет те меры, которые были предприняты эфорами. Так, Ксенофонт говорит, что «они не созвали даже так называемой малой экклесии», но совместно со старейшинами-геронтами вынесли общее решение выслать Кинадона из города и арестовать его в Авлоне. Эфоры, над которыми нависла опасность, степень которой они не знали, добивались поддержки герусии (совета старейшин) на тот случай, если в дальнейшем их действия показались бы спорными.

Для того чтобы изолировать Кинадона и тайно обезглавить заговор, эфоры выдумали правдоподобный предлог — Кинадона послали в Авлон (Северная Мессения) и приказали «ему привести… несколько авлонитов и илотов, имена которых были написаны на скитале». Ксенофонт, желая пояснить причину такого решения властей, добавляет, что «Кинадон уже не раз исполнял такого рода поручения эфоров». По-видимому, он был постоянным участником подобных карательных отрядов, которые время от времени прочесывали спартанскую территорию. Так что выдумка, к которой прибегли эфоры, чтобы удалить Кинадона из города, бесспорно, была правдоподобна.

Узнав о заговоре, эфоры решили вовлечь в свой «контрзаговор» старшего гиппагрета, одного из трех руководителей спартанского корпуса «всадников» (именно эфоры назначали их на должность). Согласно тайной инструкции, полученной от эфоров, гиппагрет послал вместе с Кинадоном в Авлон несколько подчиненных ему «юношей», которые были поставлены в известность о предстоящей им тайной миссии. Для страховки эфоры послали в Авлон также конный отряд, о чем Кинадон, естественно, не знал.

В Авлоне все произошло по разработанному эфорами сценарию. Кинадон был арестован, «сознался во всем и назвал имена соучастников», после этого он был поспешно препровожден в Спарту, но еще раньше «конный гонец принес протокол допроса с именами выданных Кинадоном соучастников». Ксенофонт нигде не говорит, каким способом удалось вытянуть из Кинадона все необходимые сведения. Очевидно, «юношам», сопровождавшим Кинадона, разрешено было действовать как угодно, вплоть до применения пыток. Полиен прямо говорит о том, что Кинадона пытали; да и как иначе можно было так быстро узнать от него имена заговорщиков! По словам Ксенофонта, эфорам удалось арестовать всех видных участников заговора еще до прибытия Кинадона в Спарту. На процессе, происходившем в самой Спарте, Кинадон подтвердил все свои прежние показания, а на вопрос о мотивах заговора заявил, что «затеял заговор из желания быть не ниже всякого другого в Лакедемоне».

О казни заговорщиков Ксенофонт не сообщает. Полиен же прямо говорит о том, что эфоры «без всякого смущения приказали убить всех, на кого был донос, за исключением самого доносчика».

После подавления заговора спартанское правительство прибегло к наиболее радикальному средству для быстрой, хотя и временной консолидации всех сословий, оно объявило войну. С Агесилаем в Малую Азию было отправлено две тысячи неодамонов — таким образом Спарта одним ударом избавилась от наиболее взрывоопасной части своего населения. Непосредственным результатом подавления заговора Кинадона можно считать, по-видимому, временное укрепление политической организации Спарты, что нашло свое выражение прежде всего в отсутствии разногласий между царями и эфорами.

ЗАГОВОР ПРОТИВ ФИЛИППА II МАКЕДОНСКОГО

Македония. 336 год до Р.Х.

В середине IV века благодаря царю Филиппу II Македония превратилась в одно из сильнейших государств Эгейского бассейна. Объявив Персии войну, Филипп высадил свои войска под командованием испытанных полководцев Пармениона, Аминты и Аттала в Малой Азии. Они должны были освободить эллинские города от власти персов. В конечном счете в Малой Азии предполагалось создать плацдарм для наступления в глубь Персидского государства. В Малой Азии греки встретили воинов Филиппа как освободителей; Парменион и Аттал овладели Эфесом и Магнесией. Однако Филиппу II не суждено было завершить начатое им дело. В царской семье разразился скандал: Филипп разошелся с Олимпиадой, которую подозревал в супружеской неверности, и женился на Клеопатре, племяннице Аттала. В результате Олимпиада вернулась в Эпир, а ее сын Александр укрылся в Иллирии.

Филипп, конечно, хорошо понимал, какую грозную опасность представляют для него оскорбленные жена и сын. За Олимпиадой стояли ее эпирские родственники. Александр, очевидно, мог рассчитывать еще и на поддержку иллирийцев, кровно заинтересованных в ослаблении Македонского царства. Вот почему Филипп принял все меры, чтобы утихомирить и обезвредить Олимпиаду и Александра. С помощью коринфянина Демарата, связанного с македонским царским домом отношениями гостеприимства, Филипп уговорил Александра вернуться в Пеллу. Можно было подумать, что царевич обретает при дворе свое прежнее положение. Однако Клеопатра оставалась женой Филиппа, она ждала ребенка, и Александр не мог не ощущать опасности по-прежнему быть устраненным.

Для восстановления связей с Эпиром и одновременно для успокоения Олимпиады Филипп решил выдать Клеопатру, свою дочь от Олимпиады, замуж за эпирского царя Александра, брата Олимпиады.

Но примирение было только внешним: и Александр, и Олимпиада, да и сам Филипп испытывали постоянный страх за будущее и нараставшее с каждым днем ожесточение. Когда Пиксодар, правитель Карий, желая породниться с царем, предложил свою дочь Аду в жены Филиппу Арридею — сыну Филиппа II от фессалиянки Филлины (родом из Лариссы), Александр и его окружение увидели в этих планах новую угрозу. В неминуемой борьбе за власть после смерти царя сам Арридей едва ли мог быть грозным противником, но за ним стоял бы карийский правитель со своими войском и богатством. Обеспокоенный Александр предложил Пиксодару, чтобы тот выдал Аду не за Арридея, а за него, Александра. Пиксодар согласился. Но этот проект натолкнулся на ожесточенное сопротивление Филиппа II. Явившись к Александру в сопровождении Филоты, сына Пармениона, одного из близких, как считалось, друзей царевича, он осыпал сына упреками и запретил ему жениться. Филипп разогнал все окружение царевича, а его ближайших друзей — Гарпала, Неарха, Эригия, Лаомедонта, Птолемея — выслал из Македонии. В дальнейшем все эти люди занимали высокое положение при особе Александра. Не исключено и другое: отношение Александра к Филоте и его отцу Пармениону определилось уже тогда, когда Филота принял сторону Филиппа II в этом споре. Есть основания думать, что именно Филота донес последнему о замыслах Александра. Не мог Александр забыть, конечно, и родственных связей Пармениона и Филоты с Атталом — своим злейшим врагом. Но Филота скажет свое слово позже.

Летом 336 года до Р.Х. Филипп праздновал в Эгах, старой столице Македонии, свадьбу дочери Клеопатры с эпирским царем Александром. Через несколько дней Филипп должен был отбыть в расположение войск, действовавших против персов в Малой Азии.

На торжество прибыли приближенные царя, а также посланцы из всех областей Македонии, греческих городов, фракийских и иллирийских племен. Великолепие праздника должно было продемонстрировать всем балканским подданным, македонянам и эллинам блеск династии и могущество государства.

Свадебный пир проходил без споров и разногласий. Выступали эллинские актеры, гости произносили речи с пожеланиями счастья, дарили золотые венки.

Наконец состоялось торжественное шествие по улицам города. Участники процессии несли изображения двенадцати богов, а с ними и статую тринадцатого бога — гордого и могущественного царя Македонии.

Праздник венчали игры в театре. Филипп II, сопровождаемый двумя Александрами (зятем и сыном), проследовал к входу в театр. Узкий проход, ведущий в театр, вынудил свиту отстать; под свод вступили оба Александра, затем царь и молодой телохранитель Павсаний. Спустя несколько секунд царь упал, пораженный кинжалом Павсания.

Убийца бросился бежать, но, запнувшись, повалился на землю и тут же был изрублен преследователями.

По преданию, Филипп II умер на руках у Александра. Несчастье, однако, не помешало сыну решительно взять власть в свои руки. С преданными ему воинами Александр вернулся в город и занял крепость. Вскоре македонское собрание воинов провозгласило юношу царем. Со смертью Филиппа умерла надежда объединить греческие и македонские области в единый союз. Идея панэллинизма не нашла у его преемника Александра ни поддержки, ни защиты.

Труп убийцы прибили к кресту, но гораздо важнее было найти и наказать его сообщников. Александр воспользовался возбуждением, царившим в народе и армии, захватил и, более того, уничтожил всех, кто казался опасным для трона, независимо от их причастности к покушению на Филиппа. Следствие не дало почти никаких результатов. Окружением царевича была предложена официальная версия, убийство истолковывалось как акт личной мести царю. Павсаний хотел отомстить Атталу, надменному опекуну новой царицы, за то, что тот надругался над ним, будучи гомосексуалистом. Филиппа же он убил потому, что тот не удовлетворил просьбу Павсания о наказании его обидчика.

Одновременно официальная версия содержала пункт о причастности к убийству рода Линкестидов, династов из Верхней Македонии, недавно покоренной Филиппом. Правда, сам убийца происходил из другого рода верхнемакедонских династов, Орестидов. Тем не менее войсковое собрание дало царевичу Александру согласие на применение репрессий против верхнемакедонской знати: род Линкестидов был вырезан. Любопытно и другое: в ходе жесточайших репрессий, обрушенных Александром на македонскую знать, практически не пострадал род Орестидов, род убийцы!

Гибель Филиппа II и поныне остается волнующей загадкой древности. Версия об убийце-одиночке скоро перестала удовлетворять современников. Многое вызывало вопросы. К примеру, почему после нападения Павсаний попытался спастись бегством, хотя обычай личной мести требовал сознательное пожертвование жизнью? Впрочем, настораживала и сама гибель убийцы от рук преследователей. Македонские традиции предполагали в таком случае арест преступника, привлечение свидетелей, проведение следствия и суда. Вероятно, следствие и допрос Павсания были кому-то невыгодны.

Признавая личные мотивы Павсания и, не отрицая возможную причастность к убийству Линкестидов, древние историки Плутарх и Юстин называют в числе соучастников первую жену Филиппа Олимпиаду и сына Александра. В самом деле, заключение Филиппом второго брака со знатной македонянкой из рода Аттала было с удовлетворением воспринято знатью Македонии. Александр практически потерял статус наследника, так как в глазах македонян уроженка Эпира Олимпиада и ее сын были чужаками, наследниками становились потомки Филиппа от второго брака. Смерть Филиппа устраняла постоянную опасность, угрожавшую им с момента его женитьбы на Клеопатре, открывала Александру дорогу к власти. Так что представляется весьма правдоподобным, что и Олимпиада, и Александр подстрекали Павсания к убийству.

Лишь немногие исследователи рискуют полностью отвергать эту версию. Доводы их таковы: Александр был старшим сыном и в силу этого бесспорным наследником отца; что же касается Олимпиады, то «она никак не могла быть заинтересована в заговоре против Филиппа, зная, каких трудов стоит борьба за единовластие». Действительно, мужского потомства от второго брака у Филиппа еще не было, а другие претенденты по тем или иным причинам не годились на роль предводителя начинавшегося азиатского похода. Единственным реальным претендентом на престол летом 336 года оказывается именно Александр.