Помоги проекту - поделись книгой:
«И вот, созвав отовсюду искусных в своем ремесле каменщиков и плотников, он повелел им хорошенько подумать и измыслить новое и доселе невиданное сооружение, которым он бы увековечил память столь многих мужей. Но все они, как один, не доверяя своим дарованиям, отказались выполнить его повеление».
Лишь архиепископ, представший перед королем, сказал: «Если существует кто-либо способный взяться за приказанное тобой, то это прорицатель… Мерлин. Полагаю, что во всем королевстве твоем нет никого, чей ум был бы проницательнее и прозорливее как в предсказаниях будущего, так и в придумывании хитроумных орудий. Прикажи доставить его к тебе. Пусть он покажет свои дарования и соорудит то, чего ты так страстно желаешь».
Встретившись с королем, Мерлин поведал: «Если ты хочешь украсить могилу убитых мужей отменно прочным сооружением, пошли к Кольцу Великанов, которое находится на горе Килларао в Ибернии (ныне Ирландия. –
Услышав эти слова, Аврелий усмехнулся, заметив: «Как это так? Везти столь огромные камни из столь отдаленного королевства, точно в Британии не найдется камней для задуманного мною сооружения!»
Но Мерлин развеял его сомнения, ибо подобных камней не было нигде на свете: «Камни исполнены тайн и придают лечебные свойства различным снадобьям. Некогда великаны вывезли их из крайних пределов Африки и установили в Ибернии, где тогда обитали. Выдолбив в этих камнях углубления, они устроили для себя купальни, которыми пользовались, когда их одолевали недуги. Они поливали камни водой, углубления в них наполнялись ею, и недужные, погрузившись в нее, исцелялись. Они также примешивали истолченные в порошок камни к отварам из трав, и раны быстро затягивались. Там нет камня, который был бы лишен лекарственных свойств».
Долог был путь к ирландскому острову, но бесплоден. Тщетно пытались бритты разобрать Кольцо Великанов, прилагая к нему и канаты, и лестницы, и бечевы, и другие орудия. Сотворенное великанами мог порушить только волшебник. И вот, взявшись за дело, Мерлин «сдвинул камни с невероятною легкостью; сдвинутые им глыбы он заставил перетащить к кораблям и на них погрузить». Поднялся попутный ветер, и быстро корабли домчали бесценный груз до британского берега, а оттуда усилиями добросердечных бриттов камни были отвезены к могилам убиенных мужей.
И вот настал час торжества. Уладив все дела в своем государстве, «Аврелий повелел Мерлину установить вокруг могил убиенных камни, привезенные им из Ибернии, и тот, повинуясь королевскому приказанию, установил их вокруг могил не иначе, чем они были расставлены на горе Килларао в Ибернии, и доказал тем самым, что разум сильнее мощи».
Так Мерлин обрел свою славу, воины – вечный покой, а Стоунхендж, ибо это он был Кольцом Великанов, – самую знаменитую свою легенду.
В рукописях XIV-XV веков мы находим первые изображения Стоунхенджа. Вскоре историк Полидор Верджил (1470-1555) еще раз напомнит, как Мерлин строил эту громаду. Случилось это в то время, когда в Британию вторглись англосаксы, и Мерлину помогло то, что он был волшебником. Силой своего колдовства он установил камни так, как немыслимо было сделать простому человеку. Отныне эти громадные камни стояли «в форме короны».
Около 1580 года английский антиквар Уильям Ламбард (1536-1601) впервые отказался от такой «первопричины» появления Стоунхенджа, как волшебство. Он обратил внимание на то, что концы каменных опор, поддерживавших перекрытия, как и концевые части самих перекрытий, были обточены точно так же, как плотники привыкли обтачивать концы бревен, стягивая их в единую постройку.
Он же лишил Мерлина и другой работы. По легенде, тот перенес камни, составившие Стоунхендж, из Ирландии, поколдовав над ними. Ламбард, исходив окрестности, убедился, что на горной гряде Мальборо, лежащей примерно в тридцати километрах от Стоунхенджа, много точно таких же сарсеновых глыб, из которых возведено каменное кольцо Стоунхенджа.
Друиды сменяют датчан
Наконец, в 1655 году свет увидела первая книга, посвященная Стоунхенджу. Ее автором был английский архитектор Иниго Джонс (1573-1652), который по поручению короля Якова I приступил к изучению древней постройки (книга вышла уже после смерти Джонса и была собрана из заметок, оставленных им; кроме того, королевская власть в Англии к этому времени была свергнута Кромвелем и его сторонниками. –
Король посетил Стоунхендж в начале XVII века и был поражен величественным видом здешних руин. Он поручил Джонсу нарисовать план этого монумента и выяснить, как удалось его возвести.
Хокинс и Уайт в книге «Разгадка тайны Стоунхенджа» так оценивают работу, проделанную Джонсом: «Эта книга являет собой разительный пример того, что происходит, когда большой специалист берется за разрешение какой-то проблемы в своей области, не располагая фактами. Иниго Джонс рассматривал Стоунхендж глазами архитектора, подходил к нему, как к архитектурной загадке, и сделал несколько опирающихся на архитектуру выводов, которые были столь же логически обоснованы, как и неизбежно неверны. Эта книга – поразительный документ, настоящий клад тонких наблюдений, проницательного анализа, всевозможных сведений (далеко не всегда неверных) и первоклассной логики, основанной на легендах».
Иниго Джонс решительно отказал древним жителям Британии в способностях, которые помогли бы им построить это «величественное по виду» сооружение. Ведь британцы, писал Джонс, судия суровый и беспристрастный, были «диким и варварским народом, не знавшим вовсе употребления одежды… не обладающим знаниями… чтобы воздвигать величественные здания или же столь замечательные сооружения, как Стоунхенг… А потому достаточно сказать, что Стоунхенг не создан ни друидами, ни древними британцами; мудрость друидов заключалась более в созерцании, нежели в умениях, а древние британцы первейшей славой своей почитали не знать никаких искусств».
В конце концов Джонс увидел в этом монументе все характерные черты классической римской архитектуры. «Памятуя о великолепии, которое древние римляне в эпоху преуспеяния придавали всем своим сооружениям… о их познаниях и опыте во всех искусствах и науке, о хитроумных их приспособлениях для постройки высочайших зданий, а также об их строительном ордере и о принятой у них манере, я прихожу к выводу, что Стоунхенг был построен римлянами, и они одни были его создателями… Но если мне возразят: коли Стоунхенг – это римская постройка, так почему же ни один римский автор о нем не упоминает? – то я отвечу: их историки вовсе не описывали каждую постройку или деяние римлян, иначе сколь обширными были бы их труды!»
По предположению Джонса, римляне, покорив Британию, возвели здесь обычный для них храм, посвященный богу неба Целу. Доводы же, это доказывающие, таковы. Храм воздвигнут на равнине под открытым небом. Кого же еще почитать здесь, как не бога неба? Храм имеет форму круга, подобно круглой Земле, обнимаемой небом. Камни, из которых он сложен, устремляются к небу, словно языки пламени, так ведь и огонь – это небесная стихия.
К тем, кто продолжит его труд, Джонс обратился с такими словами: «Привел ли я в этом плавании мою барку в желанный порт Истины, я предоставляю решать искусным лоцманам. Как бы то ни было, я дерзнул положить начало предприятию и направить его так, чтобы другие соблазнились вновь отправиться в такое путешествие или же повторить мое, но подробнее и шире, в чем да споспешествует им желанный успех и попутный ветер да приведет их к более полному и верному открытию».
Число его последователей быстро росло. Тем не менее в ближайшие годы появляются и другие догадки, которые совсем иначе объясняют происхождение Стоунхенджа. Забытый памятник классической древности обретает всё новых творцов, В вихре споров он, словно корабль, гонимый бурей, прибивается то к одному берегу, то к другому, пытаясь найти отправной пункт, где был снаряжен.
В 1663 году известный врач Уолтер Чарлтон (1619-1707), лечивший короля Карла II (к этому времени Кромвель умер, и в Англии была реставрирована королевская власть. –
Услышав такое, другой любитель древностей, Джон Обри (1626-1697), дал ответ-отповедь: «Ужасно высокое место отведено для вельмож, а ведь им подобает сохранять трезвый взгляд и здравый рассудок. Разве можно допустить, чтобы у них кружилась голова и всё плыло перед глазами?»
Насмешливая критика не смутила Чарлтона. Свое открытие он подробно описал в книге «Хореа Гигантум, или Самая знаменитая древность Великобритании, в просторечии именуемая Стоун-Хенг, возведенная на Солсберийской равнине, восстановленная в собственности датчан».
«Трудолюбиво сравнив Стоун-Хенг с другими подобными древностями… в Дании, – писал Чарлтон, – я теперь… полагаю, что он был воздвигнут датчанами, когда они покорили нашу страну, и предназначался главным образом, если не только лишь для того, чтобы быть королевским двором или местом выборов и коронации их королей, согласно с некоторым странным обычаем, еще более древним…»
У этой теории сыскались даже свои авторитетные почитатели.
Такими стихами отозвался на появление его книги знаменитый в то время поэт Джон Драйден, первый английский поэт-лауреат, первый придворный драматург, первый официальный историограф и, как его менее почтительно именуют современные филологи, «литературный диктатор последней трети XVII века».
Однако споры вокруг Стоунхенджа лишь разгорались. В 1676 году британский любитель древностей Эйлетт Саммс (1636? – 1679?) приписал его возведение финикийцам. У этой фантастичной идеи тоже нашлись сторонники.
Вскоре свершилось и неизбежное. В конце XVII века Джон Обри стал первым, кто посчитал, что монумент построили местные жители. Он же обратил внимание на то, что подобные памятники есть в Шотландии и Уэльсе.
Хокинс и Уайт отмечают несомненные заслуги Обри. Он «был первым английским археологом или, во всяком случае, протоархеологом… Другие авторы писали о древних постройках, но свои сведения они извлекали из документов и, как правило, приводили описания, взятые из вторых рук. Даже Иниго Джонс взглянул на Стоунхендж глазами архитектора, а не историка. Обри же сам поехал туда, все облазил и измерил». Современные исследователи Стоунхенджа неизменно вспоминают Обри, ведь его имя носят 56 лунок, в которых были установлены столбы в ту пору, когда Стоунхендж еще являл собой деревянную конструкцию.
Джон Обри вырос неподалеку от Стоунхенджа – всего в какой-то полусотне километров от прославленных руин. «Мой Гений с детства пробудил во мне любовь к древностям, а моя Судьба поселила меня в краю, весьма удобном для подобных изысканий, – писал он. – Солсберийскую равнину и Стоунхендж я знал с восьми лет».
Но именно Обри высказал тогда же догадку, которая надолго задержала исследование Стоунхенджа и повела его по ложному пути. Он предположил, что этот монумент построили кельты. С этого времени историки начинают состязаться, придумывая, для чего же друидам – этим жрецам, составлявшим элиту кельтского общества, – нужен был Стоунхендж. Сам Обри так объяснял свой выбор.
«О Стоунхенге недавно было написано несколько книг людьми учеными и между собой не согласными: одни утверждают одно, другие – другое. И теперь я являюсь в арьергарде, дабы сравнительными доводами ясно доказать, что эти памятники (одним из которых был Стоунхендж. –
Заблуждение Обри понятно, если мы вспомним, каким был уровень исторической науки в то время. У ученых не имелось никакой возможности датировать каменный монумент, подобный Стоунхенджу. Античные писатели не оставили ни одного сообщения о нем. Других же методов датировки, не призывая на помощь Павсания со Страбоном, у историков не было. К тому же мир в конце XVII века был необычайно молод. Ведь от Сотворения мира прошло всего несколько тысяч лет. Кто бы тогда рискнул предположить, что строительство Стоунхенджа началось более пяти тысяч лет назад?!
Те же античные авторы и подали Обри подсказку. У них он нашел описания кельтских жрецов – друидов, а потому предположил, что Стоунхендж был святилищем друидов. Он писал: «Когда путешественник проезжает на лошади мимо руин монастыря, он узнает по характеру строений часовню, кельи и т. д. и понимает, что это был монастырь, но по одному лишь их виду он не может судить, какого ордена – бенедиктинского, доминиканского и т. п. Отсюда следует вывод, что все монументы, которые я перечислил, были храмами. Из этого я делаю вывод, что друиды были самыми возвышенными жрецами или орденом, а такие древние монументы, как Эйвбери, Стоунхендж, Керринг, Друидд и т. д., были храмами жрецов самого возвышенного ордена друидов, поэтому вполне можно предположить, что Эйвбери, Стоунхендж и т. п. такие же древние, как и те времена…»
Как пишет британский астроном Питер Браун в своей книге «Стоунхендж. Загадки мегалитов», «до Обри о друидах не было практически никаких упоминаний, но с того времени и до наших дней монумент уже никогда не мог избавиться от их постоянного присутствия».
На самом деле, первые кельтские памятники в Европе появятся примерно через тысячу лет после того, как Стоунхендж был покинут его почитателями. Его слава угасла задолго до того, как в середине I тысячелетия до нашей эры кельты, расселившиеся по всей Центральной и Западной Европе, достигли вершины своего могущества.
Однако тогда идея Обри увлекла многих. Так, в 1719 году британский философ-вольнодумец Джон Толанд (1670-1722) в своей «Критической истории кельтской религии и учености друидов» уверенно причислил Стоунхендж к святилищам друидов.
В 1721-1724 годах британский врач Уильям Стьюкли (1687-1765), первый секретарь Общества древностей, проделал самые точные на то время измерения различных частей Стоунхенджа. В наши дни Питер Браун пишет, оценивая сделанное им: Стьюкли «провел прекрасное топографическое исследование Стоунхенджа. Его работа привлекла внимание к некоторым характерным особенностям, которые до этого оставались незамеченными…
Он был лучшим полевым археологом Англии, и такая уважаемая репутация сохранялась за ним до конца XVIII века». Он, например, едва ли не первым из серьезных исследователей обратил внимание на то, что главная ось Стоунхенджа указывает на северо-восток, туда, где в день летнего солнцестояния восходит солнце. Он же реконструировал исходное расположение камней, поскольку к тому времени монумент превратился, по словам самого исследователя, в «грубый хаос».
В 1740 году Стьюкли обобщил собранные результаты на страницах книги, которая носит красноречивое название: «Стоунхендж, храм, возвращенный британским друидам». В ней он убежденно писал о том, что в Стоунхендже совершали свой культ друиды, а объектом их поклонения была змея. «Его идеи явно основывались на мистической истории Плиния, по рассказам которого друиды Галлии (современной Франции. –
К верованиям друидов Стьюкли относился с тем большим почтением, что считал, будто они предвосхитили основные принципы христианства. «Наши предшественники, друиды Британии, – писал он, – достигли в поисках мудрости таких высот, что наши нынешние знания стыдливо померкли бы в солнечном сиянии их учености и религии».
Предваряя же будущие паломничества художников-романтиков к Стоунхенджу, этот противоречивый человек, многое открывший в хаосе руин и многое в нем затемнивший, восторженно признавался: «Для логического ума трудно вообразить более высокое наслаждение, чем прогулка среди этих величественных руин и их созерцание».
В водах Потопа и далях Эфира
В первой половине XIX века Генри Браун (с 1824 года он был куратором Стоунхенджа), размышляя над происхождением памятника, попробовал заглянуть гораздо дальше в глубь прошлого – в те времена, когда здесь не было ни кельтов, ни друидов. Но официальная история человечества была тогда так кратка, что он перенесся чуть ли не к Сотворению мира.
В своей книге «The Geology of Scripture» («Геология Священного Писания») он осторожно высказался о том, что каменные кольца Стоунхенджа были одним из древнейших храмов Земли. Его построили во времена Ноя – еще до того, как хляби небесные разверзлись и дождь, шедший сорок дней, стер обреченный мир. Праведники, спасшиеся в волнах, уже не помнили про Стоунхендж.
Попутно эта теория объясняла, почему так сильно разрушена юго-западная сторона Стоунхенджа. «Чтобы судить о воздействии вод Потопа, нам следует представить себе, что они извергались из недр земли, дабы подняться на ту высоту, которая, согласно принципу тяготения, была бы достаточна, чтобы обрушить их на страны, кои им суждено было поглотить… Воды Потопа надвинулись на Стоунхендж… с юго-запада».
Прошло несколько десятилетий, и мысли ученых, исследовавших Стоунхендж, вознеслись из глубин мировых вод в эфирную высь.
В начале XX века астроном Джозеф Норман Локьер (1836-1920), редактор журнала Nature, автор книг «Рассвет астрономии» (1894) и «Стоунхендж и другие британские каменные монументы» (1906), первым уверенно заговорил о том, что Стоунхендж использовался для наблюдений за звездным небом.
Он так объяснял, как зародилась эта странная гипотеза о связи древней архитектуры и астрономии: «Так случилось, что в марте 1890 года во время краткого отпуска я отправился в Левант. Я поехал туда со своим хорошим другом, который однажды, когда мы посещали руины Парфенона, и снова, когда мы оказались в храме Элевсина, одолжил мне свой карманный компас. Любопытная ориентация фундамента Элевсина, открытого во время французских раскопок, была настолько поразительной и наводящей на размышления, что я посчитал разумным установить его координаты, чтобы определить, присутствует ли здесь возможное астрономическое происхождение направления, о котором я рассказал».
Вслед за Стьюкли и он задумался о том, почему руины Стоунхенджа были ориентированы на точку восхода Солнца в день летнего солнцестояния. Его ответ таков: каменное кольцо древнего храма было громадным астрономическим календарем, с помощью которого определялись сроки проведения… важнейших кельтских праздников.
В своей книге «Рассвет астрономии» Локьер отмечал: «Храм Стоунхенджа указывал почти на восход Солнца во время летнего солнцестояния… Наблюдения подсказывали жрецам, что новый год начался, и тогда, вероятно, разжигались костры, чтобы разнести эту весть по всей стране. Таким образом, у нас есть наконец возможность проследить происхождение костров середины лета».
Стоит заметить, что с незапамятных времен разные народы, приверженцы различных религий считали день летнего солнцестояния очень важным событием. В этот день, самый долгий день в году, проводились особые ритуалы, устраивались празднества. Отголосок этих верований сохранился даже в христианстве. Так, у католиков день Иоанна Крестителя приходится почти точно на этот день – на 24 июня (Иванов день).
Но вернемся от праздника к будням. Повседневную жизнь жрецов Стоунхенджа Локьер описывал в таких словах: «За звездами вдалеке от солнечной орбиты следили на рассвете… как за предвестниками восхода Солнца – “предвещающими звездами”, – чтобы у жрецов было время подготовиться к жертвоприношению Солнцу. Чтобы сделать все надлежащим образом, такая звезда должна была взойти в тот момент, когда Солнце все еще находилось примерно на 10° ниже горизонта. Есть также основания считать, что звезды, поднимающиеся недалеко от точки севера, служили также звездными часами и позволяли определять время ночью так же, как днем его можно определить по положению Солнца».
По мнению Локьера, самый простой способ для жреца-астронома провести наблюдение за звездами из каменного круга был следующим: надлежало воздвигнуть камень или курган, который указывал направление к тому месту на горизонте, где звезда будет подниматься и ее будет видно из центра круга. Впоследствии в темное время суток такие камни и курганы освещались огнями, которые разводили близ них.
Чтобы собрать доказательства своей гипотезы, Локьер посетил многие мегалиты, разбросанные по всей Британии. Эту работу продолжили его последователи – приверженцы особой научной дисциплины, археоастрономии, которая зародилась благодаря таким ученым и энтузиастам, как Локьер, и особенно бурно развивалась во второй половине XX века. На протяжении десятилетий эти люди тщательно и самозабвенно изучали мегалиты. Во многом благодаря им древние памятники были спасены от уничтожения. Ведь в ту пору, когда с ними знакомился Локьер, их состояние было плачевным. Сам он писал о них так: «Мы не должны считать, что эти ряды камней имеют сейчас такой же вид, в каком их оставили их создатели. Ужасающее пренебрежение правительства к нашим национальным древностям, как я убедился на месте, ярко продемонстрировали как власти графства Девоншир, так и другие, менее важные органы управления, и фактически все, кому нужно проложить дорогу или построить стену. Из этого можно сделать вывод, что любой из этих рядов камней мог когда-то быть гораздо длиннее и иметь явное практическое назначение, а те камни, которые сейчас отсутствуют в этих кругах, могли когда-то использоваться для церемониальных процессий у храмов, исчезнувших к настоящему времени».
Работа Локьера была обращена к будущему. Археологи же, его современники, насмешливо отнеслись ко всем этим неожиданным заявлениям – тем более, что в своих расчетах Локьер допускал и ошибки, и подтасовки. Поэтому вплоть до середины XX века считалось, что Стоунхендж был построен только для проведения религиозных празднеств и церемоний.
Вальтер Скотт и Байрон молчат
Вот уже несколько столетий Стоунхендж интересует не только ученых, но и писателей и художников. Он появляется на страницах литературных произведений в конце XVI – начале XVII веков. Поэт Эдмунд Спенсер описывает его в своей аллегорической поэме
В частности, в «Королеве фей», в этой хронике британских монархов, повествуется о том, как Хенгист коварно убил триста лордов британской крови, пировавших за его столом. «И скорбный памятник, там возведенный им, измены вечный знак в Стонхенге мы узрим».
Во второй половине XVII века поэт-классицист Джон Драйден в одном из стихотворений мимоходом говорит про то, как в Стоунхендже в стародавние времена короновали датских королей.
Впоследствии, на протяжении двух столетий, Стоунхендж почти не упоминается в художественной литературе. Байроновский Чайльд-Гарольд спешит объехать полсвета, чтобы полюбоваться древними руинами, но, вероятно, грубые камни Стоунхенджа претят его художественной натуре, и он так и не приезжает к ним. Даже авторам готических романов оказались не интересны загадочные камни, оставленные седой стариной. Вот и Вальтер Скотт нигде не воспел героев, сражавшихся близ реки Эйвон, у стен Стоунхенджа.
Зато во второй половине XIX века в знаменитом романе Томаса Харди (1840-1928) «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» (1891) Стоунхендж становится одним из главных символом, возникающих на страницах этой книги, этой трагической любовной истории.
Ее герои перед тем, как «правосудие» свершится и «глава бессмертных» (по выражению Эсхила) закончит свою игру с Тэсс, оказываются у стен Стоунхенджа – храма, где, мнится им, с незапамятных времен людей приносили в жертву богам. Скоро «богу законности» будет выдана и бедная Тэсс. А сейчас ее спутник, Клэр, надеясь спасти подругу, шагнет вперед…
«Вытянув руку, Клэр шагнул вперед и коснулся вертикальной стены. Казалось, она была сложена не из отдельных камней, а представляла собой одну сплошную каменную глыбу. Проведя по ней рукой, он убедился, что это колоссальная прямоугольная колонна; вытянув левую руку, он нащупал вторую такую же колонну. Вверху, между ними, черное небо казалось еще чернее – там нависал соединяющий их архитрав. Клэр и Тэсс осторожно прошли между колоннами, и гулкое эхо отвечало на их тихие шаги; но оказалось, что они все еще находятся под открытым небом. Строение это было лишено крыши. Тэсс боязливо затаила дыхание…
Свернув в сторону, они наткнулись еще на одну колонну, похожую на башню, прямоугольную и мощную, как и первая. Здесь не оказалось ничего, кроме колонн, просветов между ними и архитравов, соединяющих некоторые колонны.
– Настоящий храм ветров, – сказал Клэр.
Следующая колонна стояла совсем одиноко, другие образовывали трилитоны, а большинство лежало на земле, и по их широкой поверхности могла бы проехать карета.
Тэсс и Клэр убедились, что находятся в лесу из монолитов, возвышающихся среди покрытой травой равнины. Углубившись в эту обитель ночи, они остановились.
– Это Стоунхендж! – воскликнул Клэр.
– Языческий храм?
– Да. Он древнее столетий. Древнее, чем д‘Эрбервилли! Что же нам делать, дорогая?…
– Здесь приносили жертву богу? – спросила она.
– Нет, – сказал он.
– А кому?
– Я думаю, солнцу. Вот тот высокий камень стоит в стороне и обращен к востоку; из-за него скоро выглянет солнце…
Поделиться книгой: