Помоги проекту - поделись книгой:
— Так точно, сэр! — ответил Толик изумленно.
— Что ты там сказал? — воспользовавшись уходом офицера, сержант, кажется, готов был еще поиздеваться над рядовым. Но Толик быстро нашелся. — Виноват, сэр! Это я от неожиданности, сэр! Рядовой Томпсон благодарит сержанта-инструктора за назначение, сэр! — причем рявкнул он это без передышки и так громко, что в казарму заглянули удивленные солдаты. Но, заметив стоящего инструктора, торопливо скрылись.
МакГвайр поощрительно осклабился.
— Смотри-ка, соображаешь. Получишь временного сержанта на три оставшиеся недели, а там все будет зависеть от успехов твоего отделения. Понял…, — тут он явно проглотил очередного «ублюдка».
Толик еще больше вытянулся и отдал честь.
— Ну, ну, служи…, — Чак снова осклабился во все свои тридцать зубов и, резко развернувшись, вышел.
Вернувшийся вместе с Уэйном Джоди с удивлением смотрел, как разозленный Томпсон, ругаясь на непонятном языке, пнул сначала стул, а затем и подвернувшийся под ногу ботинок. После чего, продолжая ругаться, но уже нормально, по-английски, поднял стул. Постояв, залез под кровать, достал ботинок и сел, собираясь его дочищать.
— Ты чего, Том? — осторожно подойдя к продолжавшему что-то ворчать себе под нос Томпсону, спросил Джоди.
— Назначили, так их и растак, командиром отделения, — ответил еще не остывший Толик.
— Так тебя можно поздравить! Получишь капрала, десятку сверху! — радостно завопил Джон. — Кстати, нас тоже можно поздравить, свой парень в начальниках будет.
— Поздравить?! — Толик был готов обрушить на голову обрадованного ковбоя лавину ругани, но сдержался. «Неужели это идиот не понимает, что теперь мне придется отвечать не только за себя, но и за почти дюжину охламонов, составляющую третье отделение? Или надеется, что теперь ему-то будет легче служить? Типа того, что я по дружбе закрою глаза на его неопрятную обувь?» — Джонни, — как-то само собой получилось, что тон голоса Толика стал ласково-угрожающим, словно он разговаривал с мастером в цеху, планировавшим поставить его на самую грязную и низкооплачиваемую работу. — Джонни, — повторил он еще раз, — ты что думаешь, мне стадом коров управлять придется? Мне же от одних шуточек Джоди повеситься можно будет. Да и ты… обувь в порядок приведи! — внезапно перейдя на командирский тон, рявкнул он. От неожиданности оба его собеседника вытянулись по стойке смирно. Кто-то из появившихся за это время в казарме солдат хихикнул, но тут же словно подавился. Толик медленно обвел помещение взглядом, не сулившим ничего хорошего шутнику.
— Слушаюсь, почистить обувь, господин сержант, сэр! — вдруг ответил Уэйн. И все захохотали, включая и Толика.
— Ну ты силен, Том, — заметил, отсмеявшись, Джоди. — Прямо мой старик, когда переберет и начинает наводить в доме порядок.
Опять все посмеялись, но теперь, как заметил Толик, как-то с опаской, словно опасаясь его задеть. День прошел, как всегда в суете занятий, только теперь Томпсону, получившему в канцелярии нашивки сержанта и приказ о присвоении постоянного звания капрала, пришлось строить остальных, включая и своих друзей.
Неожиданно оказалось, что управление отделением не такое уж и страшное дело. Главное, четко провести грань между служебным и неслужебным временем, чтобы друзья не сели на шею. Через несколько дней Толик даже заслужил одобрительное ворчание МакГвайра, когда его отделение построилось на утреннюю проверку не только первым, но и полностью, как положено, экипированным.
А в субботу их всех ожидал неожиданный, но приятный сюрприз. Им наконец разрешили увольнение в воскресенье. Вечером в казарме гудели возбужденные голоса солдат, обсуждавших планы на завтра. Даже после отбоя из всех углов доносились шепотки, словно никто не мог заснуть в предвкушении.
Том, Джоди, Джон, еще два солдата из третьего отделения — Генри Райан и его однофамилец Джон, получивший прозвище Второй, решили сразу отправиться в бар «Бизарре», о котором среди обитателей учебного лагеря ходило множество слухов. Бар, расположенный сравнительно недалеко от КПП, напомнил Толику что-то из увиденных в прошло-будущем старых американских фильмов. Народу было много, в основном такие же, как они, новобранцы, получившие первое за несколько недель увольнение. Сквозь шумные выкрики и веселые разговоры пробивалась музыка небольшого оркестрика, наигрывавшего что-то ностальгически-знакомое.
Несмотря на забитое помещение, столик для пятерки друзей нашелся практически сразу, что немного удивило Толика. Но после того, как Джоди и Второй принесли от стойки по двойному виски, он как-то отвлекся и забыл об этом. Как и о странном ощущении, что за ним следят, появившемся сразу после того, как они подошли к бару.
Виски оказалось так себе. Самогон, который Толик пил у себя в Выксе, был, пожалуй, намного лучше этого пойла. Которое, к удивлению окружающих, он проглотил одним глотком, почти и не поморщившись.
— Ну, ты даешь, парень, — восхитился Джон-ковбой. — У нас на ранчо так только один Маслански мог. Поляк. Ты тоже поляк?
— Нет, я русский, — помрачнев, ответил Том. Только сегодня он прочел в газете свежий репортаж о тяжелых боях в России и наступлении нацистов. А он в это время сидит в баре и пьет местный самогон. И ничем не может помочь своим.
— Русский? Был у нас в Кентукки один русский, — тут же среагировал Джоди. — Очень хороший парень, помог как-то моему старику, когда тот не смог дневную норму нарубить.
— Ты что, из шахтеров? — удивился Джон Второй.
— Убежал я оттуда. Сам понимаешь, никакого расчёта вкалывать за еду и товары из лавки компании нету. А уж в шахте…
Тут Генри приволок еще пять двойных и пять кружек пива. Толик, отсалютовав, одним глотком выпил виски и тут же запил пивом, ополовинив кружку.
— Не, наш русский такого не мог, — улыбнулся Джоди.
— Погоди-ка, — Толик почувствовал, что спиртное на него наконец подействовало. Как всегда после выпивки, краски стали ярче, музыка — сильнее и даже мозг вроде заработал быстрее. Тут же он вспомнил, почему слова Кентукки, шахты и лавки вызывали у него ощущение чего-то знакомого. «Гарри, Гарри, как он любил… любит… полюбит эту песню. А почему бы мне и не спеть?» — почему-то последняя мысль показалась ему очень удачной. Опустошив кружку с пивом, он поднялся, не отвечая на недоуменные вопросы друзей. Пробраться сквозь забитый людьми зал было трудновато, но сидели они недалеко от оркестровой площадки, так что Толик дошел до музыкантов без происшествий. Пошептался несколько минут с главным из них, игравшим на гитаре. Еще несколько минут они подбирали мелодию и ритм, причем заинтригованные происходящим посетители понемногу прекращали разговоры и с удивлением смотрели на происходящее.
— Для моего друга из Кентукки! — громко объявил Толик и повторил коронный номер артиста, исполнявшего эту песню — задал ритм, щелкая пальцами.
Посетители внимательно и молча слушали. Только Джоди и еще несколько человек, уловив ритм, поддержали песню, прищелкивая в такт.
После второго куплета припев подхватили уже несколько голосов, а когда Толик проорал последние слова, зал разразился одобрительным свистом и криками:
Возвращаясь к столику и лавируя между восхищенно приветствовавших его посетителей, Том опять почувствовал, что за ним кто-то следит. Но ему было уже все равно.
Столик встретил его восторженным ревом и криком Джоди.
— Ну ты даешь, сержант! Сам сочинил?
— Нет, конечно. Слышал как-то раз, вот и запомнилась.
— Это точно кто-то из наших написал. Такое пережить надо. Вот только последний куплет немного странный, но тоже отличный. Прямо о нашем русском.
Даже местный виски, по вкусу — натуральный самогон, лился в глотку вполне свободно, как вода. Вечер пролетел незаметно, причем их компания ухитрилась даже ни с кем не подраться.
Только вот утром бежать было очень тяжело. Ноги двигались, словно чугунные, во рту было суше, чем в пустыне Сахара в разгар летнего сезона. Похоже, старые привычки Толика и организм Тома оказались не совсем совместимы и теперь боролись друг против друга. Но Толик все же победил, еще раз доказав, что здоровый дух всегда одолеет здоровое тело. Но весь день было действительно трудно, что было понятно — понедельник, он тяжелый день не только в России.
Ну, а со следующего дня стало полегче. Но не намного. К обычному изучению документов, уставов и наставлений, занятиям строевой добавились тренировки в поле, и стрельба из «кольта» и самозарядной винтовки. Винтовка Толику в целом не понравилась. Кургузая, с очень толстой, непропорциональной ложей и малопонятной неудобной механикой. Попасть пачкой с патронами в пазы приемника — еще та задачка, особенно в бою. И целиться навскидку через диоптр не столь удобно, как с открытым прицелом — мишень теряется. Правда на пятьсот ярдов и с готовой позиции благодаря тому же диоптрическому прицелу стрелять намного удобнее, чем из учебной винтовки. Но больше всего Толик возненавидел звук вышибаемой пустой пачки. Ясно было, что его услышат на расстоянии нескольких десятков метров даже днём. Он сразу сообразил, что в условиях не слишком интенсивного боя, на реальных городских или лесных дистанциях (метров пятьдесят), звон пачки будет слышен вполне явно для противника. Особенно если пачка падает на камни или металлические конструкции. Короче, заглушить этот звук может лишь канонада интенсивного боя. Эхо выстрела звон не скрадывало — как специально засек Толик, пачку вышибло вместе с экстрагированной гильзой, уже после звука выстрела. Конечно, деваться-то некуда, Гаранд — это не автомат Калашникова, но, как известно, за неимением горничной приходиться довольствоваться тем, что есть.
Хваленый кольтовский пистолет тоже вызвал явную неприязнь. Большой, брутальный в лучших американских традициях и, соответственно, очень тяжелый. Единственные удобства — ухватистая рукоять и большие, легко управляемые рычаги затворной задержки и предохранителя. А все остальное, значит — неудобства. Если честно, то стрельба из Кольта оказалась для Толика очень непривычной именно из-за большого веса. Держать такую «дуру» одной рукой — еще то удовольствие. Хорошо хоть, что отдача, вопреки ожиданиям, оказалась сравнительно плавной и не слишком чувствительной. Вот только стрелять из него больше чем на десяток метров было очень трудно. Тяжелая пуля при малой скорости имела очень высокую траекторию, заставляя непривычно задирать пистолет. «Надо будет при первом же удобном случае поменять на что-нибудь более легкое и приятное при стрельбе, — сразу после первых же выстрелов решил Толик. — Помнится, немцы выпускали… черт, выпускают сейчас, пистолет очень похожий на наш Макаров. Надо поискать обязательно».
Так, в заботах и занятиях, незаметно пролетело оставшееся время начальной подготовки. После чего взвод, в котором служил Томпсон, построили, зачитали приказ о присвоении очередных званий и предоставлении пятидневного «ар-энд-ар» — отпуска. Пять дней полной свободы. Хочешь, езжай в любое место Штатов (куда успеешь, конечно), хочешь — гуляй и пей здесь, ночуя в казарме. Новоиспеченный сержант Томпсон решил съездить в Вашингтон. Остальные рядовые, поднявшиеся из второго класса в первый и столь же новенький, блестящий, как только что вышедший из-под пресса никель, капрал Джоди, решили отметить переход в парашютисты, никуда не уезжая из лагеря…
Первая пара строчек куплета появилась из письма Джона Тревиса — брата автора песни Мерле Тревиса. Он писал брату о гибели известного журналиста Эрни Пайла на войне в 1945-м году: «Это как работать в угольной шахте. Ты выдал 16 тонн, а что получил? Только стал ещё на день старше и ещё глубже влез в долги». Четвёртая строчка припева — фраза, которую бросил отец Мерле соседям в ответ на вопрос, как он поживает: «Не могу позволить себе умереть. Я заложил свою душу корпоративной лавке». Имелся в виду «company store» — в тридцатых и сороковых годах в Америке не платили шахтёрам деньгами, а выдавали ваучеры, на которые можно было купить товары в магазинах, принадлежащих самой корпорации. Таким образом рабочие не могли копить наличность. Когда эту песню исполнял Теннесси Эрни Форд — в его исполнении эта песня впервые получила свою бешеную популярность — его фирменным ходом было начинать песню с отбивания ритма щёлканьем пальцев. Потом Эрни начинал петь.
4. Отпуска нет на войне
Скоростной поезд прибыл на Центральный вокзал строго по расписанию. Сержант Том Томпсон взял лежащий на полке вещевой мешок и вышел из вагона поезда, напоминавшего ему о виденном давным-давно фильме «В джазе только девушки».
Поискал глазами такси и сразу увидел знакомый по тем же американским фильмам, окрашенный в желтый цвет автомобиль. Оказалось, что это действительно такси, причем свободное и водитель готов отвезти его куда угодно всего за десятку. После небольшой, но весьма оживленной беседы, Тому удалось договориться, что его доставят до центрального почтамта только за пятерку. В сочетании с погодой, жаркой и влажной, все окружающее напомнило Толику давнюю поездку в Одессу. Тем более, что и говорок у таксиста, с поправкой на другой язык, точно напоминал одесский.
Но свою работу он знал и доставил Томпсона к требуемому месту без приключений и довольно быстро. Быстро по меркам сороковых, конечно. Привыкшему к другим скоростям попаданцу казалось, что машина едет совсем медленно. Настолько неторопливо, что он даже успел составить впечатление о столице США. Город поразил его какой-то невероятной схожестью зданий с Выксой, отсутствием подсознательно ожидаемых небоскребов, небольшим, словно в СССР, количеством автомобилей на улицах и висящими повсюду в окнах полосатыми навесами от жары. Автомашины, как и везде в этом мире, представляли просто рай для любителей антиквариата. Причем часть автомобилей, выпущенная в двадцатые, выделялась своими квадратными, напоминавшими каретные, кузовами, плоскими хромированным радиаторами. Остальные, более современные, напоминали какую-то советскую послевоенную хронику. Еще больше поразил Толика старинный бело-зеленый вагончик трамвая, в отличие от виденных им ранее, в прошло-будущем, ехавший по рельсам на подрезиненных колесах. Единственное, что мешало в полной мере расслабиться и насладиться поездкой — вновь появившееся чувство следящего за ним недоброго чужого взгляда. Потом он заметил коричневый форд, очень похожий по описанию на сбивший его в Хилл-Вэлли, неотступно, как показалось Тому, следовавший за такси.
Не обнаружив этого авто около почтамта, Толик несколько успокоился. Но не расслабился. Потому что сейчас ему предстояло сделать самое главное. Наследством, оставленным для него бывшим хозяином этого тела, надо было распорядиться и распорядиться с умом.
Сержант в повседневной униформе, вопреки опасениям Толика, не привлек ничьего внимания. Народу, в том числе и в форме, было достаточно много, несмотря на довольно раннее время. Несколько минут стояния в очереди, предъявленная в качестве удостоверения личности купюра в один доллар — и небольшой, не слишком толстый пакет перешел в его руки. Обычный конверт, ничем не примечательный, из-за которого, тем не менее, уже погибли не менее десятка человек. И Толик отнюдь не рвался пополнить их ряды. Поэтому он спокойно дождался, когда у дверей соберется побольше народу и выскользнул из здания вместе, как минимум, с семью сопровождающими. Сразу же, пока большинство шло к остановке трамвая, он свернул за угол и оказался на соседней улице. По его наблюдениям, никто не пытался повторить этот маневр. Но, как известно, береженого бог бережет, а не береженого конвой стережет. Поэтому Том быстро перескочил через проезжую часть, вызвав несколько негодующих гудков владельцев механических средств передвижения. Их негодование вызвало у Толика лишь саркастическую улыбку, так как здешнее движение в надвигающийся, как он сообразил, час пик и наполовину не дотягивало до творящегося на улицах тихой провинциальной Выксы начала следующего века. Самого главного он добился — отсек возможную слежку напрочь. И с легкой душой Толик сел в первое же попавшееся такси.
— Отделение Чейз банк.
— Слушаю, мистэр, — в отличие от первого таксиста, этот был молчалив и даже не пытался торговаться. Ехали дольше, чем первый раз, пришлось несколько раз стоять в довольно-таки ощутимых пробках на перекрестках. Водитель при этом ворчал, что с началом войны понаехало столько новых чиновников, что в городе стало невозможно жить.
— Извините, а что, чиновников действительно стало намного больше? — спросил Толик.
— Канешна, господин офицер, сэр, — повысил его в звании водила. — Размножаюцца, словно мухи в летнюю жару, сэр. Народу в Дистрикте стало за последние два года на треть, скажу я, больше. А еще куча федеральных чиновников в штатах появилась.
— Так это же хорошо для вас — работы больше, — подначил его Том.
— Работы больше, но и налогов больше, — проворчал, выворачивая машину на боковую улицу, шофер. — И вобче, скоро они будут за нас решать, куда нам тратить деньги и как спать с женой. С вас доллар сорок сэнтов, сэр, — добавил он, тормозя перед довольно таки скромно выглядевшим зданием, на котором красовалась вывеска «Чейз нейшнл бэнк оф сити Нью-Йорк».
Только тут Толик понял, как его развел первый таксист. Подумав, что волноваться теперь уже поздно и сунув водителю два доллара, он с некоторым волнением поднялся по широкой лестнице ко входу и зашел в большую, несколько пошарпанную дверь. Заметно было, что дела у этого отделения банка идут не столь хорошо, как у его соперников. Видимо поэтому даже скромного сержанта с вещевым мешком за спиной приняли радушно, как потенциального клиента.
Что делал сержант в банке в течение полутора часов в сопровождении угодливо улыбающегося клерка и почему так долго задержался в этом здании, Толик не хотел бы рассказывать никому. Уж очень опасным было это знание. Из банка он вышел удовлетворенный и успокоившийся. Теперь мафия пролетала, как фанера над Парижем, а в случае его гибели на фронте (Толик был реалистом и даже ненавидя планировать будущее, обязан был предусмотреть любой вариант) содержимое сейфа сможет получить лишь товарищ Громыко. И никто иной.
Теперь оставалось проехать пару остановок на трамвае, поселиться в гостинице и поискать встречи с русскими дипломатами. «Только вот как с ними встретится? И не решат ли они что это какая-то провокация ФБР или ЦРУ (Толик не знал, что до создания ЦРУ еще целых пять лет). А у меня остались всего сутки, — раздумывал он, карябая ручкой письмо для товарища Сталина. — С этими шариковыми ручками совсем писать разучился, черт побери». Больше всего его поразило, что русские буквы практически получались похожими на английские, рука автоматически выводила привычные очертания.
На следующее утро, оставив вещи в номере, Толик отправился погулять по городу, а заодно проверить возможности передачи письма в советское посольство. Проехал на трамвае с нанесенным на борт логотипом «Кэпитал Транзит Компани» несколько остановок. Пришлось заплатить десять центов за билет, вместо вчерашних трех. В отличие от порядков в будущем, здесь билет на транспорте стоил в зависимости от продолжительности поездки.
На Белмонт-серкл он прошелся вдоль невысокого забора, огораживающего трехэтажный, в псевдоклассическом стиле дом, с большими окаймленными полуколоннами, окнами второго этажа, с балкончиками и капителями, с пристроенным флигелем. Продефилировав сначала в одну, потом в другую сторону, он внимательно осмотрел местность и понял, что передать что-то незаметно, без проникновения в посольство не получится никак. Только проходить мимо полицейских и неизвестного числа агентов ФБР прямо в посольство Толику совершенно не хотелось. Конечно, можно попросить убежища и гражданства СССР. Но тут сразу возникают некоторые соображения, которые, скорее всего, решатся отнюдь не в его пользу. Вряд ли его посчитают столь ценным, чтобы ссориться с очень важным союзником, к тому же он будет считаться дезертиром. А как станут относиться к дезертиру во время такой войны, Толик примерно представлял. Как и оценка полученных от него сведений в таком случае.
Именно поэтому он считал необходимым передать все письменно, причем не раскрывая себя. Посчитают, что получено от какого-нибудь доброжелателя, которых сейчас в США много. Хорошее отношение американцев к Советскому Союзу, которое, к немалому его удивлению, поддерживалось их пропагандой, стало для Толика еще одним удивительным открытием. Попадались, конечно, и антикоммунисты и просто русофобы, но большинство относилось к СССР весьма доброжелательно.
Толик уже думал, не переиграть ли все и не поехать в Нью-Йорк, где вроде бы находилась главная резиденция советской разведки, когда из ворот вышел немолодой, лет пятидесяти, человек. Провожавший его сотрудник посольства громко попрощался с ним, называя Василием Михайловичем. Одетый как средний американец, он ничем не выделялся среди прохожих и, если бы попаданец не заметил, как этот человек выходит из советского посольства и разговаривает по-русски, он никогда бы не подумал, что этот пожилой очкарик — русский дипломат. Осмотревшись и не обнаружив ни одного такси, мужчина пожал плечами и спокойно пошел к ближайшей остановке трамвая. «Это шанс» — приостановившийся, словно для того, чтобы повнимательней рассмотреть рекламу, Толик, стараясь не выдать своих намерений, пошел вслед, постепенно нагоняя русского дипломата. Тот как раз остановился, наблюдая за подходящим трамваем. Толик, воспользовавшись моментом, подошел вплотную и сунул конверт прямо в карман плаща. Тут же, воспользовавшись суетой при посадке, отодвинулся в сторону и быстренько отошел подальше. Следить за севшим в трамвай дипломатом он не стал, боясь выдать себя. Пошел по улице, утираясь платком от внезапно выступившего пота. На его счастье, в ближайшем доме оказался бар. Пришлось зайти, выпить кружку пива, на удивление неплохого. Бар, кстати, назывался «Тевтонский». И пиво оказалось сваренным специально для этого заведения, как пояснил бармен. С гордостью добавив, что в мирное время сюда приходили выпить пива даже немецкие дипломаты, которые говорили, что оно ничуть не хуже немецкого. И так огорченно посмотрел на полупустой зал, что Толику стало немного стыдно. Словно это он лично устроил мировую войну, из-за которой упала посещаемость бара. Пришлось, в виде компенсации, заказать еще кружечку пива. Неторопливо допивая пенный напиток, Толик пытался обнаружить возможную слежку. Но все было тихо и спокойно, агенты ФБР не врывались в бар с намерением его арестовать. А парочка сидевших девушек даже поглядывала на мужественно выглядевшего сержанта (надо признаться, что за последнее время Толик неплохо накачал мышцы). И когда одна из них, симпатичная блондинка, поднялась и прошла мимо него к двери, бросив искоса весьма выразительный взгляд, Толик одним глотком «добил» кружку и, расплатившись с барменом, устремился вслед, предвкушая интересное приключение.
Приключение, как обычно бывает в жизни, не заставило себя ждать…
Пока же Толик отходил от впечатлений и ждал последствий своего поступка, резидент НКВД в Нью-Йорке, вице-консул СССР Василий Михайлович Зубилин (в действительности носивший фамилию Зарубин), опытный разведчик-нелегал, работавший до этого во Франции и Германии, уже несколько раз сменил средства передвижения, каждый раз тщательно проверяясь. Слежки не было, но никто не мог дать гарантии, что его не возьмут прямо где-нибудь в поезде или у входа в консульство.
Попытку засунуть ему в карман конверт Василий почувствовал сразу. Успел и определить, кто это сделал, заметив поспешно уходящего военного. Но выкидывать конверт сразу не стал, если это провокация, его могли схватить именно при попытке избавиться от компромата. Тем более, что исключать такую возможность, несмотря на хорошие отношения между странами, разведчик не имел права. Просто потому, что знал, сколько имеется в США противников сближения с СССР, способных пойти на все, чтобы разрушить союз с «проклятыми богом коммунистами». Поэтому после одной из пересадок Василий зашел в почтовое отделение и отправил, вложив в новый конверт, письмо своему агенту в Нью-Йорке. Потом, если все будет, нормально, он спокойно заберет послание. Пока же надо без происшествий добраться до Нью-Йорка. Еще раз проверившись, Зубилин-Зарубин вошел в здание вокзала. Билет был приобретен заранее, теперь оставалось только дождаться времени отправления и сесть в поезд…
Предвкушая приятно проведенный вечер, Толик торопливо выскочил из двери, стараясь рассмотреть, куда же направилась так понравившаяся ему блондинка. И не обратил внимания ни на стоящий рядом с тротуаром автомобиль с работающим на холостом ходу мотором, ни на пару мордоворотов неподалеку. Поэтому удар под дых и толчок в спину застигли его врасплох. Двое громил, действуя привычно-слаженно втолкнули согнувшегося от боли Томпсона в автомобиль, уселись, не давая ему опомниться, сами и машина рванула с места, словно за ней гнались все черти ада.
Толик, мгновенно забыв обо всем постороннем и полностью протрезвев, пытался сообразить, кто же его похитил. «На ФБР не похоже, они обычно одеваются строго, Гувер в этом отношении очень привередлив. Кроме того, агенты ФБР сразу предъявят ордер на арест. А тут… классическое гангстерское похищение» — машина притормозила, сидевший рядом с шофером пассажир повернулся в профиль, посмотрев в окно. И Том мысленно выругался, узнав портье из отеля в Хилл-Вэлли. — «Все ясно, это гангстеры». Капелька пота скользнула по спине попаданца. «С этими «быками» просто не справишься», — Толик скосил глаза на расположившегося справа громилу. Тот сидел, тупо глядя вперед с таким видом, словно ему все давно надоело, и что-то методично жевал. На коленях бандита лежал прикрытый его правой рукой пистолет, дулом направленный прямо в бок Тому. Несмотря на внешнее безразличие, гангстер сразу заметил движение подопечного и, подхватил оружие, прижав его к боку сержанта.
— Не дергайся, солдатик, — пробасил он. — Иначе мы можем обидеться и сделать тебе больно. Да, Базз?
— Ага, — согласился второй неожиданно тонким голосом, не переставая жевать. Причем по запаху и консистенции того, что успел заметить Том во рту первого бандюги, жевали они отнюдь не «Ригли Сперминт», а жевательный табак.
Решив дождаться более удобного момента, Толик замер, пытаясь лишь понять, куда они едут. Что, само собой понятно, было не просто для человека, незнакомого с городом. Поэтому он бросил и это, просто сидя и мысленно настраиваясь на будущее. Ехали долго, начало уже темнеть, когда машина подкатила к огороженному высоким забором загородному дому. Водитель посигналил, ворота открылись, и они заехали на слабо освещенный двор.
Авто остановилось около угла дома, Толика, придерживая за руки, вытолкали из машины и поставили лицом к стене коттеджа. Рассматривая деревянную обивку, он напряженно вслушивался в разговоры за спиной.
— Джо, вы идиоты! Не знаете, что здесь происходит? Не могли отвезти его на хазу?
— Так копы могли прикопаться. А здесь надежнее. И босс до этого говорил, чтоб его сюда приволокли. Не?
— Джакомо, не разочаровывай меня, — продолжал кто-то, замысловато выругавшись. — Это было когда? А сейчас — совершенно другое дело. Ну да ладно, раз притащили его сюда, заприте пока в подвале. Слышишь, Базз? Или вдвоем…
— Ага, — за спиной у Толика сплюнули. — Один. Солдатик не будет трепыхаться. Дырка в ноге случ чо будет, парень. Пнял? Двигай вперед!
Его подтолкнули в сторону, причем по ощущениям — чем-то вроде пистолетного ствола. Толик учел и это, как и то, что Базз будет один.
Они свернули за угол, сопровождающий подошел вплотную, снова ткнув в спину пистолетом и, сделав шаг, попытался открыть левой рукой дверь в подвал. В результате ствол слегка развернулся в сторону, а потом… Потом Толик сделал одно слитное движение всем телом… и громила Базз, оставив оружие в руке Толика, с грохотом покатился вниз по лестнице, в глубину подвала.
— Эй, Базз, что стряслось? — крикнул из-за угла обладатель баса. — Ты лоха не пришиб случаем? — Толик быстро отпрыгнул от двери и прислонился к стене. Вышедший из-за угла Джакомо успел удивленно уставиться на открытый вход в подвал и тут же получил два хороших удара. Но устоял, хотя и выронил пистолет. Только согнулся, словно пытаясь прикрыть больное место в паху. Пришлось добавить ему третий удар, рукояткой «Браунинга» (а пистолет Базза оказался самым настоящим, знакомым по Афгану тринадцатизарядным «Хай Пауэром») по затылку. После чего гангстер наконец с грохотом, который, казалось поднимет всю округу, упал на землю. Толик усмехнулся, аккуратно положил пистолет и, нашарив висевшие на спине ножны, достал оттуда небольшой, но очень остро отточенный нож. Некстати вспомнилось, что мог сделать с таким ножом прапорщик Мимоходов. Куда там киношным Рембо, Сигалам и прочим «Вам Дамам» вместе с Чаками Норрисами. Простой советский прапорщик из взвода разведки перерезал бы этих «героев Голливудских войн» всех вместе меньше, чем за пять минут, не особо напрягаясь. Конечно, сержанту Пискунову до этого мастера было далеко, но уж перерезать бесшумно горло, да еще ухитрившись при этом не испачкаться, и не нашуметь он мог даже сейчас. Что и проделал, не испытывая никаких моральных терзаний. Бандит должен сидеть на электрическом стуле. А если нет — почему бы обычному сержанту американской армии не исправить эту ошибку американской же Фемиды. После чего он осторожно заглянул за угол коттеджа, держа наготове нож и поднятый пистолет. Как ни странно, на дворе было тихо. Шофер закрывал двери гаража, у въездных ворот прогуливался еще один мордоворот. При этом никого не интересовало, что творится за углом, у входа в подвал. Впрочем, Толика это устраивало. Пока никто ничего не сообразил, он мог попробовать тихо уйти или… Он снова прислушался. Кажется, Базз в подвале шумно пытался подняться. Пришлось бегом вернуться к двери и заглянуть внутрь. В свете горящей в подвале тусклой лампочки было видно, что Базз еще не пришел в себя, но уже шевелился на полу, пытаясь встать. Недолго думая, Толик захлопнул дверь. Щелкнул замок. За спину отныне можно было не бояться, замок, как успел заметить попаданец, можно было открыть только снаружи. Дверь была достаточно толстой, чтобы заглушить любые звуки и даже выдержать натиск разъяренного гризли. Потом Толик вернулся к телу второго гангстера, быстренько забрал у него еще «Кольт» и запасной магазин. Подумав при этом, что поспешил с подвалом, надо бы сначала оттащить туда труп, а потом уже запирать. Теперь было поздно, к тому же он был вооружен, зол и очень опасен для тех, кто его найдет.
Осталось разобраться с тем, какому боссу он понадобился и зачем. То есть зачем, он знал почти наверняка. Широко известный в узких кругах конверт, то есть его содержимое. А вот кто о нем узнал здесь, Толика заинтересовало. Впрочем, проще всего этот вопрос решался по методике, приписываемой товарищу Сталину. — Нет человека — нет проблемы. — Хотя подобные приемы устранения неприятностей стары как мир и, если судить по Библии восходят еще к спору между Каином и Авелем. Конечно, Том не забивал себе голову подобными рассуждениями. Солдат в бою думать не должен, думать надо до боя, иначе он станет трупом. Снова становиться трупом Толику не хотелось абсолютно. Поэтому он забрался на козырек, прикрывающий вход в подвал. А уже оттуда забрался внутрь дома через открытое, видимо по случаю почти летней жары, окно.
В коридоре, в который он попал, было пустынно и тихо. Лишь откуда-то доносились голоса. Несколько человек где-то впереди, за одной из-за закрытых дверей, обсуждали свои вопросы. Судя по донесшемуся веселому смеху — отнюдь не неприятные. «Ну что же. Устроим им веселый вечерок», — со злостью подумал Том, меняя «Браунинг» на «Кольт» и проверяя, не выпадет ли при прыжках из-за ремня очень понравившийся ему «Хай Пауэр». После чего, прислушиваясь, двинулся вдоль дверей к источнику звука.
Неожиданно одна из дверей распахнулась и на него выскочил, уперевшись животом в ствол, какой-то мужик, по внешнему виду — южанин, скорее всего — итальянец. Заметив Томпсон, он открыл было рот и потянулся к висящей на боку кобуре… И на этом все кончилось. Ударив левой по кадыку, Толик втолкнул хрипящего бандюгу в комнату, к счастью для попаданца — пустую. Добавив представителю местных жителей украшение в виде кровавого пятна в районе сердца, Толик аккуратно вытер нож. И снова выглянул в коридор. Нет, сегодня ему определенно везло. Если не считать непонятно чем занятого гангстера, в доме, похоже, было пусто. По-видимому «высокие» разговаривающие стороны не желали, чтобы их разговор мог кто-то подслушать.
Но Толик все равно шел, как в ауле на боевом выходе. Осторожно, практически бесшумно и со стволом наготове. Жалея только о том, что ствол не привычный «калаш» и что местные бандюги не имеют привычки носить с собой гранаты. После нескольких боевых выходов он навсегда запомнил, что в комнату входит сначала граната, потом очередь из автомата, а уж потом сам солдат. Хотя с учетом того, что ему будут противостоять отнюдь не «духи» и того, что есть должно было хватить с избытком.
Он осторожно подбирался к двери, из-за которой доносились голоса, когда с улицы донесся тревожный выкрик. Кричавший обнаружил труп напарника Базза, о чем громко сообщал в окружающее пространство. Томпсон прыжком преодолел оставшееся расстояние, дернул на себя дверь. Четверо, сидевшие в зале, вскочили, и это было последнее, что они успели сделать. «Кольт» в руках сержанта рявкнул семь раз. Затем, на ходу меняя магазин, Толик пробежал через зал. Еще один выстрел — добивающий, все же этот американский пистолет так и не «лег» ему на руку.
«Без постоянных тренировок этот пистолет, пожалуй, хуже, чем ПМ. Даже намного хуже, высокая траектория тяжелой пули не даст стрелять дальше пяти-семи метров с приемлемой точностью. Поэтому лучше оставить себе «Браунинг». Толку больше», — как всегда в бою мысли текли отдельно и практически независимо от происходящего. Тем более, от действий. Которые не прерывались ни на секунду.
Он быстро подскочил к столу, сгреб лежащие на столе бумажки и, безжалостно сминая, сунул в карман. Судя по крикам, в коридор соваться было уже опасно. Поэтому он проскочил зал, стараясь не мелькать напротив окон, и распахнул вторую дверь. За ней оказался еще один коридор, точнее коридорчик. С лестницей ведущей вверх и еще одной — вниз. На секунду задержавшись, чтоб прикрыть дверь, он сбежал вниз. Принятое интуитивно решение оказалось верным — нижняя лестница вела в гараж.
Оказавшееся более просторным, чем выглядело снаружи, помещение гаража было тесно заставлено автомобилями. В нем стояло не менее полдюжины легковушек и один небольшой грузовичок. Подумав, Толик запер изнутри дверь на защелку. Потом подкатил к двери, поставив на ребро, тяжелую бочку с надписью «Газойль». В этот момент кто-то дернул ручку, но прислоненная к двери емкость была слишком тяжелой и дверь даже не дрогнула. Толик, навскидку, выстрелил через дверь и с удовольствием услышал слабый, едва различимый крик. Не дожидаясь ответного огня, он отбежал в сторону. Проскочил, пригибаясь, вдоль гаража, прикрываясь от обстрела машинами, к противоположной стене. Тем временем несколько стрелков пытались расстрелять вход в гараж, заодно попадая в бочку с бензином и стоящие внутри автомобили. Но до того, как все это загорелось, Толик успел найти дверь, ведущую в сад. И выскочить, как раз тогда, когда внутри гаража произошло то, что должно было произойти. Вспыхнуло. Огонь быстро понесся по лужам натекшего бензина. Закрывая дверь, Том пожалел, что сгорят машины, а до Вашингтона не на чем будет добираться. Впрочем, мысль мелькнула и тут же исчезла. Пока более актуально было выживание.
Толик осмотрелся. В саду (или парке?) было темно. Как раз настолько, чтобы скрыться от возможного наблюдения. Или вообще сбежать, пока все уцелевшие разбираются, кто виноват и что делать. Вот только куда бежать?
Но тут ему снова повезло. Пробираясь к забору, Толик заметил среди кустов пятно света из окна. Осторожно подобравшись поближе, он понял, что это что-то вроде сторожки или садового домика. И решил обойти его, когда дверь распахнулась и на крыльцо выскочил тот самый бывший портье. Вот тут «десантник в тылу врага» не удержался. Через пару минут стреноженный по всем правилам «портье» со страхом глядел на поблескивающий в пробивающихся сквозь кусты лучах света нож и что-то испуганно мычал сквозь вбитую в рот старую тряпку.
— Значит так. Если не будешь кричать, я кляп выдерну. Кивни, если согласен, — речь Томпсона, подкрепленная блеском стали, звучала настолько убедительно, что голова портье чуть не оторвалась от шеи. Толик, держа нож у горла, так, чтобы допрашиваемый чувствовал его прикосновение, аккуратно вытащил тряпку.
— Я не виноват, мистер, — шепотом начал оправдываться портье. — Ничего личного, только бизнес. Мне сделали предложение помочь вас найти или меня бы убили.
— Кто? — не отводя ножа, для убедительности, спросил Толик.
— Люди…, — портье испуганно дернулся, чуть не порезавшись, но все же продолжил, совсем тихим, еле слышным на фоне доносящегося от коттеджа шума, — Чарлза Бинаджо. Что мне оставалось делать?
— Понятно, — столь же тихо ответил Том, зажимая портье рот и вонзая нож. — Ничего личного, парень, только бизнес, — прошептал он, глядя в стекленеющие глаза. — Какою мерою мерите, тою и вам отмерится, — добавил он, вытирая нож и прислушиваясь к окружающему. Судя по крикам, пожар разгорался серьезный и уцелевшим бандитам было не до исчезнувшего неизвестно куда, к тому же неизвестно зачем привезенного, «солдатика». Поэтому Толик подобрался поближе к забору, переждал несколько минут и, вспомнив навыки по преодолению штурмовой полосы, незамеченным перескочил на улицу. Тем более, что окружающему гнездо местных мафиози забору было, прямо скажем далековато до той же стенки, которую десантники в свое время перескакивали на тренировках.
Потом он почти полчаса бежал по темному полю, освещенному неверным светом ущербной луны. На блестящей от выпавшей росы траве, к неудовольствию Тома, тянулся заметный даже при скудном освещении след. Оставалось только надеяться, что гангстерам сейчас не до него, а к утру он будет уже далеко. Повезло уже тем, что по пути встретилось небольшое озеро, или пруд. Разбираться с тем, что это такое, Толик не стал, зато избавился от некоторых улик.
Наконец сержант вышел к шоссе. Белая извилистая лента уходила куда-то вдаль, к отражающемуся на горизонте сиянию огней большого города. Толик прикинул расстояние и от души выматерился по-русски. Если не появится попутка, он никак не сможет добраться до города в приемлемые сроки. К тому же неизвестно, подсадит ли его кто-нибудь в автомашину. Но ему опять повезло. Третья проезжавшая мимо машина, небольшой грузовик, неторопливо ехавший в сторону столицы, притормозил напротив неторопливо бредущего сержанта.
— Что солдатик, в город? Садись, подвезу, — по виду типичный «реднек», деревенский недотепа, выглядел за рулем машины несколько странно, на взгляд Пискунова. К тому же он не ожидал такого бескорыстия. Но для американца в этом, видимо не было ничего необычного.
— Денежки прогулял, небось? — ехидно осведомился деревенщина, переключая передачи и трогая с места так, что Том еле успел захлопнуть дверцу.
Машина бодро мчалась вперед, под рокот мотора и аккомпанемент непрерывной болтовни водилы. Не давая Тому открыть рта даже для ответа, он сам задавал вопросы и сам же на них отвечал, рассказывая одну за другой истории, очень похожие на сказки дядюшки Римуса, которые Толику читали в далеком детстве. Только вместо зверей в них действовали знакомые и соседи шофера, которых он запросто называл по именам и прозвищам. Впрочем, такая обстановка Тому была на руку. У него начался «отходняк» после боестолкновения, и мирная болтовня помогала расслабиться.
Наконец, грузовичок остановился на окраине столицы, у ближайшей остановки. Заметив, что Том пытается достать деньги, водитель рассмеялся.
Поделиться книгой: