Золото мистера Дауна

Банда действовала решительно, словно состоящие в ней менты продолжали трудиться на своих бывших рабочих местах. Среди бела дня они при форме и параде задерживали кого-то из нужных людей, но вместо ментуры везли их за город и устраивали на пленэре то же самое, что прежде в камерах. Они так трюмили богатых фраеров, что те по-быстрому раскалывались кто еще, кроме них, может представлять из себя интерес для органов и налетчиков.

Таким макаром Слива вышел на одного кооперативщика. По предварительным данным у этого деятеля было столько бабок… Больше, чем у бывшего секретаря горкома по идеологии, чью хату разбомбили в течение получаса. И нехай банда Сливы шмонала квартиру кооператора гораздо дольше, за большие деньги не могло быть и речи. Золото — да, бриллианты — пару штук тоже, а где же основные фонды?

Слива считался авторитетом и не мог не допустить его расшатывания. Аноха пас кооперативщика до тех самых пор, пока тот в очередной раз не решил поменять машину. Надоело ограбленному до нитки целых полгода подряд ездить в «вольво», пришла пора пересаживаться в «БМВ».

Слива, прикинувшись лохом, которому позарез надо то самое «вольво» расплатился с кооперативщиком, ни разу не торгуясь. Даже если бы хозяин тачки запросил за нее цену «Бентли», Слива все равно не отказался бы от своего намерения купить машину именно у него.

Потому что бабки, которыми расплатился авторитет, были помечены радиоактивными изотопами. Козлу ясно, при повторном шмоне эту капусту очень быстро нашли вместе с другими сбережениями кооператора в тайнике, который был замаскирован в трехкомнатной хате лучше пещеры Али-бабы.

Даже малые дети знают, что произошло в той сказке. И когда разбогатевший до неприличия Слива гулеванил на всю катушку вместе со своим адъютантом Анохой, на них налетели вовсе не менты, а сорок самых настоящих разбойников, уволочивших удачливых воров на разборы.

На толковище Слива вел себя, как положено авторитету, разоряясь страшными последствиями коллегам за то, что они держат мазу за фраера. Но когда этот фрукт узнал: кладка в хате кооператора — часть общака, он заделался еще бледнее, чем был бы на суде, приговорившим его к стенке.

Слива вместе со своими подельниками посягнул на самое святое — на общак, а значит, заслуживал немедленной смертной казни. Но, учитывая чистосердечное признание подсудимого, его хорошую работу и ходатайство коллег, толковище заменило приговор к высшей мере другим, не подлежащим обжалованию. Слива вместе со своим шестым номером обязаны вернуть деньги, а потом идти к ментам сдаваться.

Когда Слива в точности исполнил это золотое решение, менты чуть не двинулись мозгами. Среди бела дня до них вламывается вор с подельником, и начинаются громкие вопли за явку с повинной. Слива, который прежде отвечать на допросах чего-то внятного считал ниже своего воровского достоинства, дает показания на самого себя со скоростью пулемета. Аноха, тот вообще дрожит, каясь, как бы он был счастлив, если у нас введут пожизненное заключение. И когда менты то ли всерьез, а может, в шутку заметили Анохе: для полного раскаяния было бы неплохо, когда он возьмет на себя еще три висячие квартирные кражи — тот с таким удовольствием попер навстречу их желанию раскрывать преступления, какого вряд ли стоило ожидать.

Аноха чистосердечно кололся: он готов отвечать за любые кражи, кроме предложенных, а также за покушение на римского папу, Бенину маму или появление на свет его собеседников, а когда надо, так менты уже могут получить показание — именно он написал «Малую землю» под псевдонимом. В заключение Аноха слезно просил ментов не вешать на него трупов, одновременно соглашаясь на любое наказание старого режима, если можно, то без расстрела. Ну, а когда без этого никак нельзя перевоспитывать его дальше, то чему бывать, того не миновать.

Выйдя в очередной раз на свободу, донельзя перевоспитанный экс-архитектор сделал грамотный вывод: он до того обучился в исправительном от фраерских замашек учреждении, что вполне может трудиться самостоятельно. А потому решил зарабатывать самым распространенным и элементарным способом, освобождая хаты от всего лишнего, что в них лежало.

Аноха запросто заломился на одну квартиру, дверь которой сумел отомкнуть еще быстрее, чем его в свое время уговорили на явку с повинной. За этой гнилой дверью вора ждала такая добыча, что он только успевал благодарить судьбу, набивая свою торбу золотом, мехами и хрусталем.

Не успел Аноха мысленно скомандовать себе: «Спасибо этому дому, теперь пойдем к другому» — как услышал за своей спиной рык, мало в чем уступающий по выразительности тигриному. Вор на всякий случай направил в сторону этих звуков луч фонарика, и его морду перекосило не от дополнительной радости уворовать еще чего-то, а совсем по другому поводу. Кроваво-красный оскал огромной пасти с ходу довел Аноху до нужной мысли.

Домушник мгновенно стал доказывать дарвиновскую теорию за происхождение человека. В долю секунды он, подобно личности, народившейся от гиббона, взлетел на шкаф в передней, не выпуская из зубов торбы с добром, и самым невероятным образом упаковался в тридцатисантиметровом пространстве между мебелью и потолком…

Ровно через два дня после этого события мимо подломленной квартиры проходила соседка, вернувшаяся с дачи. Так она почему-то стала активно принюхиваться к двери, а потом постучала. В ответ, вместо «войдите», девушка услышала грозный рык и отчаянный вопль: «Спасите! Убивают! Сдаюсь! Вызовите милицию!». Соседка мгновенно врубилась, что делать, и настучала ментам по телефону.

Прибывший наряд выяснил у вызывавшей их дамы, что соседи еще не вернулись с дачи в хату, а в ней уже точно кто-то поселился явно без временной прописки. Менты прислушались до человеческого хрипа и хорошо известным не только им способом сумели открыть дверь, не выбивая ее могучими плечами.

Первым делом не переступившие порога менты почувствовали вокруг себя такой запах, который бывает только у допотопного сортира после экскурсии в него помешанной на диспепсии толпы. На залитом самыми органическими отходами шкафу поскуливало нечто, слегка напоминающее человека, непонятно каким образом уместившееся в узком пространстве, вопреки всем законам природы. Только после этого зажавшие привычные ко всему носы менты заметили — возле шкафа лежит белая собака, а вокруг нее разбросаны золотые цацки, деньги, осколки хрусталя и пыжиковая шапка, наполненная все тем же дерьмом.

Неизвестное науке существо завопило со шкафа почти человеческим голосом, чтобы менты поскорее проявили гуманность и увезли его в тюрьму. Стоило защитникам правопорядка пошевелиться, как пес принял боевую стойку и менты захлопнули дверь с такой скоростью, словно тренировались в этом деле с утра до вечера.

Тут же на площадке они приняли решение — нейтрализовать собаку и с ходу получить, возможность резко опустить прущую кверху кривую нераскрытых краж.

— Да вы что? — прислушалась до их рассуждений соседка. — Попробуйте только убить это животное. Знаете, сколько он стоит? Весь райотдел не рассчитается.

Менты натурально задумались. Конечно, одно дело — раскрыть кражу и спасти местами человека, совсем другое — платить за это из собственного кармана. Тем более кража, считай, уже расследована, а этот домушник вполне может еще немного посидеть на шкафу. Судя на то, что из него вытекло, он успел привыкнуть до своей странной позы в узком пространстве.

И тогда менты приняли поистине мудрое решение. Они устроили щелку в двери и сказали Анохе: колись по-быстрому, чего ты тут оказался, а потом мы тебя вызволим от четвероногого вертухая.

Это было самое чистосердечное и быстрое показание за всю историю криминалистики. Аноха кололся еще чистосердечнее, чем во время своей прошлой явки с повинной, справедливо полагая: только от обвала показаний зависит, сколько еще, иди знай, приятного времени он будет застывать в такой позе по уши в собственном дерьме в прямом смысле слова над собачьей пастью. Мент у двери едва успевал конспектировать вопли со шкафа.

Следствие закончилось за полчаса до того, как наконец-то пожаловали хозяева. Перед тем, как войти в хату, они подробно рассказали за комнатную собачку любопытствующим ментам, прекратившим обращать внимание на дальнейшие чистосердечные признания Анохи. Правильно товарищи менты сделали, что не сунулись на их жилплощадь. Потому как эта собачка — аргентинский мастиф, выведенный для охоты на пум и ягуаров. На дачу его брать нет никакой возможности — такая псина обязана ходить не просто в наморднике, но и при этом быть постоянно привязанной поводком до хозяина. Так у них на даче есть другие дела, кроме держаться руками за животное, хорошо известное специалистам под определением «Белый ангел смерти».

Менты тут же полюбопытствовали — понятное дело, запас пищи на пару дней можно оставить в удобном месте, но куда делает из себя эта собачка? Нехай от такого дела, понятно, смердит меньше, чем от шкафа вместе с вором, но все равно любопытно. Хозяева пробормотали, что специально оставляют открытой дверь на балкон, и если бы менты стали любопытствовать дальше, так это обошлось им дешевле.

Когда Аноху снимали со шкафа, он заливался тихим хохотом и целовал ментам руки. За посадить вора в их машину не могло быть и речи. Водитель веско заметил — он руляет вовсе не говновозом и не допустит, чтобы служебная машина пропитывалась не сильно свойственными ей запахами.

Аноху поливали водой под дворовым краном из пожертвованной кем-то миски, хотя вор больше стремился лишний раз глотнуть с нее воды, чем помыться, до того в его организме не хватало жидкостей. Выводя Аноху из двора, менты окончательно поняли, как устроилась эта собака. В свою очередь, Аноха, жадно грызущий купленную сердобольным водителем булку, врубился: мастиф не собирался забывать за то, как юр пытался отстреливаться от него дерьмом, пока в организме не кончились заряды.

Когда менты вместе с ворюгой синхронно подняли головы, они увидели балкон, тщательно обшитый пластиком по всему периметру. Только в одном месте заграждения, видимо, по замыслу его архитектора, была оставлена узкая щель. Как оказалось, именно в нее направлял свою струю сверху вниз надрессированный не только на пум белый ангел смерти. Это в общем-то неудивительно, потому что мастиф славится своим умом, а советские пешеходы давным-давно привыкли, как с балконов постоянно чего-то льется или вылетает. При всем желании Аноха не мог нажаловаться, что этот кобель обоссал его хуже, чем группа захвата в андроповское время. Больше того, отставной архитектор откровенно радовался и благодарил ментов, которым тоже немного досталось собачьего внимания прямо с балкона.

Рассказы за фартового юра Аноху достигли своего апогея в определенных кругах, когда он снова очутился на свободе с чистой совестью и репутацией, слегка подмоченной мастифом. Аноха решил — он больше не станет работать в одиночку, если суждено всю жизнь сидеть в дерьме и принимать на себя обильные анализы других выделений, так в компании это делать куда приятнее. Примерно таким макаром захмелевший от свободы и водки Аноха высказался своим потенциальным подельникам, перед тем, как заснуть прямо за столом.

Ворам не сильно понравились его логические выводы. Деловые почему-то не стремились разделять с Анохой его фарт. Но долг обязывал их помогать выскочившему на волю. После бурных дебатов сердобольные блатные решили избавить Аноху от дальнейших издевательств со стороны разных творений природы. Они водрузили на купол спящего горшок и убедили друг друга: теперь на голову Анохи даже при большом желании не насцут ни менты, ни собаки, ни другие известные зоологии личности. Потому как горшок куда надежнее каски и его всегда можно перевернуть по назначению.

Потом вдруг оказалось — этого как раз нельзя сделать из-за бывшего назначения посуды. Прежде чем горшок поселился на голове Анохи, в нем варили не борщ, а эпоксидную смолу. Воры даже не ожидали, как их шутка получит дальнейшее продолжение, хотя изо всех сил пытались отодрать горшок от истошно орущего Анохи. После того, как рецидивист в сотый раз подлетел под потолок вместе с так и не отлипающей от него посудой, один из блатных предложил отбивать горшок от башки Анохи с помощью молотка и зубила.

Аноха мужественно выдержал одну попытку, после которой он заорал еще истошнее, потому что уже ничего не слышал вокруг себя. Ему казалось, что барабанные перепонки при посуде на куполе пожизненно саботируют впитывать в себя любые звуки. Однако за применение топора в деле освобождения своей головы от хотя нужного, но постороннего предмета он все-таки услышал. И предпочел, чтобы эту операцию проводили хирурги, режущие людей скальпелями, а не его кореша, которые делали то же самое с помощью финок.

Хирурги, исключительно в белых халатах, при виде Анохи стали активно разводить руками в разные стороны. Несмотря на клятву Гиппократа, они могли успешно снять горшок только с головой его владельца, на что вряд ли согласился бы даже Аноха. Один профессор медицины сделал необычному больному грамотный эпикриз: нужно дождаться, чтобы ваши чересчур короткие волосы отросли до битловской степени, и только потом можно будет приступить до хирургического вмешательства в интимную жизнь пациента.

Аноха, обмотав горшок на голове каким-то подобием чалмы, стал шариться среди улиц в виде, настораживающем ментов, успевших привыкнуть к выбрыкам панков, рокеров и металлистов. Чалма перестал мечтать за производственную деятельность при таком хорошо запоминающемся предмете над ушами и стал изображать из себя Арину, постоянно оправдываясь перед правоохранительными органами до тех самых пор, пока по всей земле не прозвучало словосочетание «Буря в пустыне».

Эта самая буря оказалась для Анохи самым настоящим стихийным бедствием. Если бы операция под таким заголовком началась позже, иди знай, вдруг бы врачи сумели ликвидировать на голове Анохи явную подсказку к его принадлежности до экстремистских и прочих террористических организаций.

Чалма решил свою судьбу сам. В одной из пивнушек он чересчур растрепался случайным собутыльникам, преследуя исключительно меркантильные цели. Алкаши очень любили проводить время в компании некогда знаменитых людей, спившихся до радости постоянных клиентов тошниловок самого низкого пошиба. Но такого в их практике еще не было, чтобы до шаровой выпивки нарывалась личность при чалме на куполе.

Ханыги иногда любили подчеркнуть в разговоре, что вчера напились до поросячьего визга с известным хоккеистом или артистом. Такое таки да случалось в трудовой биографии многих из них. Но чтобы угощать в пивнушке восточного фундаменталиста, а потом добавлять с ним в подворотне — этим мало кто мог похвастать.

За ради шаровой выпивки не имеющий возможности работать Аноха кололся любому наливающему: пресловутая «Буря в пустыне» — это еще не конец. Уж кто-кто, а он, резидент товарища Саддама, знает, чего рассказывает по секрету исключительно ради симпатий до хороших людей. Потому пусть америкосы не сильно удивляются, когда с территории этого города до них в гости стартует ракета, ни разу не похожая на тот брак, который поставлял братскому Ирану миролюбивый Советский Союз в противовес натовской агрессии по всему миру. Так что, ребята, если хотите слушать, как будет дальше, пропагандировал Аноха, наливайте еще или идите на Хусейна прямым курсом. Нехай он вместо меня делает вам пресс-конференцию, во время которой опрокинуть стаканчик никак невозможно. Даже если вы предложите Саддаму выпить на шару, он больше пугается шариата, чем любит булькнуть драгоценной влаги за чужой счет.

После таких рассказов чалму с Анохи окончательно сняли там, где до него побывало множество разнокалиберных шпионов, врагов народа, растратчиков и других преступников, как правило, реабилитированных посмертно. Чалме не улыбнулось разделить судьбы предшественников, потому что оказалось — этого органам уже даром не нужно. Зато им требовался процент раскрываемости, и по такому поводу Чалма без своего шикарного убора на макушке очень скоро очутился в тех местах, где с нетерпением ждали, когда Аноха отличится в очередной раз. Зона, получившая шанс помирать от хохота в течение всего срока этого почти народного артиста, по праву могла считаться самой фартовой.

Именно по причине необычайной популярности кандидатура Анохи рассматривалась Тараном как ключевая фигура в предстоящей операции. Вдобавок на спине Чалмы имелась очень интересная наколка…

Глава девятая

Пока подполковник отец Михаил занимался формированием тарановской бригады неподалеку От границ предстоящего лоходрома, его бывший сослуживец шастал по Нью-Йорку с не меньшей уверенностью, чем в той самой Анголе. Только вместо того, чтобы, попивая пиво, посылать кого-то в атаку, Вася запросто заломился в офис адвоката Крамера и, как бы между прочим, купил у него пару фирм.

Эти фирмы существовали исключительно на бумаге; однако, если кому-то из экс-советских граждан нужно было провернуть какую-то операцию, наварить бабки и по-быстрому свалить от уплаты налогов, они знали, до кого обратиться. Только до мистера Крамера, обливавшегося потом, едва успевая регистрировать все новые и новые предприятия.

После того, как Вася сделал интересные закупки, он не стал возвращаться на родину, а вовсе изучал графики работы известных бизнесменов Алекса Кея, Дэниса Порта и Лео Берга. В отличие от других американцев, которым Россия открывала объятия по поводу всяких инвестиций, эти мистеры таки да перли навстречу риску, лишь бы поскорее вывести заокеанскую страну го экономического кризиса.

По такому поводу их фирма «Ньютел и К0», не скупясь, прикупила площади на международной выставке в Москве под понятным всем названием «Консумэспо» и забивала каждый квадратный сантиметр этой территории всевозможной компьютерной техникой. Причем по таким ценам, что даже последний идиот и то бы врубился: американцы только спят и видят, как бы поскорее дать ему заработать на приличные мозги.

Среди лязгающих зубами акул капитализма одна только «Ньютел» доказывала своим поведением — для нее главное не так с ходу заработать, как застолбить свое место на российском рынке на сто лет вперед. По этому поводу фирма заключили договор с государственным предприятием «Связьинформ», назначив его своим брокеро-дилеро-менеджером на российских просторах.

В то время, когда ожиревшие от своих раздутых прайсов другие фирмачи предлагали товар дорого и исключительно за баксы, «Связьинформ» стала торговать по сбросовым ценам, принимая предоплату исключительно деревянными. Все остальное было делом накатанной техники. Обув больше двадцати российских фирм, клюнувших на дорогой товар по дешевой деревянной цене, фирна «Ньютел» устроила себе вид, с понтом прорыв России на мировой рынок информации ее волнует не менее остро, чем работа метеостанции во владениях папуасов.

Само собой разумеется, что с государственного предприятия «Связьинформ» можно было скачать исключительно тонну договоров, а что касается миллионов, упавших на ее счета, то куда они подевались, оставалось только убедительно догадываться. Чего стоят догадки без доказательств — все прекрасно догоняют. Ни хрена не стоят, даже если самый распоследний идиот знает один выверт низшей математики, помноженный на химию: когда липовый договор умножить на деревянные деньги, то в результате реакции получается исключительно зелень при полном выпаде в осадок покупателей.

Эту самую зелень и подсчитывали мистеры Алекс Кей, Денис Порт и Лео Берг, а потом огорчились. Наварили всего пять лимонов долларов, это же не Фонтан. Работать дальше подобными темпами, так очень скоро вылетишь в трубу раньше той ведьмы на метелке инкорпорейтед.

Бывший майор Вася вместо того, чтобы утешить американцев, стал поганить им настроение прямо в офисе. При его заявлении компаньоны выкинули шнифты на лбы быстрее пациентов академика Филатова. Наглый Вася предлагал им немножко бесплатно поработать! Ну как после такой борзости с ума не двинуться мозгами, и не пошел бы их посетитель по такому поводу мимо Архипелаг ГУЛАГ вдоль по Бруклину до самого факаного Гарлема, где ему место.

В ответ на такое доброе предложение, капитан Немо поудобнее расположился в кресле и тихим голосом сказал:

— А что, если я вместо Гарлема прогуляюсь к налоговому управлению?

— Ты кого берешь на понт? — вызверился на посетителя мистер Кей с помощью негосударственного языка международного общения.

— Какие еще будут мнения? — не обратил внимания на вопрос мистера Кея отставной майор.

Лео Берг и Денис Порт были самыми настоящими партнерами Алекса и деловыми людьми, потому что наперебой стали уверять непрошеного гостя: когда ему надоели собственные яйца, так он должен сказать за это прямым текстом.

Гость заметил: если кому-то и грозит такое хирургическое вмешательство, так только тем, кто кидает российских фраеров. Но не потому, что уважаемые мистеры обули тех, кого сам Бог велел немножко подраздеть, а оттого, что отмывали деньги в родной Америке, которая таких стирок отчего-то переносит с большим трудом. И вообще, пускай мистеры хипешатся на полтона ниже, оттого как матушка Россия не отказалась от излюбленной манеры сорить трупами по лицу всей планеты. Или мистеры не подозревают за последствия русского бизнеса, нехай успели позабыть за свое героическое прошлое по поводу «Связьинформа»?

Такие мемуары не добавили настроения американским компаньонам. Больше того, в них сыграло чувство патриотизма. Мистеры вспомнили, как сравнительно недавно они назывались Яшей Портным, Леней Бергманом и Сашей Ключевым, а потому согласились выслушать деловое предложение посланца России. При этом американцы с ходу предупредили гостя — несмотря на его информированность, они не привыкли бегать без нужды даже в ватерклозеты. И если их просить работать бесплатно, кроме лажи, все равно ничего не выйдет.

Заокеанский гость понял, что требуется. Он вытащил из кармана доллар.

— Будем считать это авансом, — буркнул мистер Кей.

Мистеры Порт и Берг молча кивнули головами в знак согласия.

— Хорошо, — неожиданно легко согласился Вася. — В случае успеха операции ваша доля составит тридцать процентов.

— За такие копейки мне лишний раз неохота шевелиться, — как положено истинному бизнесмену брякнул мистер Лео. — Но вы не сказали главного — кто приглашает нас в дело? Сами понимаете, времена тяжелые. Этот малохольный Таран так навонял в нашей родной Америке, что теперь нужно быть чересчур осмотрительным. Мы же солидные люди и с кем попало не вяжемся. Так что, дорогой сэр, или высказывайтесь прямо, или убеждайтесь: мы тоже кое-что умеем.

— Вас приглашает в долю Барон, — тихо сказал Вася.

— Зачем тогда нужны были эти дешевые выбрыки? — пожал плечами мистер Берг.

— Вот именно, — поддержал его мистер Порт. — С Бароном мы будем работать. Только пусть он сам нам скажет за это.

— Барон сейчас на дне, — отрезал посланец российского бизнеса. — Но просил передать — в призах свыше двадцати миллионов долларов. Причем, вам даже не нужно покидать пределы родной страны. Вот почему я напомнил вам о «Связьинформе» и покойной фирме «Ньютел». Какая из ваших фирм готова официально заключить договор с нашей?

— А какая надо?

— Такая, о которой никто пока не слышал, — отрезал гость.

— Леня, позвони Шурке Крамеру, — заметил мистер Алекс.

— Не нужно, — скомандовал гость. — Я уже был у него. Приобрел две фирмы.

— Вы растете прямо на наших глазах, — ухмыльнулся мистер Берг. — Все-таки интересно, как теперь будет называться совместное предприятие?

— «Парацельс», — посмотрел в уставные документы заокеанский гость.

— Чем предстоит торговать, кроме воздуха? — полюбопытствовал мистер Порт.

— Нам предстоит не просто торговать, но приносить людям пользу, — впервые позволил себе улыбнуться капитан Немо. — Вам необходимо создать фирму и подвести под нее материально-техническую базу.

— За тридцать процентов могу только подвезти вас до аэропорта, — отрезал Алекс. — Я уже сказал: мы готовы работать почти бесплатно. Но не за тридцать вонючих процентов, что просто оскорбительно.

— Вот именно, — активно поддержал партнера мистер Берг, — тридцать процентов? Передайте Барону любимую поговорку моего дедушки против такого дешевого понта. За дурные предложения пускай даже Барон берет в руки собственный член и чистит им свои зубы… Мне прямо-таки воспитание не позволяет варить вашу кашу за меньше, чем из половины.

— Тем более, мы хаваем, какой по натуре навар бывает с таких каш, — рассудительно поддержал беседу мистер Порт. — Дарить людям радость — это всегда пожалуйста. Но за тридцать процентов — вряд ли получится. Совсем другое дело — честная половина. Тогда, отвечаю, ваши клиенты поимеют на себе донельзя счастливый вид, нажрутся до упора и не попросят добавки. Я отвечаю: после нашей кухни, за опять-таки честную долю фраера, с радостью на мордах станут малевать плакаты: «От супа и каши полны наши параши».

Майор едва сдержал улыбку. Он мог гарантировать этому шоблу даже девяносто девять процентов, однако такое безалаберное предложение поставило бы операцию под угрозу срыва.

— Тридцать процентов, — повторил русский гость. — И полная блокировка угрозы со стороны фирм, которые вы кинули. Сами понимаете, покойникам бабки без особой надобности. Простите за откровенность. Но в России кое-кто сильно на вас обижается. Тем более, что ваша работа займет от силы неделю, а все затраты, как вы уже успели убедиться, ложатся на нас.

— Мы готовы выслушать ваше предложение, — сказал мистер Порт.

— Но чтобы убедиться в серьезности предложения, — быстро добавил мистер Берг, — на счет нашей фирмы должно лечь хотя бы полмиллиона.

— Тем более, вы говорили о материально-технической базе, — напомнил мистер Кей.

Вася пожал могучими плечами и заметил:

— Завтра на счету вашей фирмы будет лежать миллион. Быть может, мы продолжим беседу после этого?

— Не стоит, — отрезал Алекс, — чего стоит бизнес без доверия?

— Особенно, если речь идет за Барона, — поддержал компаньона Лео.

— После перевода всей суммы, пропустите ее через несколько транзитных счетов… — заметил гость из России, однако мистер Порт тут же вставил свое веское слово:

— Не учите нас жить… Особенно, когда не сильно хотите помогать материально.

Капитан Немо сухо заметил:

— Просто хотел предупредить, один из счетов должен принадлежать благотворительному фонду имени мистера Дауна.

Американцы дружно улыбнулись, но серьезность бизнеса взяла верх над чувством юмора.

— За ваши бабки, — сказал мистер Берг, — этот фонд может носить имя даже товарища Паркинсона.

Глава десятая

В отличие от многих сверстников, Барон родился не в обычной советской семье. С юных лет вместо улицы его воспитывала какая-то бонна, иногда обзываемая нецензурным словом флиберичка. Его папаша профессор Моршанский вместо того, чтобы регулярно заявляться домой в истинно пролетарском виде, только успевал шляться по каким-то симпозиумам, а мама уделяла куда больше внимания своей деревянной виолончели и Оперному театру, чем единственному наследнику.

Чтобы быть ближе до народа, за тяжкую судьбу которого Моршанские, — продолжая традиции русской интеллигенции, иногда тихим шепотом стеная под двуспальным одеялом, нарекли сына Ванечкой.

Чего с них было взять, кроме анализов, с этих не ясно почему недобитых буржуев? По предварительному диагнозу любого нормального человека видно, какие они на всю голову интеллигенты. Народ активно строит коммунизм, и его распрекрасной жизни поголовно завидует вся остальная планета, а эти за него почему-то переживают. Малохольные они, и ходят с очками на носу, чтоб доказать свою начитанность.

Ванечке несказанно повезло, что он родился безо всяких намеков на музыкальный слух, иначе эта недоделанная профессорская прослойка не дала бы ребенку вместе с другими детками пропагандировать стихи «За наше счастливое детство спасибо, родная страна!»

Какой будущий строитель самой справедливой жизни на земле выдавил бы из себя эти благодарности, когда его привязали бы канатом до аккордеона или цепкой к пьендросу? Даже если бы он пошел ушами в папу с мамой, так вряд ли юный музыкант обзывал их совсем другими словами вместе с той родиной и пианиной.

Что такое настоящая жизнь, Ванечка узнал на шестом году жизни, подустав от изречений бонны в перерывах между чтением книжек вслух. Малому Моршанскому все меньше и меньше хотелось сказок за этих Бов-королевичей и прочий недобитый элемент, потому что он изредка поглядывал в окно и завидовал жизни своих сверстников, гонявших по двору с утра до вечера сколько им влезет.

Ванечка вздыхал, кидая свой шнифт в окно, и чувствовал, что ему просто недодают счастливого детства. Другие дети бегали по мусорнику, играли в жмурки, били друг друга и привязывали консервные банки к котячим хвостам, а Ваня вместо всего этого и прочего счастья был вынужден зевать на монотонные речи бонны про всяких Премудрых Василис и доблестных богатырей, едва успевавших спасать родную землю от очередной напасти.