Лорды Белого замка

– Может быть, я взвалил на твои плечи слишком тяжелую ношу. Уиттингтон – это моя забота. Он не будет принадлежать тебе, пока я не умру, и, с Божьей помощью, этого не произойдет, пока ты не возмужаешь и поместье снова не окажется у нас.

Фульк почтительно улыбнулся. Ему не хотелось думать о том, что отец может умереть. В отличие от сыновей короля Генриха, он не испытывал желания вырвать бразды правления из рук старших. Всему свое время.

Брюнин поставил кубок и вытер губы:

– Ты до сих пор при дворе. Так что, как я понимаю, буря миновала? Все утряслось?

– До известной степени, – неопределенно помахал рукой Фульк. – Я больше не вхожу в число личных слуг принца Иоанна, но по-прежнему обучаюсь вместе с ним. – Он глянул на Жана, который молча ел, не принимая участия в разговоре. – Сейчас я служу оруженосцем у лорда Теобальда Уолтера. Он племянник Ранульфа де Гланвиля и личный наставник принца Иоанна по фехтованию.

– Я знаю Теобальда Уолтера и его род, – сказал отец, – хотя и не слышал, что он стал королевским наставником. Думаю, это произошло не без влияния Ранульфа. Положение позволяет ему оказывать своим родственникам солидные услуги. Я это вовсе не к тому, что Теобальд Уолтер не достоин своей должности, – прибавил Брюнин, увидев, что Жан поднял голову от тарелки. – Он умелый фехтовальщик, да и голова у него на плечах есть, но, сами знаете, для продвижения по службе зачастую гораздо нужнее связи и благоприятное стечение обстоятельств. – Он повернулся к Фульку. – По чьему наущению ты переменил службу?

– Лорд Теобальд подумал, что так будет лучше, – ответил Фульк. – И все согласились. – Он стиснул зубы, чувствуя, что надвигается буря.

– Так, – процедил отец. – И при этом никто не позаботился спросить мое мнение о будущем сына или хотя бы сообщить мне.

– Папа, прошло всего несколько недель. Я бы обязательно написал, но подвернулась возможность приехать и рассказать все тебе лично, – пояснил Фульк, твердо выдержав взгляд отца. – Я принял решение перейти к лорду Уолтеру по своей доброй воле.

– Ах вот как? – прищурился Брюнин. – Интересно, что знает о мире пятнадцатилетний юнец?

– Больше, чем он знал месяц назад, – ответил Фульк, не отводя глаз, хотя под ложечкой у него засосало. Он понимал, что нарывается на порку. Слово отца всегда было законом, и Фульк никогда не оспаривал этого, потому что так уж все устроено в мире: почитать и повиноваться. – И уж в любом случае, – храбро продолжил он, – я в состоянии понять: гораздо лучше служить оруженосцем у лорда Уолтера, чем оставаться товарищем принца Иоанна.

Мать тронула Брюнина за рукав и, наклонившись, что-то прошептала ему на ухо. Фульку показалось, что он расслышал слова «щит» и «взрослый мужчина».

Еще секунду лицо отца оставалось по-прежнему суровым, но постепенно складки на лбу стали разглаживаться, и вот уже в карих глазах зажглась лукавая искорка.

– Если лорд Уолтер выбрал тебя и ты согласился взять его в наставники, то, полагаю, я должен уступить твоему желанию, поскольку мое собственное решение – обеспечить сыну место в покоях Иоанна – оказалось неверным.

– Лорд Уолтер – настоящий мастер своего дела, сэр, – подал голос Жан. – Недаром король, выбирая учителя фехтования для принца Иоанна, предпочел его всем прочим кандидатам. Мой господин строгий, но справедливый. И к тому же он племянник самого юстициария.

– Я не глупец и, благодарение Богу, еще не впал в старческое слабоумие, чтобы всего этого не знать, – сказал Брюнин. Глаза у него еще сохранили веселость, но голос уже стал предостерегающе резким.

– Конечно, сэр, – смиренно опустил глаза Жан. – Я только хотел заверить вас, что у Фулька не будет причин жалеть о перемене, которая с ним произошла.

Фульк-старший кивнул:

– Посмотрим. – Он скрестил руки на груди. – А скажи-ка мне, Жан, вот что: ты бы умер за своего лорда?

– Нет, сэр, – без колебаний ответил Жан. – Это невозможно.

– Невозможно? Но почему? – Брови Брюнина исчезли под густой челкой.

– Да потому, что он бы мне этого просто-напросто не позволил. Уж скорее лорд Уолтер сам бы заслонил меня собой.

– Ну просто образец добродетели! – хмыкнул отец и снова повернулся к сыну. – Выходит, я должен смиренно благодарить Господа за эту перемену в твоей жизни?

Фульк покраснел, почувствовав нотку сарказма:

– Отец, я рад, что стал оруженосцем Теобальда Уолтера, но это лишь одна из причин, по которой мне разрешили съездить домой. И даже не главная, если уж на то пошло.

– Вот как?

Фульк кашлянул:

– Как только утихнут зимние метели, мы поедем в Ирландию.

– В Ирландию! – с испугом глянула на него мать. – Зачем?

– Король Генрих отдал ее во владение Иоанну, – пояснил Фульк. – Принц должен отправиться туда и принять присягу на верность от глав ирландских кланов и от нормандских поселенцев.

Он знал, какой все представляли себе Ирландию: дикое место, куда надо долго плыть через полное опасностей холодное темное море. В Ирландии вечно идет дождь, повсюду сплошные болота, а живут там задиристые босоногие воины, еще менее цивилизованные, чем лесные звери. Ими до некоторой степени управляет группа нормандских поселенцев, чья репутация не намного лучше, чем у дикарей, над которыми они формально властвуют.

– Это еще ничего, – вновь вмешался Жан. – Вместо Ирландии мы вполне могли отправиться в Святую землю: нашему Генриху был предложен трон Иерусалима, поскольку их король заживо гниет от проказы и может скоро умереть. Генрих, правда, отказался, но Иоанн сделал стойку, словно пес, приметивший на колоде мясника бесхозную мозговую косточку.

– Могу себе представить: Иоанн, король Иерусалимский! – Брюнин чуть не поперхнулся.

– Генрих сказал, что Иоанн слишком молод и неопытен для столь ответственной должности, но, мол, если он хочет испытать вкус власти, то может взять себе Ирландию.

– Так что вместо Иерусалима младший сын Генриха отправится в Ирландию, и там для него уже мастерят корону из золота и павлиньих перьев, – заключил Фульк. – Лорд Уолтер поедет в его свите.

– Сомневаюсь, что принц Иоанн подходит на роль короля где бы то ни было, – давясь со смеху и вытирая слезы, проговорил Брюнин, – но для тебя это будет хороший опыт.

– Значит, одобряешь?

– Да. У валлийцев и ирландцев много общего. Их земли неприступны для крупных армий, а все их богатство – лошади и скот. К тому же они подчиняются вождям мелких кланов. Когда ты станешь взрослым, тебе придется унаследовать наши приграничные феоды и управлять ими, так что поездка в Ирландию пойдет тебе только на пользу.

– Не понимаю, с какой стати Фульк должен ехать в Ирландию, чтобы узнать побольше о валлийцах? – нервно спросила Хависа.

Брюнин нежно сжал ей ладонь:

– Ты сама знаешь: все ястребы улетают из гнезда. Но сперва птенцам нужно опробовать и разработать крылья, иначе как они смогут парить и охотиться?

– Мама, ты что, не хочешь, чтобы Фульк поехал в Ирландию? – прямо спросил Уильям, их второй сын. Ему было тринадцать лет, и он сам рвался встать на крыло.

Хависа помолчала, потом, подняв голову, взглянула Фульку в глаза и выжала из себя улыбку:

– Конечно, он должен ехать. Отец прав.

Фульк посмотрел на мать с любопытством. Она ответила так только для видимости. Разумеется, Хависа не хотела, чтобы старший сын отправился в Ирландию.

– Мама?

– В дорогу тебе потребуются теплые котты, – тихо произнесла она. – Сегодня сниму мерку. С тех пор как я шила котту, которая сейчас на тебе, ты вырос почти на целый палец.

Голос у нее был глухой и прерывистый. Казалось, бедняжка вот-вот заплачет. Извинившись, она покинула помост.

Фульк посмотрел на отца, ожидая объяснений, но Брюнин только развел руками и покачал головой.

– Вот и попробуй разобраться в женской логике, – сказал он. – Мама предупреждает меня, чтобы я ненароком не задел твою гордость, поскольку ты уже почти взрослый мужчина, но при этом рыдает при одной только мысли, что ты перестал быть ребенком.

– Когда я отправлялся служить при дворе, мама не плакала, – заметил Фульк.

– У тебя на глазах – нет, но тайком она пролила немало слез. – Брюнин нахмурился. – Думаю, для женщины труднее всего отпустить из гнезда первенца и самого младшего сына, – сказал он. – К тому же королевский двор хоть и бывает порой не самым спокойным местом, но все-таки в десятки раз безопаснее дикой варварской страны, куда надо плыть морем.

– Мне пойти к маме, чтобы утешить ее? – спросил Фульк, готовый и впрямь сделать это, хотя и без особого удовольствия.

Мать всегда казалась ему прочнее стали, он и подумать не мог, что она тоже может испытывать страх. Поскольку именно мама внушила старшему сыну, что не стоит бояться неведомого и надо быть готовым к любым испытаниям, он всегда считал, что сама она неуязвима. Фульк не представлял, что можно сказать матери в этой ситуации, чтобы утешить ее. Только заверить родительницу, что в Ирландии его не поджидает никакая опасность. Эх, зря он рассказал ей о происшествии с шахматной доской!

– Нет, дай маме время взять себя в руки и успокоиться, – ответил отец. – Успеете еще поговорить, пока она будет снимать с тебя мерки для новой котты.

– А мне тоже сошьют новую котту, – громко заявил Уильям. – Я тоже буду оруженосцем и скоро уеду.

Радуясь смене темы, Фульк повернулся к брату:

– Куда же?

Сколько Фульк себя помнил, Уильям всегда хотел быть рыцарем, носить кольчугу и меч. Это были не просто мальчишеские мечты, а настойчивая одержимость, почти как у взрослого.

– В замок Каус, к Роберту Корбету, – сказал Уильям, задрав подбородок от гордости. – А еще у меня будет новый пони.

Фульк заинтересованно присвистнул. Лорд Роберт Корбет был соседом Фицуоринов и пользовался определенным влиянием в приграничных землях. Он даже являлся их сюзереном и передал им в обмен на вассальную клятву несколько феодов, в число которых входила и одна из основных резиденций Фицуоринов в Олбербери. И, кроме того, семейство Корбет было прочно связано с родом королей Гвинеда. Хотя в Каусе Уильям и не приобретет лоск, свойственный двору Генриха, однако воспитание получит прекрасное.

– Я тоже поеду, – заявил одиннадцатилетний Филип, чтобы не отстать от других.

Он был более тихим и задумчивым, чем Уильям и Иво, и менее порывистым. К тому же Филип, единственный из всех братьев, мог похвастаться медно-рыжей шевелюрой, унаследованной от матери, урожденной де Динан; у всех остальных детей в семье волосы были черные, цвета воронова крыла.

– Да неужели? – Фульк удивленно поднял брови и улыбнулся.

– И я, и я! – закричал маленький Ален, явно не понимая, о чем говорят старшие, но решив на всякий случай тоже напомнить о себе.

– Не говори глупости, тебе всего четыре года, – презрительно ответил Иво. – Ты останешься дома с мамой и остальными женщинами. И Ричард тоже останется. – Он кивком указал на еще одного мальчугана, который уже с аппетитом слопал сытный завтрак, но все равно продолжал потихоньку что-то уминать.

Фульк встал, подхватил на руки маленького Алена и примирительно сказал:

– Ничего, они поедут в следующий раз. А кто хочет побиться на мечах во дворе?

Мальчишки одновременно издали радостный вопль.

Брюнин широко ухмыльнулся:

– Схожу-ка, пожалуй, и я тоже за мечом.

– Отец говорит, что ты стал очень искусно владеть мечом, – сказала Хависа.

Она повернула Фулька лицом к окну, измерила веревкой расстояние от шеи до колена и завязала на ней узелок.

– Лорд Теобальд – хороший учитель.

Фульк глянул через открытые ставни наружу: стоял сырой январский день. Уильям играл с братьями в боевой поход, ведя их по двору замка и браня двух младших за то, что они не поспевают за остальными. Целью похода был штурм мусорной кучи, охраняемой двумя оруженосцами отца, Болдуином и Стивеном.

Утренние упражнения на мечах необычайно вдохновили Уильяма. Похоже, мальчик решил, что чем яростнее он будет сейчас сражаться, тем скорее станет рыцарем.

– Вытяни руку.

Фульк повиновался. Мать сняла мерку от подмышки до запястья.

– В Ирландии мне ничего не грозит, – сказал он. – Лорд Теобальд не станет подвергать риску своих оруженосцев.

Хависа завязала на веревке еще один узелок.

– Если ты ему доверяешь, то доверяю и я.

– Тогда в чем же дело, мама? Почему ты не хочешь, чтобы я ехал?

Хависа измерила расстояние от подмышки до колена. Потом отступила назад и вздохнула:

– Я старалась никогда не сдерживать тебя и твоих братьев: ни словом, ни делом. Не подавая виду, как волнуюсь, я всегда одобряла, когда вы ездили на пони без седла, взбирались на стену, запускали сокола, который одним движением клюва мог выклевать вам глаза. – Она отвернулась, чтобы положить моток веревки с узелками в корзину для рукоделия. – Я скрывала свой страх, поскольку не хотела, чтобы вы им от меня заразились.

– Тебя пугает Ирландия? – предположил сильно озадаченный Фульк.

– Нет, – покачала она головой. – Я слышала, что это дикая страна, где все время идет дождь, а жители ее наполовину варвары, но в этом смысле Ирландия не слишком отличается от некоторых районов Уэльса.

– Тогда что же?

Мать прикусила губу:

– Когда я была совсем маленькой, нам зачем-то потребовалось пересечь реку на пароме, но на стремнине лодка опрокинулась, и я чуть не утонула. Была зима, вода ледяная, и одежда тянула вниз. Отец вытащил меня уже полумертвую. – Голос Хависы дрогнул. – С тех пор я боюсь плыть по воде. Я думаю о реке, которая чуть не призвала меня к себе, вспоминаю, как умирала, хотя видела твердую землю на другом берегу. – Она сглотнула, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. – Как представлю, что тебе придется плыть по морю, так у меня просто сердце обрывается.

– Мама, я не боюсь воды, – сказал Фульк. – В последние месяцы я достаточно часто путешествовал по Темзе – а это большая река! – без приключений, да и плавать я умею хорошо.

Он умолчал о том, что однажды участвовал в водном поединке, где две лодки двигались друг на друга, а сидящие на их носах люди с шестом пытались сбить в воду противников. Ни к чему лишний раз пугать маму.

Хависа отстегнула с шеи медальон в виде креста и вручила его Фульку:

– Наденешь это, когда поедешь? Ради меня. Там внутри – прядь волос святого Эльма, он хранит от утопления.

– Конечно, мама. – Фульк поцеловал крест, надел его на шею и спрятал под котту. – Со мной все будет в порядке, вот увидишь.

Хависа выдавила из себя улыбку:

– Может быть, теперь мне будет немножко спокойнее. Жаль только, что у меня для Жана ничего нет.

– Жан носит в шляпе изображение святого Христофора, и к тому же я еще ни разу не видел, чтобы он когда-нибудь упал или хотя бы споткнулся, – шутливо сказал Фульк, пытаясь разрядить обстановку.

Он почувствовал облегчение, когда снаружи гулко застучали шаги и в комнату вбежал запыхавшийся Уильям.

– Тебя еще измеряют или пойдешь с нами в засаду? – Он раскраснелся от радостного усердия. – Жан говорит, он будет де Поуис. А мусорная куча – это как будто башня Уиттингтона.