Лорды Белого замка

На Фулька волной нахлынуло головокружение, и он пошатнулся. Теобальд подхватил его:

– Аккуратней, парень. Давай-ка держись. Ты же не красна девица, чтобы падать в обморок мне на плечо.

От такой насмешки у Фулька потемнело в глазах, и он выпрямил спину:

– Можете во мне не сомневаться, милорд! Я великолепно себя чувствую!

Это была неправда, но собственная гордость и крепкая рука Теобальда помогли Фицуорину устоять на ногах.

В серых глазах барона зажглась искорка одобрения.

– Ну что же, – сказал он. – Пожалуй, среди этих никчемных болванов все-таки есть хоть один, на кого можно положиться.

Глава 2

Пока Фульк и Теобальд шли по двору, ветер с реки изо всех сил хлестал их по лицу снегом и дождем, так что юноше уже начало казаться, что голова его сейчас расколется на части. Когда они вошли наконец под благословенное укрытие деревянной постройки позади дворца, бедняга уже мало что соображал: лишь смутно помнил, как Теобальда приветствовали другие лорды, как они бросали в сторону Фицуорина любопытные взгляды и задавали вопросы, которые его наставник пресекал вежливо, но односложно. Тяжелый шерстяной полог отодвинулся в сторону, и Теобальд провел Фулька в маленькую импровизированную спальню.

Щедро наполненная жаровня источала приятное тепло. Крупные угли просвечивали через дно красными драконьими глазами. Усевшись на дубовый дорожный сундук, оруженосец лорда Теобальда, которого Фульк прежде видел лишь мельком, настраивал мавританскую лютню. В комнате стояла походная кровать, застеленная одеялами и покрывалом из зеленого фламандского сукна. На ней сидел священник в вышитом далматике архидьякона и при свете толстой восковой свечи читал пергаментный свиток.

Теобальд удивленно уставился на занявшего его кровать человека.

– Хьюберт? – произнес он, словно не веря своим глазам. – Ты, что ли?

Священник поднял глаза и улыбнулся. На упитанных щеках его появились две глубокие складки.

– Неужто я за год настолько переменился?

Он встал, и комната и все присутствующие в ней сразу показались миниатюрными из-за его высокого роста и внушительных габаритов.

– Да нет, пожалуй, – ответил Теобальд, быстро приходя в себя. – Просто не ожидал увидеть тебя сегодня вечером, братец.

Мужчины крепко обнялись, хлопая друг друга по плечу. Когда они стояли рядом, фамильное сходство становилось очевидным, несмотря на разницу в телосложении. Те же лоб и нос, одинаковая манера улыбаться.

– Я как раз успел к службе девятого часа в аббатстве, – пояснил Хьюберт Уолтер. – У меня там есть где переночевать, но сперва я решил посмотреть, как ты и дядюшка Ранульф уживаетесь со всем этим дьяволовым отродьем. Я уже собирался отправить твоего слугу, молодого Жана, на поиски господина.

Теобальд коротко и невесело рассмеялся.

– «Дьяволово отродье» – лучше не скажешь! Одному Богу ведомо, что произойдет, когда прибудут Ричард и Жоффруа.

– Для того мы все и собрались – выступить свидетелями, когда будет решаться вопрос о наследовании принца Иоанна.

Архидьякон показал на Фулька, который дрожал у жаровни, и поинтересовался:

– Тео, а это что за юноша? И почему он выглядит так, словно только что вернулся с поля боя?

Теобальд скривился:

– В каком-то смысле именно так оно и есть. И поскольку я наставник этого молодого человека – имею честь обучать его фехтованию, – то несу за него ответственность. – Он сделал Фульку знак подойти и велел: – Вырази свое почтение архидьякону Йоркскому. – А затем повернулся к Хьюберту. – Это Фульк Фицуорин из Ламборна, сын Фулька ле Брюна. Он состоит в свите принца Иоанна и служит семейству Ранульфа.

– Ваша милость, – еле ворочая языком, произнес Фульк и преклонил колено, целуя кольцо архидьякона.

– И кажется, бедняга сломал нос и заработал как минимум два фингала, – сказал Хьюберт. Своей огромной ручищей он взял Фулька за подбородок и внимательно осмотрел его. – Как это тебя угораздило?

– Играл в шахматы, ваша милость.

Брови Хьюберта поползли вверх, встретившись с коричневым обрамлением его тонзуры.

– В шахматы?

– С принцем Иоанном, – уточнил Теобальд и щелкнул пальцами своему оруженосцу. – Жан, принеси воды и какую-нибудь тряпку.

– Вот как? – сказал архидьякон. – Не слишком ли бестактно с моей стороны будет поинтересоваться, кто выиграл?

– К сожалению, решать это будет более широкое собрание, если принц добьется своего, – неприязненно произнес Теобальд. – А пока просто скажем, что наш юный друг не остался в долгу.

– Я понял. – Хьюберт скатал пергамент и сунул его себе за рукав. – Противники разошлись полюбовно.

– Не то чтобы полюбовно, но вряд ли эта история послужит хорошим аргументом в пользу амбиций принца – он ведь заявил, что уже достаточно зрел, чтобы ему позволили владеть собственными землями, – особенно после эскапад его старшего брата, и все мы хорошо знаем, чем они закончились.

Это был намек на наследника престола, сына и тезку покойного Генриха II Плантагенета, которому, дабы не путать его с отцом, дали прозвище Генрих Молодой Король. Полтора года назад этот никчемный и ограниченный молодой человек, вечно враждовавший со своими родными за земли и влияние, умер в Аквитании от дизентерии.

– Иоанну следует винить во всем лишь себя самого! – раздраженно крякнул Теобальд.

– Вот уж чего он никогда не сделает. Только такие люди, как мы, Тео, и сдерживают неуравновешенность его анжуйского нрава.

Хьюберт снял с кровати свой плащ и облачился в него.

– Прогуляйся со мной до аббатства, – попросил он брата. – Мальчиком может заняться твой оруженосец, а мое жилье лучше, чем это.

Теобальд подумал и кивнул.

– Жан, постели еще одну постель, – распорядился он. – Пусть Фульк располагается здесь на ночлег.

– Да, сэр. – Оруженосец перестал рыться в сундуке и выпрямился, держа в руках латунный кувшин и льняную тряпицу. – А как же ужин?

– Я поужинаю у архидьякона. А тебе советую принести еду для себя и Фулька сюда.

На подвижном лице оруженосца отразилось разочарование.

– Жан, это приказ! – строго сказал Теобальд. – Достаточно уже на сегодня происшествий, не стоит лишний раз искушать судьбу. Нынче вечером в общем зале вам лучше не ужинать.

– Да, сэр.

Голос и облик Жана выражали полнейшее смирение. Теобальд еще раз напоследок погрозил юноше пальцем и вышел вместе с братом из комнаты.

Когда дверной полог, колыхнувшись, замер, Жан выругался.

Фульк кашлянул:

– Иди занимайся своими делами. Я и сам справлюсь.

Его собеседник хмыкнул, скривив тонкий изящный нос:

– Ты когда-нибудь видел труп, с которого содрали кожу? Зрелище не из приятных. – Он склонил голову к плечу, и в его темных глазах сверкнули искорки. – Ты пока что еще, слава Богу, не труп, однако видок у тебя, между нами говоря, еще тот. – Он подошел к Фульку с кувшином и тряпицей. – Я правильно понял, что ты подрался с принцем Иоанном?

– У нас возникли некоторые разногласия, – уклончиво ответил Фульк.

– С тех пор как Фицуорин прибыл ко двору, его чистая, доверчивая душа постоянно подвергалась такой же суровой муштре, как и тело.

– Да уж, – хмыкнул Жан, – похоже, ты сильно поскромничал, назвав это словом «разногласия». – И он наклонился к Фульку.

Тот весь напрягся, ожидая боли, но Жан осторожно стер запекшуюся кровь и осмотрел его рану, сделав это удивительно мягко и умело.

– У тебя останется интересная горбинка на переносице, – объявил он. – Не хотел бы я играть в шахматы по твоим правилам.

Фульк осторожно потрогал рукой лицо. Переносица сильно распухла, и место перелома было крайне болезненным на ощупь.

– Правила устанавливал вовсе не я, а Иоанн, – устало сказал он.

Оруженосец понимающе завел глаза к небу:

– Я видел его приемы на тренировочной площадке. Лорд Теобальд говорит: ни дисциплины, ни благородства.

Фульк живо согласился, но тут же нахмурился:

– Разумно ли распускать язык перед совершенно незнакомым человеком? А если я пойду к Иоанну и повторю ему все, что ты тут наболтал?

– Господи Иисусе, да я бы не удержался в оруженосцах у лорда Теобальда дольше, чем горит свеча, если бы не знал, когда можно говорить спокойно, а когда следует попридержать вожжи! – усмехнулся Жан, демонстрируя великолепные белые зубы. – Между прочим, я и тебя тоже видел на площадке. И лорд Уолтер тебя хвалил. Держи-ка! – Он сунул в руку Фулька кубок. – Выпей. Может быть, совсем боль и не уймет, но уж точно ее смягчит.

Фульк с трудом улыбнулся. Он сделал глоток, и жар обжег ему глотку, а на языке остался сладкий привкус.

– Что это?

– Голуэйский вересковый мед, – пояснил Жан. – Ох и сильное средство! Дает такой пинок, что будешь лететь до завтра.

Он налил и себе, отсалютовал Фульку кубком и в один прием опрокинул его содержимое в свою крепкую молодую глотку. Затем опустил кубок на колено и протянул гостю свободную руку:

– Я Жан де Рампень, оруженосец и слуга лорда Теобальда Уолтера. Если мой французский кажется тебе странным, то это потому, что я говорю с аквитанским акцентом, как и моя покойная мать. Она была родом из тех мест, но вышла замуж за английского рыцаря – ну прямо как королева Алиенора Аквитанская за короля Генриха. К счастью, у меня нет братьев, оспаривающих мое право наследования. – Он ослепительно улыбнулся. И, выдержав для пущего эффекта короткую паузу, добавил: – К сожалению, и наследовать мне тоже нечего.

Фульк пожал протянутую руку, слегка ошарашенный словоохотливостью оруженосца, который на учебной площадке предпочитал помалкивать. Он сделал еще один глоток, чувствуя, как теплота меда жидким золотом растекается по телу. Одно из двух: либо Жан прав и мед действительно приглушает боль, либо он начал привыкать к постоянному пульсированию в пострадавших костях и мышцах. Так или иначе, но ему стало легче.

– А у меня есть братья, – сказал Фульк, – целых пятеро. Но, слава Богу, никто из них не похож на Иоанна… Хотя не знаю. Насчет Алена сказать трудно, ему всего лишь четыре года.

– Возможно, сходство и впрямь есть, поскольку Иоанн порой ведет себя как четырехлетний ребенок, – подмигнул Жан.

Фульк прыснул было, но его веселье быстро прекратила мучительная боль в носу.

– Перестань, – попросил он.

– Но это правда. Лорд Теобальд всегда так говорит.

«Лорд Теобальд говорит… Отец говорит…» Фульк поморщился. Похоже, каждый человек испытывает потребность апеллировать к некоему авторитету, и так вплоть до наивысшего из возможных. Он сделал еще глоток и удивился, заметив, что чаша почти опустела.

– Я не знал, что брат лорда Теобальда – архидьякон Йоркский, – сказал он, чтобы сменить тему.

Жан вернулся к сундуку и взял лютню.

– Со временем этот человек пойдет еще дальше, – заметил юноша, расправляя красные и синие ленты на грифе инструмента. – Я точно знаю, что их дядя Ранульф надеется рано или поздно передать Хьюберту пост юстициария.

– Я думал, этот пост не наследуется.

– Формально не наследуется, однако каждый юстициарий заблаговременно готовит себе преемника, и, как правило, это оказывается его родственник. Помяни мое слово, следующим юстициарием будет Хьюберт. Он достаточно для этого образован, и у него есть мозги, – Жан постучал себе по лбу, – которые ему потребуются, когда он будет иметь дело с королем Генрихом и его сыновьями.

– Да уж, ему придется быть не архидьяконом, а святым, – кивнул Фульк.

От крепкого меда закружилась голова, язык спотыкался о слова. Живот громко заурчал: за всеми перипетиями сегодняшнего дня Фицуорин совсем забыл, что, кроме завтрака, сегодня ничего не ел.

Вскочив с сундука, Жан забрал у Фулька пустую чашу.

– Теперь надо перекусить, – сказал он. – А не то мед, минуя завтрашний день, забросит тебя куда-нибудь аж на середину следующей недели. Пошли.

Фульк недоуменно посмотрел на него:

– Но лорд Теобальд запретил нам уходить, а ты еще ответил, мол, пусть с тебя живого кожу сдерут, если ты его ослушаешься.

Жан развел руками:

– Мой господин имел в виду, что нам не стоит показываться в общем зале. Если только ты не отделал Иоанна как следует – ну, так, чтобы он слег в постель, – принц, скорее всего, будет в зале. Однако лорд Теобальд не станет возражать, если при этом нас никто не увидит.

Вообще-то, у Фулька еще оставались сомнения, но голод вкупе с энтузиазмом Жана убедили его. Грех было не воспользоваться ситуацией. К тому же Фульк не сомневался, что в случае необходимости сумеет за себя постоять.

– И куда же мы пойдем? – поинтересовался он.

– На кухню, – ответил Жан, – куда же еще?

Судя по теплому приему, де Рампеня хорошо знали на местной кухне. Правда, старший повар, озабоченный приготовлениями к дворцовому пиру, велел юношам не болтаться под ногами и не мешать, но одна сердобольная краснолицая женщина нашла для них местечко в уголке. Не обращая внимания на знатное происхождение обоих юношей, кухарка велела им очистить миску вареных яиц – деликатес для почетных гостей, ибо яиц в это время года было мало.

– Хотите получить ужин – заработайте его, как все делают, – добродушно сказала она по-французски с ярко выраженным саксонским акцентом.

Рукой, от которой сильно пахло луком, кухарка наклонила Фульку голову и внимательно вгляделась в его лицо:

– Святые угодники! Мальчик мой, где же это тебя угораздило?

Не успел Фульк решить, как следует поступить: дать женщине приличествующий случаю благопристойный ответ или же сказать, чтобы кухарка не совалась не в свое дело, – как подал голос молодой человек, сервировавший стол для почетных гостей:

– Да я же тебе о нем рассказывал, Марджори. Это тот самый парень, который чуть не вышиб мозги принцу Иоанну.