100 великих авантюристов

В ответ на это Косса объявил себя абсолютным и независимым властелином областей, которыми он ранее управлял от имени папы. Кроме того, он приступил к объединению священнослужителей и правителей государств, недовольных правлением папы Григория XII.

15 июня 1409 года двадцать четыре кардинала, десять из которых были сторонниками папы Бенедикта XIII, правившего в Авиньоне, и четырнадцать — папы Григория XII, собрались в Пизе, чтобы низложить обоих пап и избрать одного. Косса проделал громадную подготовительную работу, большинство церковных сановников, присутствовавших на нем, высказались за то, чтобы верховным понтификом стал достойнейший из них — Балтазар Косса. Но он отказался от этой чести, мотивируя свой отказ тем, что есть более достойный кандидат на столь высокий пост — грек Петр Филарг, который был его ставленником.

Авторитет Коссы сделал свое дело, и 7 июля 1409 года Петр Филарг стал папой под именем Александра V. Один из историков папства так высказался на этот счет: «Косса давно уже мог быть избран папой, но он решил отказаться от престола и предпочел поставить под удар Петра Филарга, зная, что он, заняв папский престол, станет послушным орудием в руках могущественного кардинала и легата в Болонье. Действуя так, Косса заботился главным образом о себе и своих родственниках. Три его брата, известные пираты, заняли высшие военные должности в папском государстве. Сам же Косса, как советник и наставник папы Александра V, приобрел еще большее могущество. Он руководил внешней политикой святого престола. И в случае смерти престарелого Александра V он должен был унаследовать святой престол».

В эти же дни Косса встретил Иму. Узнав о соборе, она уговорила мужа приехать в Пизу и вот уже десять дней жила в городе, тайно приходя к дому, где поселился Косса, в надежде увидеть возлюбленного.

Балтазар снял лучший дворец в городе, чтобы там встречаться с Имой. Их идиллия продолжалась почти месяц, пока Яндра не выследила любовников. Нанятый ею убийца четыре раза ударил Иму стилетом. Негодяя схватили и заставили назвать имя заказчика убийства. Хотя раны Имы оказались несмертельными, Косса отравил Яндру…

По странному совпадению в один день с Яндрой, 3 мая 1410 года, умер и папа Александр V, и теперь уже никто не стоял на пути Коссы к престолу апостола Петра. Требовалось лишь собрать кардиналов, которые утвердили бы избрание Коссы, но прежде он расправился с епископом Фано, своим старым другом. Он верно служил Коссе, но был любовником Яндры и сообщил ей, где живет Има, а этого Косса простить не мог. Он убил Фано в спальне его дома, после чего отправился хлопотать по делу о своем избрании.

Конклав кардиналов собрался в Пизе 17 мая 1410 года и состоял из семнадцати человек. Большинство из них были подкуплены Коссой, он обещал им, в случае если они поддержат его кандидатуру, привилегии и льготы.

Неожиданностей не случилось: бывший пират был избран папой. Возведение на престол должно было состояться 25 мая. Косса решил, что станет Иоанном XIII, поскольку симпатизировал Иоанну XII, занимавшему папский престол за сто лет до него.

Став папой, Косса прежде всего обеспокоился пополнением собственной казны, которую он изрядно поистратил на содержание своего предшественника Александра V, а также на подкуп кардиналов.

Косса установил специальные «тарифы», по которым покупались индульгенции по отпущении грехов. Так, если человек убил мать, отца или сестру, он мог искупить этот грех, купив индульгенцию стоимостью в один дукат. За убийство жены полагалось выплатить 2 дуката, жизнь простого священника стоила 4 дуката, жизнь епископа — 9, грех отравления — 1,5, прелюбодеяние — 8, а скотоложство — 12 дукатов и так далее. Список «тарифов» поистине бесконечен, и состояние Иоанна XIII увеличивалось не по дням, а по часам.

Новому папе было уже сорок пять лет, он был обременен государственными делами, однако давняя страсть — любовь к женщинам — не ослабевала в нем. И в поисках все более и более сладострастных утех Иоанн XIII совершил очередное преступление перед людьми и Богом — сделал своей любовницей 14-летнюю внучку, до этого соблазнив свою сестру и мать.

Связь папы с внучкой Динорой продолжалась два года, а затем Иоанн XIII нашел своей любовнице новое применение. Поскольку он давно враждовал с неаполитанским королем Владиславом, то решил поправить положение с помощью Диноры, отправив ее неаполитанскому королю в качестве наложницы.

Владиславу понравилась юная красавица, и когда он приблизил ее к себе, Иоанн XIII велел своему аптекарю приготовить любовное снадобье и отослать его Диноре. Снадобье, по словам папы, должно было еще крепче привязать друг к другу Владислава и Динору; на самом же деле оно было ядом, отведав которого Динора и Владислав отошли в мир иной Иоанн XIII избавился от политического противника, заплатив за смерть Диноры тысячу флоринов — именно столько запросил аптекарь за изготовление снадобья.

Но деяния такого рода никогда не отягощали сознания Балтазара Коссы. В это время к нему приехала Има. Она ушла от мужа, чтобы никогда больше не покидать любовника. Косса обрел полное спокойствие духа и занялся неотложными государственными делами.

16 ноября 1414 года в вольном имперском городе Констанце под председательством папы Иоанна XIII открылся церковный собор. На церемонию съехалось сто пятьдесят делегатов со всей Европы.

Среди членов собора были распространены сведения о преступлениях Коссы. Узнав об этом, Иоанн XIII тайно отправил гонца к своему союзнику, герцогу Фридриху Австрийскому, с просьбой дать ему убежище в случае его бегства из Констанца.

Собор постановил, что отныне высшим церковным органом станет съезд церковных иерархов (то есть собор), которому будет подчиняться и папа. 20 марта 1415 года, почувствовав шаткость своего положения, Иоанн XIII, переодетый конюхом, направился в город Шафхаузен, резиденцию Фридриха Австрийского. Приехав туда и расположившись в неприступной городской крепости, он отправил письмо императору Сигизмунду, в котором сообщал о своем бегстве. Иоанн XIII рассчитывал на то, что это известие приведет к роспуску собора, поскольку на нем отсутствовал папа.

Собор не распустили, а к папе направили для переговоров послов, которые должны были убедить его вернуться в Констанц. А также напомнить о том, что еще совсем недавно папа обещал отречься от престола, если это будет выгодно Церкви. В Констанце считали, что наступил именно такой момент.

Но Иоанн XIII потребовал за свое отречение высокую плату: сохранить за ним Болонью и прилегающие к ней земли, он должен остаться кардиналом с доходом в тридцать тысяч золотых дукатов в год, ему должны выдать индульгенцию с прощением всех его грехов — не только совершенных, но и тех, которые он может совершить в будущем.

Выслушав папу, послы тотчас отбыли в Констанц, где обо всем доложили императору Сигизмунду. Император, человек решительный, приказал немедленно готовиться к войне с Фридрихом Австрийским. Сигизмунда поддержали церковные иерархи, по настоянию которых собор предал Фридриха анафеме. А спустя некоторое время тридцать тысяч воинов Сигизмунда выступили в направлении Шафхаузена.

Иоанн XIII и Фридрих Австрийский бежали из города, а сам город сдался на милость имперских войск, которые стали разорять и грабить владения Фридриха.

Тем временем в Констанце продолжались заседания собора, и два из них были посвящены допросам свидетелей по обвинению Коссы. Свидетели давали такие показания, что даже видавшие виды следователи не решились внести их в обвинительный акт. Его тщательно отредактировали, и все равно он содержал 54 пункта.

Однако все эти обвинения предъявить было некому, поскольку Иоанн XIII все еще находился на свободе. Обладая колоссальным состоянием, он привлек на свою сторону некоторых крупных феодалов, в том числе правителей Бургундии и Лотарингии. Но силы все равно были неравны, и скоро союзники папы один за другим стали сдаваться Сигизмунду.

17 мая 1415 года Иоанн XIII был пленен во Фрибурге, куда он бежал из Шафхаузена. А тремя днями раньше на специальном заседании собора папа Перкин Уорбек был лишен всех прав и передан в руки правосудия. 29 мая суд вынес окончательное решение по делу Иоанна XIII. В нем бывший папа назывался неисправимым грешником, безнравственным распутником, вором, убийцей, кровосмесителем, нарушителем мира и единства Церкви.

Коссу заключили в Готлебенскую крепость, находившуюся в швейцарском городе Тургау. Папу-расстригу ожидала камера-одиночка с единственным окном, выходившим в крепостной коридор. Всякое общение с миром запрещалось, и единственным, кого теперь видел Косса, был тюремный надзиратель, приносивший заключенному пищу.

Новый папа Мартин V приказал перевести своего бывшего друга в еще более надежное узилище в город Мангейм, где он должен был находиться под неусыпным наблюдением курфюрста пфальцского Людвига III, давнего врага Коссы.

Условия содержания в Мангейме были очень суровы. Коссу охраняли два немца. Балтазар же не знал немецкого языка, и заключение превратилось для него в пытку. Если бы не Има, которая, подкупая тюремщиков, навещала Коссу, он вряд ли бы выдержал обрушившееся на него испытание.

Через несколько лет с помощью верной Имы Косса договорился с курфюрстом пфальцским, что тот выпустит его на свободу за 38 тысяч золотых флоринов. Сумма была громадная, но речь шла о жизни и смерти, и торговаться не приходилось. К тому же состояние Коссы, награбленное им в разные годы и разными способами, было громадным.

Вместе с Имой Косса сначала перебрался в Бургундию, затем в Савойю и только оттуда — в Италию. Он остановился в одном из городов Лигурии. Косса отправил во Флоренцию Иму с письмом к своему бывшему кардиналу папе Мартину V. На тот случай, если папа по каким-либо причинам не прочитает письмо, Име был дан наказ просить влиятельных людей во Флоренции выступить ходатаями перед Мартином V.

Има исполнила все в точности, и Коссе было дозволено приехать во Флоренцию. Он был принят папой, просил у него прощения и обещал никогда не претендовать на престол святого Петра. Но, верный себе, попросил у Мартина V откупного. И получил — красную кардинальскую шапку — шапку первого кардинала.

Оставалось последнее и очень важное дело — вернуть деньги, оставленные когда-то на хранение почтенному гражданину Флоренции — Джованни Медичи, одному из основателей знаменитого впоследствии дома. Именно ему Косса, а точнее папа Иоанн XIII, перед тем как отправиться на собор в Констанц, оставил на хранение свое поистине несметное состояние. Когда же он встретился с Джованни и попросил его вернуть деньги, тот, не моргнув глазом, ответил, что возвращать ему нечего, ибо то, что он взял когда-то, он взял у папы Иоанна XIII и вернет только ему… Говорят, что именно эти деньги стали основой благополучия дома Медичи.

Балтазар Косса продолжал жить вместе с Имой в своем дворце во Флоренции до самой своей смерти, последовавшей 22 декабря 1419 года. Ему были устроены пышные похороны, а позднее Козимо I Медичи, правитель Флоренции, поручил Донато ди Никколо ди Бетто Барди, известному как Донателло, построить над могилой Коссы часовню.

На могильной плите лежит бронзовая, позолоченная маска Коссы, ниже — герб Иоанна XIII, под ним высечены из мрамора кардинальская шапка и папская тиара, надпись гласит: «Здесь покоится прах Балтазара Коссы, бывшего папы XIII».

Перкин Уорбек

(? — 1499)

Самозванец. Выдавал себя за сына Эдуарда IV, короля Англии, и претендовал на престол при Генрихе VII. Был принят королями Франции и Шотландии. Его жизнь — один из самых удивительных примеров перевоплощения в мировой истории. Казнен по указанию Генриха VII.

После смерти короля Эдуарда IV остались два несовершеннолетних сына — Эдуард и Ричард. Назначенный протектором Ричард Глостерский, устранив конкурентов в борьбе за власть, объявил себя королем Англии под именем Ричарда III. Он утверждал, что Эдуард IV незаконно занимал трон, поскольку на самом деле он не являлся сыном герцога Йоркского, по этой же причине и его сыновья не могли претендовать на престол. Эдуард V и Ричард были заключены в Тауэр, где через некоторое время были убиты. В 1485 году умерла жена Ричарда III. Короля подозревали в том, что он отравил ее, чтобы жениться на сестре Эдуарда ГУ Елизавете. Все больше англичан симпатизировало лидеру оппозиции Генриху, графу Ричмонду. В 1485 году, получив помощь от Франции, он повел наступление. В сражении близ Босворта Ричард III был смертельно ранен. С его смертью прекратилась мужская линия династии Плантагенетов. Основатель династии Тюдоров граф Ричмонд взошел на английский трон под именем Генриха VII. Вскоре он женился на Елизавете. Едва получив корону, Генрих должен был вступить в борьбу за нее.

Маргарита Бургундская, другая сестра Эдуарда IV, не могла смириться с тем, что к власти пришла династия Тюдоров. Она не оставляла в покое Генриха VII, распространяя слухи о том, что второй сын Эдуарда IV Ричард, герцог Йоркский, не был задушен в Тауэре — после убийства его старшего брата палачи раскаялись и тайно выпустили младшего на свободу. Эти слухи Маргарита распускала и за границей. Тем временем ее тайные агенты подыскивали красивого и стройного юношу, которого можно было выдать за Ричарда, герцога Йоркского. Наконец поиски увенчались успехом.

Перкин Уорбек, обладавший благородной внешностью и изящными манерами, был примерно того же возраста, что и Ричард. С раннего детства Уорбек много странствовал, поэтому было очень трудно установить, где он родился и кто его настоящие родители. И еще одно немаловажное обстоятельство: король Эдуард IV считался его крестным отцом. «Сей юноша (как говорят) родился в городе Турне и прозывался Питер Уорбек. Он сын крещеного еврея, чьим восприемником у купели был сам король Эдуард». Правда, король был крестным отцом еврея, а не Перкина. Но был ли Уорбек воспитанником, служащим, подмастерьем, слугой или приемным сыном упомянутого еврея, — он в том или ином качестве входил в состав семьи. Уорбек хорошо знал короля Эдуарда IV и, вполне вероятно, наблюдал некоторые сцены придворной жизни, что могло пригодиться при исполнении роли самозванца. Ему было около десяти лет, когда умер Эдуард.

Итак, у Джона Осбека и его жены Екатерины де Фаро был сын Питер. Он рос хрупким и изнеженным, поэтому все стали называть мальчика уменьшительным именем Питеркин, или Перкин. Фамилию Уорбек ему дали наугад, но именно под ней Питер прославился.

Еще ребенком он с родителями вернулся в Турне. Чуть позже его отдали на воспитание в дом родственника в Антверпене, и мальчик немало времени проводил в дороге между Антверпеном и Турне. Перкин подолгу жил среди англичан и в совершенстве овладел английским языком. Агент Маргариты Бургундской разыскал его в Антверпене. Обнаружив в нем возвышенный дух и подкупающие манеры, сестра Эдуарда IV подумала, что наконец-то отыскала прекрасную глыбу мрамора, из которой изваяет образ герцога Йоркского.

Маргарита окружила его существование глубокой тайной. Она обучала Перкина изящным манерам, наставляя, как соблюсти величие, но не утратить печати смирения, наложенной перенесенными невзгодами; затем рассказала подробно о Ричарде, герцоге Йоркском, которого ему предстояло играть: описала нрав, манеры и внешность короля и королевы — его мнимых родителей, его брата и сестер, и многих других людей, составлявших в детстве его ближайшее окружение, а также те события, которые произошли до смерти короля Эдуарда и могли запечатлеться в памяти ребенка. Она рассказала, что случилось после смерти короля. Что касается заточения в Тауэре, обстоятельства гибели брата и его собственного побега, то она знала, что в этом его способны уличить немногие, и потому ограничилась тем, что сочинила для него правдоподобную историю, от которой он не должен был отклоняться.

Заговорщики также обсудили, что он будет говорить о своих скитаниях на чужбине. Маргарита научила его обходить всевозможные коварные вопросы, которые ему будут задавать. Впрочем, Перкин обладал такой находчивостью, что она во многом положилась на его ум и находчивость. Наконец, Маргарита Бургундская распалила его воображение несколькими пожалованиями в настоящем и посулами большего в будущем, живописуя главным образом славу и богатство, какие принесет ему корона, если все пройдет гладко, и пообещала надежное прибежище при своем дворе, если их замысел провалится.

Маргарита решила, что мнимый сын Эдуарда IV должен объявиться в Ирландии в то время, когда король Генрих VII вступит в войну с Францией. Если из Фландрии он сразу направится в Ирландию, то могут подумать, что это произошло не без ее участия. Кроме того, в 1490 году английский и французский короли вели еще переговоры о мире. Поэтому Перкин под чужим именем выехал в Португалию с леди Брэмптон, англичанкой, и со своим сопровождающим. Там Перкин должен был затаиться, пока не получит от покровительницы дальнейшие указания. Сама же Маргарита готовила почву для его приема и признания не только в Ирландском королевстве, но и при французском дворе.

Перкин Уорбек провел в Португалии около года. Когда король Англии созвал парламент и объявил войну Франции, он отправился в Ирландию.

Уорбек прибыл к город Корк, где его сразу окружила толпа ирландцев. Увидев его богатое платье, местные жители стали говорить, что это герцог Кларенс, который бывал в тех местах прежде, потом — будто он незаконнорожденный сын Ричарда III, и наконец, будто он Ричард, герцог Йоркский, второй сын Эдуарда IV. По словам Перкина, он якобы хотел поклясться на святом Евангелии, что он и не первый, и не второй, и не третий, но его не слушали. На самом деле сразу по прибытии в Ирландию он выдал себя за герцога Йоркского и начал вербовать сторонников и последователей. Он разослал письма графам Десмонду и Килдеру, в которых призывал их прийти к нему на помощь и примкнуть к его партии. Появление Перкина в Ирландии и прием, оказанный ему там, могли послужить достаточной причиной для того, чтобы шотландский король Яков не стремился заключить на длительный срок мир с Генрихом VII.

Маргарита привлекла на свою сторону доверенного слугу короля Генриха, Стефана Фрайона, который был у него секретарем, — человека деятельного, но вечно чем-то недовольного. Фрайон перебежал от него к королю Франции Карлу и поступил к нему на службу. Карл, поняв замысел Перкина и будучи сам не прочь использовать любую возможность уязвить правителя Англии, немедленно отправил Фрайона и некоего Лукаса к Перкину, дабы те уведомили его, что французский король хорошо к нему расположен и желает помочь ему отстоять свое право перед королем Генрихом, узурпатором английского престола и врагом Франции, и приглашал его приехать в Париж.

Перкин приободрился. Сообщив своим друзьям в Ирландии, что услышал зов судьбы, он отправился во Францию.

В Париже самозванец был с великими почестями принят королем, который приветствовал и величал его герцогом Йоркским. Карл поселил Уорбека в великолепных покоях и приставил к его особе почетную охрану. Придворные примкнули к королевской игре (хотя и плохо преуспели в лицедействе), ибо видели, что на это есть государственные причины. В ту же пору у Перкина побывали многие знатные англичане: сэр Джордж Невилл, сэр Джон Тейлор и около сотни других. А Стефан Фрайон стал главным советником и участником всех предприятий Уорбека. Но со стороны французского короля все это было лишь уловкой, для того чтобы склонить короля Генриха к миру. Впрочем, дорожа своей честью, король Франции не пожелал выдать самозванца королю Генриху (о чем его настоятельно просили), а предупредил Уорбека об опасности и отослал от двора.

Перкин и сам хотел уехать, опасаясь, как бы его не похитили тайно. Он поспешил во Фландрию к герцогине Бургундской и там предстал изгнанником, который после многих превратностей судьбы направил свой челн в те края в надежде обрести безопасную гавань. При этом он вел себя так, словно приехал во Фландрию впервые. А Маргарита притворилась, будто видит перед собой чужака и незнакомца, заявив при этом, что сначала ей необходимо расспросить юношу и удостовериться, действительно ли перед ней герцог Йоркский.

Выслушав его ответы, она сделала вид, что изумлена, обрадована, но в то же время боится поверить в его чудесное избавление. Наконец приветствовала его как восставшего из мертвых, воскликнув, что Бог недаром столь дивным образом уберег его от гибели, уготовив ему великое и счастливое будущее. Что касается его изгнания из Франции, то оно превратилось в свидетельство его величия, ведь мир между Францией и Англией стал возможен только после того, как Карл отрекся от Перкина, а следовательно, несчастного принца просто принесли в жертву честолюбию двух могущественных монархов. Да и сам Перкин излучал столько любезности и королевского величия, он так убедительно отвечал на любые вопросы, так ублажал всех, кто к нему являлся, так изящно скорбел и колол презрением всякого, кто выказывал ему неверие, что все решили, что он и есть герцог Ричард. Более того, от долгой привычки выдавать себя за другого, от частого повторения лжи он и сам почти сжился со своей ролью и уверовал в собственный обман. Поэтому герцогиня, как бы отрешившись от последних сомнений, оказывала ему почести, подобающие государю, всегда называла его именем своего племянника, и даже присвоила ему возвышенный титул Белой розы Англии и назначила ему почетную охрану из тридцати человек — алебардщиков, облаченных в ливреи багряных и голубых цветов. Не менее почтительны в обращении с ним были и все ее придворные, будь то фламандцы или иноземцы.

Весть о том, что герцог Йоркский жив, быстро разлетелась по Англии. Говорили, что Ричарда сначала приютили в Ирландии, а потом приютили и предали во Франции, и что ныне он признан и живет в большой чести во Фландрии.

Генриха VII начали обвинять в том, что он обирает народ и унижает знать. Припомнили ему и потерю Бретани и мир с Францией. Но больше всего его укоряли за то, что до сих пор не признана первичность прав королевы Елизаветы на престол. Теперь, говорили в народе, когда Бог явил свету мужского отпрыска дома Йорков, ему несдобровать. Эти слухи распространились столь широко, что вскоре лорд-камергер королевского двора сэр Уильям Стенли, лорд Фитцуотер, сэр Саймон Маунтфорд и сэр Томас Твейтс вошли в тайный сговор в пользу герцога Ричарда, однако никто из них не выступил открыто, кроме сэра Роберта Клиффорда и Уильяма Барли, которые по поручению партии заговорщиков отплыли во Фландрию. Особенно порадовал леди Маргариту приезд сэра Роберта Клиффорда — прославленного и родовитого дворянина. Переговорив с ним, она привела его к Перкину, с которым он потом часто и подолгу беседовал. Наконец, то ли поддавшись убеждениям герцогини, то ли поверив Перкину, он написал в Англию, что знает Ричарда, герцога Йоркского, как самого себя, и что сей молодой человек — несомненно тот, за кого себя выдает. Таким образом, все в этой стране готовилось к смуте и мятежу, а между заговорщиками во Фландрии и в Англии установились тесные сношения.

Генрих VII должен был разоблачить самозванца и заговорщиков. Для этого ему нужно было найти свидетельства того, что герцог Йоркский действительно убит, или доказать, что Перкин — самозванец.

Подтвердить убийство герцога Йоркского могли только четыре человека: сэр Джеймс Тиррел (человек, нанятый королем Ричардом), Джон Дайтон и Майлз Форрест, слуги последнего (двое палачей, или мучителей), и священник Тауэра, похоронивший убитых. Из этих четверых Майлз Форрест и священник были мертвы, а в живых оставались сэр Джеймс Тиррел и Джон Дайтон. Этих двоих король приказал заключить в Тауэр и допросить о гибели невинных принцев.

Они показали, что король Ричард III направил указ об умерщвлении принцев коменданту Тауэра Брэкенбери, но тот отказался повиноваться, тогда король обратился к сэру Джеймсу Тиррелу, чтобы тот принял у коменданта ключи от Тауэра для исполнения особого королевского поручения.

Сэр Джеймс Тиррел тотчас поспешил в Тауэр, сопровождаемый слугами. Оставшись у подножия лестницы, он послал этих негодяев наверх исполнить волю короля. Они задушили принцев во сне. Тела принцев зарыли под лестницей и сверху завалили камнями.

Когда королю Ричарду доложили, что его воля исполнена, он поблагодарил сэра Джеймса, однако не одобрил места погребения, ибо счел его слишком низким для сыновей короля. Поэтому, на следующую ночь, по новому указанию короля священник Тауэра выкопал тела и захоронил их в другом месте, которое (по причине смерти священника, вскоре за тем последовавшей) осталось неизвестным.

Генрих VII не использовал эти показания ни в одном из своих заявлений против Перкина, поскольку дело после допросов оставалось по-прежнему запутанным. Тогда король попытался выяснить происхождение самозванца. Он отправил в несколько стран, в том числе и во Фландрию, своих агентов. Некоторые из них выдали себя за перебежчиков и, явившись к Перкину, примкнули к его окружению, другие под разными предлогами стали выспрашивать и выискивать все обстоятельства и подробности, касавшиеся родителей Перкина, его происхождения, характера и странствий, короче, всего, что помогло бы составить его биографию.

Генрих VII щедро оплачивал услуги своих агентов, обязав их постоянно сообщать ему обо всем, что они узнают. Самым сметливым было приказано втереться в доверие к лидерам фландрской партии и узнать, кто их сообщники и поверенные как в Англии, так и за границей; насколько каждый из них вовлечен в заговор; кого они еще намерены склонить на свою сторону, а также, если удастся, подноготную всех тайн Перкина и заговорщиков.

Благодаря шпионам король был хорошо осведомлен о каждом участнике заговора в Англии. К тому же ему удалось завоевать расположение сэра Роберта Клиффорда. Генрих VII распространил во всему королевству сведения, разоблачившие авантюриста Перкина и его ложь о своем происхождении и скитаниях, — сделано это было с помощью придворных сплетен, которые гораздо эффективнее, чем прокламации. Тогда же он решил, что настало время отправить посольство к великому герцогу Филиппу во Фландрию, дабы убедить его отступиться от Перкина и отослать его от двора.

После недолгого совещания Совет дал послам следующий ответ: великий герцог из любви к королю Генриху никоим образом не станет помогать мнимому герцогу, он во всем сохранит дружбу с королем. Что же касается вдовствующей герцогини, то она самовластна в землях, отошедших к ней в приданое, и он не может заставить ее поступиться своим имением.

Генриха VII такой ответ отнюдь не удовлетворил, ибо он-то хорошо знал, что приданое не заключает в себе суверенных прав, таких, как право набора войска. Кроме того, послы сказали ему, что, по их наблюдениям, самозванец имеет в совете Филиппа сильных сторонников, и, хотя великий герцог пытается представить дело так, будто он лишь не препятствует герцогине укрывать Перкина, в действительности он сам оказывает ему помощь и содействие.

Зная, что Перкин больше полагался на друзей и сообщников в Англии, чем на иностранное оружие, король решил, что ему следует сурово наказать нескольких главных заговорщиков в королевстве и тем самым развеять надежды фландрской партии.

Король призвал к себе избранных советников и Клиффорда. Последний, бросившись к его ногам, взмолился о прощении, которое король ему тут же и даровал, впрочем, в действительности ему втайне обещали жизнь еще раньше. Затем Клиффорд рассказал все, что ему известно, и в частности донес на сэра Уильяма Стенли, лорда-камергера королевского двора.

Тайтлер в своей «Истории Шотландии» по поводу показаний сэра Клиффорда, получившего прощение Генриха 22 декабря 1494 года, пишет. «Это разоблачение стало роковым ударом для йоркистов. Их замысел, по-видимому, состоял в том, чтобы провозгласить Перкина королем в Англии, пока его многочисленные сторонники готовились восстать в Ирландии, в то же время шотландский монарх должен был во главе войска нарушить границы и вынудить Генриха разделить свои силы. Однако предводители приграничных кланов, которым не терпелось начать войну, вторглись в Англию слишком рано; к несчастью для Уорбека, случилось то, что, пока буйная вольница, включавшая Армстронгов, Эльвальдов, Кроссаров, Вигэмов, Никсонов и Генрисонов, спускалась в Нортамберленд в надежде поднять там восстание в пользу самозванного герцога Йорка, предательство Клиффорда раскрыло все детали заговора, а поимка и казнь главарей повергла народ в такой ужас, что дело Перкина в тот момент представлялось безнадежным».

Эти казни, в особенности казнь лорда-камергера, главной опоры заговорщиков, которого к тому же выдал сэр Роберт Клиффорд, — а они ему очень доверяли, — ошеломили Перкина и его сообщников.

Уорбек по-прежнему рассчитывал на привязанность простого люда к дому Йорков. Простонародью не нужно столько обещаний, как знатным особам, думал он, и чтобы завоевать его привязанность, достаточно воздвигнуть в поле штандарт. Местом своей будущей вылазки он избрал берег Кента.

К тому времени король приобрел славу человека хитрого и дальновидного, причем любое событие, имевшее удачный исход, приписывали и ставили в заслугу его предусмотрительности. Впоследствии говорили, что король, получив тайную весть о намерении Перкина высадиться в Корке, решил заманить его и нарочно уехал подальше на север, чтобы, открыв самозванцу фланг, заставить его подойти вплотную и напасть на него.

Войско Перкина состояло в основном из разорившихся гуляк, воров или грабителей. С ним он вышел в море и в начале июля 1495 года стал близ кентского берега между Сэндвичем и Дилом.

Там он бросил якорь. Поняв, что за Перкиным не стоят знатные англичане и что его воины — чужеземцы, способные скорее обчистить окрестности, чем отвоевать королевство, жители Кента обратились к первым дворянам графства и, поклявшись в верности королю, пожелали, чтобы ими располагали и распоряжались так, как лучше для блага короля.

Посовещавшись, дворяне направили часть сил на берег, чтобы знаками выманить солдат Перкина на сушу, как бы для того, чтобы с ними соединиться, а остальным велели появляться в разных местах берега и создавать видимость поспешного отступления, чтобы побудить их к высадке.

Однако Перкин уже знал, что народ, послушный власти, сначала совещается, а потом выступает в походном порядке, тогда как повстанцы сбегаются к главарю беспорядочной толпой. К тому же авантюрист заметил, что они хорошо вооружены. Перкин решил не высаживаться с корабля, пока не убедится, что все надежно.

Поняв, что больше им никого не выманить, англичане набросились на тех, кто уже высадился, и порубили их. В этой стычке (помимо убитых во время бегства) было схвачено около ста пятидесяти пленников.

Король, которого известили о высадке мятежников, хотел было прервать свое путешествие, но, получив сообщение о разгроме мятежников, продолжил путь, отправив с поздравлениями в Кент сэра Ричарда Гилдфорда.

Генрих VII для устрашения приказал всех пленников повесить. Их пригнали в Лондон, связанных веревками, как упряжку лошадей в повозке, и казнили, кого в Лондоне и Вэппинге, кого на побережье Кента, Сэссекса и Норфолка, расставив их там вместо вех и маяков.

Перкин же снова отплыл в Ирландию. Здесь он перевел дух, после чего решил искать помощи у Якова, молодого и доблестного короля Шотландии, жившего в ладу со знатью и народом и противника короля Генриха. В то же время к английскому королю испытывали неприязнь Максимилиан и король Франции Карл, которые так обеспокоились судьбой Уорбека, что оба тайными письмами и грамотами рекомендовали его королю Шотландии.

Перкин приехал в Шотландию с большой свитой и был с почестями встречен королем. Он прибыл в Стерлинг 20 ноября 1495 года.

Перкина торжественно ввели к королю. Тот оказал ему теплый прием, восседая в тронной зале в окружении вельмож. Уорбек приблизился к королю и слегка поклонился, затем отступил на несколько шагов назад и громким голосом произнес речь.

В ответ король Яков обещал ему, что, кем бы гость ни был, он никогда не раскается, что отдал себя в его руки. С того самого времени шотландец, то ли очарованный любезным и пленительным обхождением Перкина, то ли поверив рекомендациям великих чужеземных государей, то ли желая воспользоваться поводом к войне с королем Генрихом, стал вести себя с ним как с Ричардом, герцогом Йоркским. И чтобы развеять последние сомнения в том, что он принимает его за великого государя, а не за самозванца, король дал согласие, чтобы герцог взял в жены леди Екатерину Гордон, дочь графа Хантли и близкую родственницу самого короля — молодую девственницу редкой красоты и добродетели.

Вскоре король шотландцев, сопровождаемый Перкином, с большим войском, состоявшим в основном из жителей приграничных районов, вступил в Нортамберленд.

Однако призыв Перкина сплотиться вокруг него не получил отклика у народа. Тогда король Шотландии обратил свое предприятие в набег и огнем и мечом опустошил и разрушил графство Нортамберленд. Узнав, что против него посланы войска, он с большой добычей вернулся в Шотландию. Говорят, что, когда Перкин увидел, что шотландцы принялись опустошать деревни, он, пылая негодованием, явился к королю и потребовал, чтобы война не велась варварским образом, ибо ему не нужна корона, добытая ценой крови и разорения его страны.

Между тем короли Шотландии и Англии начали вести переговоры о мире. Однако вскоре они зашли в тупик. Главным препятствием было требование Генриха VII выдать ему Перкина как лицо, не охраняемое международным правом. Яков наотрез отказался это сделать, говоря, что он плохой судья правам Перкина, но он принял его как просителя, защитил как беглеца, искавшего убежища, дал ему в жены свою близкую родственницу, помогал ему оружием в уверенности, что он — государь, и теперь по чести не может выдать его врагам, ибо это означало бы перечеркнуть и признать ложью все, что он перед тем говорил и делал.

Однако король Шотландии, не меняя своей официальной позиции в отношении Перкина, после частых бесед с англичанами и других свидетельств заподозрил, что Перкин — самозванец. Яков призвал его к себе и, перечислив все благодеяния и милости, которые он ему оказал, посоветовал Перкину подумать о своей судьбе и выбрать более подходящее место изгнания, добавив, что он не хотел этого говорить, но англичане разоблачили его перед шотландским народом, — он уже два раза опрашивал всех своих приближенных, и никто из них не принял его сторону; тем не менее он исполнит свое обещание и предоставит ему корабли.

Перкин отвечал королю, что, по-видимому, его время еще не пришло, но, как бы ни сложилась его судьба, он будет думать и говорить о короле по чести. Уорбек не поехал во Фландрию, ибо опасался, что с тех пор, как год назад великий герцог заключил с Генрихом VII договор, эта страна превратилась для него в западню. Вместе с женой и преданными сторонниками авантюрист переправился в Ирландию.

Недавние народные волнения в Корнуолле, казалось, не имели никакого отношения к Перкину, хотя его прокламация, обещавшая упразднить поборы и платежи, затронула верную струну, и корнуэльцы поминали его добром. К моменту приезда Перкина корнуэльские мятежники, взятые в плен и получившие прощение, а многие выкупленные у захвативших их солдат по два шиллинга двенадцать пенсов каждый, вернулись в свое графство. Королевское милосердие придало им скорее смелости, чем благоразумия — они начали подбивать и подзадоривать друг друга возобновить смуту. Некоторые из них, прослышав, что Перкин в Ирландии, известили его, что, если он к ним приедет, они будут ему служить.

Перкин стал совещаться с тремя главными советниками: Херном, бежавшим от долгов торговцем шелком и бархатом, портным Скелтоном и писцом Эстли. Они сказали ему, что если бы ему посчастливилось оказаться в Корнуолле в то время, когда народ поднял восстание, то его уже короновали бы в Вестминстере, ибо все эти короли продадут бедных принцев за пару башмаков, а ему следует полностью опереться на народ, и потому надо побыстрее плыть в Корнуолл.

Перкин переправился туда на четырех маленьких барках с 80 воинами. Он причалил в бухте Уитсэнд-бей. В Бодмине к нему присоединилось до трех тысяч грубых мужланов.

Самозванец выпустил прокламацию, в которой ублажал народ щедрыми обещаниями и разжигал его выпадами против короля и правительства. Перкин начал величать себя Ричардом IV, королем Англии. Советники надоумили его овладеть каким-нибудь хорошо укрепленным городом, чтобы, во-первых, дать своим людям изведать сладость богатой добычи и надеждами на такую же добычу привлечь новых рекрутов, а, во-вторых, иметь надежное убежище, куда можно было отступить в случае неудачи на поле боя. 17 сентября повстанцы осадили Эксетер, самый сильный и богатый город в тех краях. Подойдя к Эксетеру, они стали кричать и горланить, рассчитывая напугать жителей, затем пообещали, что если они первыми признают короля, то он превратит Эксетер в новый Лондон. Однако горожане на провокации не поддавались.

21 сентября Перкин снял осаду и двинулся в Тонтону, не отрывая одного глаза от короны, но другим уже начиная косить в сторону святого убежища, хотя корнуэльцы клялись и божились оставаться с ним до последней капли крови.

Уходя от Эксетера, он имел от шести до семи тысяч человек, многие из которых, привлеченные молвой о столь крупном предприятии и в расчете на добычу, явились, когда он уже стоял перед Эксетером, но после снятия осады некоторые улизнули. Подступив к Тонтону, Перкин, изображая бесстрашие, весь день делал вид, что готовится к бою, но около полуночи в сопровождении трех десятков всадников бежал в Бьюли, что в Нью-Форесте, бросив корнуэльцев на произвол судьбы. Впрочем, тем самым он освободил их от клятвы и выказал обычную для него сентиментальность, удалившись, чтобы не видеть, как прольется кровь его подданных. Узнав о бегстве Перкина, Генрих VII выслал пятьсот всадников, чтобы перехватить его, прежде чем он достигнет моря или того малого островка, который называли святилищем. Но к последнему отряд подоспел слишком поздно. Поэтому им оставалось лишь окружить убежище и выставить охрану, ожидая дальнейших распоряжений короля.

Генрих VII отправил делегацию для переговоров с Перкином, который с радостью согласился на такое условие, поскольку был в плену и лишен всяких надежд. Перкина доставили ко двору, но не представили королю, хотя тот, снедаемый любопытством, порой наблюдал за ним из окна. Перкин пользовался свободой, но находился под постоянным наблюдением.

Однако вскоре Перкин начал затевать новую авантюру. Накануне Троицы в субботу 9 июня 1498 года, обманув стражу, он сбежал и направился к морскому берегу, но, спасаясь от погони, вынужден был повернуть обратно. Он проник в Вифлеемский дом, называемый Шайнским приорством (которое имело привилегию святилища), и сдался приору этого монастыря. Приор слыл святым и был в те дни окружен всеобщим почитанием. Он явился к королю и стал просить его сохранить Перкину жизнь, во всем остальном предоставляя его судьбу усмотрению короля. Многие из окружения Генриха VII убеждали его схватить и повесить Перкина, однако король, которому высокомерие не позволяло ненавидеть тех, кого он презирал, решил схватить проходимца и забить его в колодки. Итак, пообещав приору сохранить самозванцу жизнь, он велел его выдать.

15 июня Перкина заковали в кандалы и забили в колодки на эшафоте, воздвигнутом во дворе Вестминстерского дворца, и продержали так весь день. На следующий день то же самое повторилось на перекрестке в Чипсайде, и в обоих местах он вслух читал свою исповедь. Из Чипсайда его перевели и заточили в Тауэр.

Недолго пробыв в Тауэре, Перкин начал задабривать своих стражей — четверых слуг коменданта Тауэра сэра Джона Дигби. Он обещал золотые горы, чтобы совратить этих людей и добиться побега. Но, хорошо зная, что его собственная судьба столь презренна, и он не может питать иллюзий, Перкин устроил заговор, чтобы привязать к себе Эдуарда Плантагенета, графа Уорика, тогдашнего узника Тауэра, который готов был ухватиться за малейший шанс выбраться на свободу. Если слуги не польстятся на него самого, думал Перкин, то польстятся на этого молодого принца. Обменявшись через слуг записками, он заручился согласием графа на побег. Условились, что эти четверо ночью тайком убьют своего господина, коменданта Тауэра, завладеют деньгами и имуществом, которые окажутся под рукой, достанут ключи от Тауэра и выпустят Перкина и графа на свободу.

Но заговор был раскрыт. Перкин лишь послужил приманкой, дабы завлечь в ловушку графа Уорика.

Как бы там ни было, после неудавшегося побега Перкина, согрешившего против помилования в третий раз, подвергли суду. 16 ноября 1499 года он был обвинен в Вестминстере судьями, получившими поручение слушать и решать, и на основании многих измен, совершенных и осуществленных им после высадки на сушу в пределах королевства (ибо судьи посоветовали, что его следует судить как иностранца), приговорен к смерти, а через несколько дней казнен в Тайберне, где он снова вслух читал свою исповедь и перед смертью подтвердил ее истинность.

Суд под председательством графа Оксфорда предъявил обвинение несчастному графу Уорику, которому вменялось в вину не то, что он пытался бежать (ибо попытка не осуществилась, да и побег по закону нельзя было приравнять к измене, поскольку граф содержался в тюрьме не за измену), но то, что он вместе с Перкином замышлял поднять смуту и уничтожить короля. Тот признал обвинение справедливым и был вскоре обезглавлен на Тауэр-Хилл.

Эрнан Кортес

(1485–1547)

Испанский конкистадор. В 1504–1519 годах служил на Кубе. В 1519–7527 годы возглавил завоевательный поход в Мексику, приведший к установлению испанского господства. В 1522–1528 годах — губернатор, а в 1529 — 1540-х — капитан Новой Испании (Мексики). В 1524 году в поисках морского прохода из Тихого океана в Атлантический пересек Центральную Америку. В последние годы жизни проявил себя как талантливый колонизатор.

Двое знаменитых конкистадоров были родом из испанской провинции Эстремадура Эрнан Кортес появился на свет в городке Медельин, Франсиско Писарро — в Трухильо. Между ними существовала и родственная связь: Кортес был сыном Мартина Кортеса де Монро и донны Каталины Писарро Альтамарино. Кортес, Монро, Писарро, Альтамарино — древние знатные фамилии, отец и мать Кортеса принадлежали к сословию идальго. В соответствии с испанским обычаем полное имя будущего завоевателя было - Эрнан Кортес-и-Писарро. Кортеса и Писарро отличали незаурядная смелость, оба были прирожденными лидерами, искателями приключений. Более того, оба набирали своих лучших людей именно в Эстремадуре, суровой, высокогорной стране.