Но, во-первых, такое допущение противоречит мнению Аристотеля. В самом деле, очевидно, что чувственные способности разумны не сущностно, а только по причастности[45]. Однако Философ помещает умственные добродетели, каковыми являются мудрость, наука и мышление, в то, что является разумным сущностно. Таким образом, он помещает их не в чувственные способности, а непосредственно в сам ум. Более того, он недвусмысленно говорит, что когда ум «в возможности» «становится каждым мыслимым», то есть когда он благодаря интеллигибельным видам актуализируется в отношении единичностей, «тогда о нем говорят как об актуальном в том смысле, в каком говорят о знающем как об актуально знающем, а это бывает тогда, когда ум может действовать, опираясь на самого себя», то есть путем мышления; «но даже тогда он остается некоторым образом в возможности, но не так, как до обучения или приобретения знания»[46]. Поэтому ум «в возможности» непосредственно является субъектом навыков в отношении науки, благодаря которым ум способен мыслить даже тогда, когда он актуально не мыслит.
Во-вторых, это допущение противоречит истине. В самом деле, кому принадлежит деятельность, тому принадлежит и способность к деятельности, и навык. Но мышление является присущим уму актом. Следовательно, и навык, при посредстве которого некто осуществляет мышление, поистине находится непосредственно в уме.
Ответ на возражение 1. Некоторые, как сообщает Симплиций в своих «Комментариях к «Категориям"", утверждали, что коль скоро любая человеческая деятельность является, по словам Философа, в некотором смысле деятельностью «соединения»[47], то навык находится не в самой душе, а в «соединении». Из этого можно было бы сделать вывод, что коль скоро ум отделен, то никакой навык не может находиться в уме, на что указывает и вышеприведенный аргумент. Но этот аргумент лишен убедительности. В самом деле, навык не является расположением объекта в отношении способности, но, скорее, расположением способности в отношении объекта, и потому навык должен находиться в той способности, которая является началом акта, а не в той, которая относится к способности как к своему объекту.
Но об акте мышления никто не говорит как об общем душе и телу, за исключением тех случаев, когда речь идет о воображении, о чем читаем в [трактате] «О душе»[48]. Далее, очевидно, что воображение относится к пассивному уму как к своему объекту. Из этого следует, что умственный навык по преимуществу проистекает со стороны самого ума, а не со стороны общего душе и телу воображения. И потому надлежит утверждать, что ум «в возможности» является субъектом такого навыка, который находится в возможности по отношению ко многим вещам, что в первую очередь свойственно уму «в возможности». Следовательно, ум «в возможности» является субъектом умственных навыков.
Ответ на возражение 2. Как потенциальность в отношении чувственных сущностей принадлежит телесной материи, точно так же потенциальность в отношении умопостигаемых сущностей принадлежит уму «в возможности». Поэтому ничто не препятствует тому, чтобы навык находился в уме «в возможности» как в том, что посредствует чистой потенции и совершенному акту.
Ответ на возражение 3. Коль скоро схватывающие способности внутренне приуготовляют присущие им объекты к их восприятию умом «в возможности», то при хорошем расположении этих своих способностей, чему способствует хорошее расположение тела, человек представляется одаренным умом. И таким вот образом умственный навык может вторично присутствовать в этих способностях. Но первичным образом он находится в уме «в возможности».
Раздел 5. НАХОДИТСЯ ЛИ КАКОЙ-ЛИБО НАВЫК В ВОЛЕ?
С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что в воле нет никаких навыков. В самом деле, тот навык, который находится в уме, суть интеллигибельный вид, через посредство которого актуально мыслит ум. Но воля не становится актуальной через посредство видов. Следовательно, воля не является субъектом навыка.
Возражение 2. Далее, навыки нужны уму «в возможности», а не активному уму, так как последний суть активная сила. Но воля – это в первую очередь активная сила, поскольку, как уже было сказано (9, 1), она подвигает все способности к их актам. Следовательно, в воле нет никаких навыков.
Возражение 3. Далее, в естественных способностях нет никаких навыков, поскольку в силу своей природы они определены только к чему-то одному. Но воля в силу природы определена к тому, чтобы стремиться к благу, к которому направляет разум. Следовательно, в воле нет никаких навыков.
Этому противоречит следующее: правосудность является навыком. Но правосудность находится в воле, поскольку она суть «навык, посредством которого люди желают правосудного и совершают правосудные дела»[49]. Следовательно, воля является субъектом навыка.
Отвечаю: каждой силе, способной по-разному определяться к действию, необходим навык, посредством которого она может быть хорошо расположена к действию. Затем, коль скоро воля является разумной силой, она способна по-разному определяться к действию. И потому мы должны признать наличие в воле навыка, посредством которого она хорошо располагается к действию. Кроме того, сама природа навыка указывает на то, что он в первую очередь связан с волей, поскольку навык, как уже было сказано (1), «является тем, посредством чего мы действуем, когда желаем».
Ответ на возражение 1. Как в уме наличествует являющийся подобием объекта вид, точно так же в воле и в каждой желающей способности должно наличествовать нечто, благодаря чему способность стремится к объекту, поскольку, как было показано выше (6, 4; 22, 2), акт желающей способности – это только некоторая склонность. Поэтому с точки зрения тех вещей, для склонения к которым достаточно одной лишь природы способности, способность не нуждается ни в каком качестве для своего склонения. Но коль скоро ради [достижения] цели человеческой жизни необходимо, чтобы желающая способность склонялась к чему-то определенному, к чему она непосредственно не склонна в силу своей природы, которая имеет дело со многими и различными вещами, то необходимо, чтобы в воле и в других желающих способностях наличествовали склоняющие их качества, и эти качества называются навыками.
Ответ на возражение 2. Активный ум является просто активным, т.е. никоим образом не пассивным. Но воля и каждая желающая способность является [одновременно] и движущим, и движимым[50]. Поэтому [в данном случае] их сопоставление неуместно – ведь быть восприимчивым к навыку принадлежит тому, что так или иначе находится в состоянии возможности.
Ответ на возражение 3. Воля в силу самой природы способности склоняется к благу разума. Но коль скоро указанное благо многообразно, то для того, чтобы действие было наиболее адекватным, воля должна склоняться к некоторому установленному благу разума посредством навыка.
Раздел 6. ОБЛАДАЮТ ЛИ АНГЕЛЫ НАВЫКАМИ?
С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что у ангелов нет никаких навыков. Так, Максим, комментатор Дионисия, говорит: «Не следует думать, что эти умопостигаемые (то есть духовные) достоинства божественных умов (то есть ангелов) присоединяются к ним как случайные свойства [(то есть акциденции)] подобно тому как это бывает у нас самих – как иное в ином субъекте, словно бы сопутствующее качество»[51]. Но любой навык является акциденций. Следовательно, у ангелов нет никаких навыков.
Возражение 2. Далее, согласно Дионисию, «святые расположения небесных сущностей в своей причастности божественному совершенству превышают все остальное»[52]. Но то, что является таковым через самое себя, предшествует и обладает большей силой, чем то, что является таковым через посредство чего-то другого. Поэтому ангельские сущности достигают своего совершенства, следуя путем богоподражания, а не через посредство навыков. И это, похоже, имеет в виду Максим, который в том же месте замечает, что «если бы дело обстояло иначе, то поистине эти сущности не жили бы сами по себе и не могли бы сами по себе в меру возможного обоживаться»[53].
Возражение 3. Далее, «навык – это расположение». Но расположение, как сказано в той же книге, это «порядок в том, что имеет части»[54]. Но коль скоро ангелы являются простыми сущностями, то похоже на то, что у них нет никаких расположений и навыков.
Этому противоречит сказанное Дионисием о том, что ангелы первой иерархии называются «"пламенеющими», престолами и «излиянием премудрости» – именем, раскрывающим богоподобность их навыков»[55].
Отвечаю: иные полагали, что у ангелов нет никаких навыков, и что все, что сказывается об ангелах, сказывается сущностно. Поэтому Максим после вышеприведенных слов прибавляет: «Указанные расположения и свойства в них являются сущностными вследствие отсутствия материи». Ему вторит Симплиций в своих «Комментариях к «Категориям"", говоря, что «та мудрость, которая находится в душе, является навыком, а та, что в уме, – сущностью. Ведь все божественное самодостаточно и обладает самобытием».
Приведенное мнение отчасти истинно, а отчасти – нет. Это станет очевидным, если вспомнить, что было доказано выше (49, 4). Итак, субъектом навыка может быть только то, что [некоторым образом] находится в возможности. Поэтому вышеназванные комментаторы полагали, что коль скоро ангелы являются бестелесными сущностями и в них нет никакой материальной потенциальности, то это исключает наличие в них навыка и какой бы то ни было акциденции. Однако, хотя в ангелах и нет никакой материальной потенциальности, тем не менее, некоторая потенция в них все же есть (ведь чистым актом может быть один только Бог), и коль скоро некоторая потенция в них есть, то у них могут быть обнаружены и [некоторые] навыки. Но так как потенциальность материи и потенциальность умной субстанции суть не одно и то же, то Симплиций в своих «Комментариях к «Категориям"" говорит, что «навыки умной субстанции не подобны здешним навыкам, но, скорее, они подобны содержащимся в них простым и имматериальным образам».
Вообще, ангельский и человеческий умы относятся к указанному навыку по-разному. Так, являющийся нижайшим в умственном порядке человеческий ум находится в состоянии возможности по отношению ко всему интеллигибельному подобно тому, как первичная материя – ко всем чувственным формам, и потому для мышления ему необходим некоторый навык. А вот ангельский ум является не чистой потенцией в порядке интеллигибельных вещей, но актом, хотя и не чистым актом (ибо таковым может быть один только Бог), а с примесью некоторой потенциальности, и чем возвышеннее такой ум, тем менее он потенциален. И потому, как уже было сказано в первой части (55, 1), в той мере, в какой он находится в состоянии возможности, ему необходимо совершенствоваться в отношении присущей ему деятельности с помощью интеллигибельных видов, а в той мере, в какой он актуален, он может мыслить некоторые вещи, в том числе и самого себя, через посредство собственной сущности, а другие вещи, как сказано в книге «О причинах», согласно модусу своей субстанции, и чем более он совершенен, тем совершенней и его мышление.
Но так как ни один ангел не может обрести совершенства Бога, поскольку все ангелы бесконечно от этого далеки, то по этой причине для того, чтобы стать причастными Самому Богу через посредство ума и воли, ангелам, находящимся по отношению к этому Чистому Акту в состоянии возможности, необходимы некоторые навыки. Поэтому Дионисий и говорит, что их навыки «богоподобны», имея в виду, что с их помощью они уподобляются Богу.
А что касается тех навыков, которые являются расположениями к природному бытию, то их у лишенных материи ангелов нет
Ответ на возражение 1. Это высказывание Максима должно понимать как относящееся к материальным навыкам и акциденциям.
Ответ на возражение 2. Относительно того, что принадлежит ангелам согласно их сущности, они не нуждаются в навыке. Но поскольку они не являются самодостаточными настолько, чтобы не нуждаться в причастности божественной мудрости и совершенству, то в той мере, в какой им необходимо быть причастными чему-то извне, им необходимы и навыки.
Ответ на возражение 3. В ангелах нет никаких сущностных частей, но есть потенциальные части, что обусловлено тем, что их ум совершенствуется несколькими видами, а еще тем, что их воля имеет отношение к нескольким вещам.
Вопрос 51. О ПРИЧИНЕ НАВЫКОВ СО СТОРОНЫ ИХ ОБРАЗОВАНИЯ
Раздел 1. СУЩЕСТВУЮТ ЛИ ЕСТЕСТВЕННЫЕ НАВЫКИ?
С первым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что естественных навыков не существует. В самом деле, пользование тем, что дано от природы, не зависит от воли. Но навык, как говорит Комментатор [в своих комментариях к трактату] «О душе», «является тем, посредством чего мы действуем, когда желаем»[56]. Следовательно, естественных навыков не существует.
Возражение 2. Далее, природа не использует двух там, где достаточно и одного. Но душевные способности даны от природы. Поэтому если навыки способностей естественны, то навык и способность суть одно.
Возражение 3. Далее, в том, что касается установленного, природа всегда достаточна. Но навыки, как уже было сказано (49, 4), необходимы для осуществления правильных действий. Поэтому если бы какие-либо навыки были естественными, то, похоже, природа во всех случаях устанавливала бы все необходимые навыки, что явно не так. Следовательно, естественных навыков не существует.
Этому противоречит следующее: в шестой [книге] «Этики»[57] среди прочих навыков упоминается и [навык] мышления первых начал, каковой навык является естественным, поскольку познание первых началах полагают естественным.
Отвечаю: одно может быть естественным для другого двояко. Во-первых, со стороны видовой природы, как [например] для человека естественно обладать способностью смеяться, а для огня – двигаться вверх. Во-вторых, со стороны индивидуальной природы, как [например] Сократ или Платон может быть по природе склонным к болезни или к здоровью. Кроме того, и со стороны обеих природ нечто может быть названо естественным двояко: во-первых, постольку, поскольку оно целиком естественно; во-вторых, постольку, поскольку оно отчасти естественно, а отчасти происходит от внешнего начала. Например, когда человек излечивается сам, его здоровье целиком естественно, а когда человек излечен с помощью лекарства, его здоровье отчасти естественно, а отчасти происходит от внешнего начала.
Таким образом, когда мы говорим о навыке как о расположении субъекта в отношении формы или природы, то он может являться естественным любым из вышеперечисленных способов. Так, существует некоторое установленное естественное расположение человеческого вида, без которого ни один человек не мог бы быть [человеком]. И такое расположение является естественным со стороны видовой природы. Но поскольку это расположение связано с некоторой величиной, то получается так, различным людям со стороны их индивидуальной природы соответствуют различные степени этого расположения. И притом это расположение может быть как целиком естественным, так и отчасти естественным, а отчасти происходящим от внешнего начала, как мы показали на примере тех, кто бывает излечен посредством [врачебного] искусства.
А тот навык, который является расположением к деятельности и субъектом которого, как уже было сказано (50, 2), является душевная способность, может являться естественным либо со стороны видовой природы, либо со стороны индивидуальной природы: со стороны видовой природы он связан с душою, которая, будучи формой тела, является видовым началом, а со стороны индивидуальной природы он связан с телом, которое является материальным началом. Однако что касается человека, то у него ни при каких обстоятельствах не образуется навык, который был бы целиком естественным [навыком]. А вот что касается ангелов, то, напротив, с ними такое бывает, поскольку они обладают интеллигибельными видами, которые впечатлены в них естественным образом, чего, как было показано в первой части (55, 2; 84, 3), нельзя сказать о человеческой душе.
Следовательно, те естественные навыки, которые обнаруживаются у человека, своим образованием обязаны отчасти природе, а отчасти некоторому внешнему началу, притом в схватывающих способностях они образуются одним способом, а в желающих – другим. Так, в схватывающих способностях может присутствовать естественный, с точки зрения своего начала, навык как со стороны видовой природы, так и со стороны индивидуальной природы. Со стороны видовой природы подобное происходит в связи с душой; так, [например] мышление первых начал является естественным навыком. В самом деле, благодаря самой природе умственной души человек, единожды схватив, что есть целое и что – часть, сразу же понимает, что любое целое больше [своей] части, и то же самое можно сказать относительно других подобных начал. И, тем не менее, он не может познать, что есть целое и что есть часть, через посредство полученного им благодаря воображению интеллигибельного вида, о чем сообщает нам Философ в конце «Второй аналитики», доказывая, что познание начал имеет своим истоком чувственное восприятие[58].
Что же касается индивидуальной природы, то познавательный навык естественен со стороны своего начала в той мере, в какой один человек благодаря расположению своих органов чувств более склонен к правильному мышлению, нежели другой, поскольку для деятельности ума нам необходимы чувственные способности.
А вот в желающих способностях нет ни одного навыка, который был бы естественен с точки зрения своего начала со стороны души в отношении субстанции навыка, но – только в отношении некоторых других начал, таких, например, как начала общего права, которые еще называют начатками добродетели. Причина этого состоит в том, что склонность к надлежащим объектам, которая, похоже, является началом навыка, принадлежит не навыку, а, пожалуй, самой природе способностей.
Но со стороны тела в том, что касается индивидуальной природы, существуют некоторые желающие навыки, происходящие от естественных начал. Так, некоторые в силу своего телесного темперамента бывают расположенными к целомудрию, кротости и тому подобному.
Ответ на возражение 1. Это возражение рассматривает природу как нечто отдельное от разума и воли, в то время как разум и воля принадлежат человеческой природе.
Ответ на возражение 2. Нечто из того, что не принадлежит самой способности, может быть добавлено к ее природе, в том числе и естественным образом. Взять, к примеру, ангелов: самой их умственной силе не может принадлежать способность познания всего, поскольку в таком случае она должна была бы быть актуальной в отношении всего, а это принадлежит одному только Богу. В самом деле, то, через посредство чего познается что-либо, необходимо должно быть актуально подобным познаваемому, из чего следует, что если бы ангельская сила познавала все через посредство самой себя, то она была бы подобием и актом всего. Поэтому к умственной силе ангелов необходимо должны быть добавлены некоторые интеллигибельные виды, которые являются подобиями мыслимых вещей, и то, что ангельский ум становится актуальным в отношении мыслимых им вещей, достигается не благодаря сущности ангела, а благодаря его причастности божественной мудрости. Из этого [примера] ясно, что не все из того, что принадлежит естественному навыку, может принадлежать и способности.
Ответ на возражение 3. Природа склонна обусловливать различные виды навыков по-разному, поскольку, как уже было сказано, некоторые из них могут быть обусловлены непосредственно природой, а некоторые – нет. И потому из того, что некоторые навыки являются естественными, вовсе не следует, что все навыки таковы.
Раздел 2. ОБУСЛОВЛИВАЕТСЯ ЛИ КАКОЙ-ЛИБО НАВЫК ДЕЙСТВИЯМИ?
Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что никакой навык не обусловливается действиями. Ведь навык, как уже было сказано (49, 1), суть качество. Но каждое качество обусловливается в субъекте согласно его восприимчивости. И коль скоро действователь, производя действие, не столько воспринимает, сколько отдает, то кажется невозможным, чтобы навык действователя обусловливался его же действием.
Возражение 2. Далее, то, в чем обусловливается качество, подвигается к этому качеству, что можно наблюдать на примере нагреваемого или охлаждаемого, тогда как то, что производит действие, которое обусловливает качество, подвигает само, что можно наблюдать на примере того, что нагревает или охлаждает. Поэтому если бы навыки обусловливались в чем-либо его же собственным действием, то из этого бы следовало, что оно одновременно является движущим и движимым, активным и пассивным, что, как показано в третьей [книге] «Физики», невозможно.
Возражение 3. Далее, следствие не может превосходить причину. Но навык превосходит предшествующее ему действие, поскольку он производит более превосходные действия. Следовательно, навык не может обусловливаться предшествующим ему действием.
Этому противоречит следующее: Философ учит, что добродетельные и порочные навыки обусловливаются действиями[59].
Отвечаю: иногда в действователе присутствует только активное начало действия, например, в огне присутствует только активное начало нагревания. В таком действователе навык не может обусловливаться его собственным действием, поскольку, как сказано во второй [книге] «Этики», «все природное не может приучаться или отучаться»[60]. Но есть действователи, в которых обнаруживается как активное, так и пассивное начало действия, как это мы видим в человеческих действиях. В самом деле, действия желающей способности проистекают из этой способности постольку, поскольку она подвигается схватывающей способностью путем представления ей ее объекта, а мыслительная способность, рассуждая о заключениях, находит, так сказать, активное начало в самоочевидном суждении. Поэтому такого рода действия могут обусловливать навыки в действователях, но не со стороны первого активного начала, а со стороны того начала действия, которое является началом движения движущего.
Ведь все, что пассивно и движется другим, располагается [к этому движению] действием действователя. Поэтому многократное повторение действия обусловливает образование в пассивной и движимой способности некоторого качества, именуемого навыком. Так, навыки нравственных добродетелей обусловливаются в желающих способностях постольку, поскольку те подвигаются разумом, а научные навыки обусловливаются в уме постольку, поскольку он подвигается первыми суждениями.
Ответ на возражение 1. Действователь, как именно действователь, ничего не воспринимает. Но в той мере, в какой он движется как движимое чем-то другим, он воспринимает нечто от того, что его движет, и это [обстоятельство] обусловливает образование навыка.
Ответ на возражение 2. Одно и то же в одном и том же отношении не может быть одновременно движущим и движимым, но ничто не препятствует тому, чтобы одно и то же двигало самое себя в разных отношениях, как доказано в восьмой [книге] «Физики»[61].
Ответ на возражение 3. Предшествующее навыку действие, в той мере, в какой оно привходит от активного начала, проистекает из более превосходного начала, чем обусловленный им навык; так, разум является более возвышенным началом, чем производимый повторяющимся действием навык нравственной добродетели в желающей способности, и мышление первых начал является более возвышенным началом, чем наука умозаключений.
Раздел 3. МОЖЕТ ЛИ НАВЫК БЫТЬ ОБУСЛОВЛЕН ОДНИМ ДЕЙСТВИЕМ?
С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что навык может быть обусловлен одним действием. В самом деле, доказательство – это акт разума. Но наука, которая является навыком к одному умозаключению, обусловливается одним доказательством. Следовательно, навык может быть обусловлен одним действием.
Возражение 2. Далее, как действия иногда усиливаются за счет повторяемости, точно так же они иногда усиливаются и за счет повышения интенсивности. Но навык обусловливается повторяющимся действием. Следовательно, если интенсивность действия велика, то это тоже может послужить причиной возникновения навыка.
Возражение 3. Далее, здоровье и болезнь являются навыками. Но ведь бывает так, что человек излечивается или заболевает в результате одного единственного действия. Следовательно, навык может быть обусловлен одним действием.
Этому противоречат следующие слова Философа: «Как одна ласточка не делает весны и один [теплый] день тоже; точно так же ни за один день, ни за краткое время не делаются блаженными и счастливыми»[62]. Но «счастье – это деятельность по навыку в полноте добродетели»[63]. Следовательно, навык добродетели, а равно и другие навыки не обусловливаются одним действием.
Отвечаю: как уже было сказано (2), навык обусловливается действием постольку, поскольку пассивная способность приводится в движение активным началом. Но для того, чтобы обусловить некоторое качество в пассивном, активное начало должно полностью преодолеть пассивность. Так, мы видим, что поскольку огонь не может вмиг преодолеть [пассивность] горючего [материала], то и воспламенение происходит не сразу, а идет постепенное устранение противоположных расположений, и только после окончательного их преодоления становится возможным впечатление в нем подобия. Однако ясно, что активное начало, а именно разум не может полностью преодолеть желающую способность посредством одного акта, поскольку желающая способность склонна ко многому и по-разному, в то время как разум выносит суждение о том единственном акте, которого должно желать в связи с различными аспектами и обстоятельствами. Поэтому желающая способность не может [за один раз] быть полностью преодолена им настолько, чтобы, подобно природе, в большинство случаев склоняться к одной и той же вещи, каковая склонность принадлежит навыку добродетели. Следовательно, навык добродетели не может быть обусловлен одним единственным действием, но – только многими.
А вот что касается схватывающих способностей, то следует иметь в виду, что в них наличествует два пассивных начала, одно из которых суть сам ум «в возможности», а другое – тот ум, который Аристотель называет «пассивным»[64] и который есть не что иное, как «частный разум», а именно мыслительная способность вкупе с памятью и воображением. Итак, если речь идет о первом пассивном начале, то некоторые активные начала могут полностью преодолеть силу этого пассивного начала посредством одного акта; так [мы видим, что] одно самоочевидное суждение настолько убеждает ум, что он становится устойчивым в своем согласии на заключение, в то время как вероятностное суждение этого сделать не может. Поэтому навык убеждения обусловливается многократными действиями разума, даже со стороны ума «в возможности», тогда как научный навык при содействии ума «в возможности» может быть обусловлен одним единственным актом разума. Если же говорить о более низких схватывающих способностях, то [например] для того, чтобы нечто было твердо запечатлено в памяти, необходимо многократное повторение одного и того же действия. В связи с этим Философ говорит, что «привычка весьма способствует хорошей памяти»[65]. Телесные же навыки могут быть обусловлены одним действием в том случае, когда активное начало обладает большой силой [воздействия]; так, например, одного приема сильнодействующего лекарства порой бывает достаточно для восстановления здоровья.
Из сказанного очевидны ответы на все возражения.
Раздел 4. ВСЕЯН ЛИ КАКОЙ-ЛИБО ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ НАВЫК БОГОМ?
С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что никакой навык не может быть всеян в человека Богом. Ведь Бог одаривает в равной мере всех. Следовательно, если бы Он всевал навыки в некоторых, Он всевал бы их во всех, что очевидно не так.
Возражение 2. Далее, Бог соделывает все во всем согласно модусу, соответствующему природе того, в чем [Он соделывает], поскольку, по словам Дионисия, «божественный промысел поддерживает всякую природу»[66]. Но навыки, как уже было сказано (2), по природе обусловливаются в человеке действиями. Следовательно, Бог не обусловливает человеческие навыки иначе, как только посредством действий.
Возражение 3. Далее, если какой-либо навык всевается в человека Богом, то человек посредством этого навыка может совершить множество действий. Но «навыки создаются подобными им действиями»[67]. Следовательно, в таком случае у одного и того же человека окажется два навыка одного и того же вида: один всеянный, другой приобретенный. Но подобное представляется невозможным, поскольку в одном и том же субъекте не может находиться две формы одного и того же вида. Следовательно, никакой навык не может быть всеян в человека Богом.
Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Бог преисполнит его духом мудрости и разумения»[68] (Сир. 15:3). Но мудрость и разумение – это навыки. Следовательно, некоторые навыки могут быть всеяны в человека Богом.
Отвечаю: некоторые навыки всеяны в человека Богом, и на то есть две причины.
Первая причина – та, что существуют такие навыки, с помощью которых человек располагается к цели, а именно к окончательному и совершенному человеческому счастью, что, как было показано выше (5, 5), превосходит возможности человеческой природы. И коль скоро навыки должны быть адекватны тому, к чему ими располагается человек, то необходимо, чтобы те навыки, которые располагают к указанной цели, превосходили возможности человеческой природы. Поэтому такие навыки не могут возникнуть в человеке иначе, как только будучи божественно в него всеяны, как это имеет место в случае всех дарованных добродетелей.
Другая причина – та, что Бог, как было показано в первой части (105, 6), может создавать следствия вторичных причин без самих причин. Поэтому как иногда, являя Свою силу, Он исцеляет без естественной на то причины, которую, впрочем, могла бы обусловить и сама природа, точно так же время от времени Он, являя Свою силу, всевает в человека те навыки, которые могут быть обусловлены и естественной способностью. Так, Он даровал апостолам знание Святого Писания и всех языков, каковое знание люди способны обретать путем обучения или в силу традиций, хотя в таком случае оно не будет столь совершенным.
Ответ на возражение 1. Со стороны Своей Природы Бог одаривает всех в равной мере, но со стороны порядка Своей Премудрости Он – по той или иной причине – дарует некоторым то, чего Он не дарует другим.
Ответ на возражение 2. То, что Бог соделывает все во всех вещах согласно их модусу, не препятствует тому, чтобы Он мог соделывать и то, чего не может сделать природа; но из этого вовсе не следует, что Он соделывает что-либо из того, что было бы противно [установленной] природе.
Ответ на возражение 3. Действия, совершаемые благодаря всеянному навыку, не обусловливают навык, а усиливают уже существующий навык, что подобно тому, как средства медицины, предоставляемые человеку, который по природе здоров, не обусловливают своего рода здоровье, а укрепляют здоровье, которое было у него и прежде.
Вопрос 52. О ВОЗРАСТАНИИ НАВЫКОВ
Раздел 1. ВОЗРАСТАЮТ ЛИ НАВЫКИ?
С первым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что навыки возрастать не могут. В самом деле, возрастание относится к количеству[69]. Но навыки принадлежат роду качества, а не количества. Следовательно, никакого возрастания навыков быть не может.
Возражение 2. Далее, навык есть некоторое совершенство[70]. Но коль скоро совершенство подразумевает цель и предел, то похоже на то, что оно не может быть большим или меньшим. Следовательно, навык возрастать не может.
Возражение 3. Далее, то, что может быть большим или меньшим, подчинено изменению; так, о том, что менее горячо, говорят, что оно может стать более горячим. Но, как доказано в седьмой [книге] «Физики»[71], в навыках нет никаких изменений. Следовательно, навыки не возрастают.
Этому противоречит следующее: вера является навыком, и при этом она может возрастать – ведь сказали же Господу ученики: «Умножь в нас веру» (Лк. 17:5). Следовательно, навыки возрастают.
Отвечаю: возрастание, как и другие вещи, имеющие отношение к количеству, передается от телесных количеств интеллигибельным духовным вещам в силу естественной связи ума с материальными вещами, которая реализуется благодаря воображению. Затем, когда речь идет о материальных количествах, то вещь называют большой постольку, поскольку она по количеству достигает своего совершенства; поэтому то количество, которое может сделать большим человека, не может сделать большим слона. И точно так же, говоря о формах, мы называем вещь большой постольку, поскольку она совершенна. И так как благо имеет природу совершенства, то, по словам Августина, «в вещах, чье величие не в телесном, быть большим означает быть лучшим»[72].
Далее, совершенство формы может рассматриваться двояко: во-первых, со стороны самой формы; во-вторых, со стороны причастности форме ее субъекта. Если мы рассматриваем совершенство формы со стороны самой формы, то в таком случае о форме говорят как о «малой» или «большой»; например, сильное или слабое здоровье, большая или малая наука. А если мы рассматриваем совершенство формы со стороны причастности ей ее субъекта, то в таком случае о ней говорят как о «большей» или «меньшей»; например, более или менее белый или здоровый. Притом указанное различение не должно понимать как допущение того, что форма может обладать бытием вне материи или субъекта, но так, что одно дело рассматривать форму согласно ее видовой природе, и совсем другое – рассматривать ее с точки зрения причастности ей субъекта.
Затем, как указывает Симплиций в своих «Комментариях к «Категориям"", относительно возрастания и умаления навыков и форм среди философов бытовало четыре мнения. Так, Плотин и другие платоники утверждали, что качества и навыки сами по себе восприимчивы к «больше» и «меньше» постольку, поскольку они материальны и потому им недостает некоторой определенности из-за бесконечности материи. Другие, напротив, считали, что сами по себе качества и навыки не восприимчивы к «больше» и «меньше», но что те вещи, на которые они воздействуют, являются «большими» или «меньшими» с точки зрения причастности субъекта; так, например, правосудность не является большей или меньшей, но – просто такой вот вещью. Аристотель приводит это мнение в своих «Категориях»[73]. Третьего мнения, посредствующего приведенным двум, придерживались стоики. По их утверждению некоторые навыки, такие как искусства, сами по себе восприимчивы к «больше» и «меньше», а некоторые, такие как добродетели, нет. Четвертое мнение поддерживалось теми, кто полагал, что качества и имматериальные формы не восприимчивы к «больше» или «меньше», но что таковы материальные формы.
Для прояснения этого вопроса должно иметь в виду, что то, в отношении чего вещь получает свой вид, должно быть чем-то установленным, постоянным и в определенном смысле неделимым, поскольку оно, как таким вот образом составляющее эту вот вещь, принадлежит ее виду, а то, что более или менее от него отлично, принадлежит другому, более или менее совершенному виду. Поэтому Философ говорит, что виды вещей подобны числам – ведь если от числа отнять или к нему прибавить что-то из того, из чего оно состоит, то это изменит его вид[74]. Таким образом, если форма или что-либо вообще получает свою видовую природу либо в отношении себя, либо в отношении чего-то из принадлежащего себе, то необходимо, чтобы это, взятое само по себе, было чем-то [именно такой вот] определенной природы, которая не может быть большей или меньшей. Таковы теплота, белизна и прочие подобные качества, которые не определяются через посредство своего отношения к чему-то еще, и тем более такова субстанция, которая является сущностью через самое себя. А вот то, что получает свой вид через посредство своего отношения к чему-то еще, может в большей или меньшей степени разниться в отношении самого себя и при этом оставаться относящимся к тому же самому виду благодаря единичности того, к чему оно относится, и благодаря чему оно получило свой вид. Так, например, движение может быть само по себе более или менее интенсивным и при этом сохранять свой вид благодаря единичности определяющего его предела. Нечто подобное мы наблюдаем и в случае здоровья; в самом деле, тело получает природу здоровья в соответствии с тем, насколько его расположение подходит природе животного, которой могут [так или иначе] подходить различные расположения, которые, таким образом, вариативны с точки зрения «больше» или «меньше», что не мешает при этом сохраняться природе здоровья. Поэтому Философ говорит, что «само здоровье допускает большую или меньшую степень. Ведь во всех существах оно не одно и то же, и даже в том же самом индивиде оно не всегда одно, но и при своем уменьшении до известного предела оно все еще остается здоровьем»[75].
Но все эти различные расположения и степени здоровья являются таковыми в силу избыточности и недостаточности, и потому если бы имя здоровья усваивалось только наиболее совершенной степени [здоровья], то мы не могли бы говорить о здоровье как о большем или меньшем. Из сказанного понятно, каким образом само по себе качество или форма может возрастать и умаляться, а каким – нет.
А если мы возьмем качество или форму со стороны причастности субъекта, то в таком случае, опять-таки, обнаруживаем, что некоторые качества и формы восприимчивы к «больше» или «меньше», а некоторые – нет. Симплиций усматривает причину этого разнообразия в том, что сама по себе субстанция не может быть восприимчивой к «больше» или «меньше», поскольку она является сущностью через самое себя. И потому любая форма, которой ее субъект причастен субстанциально, не может варьироваться с точки зрения степени своего возрастания или умаления, поскольку в роде субстанции ни о чем нельзя сказать как о большем или меньшем. В самом деле, коль скоро понятие количества сродно субстанции, а вид [прямо] последует количеству, то, следовательно, ничто из этого не может быть большим или меньшим. В связи с этим Философ говорит, что когда вещь оформлена и приобрела свой вид, то о ней говорят не как о [качественно] измененной, а как о возникшей[76]. А вот другие, связанные со страстями и действиями качества, которые не до такой степени связаны с количеством, восприимчивы к «больше» или «меньше» со стороны причастности им субъекта.
Впрочем, можно разъяснить причину этого разнообразия и обстоятельней. В самом деле, как уже было сказано, то, в отношении чего вещь получает свой вид, должно быть чем-то установленным, постоянным и в определенном смысле неделимым. Поэтому причина того, что форме нельзя быть причастным в большей или меньшей степени, бывает двоякой. Во-первых, причина заключается в том, что причастник имеет свой вид в отношении этой вот формы. И потому никакой субстанциальной форме нельзя быть причастным в большей или меньшей степени. Поэтому Философ говорит, что «как определенное число не может быть большим или меньшим, точно так же не могут быть таковыми и виды субстанции», то есть в отношении своей причастности видовой форме, «разве только в той мере, в какой субстанция соединена с материей», то есть в отношении материальных расположений, «мы можем обнаружить в субстанции «больше» или «меньше""[77].
Во-вторых, это связано с тем, что форма является сущностно неделимой, и потому если нечто причастно указанной форме, то оно необходимо причастно ей в отношении ее неделимости. Поэтому нельзя сказать о виде числа как об изменяющемся в отношении «больше» или «меньше», поскольку каждый его вид установлен в неделимом единстве. То же самое справедливо сказать и о видах непрерывного количества, которые именуются по числу, таких, например, как длина в два или три локтя; и о соотношении количеств, таких, например, как двойное или тройное; и о количественных фигурах, таких, например, как треугольник и четырехугольник.
Именно это имеет в виду Аристотель, когда в «Категориях», разъясняя, почему фигуры не восприимчивы к «больше» или «меньше», говорит: «Все, что принимает определение треугольника или круга, есть треугольник или круг»[78], а именно потому, что таким определениям присуща неделимость, и то, что причастно их природе, необходимо причастно и их неделимости.
Поэтому ясно, что коль скоро о навыках и расположениях говорят в отношении чего-то еще, то в навыках и расположениях можно отметить два типа возрастания и умаления. Во-первых, в отношении самого навыка; так, например, мы говорим о большем или меньшем здоровье, большей или меньшей науке, которая простирается на большее или меньшее количество вещей. Во-вторых, в отношении причастности субъекта, а именно в том, насколько одной и той же науке или здоровью вследствие обладания различными способностями, что обусловливается различием темпераментов или традиций, один является причастным в большей степени, нежели другой. В самом деле, навыки и расположения и не сообщают субъекту его вид, и не предполагают сущностной неделимости.
Ниже мы проясним, каким образом решается этот же вопрос в отношении добродетелей (66, 1).