В целом в метафизиках, в которых время неопределенно либо неорганично, не может быть великих смыслов, а земные смыслы, ценности, цели хаотичны и часто деструктивны.
Во внеметафизических концепциях (особенно в позитивизме, прагматизме) также не может быть великих смыслов, а витальные смыслы, ценности, цели потому также хаотичны и часто деструктивны, могут становиться оправданием цинизма, отрицания великих смыслов и высших ценностей. При этом, внеценностный и внесмысловой характер позитивизма делает его способным выступать как дополнительный интеллектуальный инструментарий иных метафизик – безразлично каких и для каких целей. Поэтому не странно ни распространение деградационных и сатанинских идеологий и концепций в западной культуре, ни их интеллектуальная мощь, использование самых современных высоких интеллектуальных технологий и высоко квалифицированных специалистов[12]. Даже экологические идеи и движения они используют для антиразвития.
Осмысление духа русской культуры, ее предельных смыслов, высших ценностей как основы российской цивилизации более двух столетий осуществлялось усилиями многих отечественных писателей, художников, музыкантов, философов: в произведениях А. Пушкина, Н. Гоголя, М. Лермонтова, Л. Толстого, Ф. Достоевского, И. Гончарова, Н. Лескова, И. Тургенева, А. Чехова, Ф. Тютчева, И. Шишкина, И. Айвазовского, А. Куинджи, П. Чайковского, М. Мусоргского, Г. Свиридова, А. Блока, С. Есенина, А. Платонова, М. Горького, М. Шолохова, В. Шукшина, Н. Рубцова, в работах славянофилов, западников, евразийцев – П. Чаадаева, Аксаковых, И. Киреевского, Н. Данилевского, К. Леонтьева, С. Франка, Н. Лосского, Н. Бердяева, М. Бахтина, А. Зиновьева, Э. Ильенкова, В. Кожинова, А. Панарина, С. Кара-Мурзы и многих других[13].
Метафизические основания русской культуры можно представить следующим образом.
Человека русской культуры, осваивавшего просторы Евразии, как это продемонстрировано в текстах приведенных и не приведенных выше авторов,
Русский человек издревле «верит» в причастность бытия и человека вечности как творчеству, в
В духовном мире русского человека онтологическое многообразие – также есть атрибут вечности и бесконечности (которые потому не аморфны). Существуют вечность и пронизанные ею, открытые в нее различные нечто, качественно определенные миры. В каждом мире своя сущность, каждый мир и его частица рождается со своей потенциальной гармонией, предназначением, а одухотворенный мир – также со своим смыслом, своей метафизикой. Такое понимание существенно шире китайского дао в его единственной сущности.
Наиболее точно соответствует представлению о мире его образ как постоянно бурлящего котла, пронизанного одновременно бытием и ничто[15]. В этом «котле» постоянно-бесконечно рождаются и погибают качественно определенные сущности, которые в краткие мгновения своего бытия прекрасны. Без их самотождества бытие не существует, поэтому такое самотождество в своей качественной определенности – необходимый результат осуществления вечного творчества, его проявления. Необходимо стать собой, реализовать себя последовательно – это закон и обязанность перед лицом вечности. Этим определяется углубленная любовь к жизни и ко всякой форме жизни, безграничная толерантность ко всякому сущему, стремление к справедливости[16] и внутреннее отвержение посягательства на жизнь сущего как величайший грех, пафос жизни – и одновременно возможность опьянения пафосом сокрушения «неистинных» (ставших «неистинными») форм жизни, право «судить сущее».
Основной онтологический ответ русской культуры – признание бесконечномерной природы мира и сосуществование множества качественно определенных миров. Мир в целом (мир вообще) не имеет универсальной первоосновной субстанции. Атрибуты мира – вечность, бесконечность, постоянное возникновение и самотворчество. В этом мире самоценно всякое сущее и могущее быть (возможное) бытие, ибо каждое нечто есть не только проявление вечности, но и способ ее реализации. Потому каждая частица этого мира прекрасна и мир прекрасен. Отсюда очарование каждым нечто этого мира, любовь к нему, переживание за его одиночество, покинутость, потерянность в бесконечном мире и глубочайшее сострадание ему. Причем, есть вера в то, что в мире сосуществуют природные и сверхъестественные первоначала, более того, мир разделен на естественный и два сверхъестественных – упорядоченный (божественный) и неупорядоченный (мистический и даже сатанинский). Поэтому человек находит спасение в совмещении трех метафизических решений – мистически-мифологическом суеверии, религиозной вере и атеизме, действительно проявляясь сегодня как «суеверный православный атеист»[17]. Отсюда вытекает относительная раскрепощенность мысли, легкость инверсии материализма и идеализма (поскольку в различных мирах-формах могут иметь место первичность как материального, так и духовного).
В сознании человека русской культуры принимается за данность принципиальная незавершенность (потому и несовершенство), временность всякого конкретного сущего, которое ищет обретения себя как целого через иное (со-бытие). Именно поэтому время бытия обречено быть открытым в вечность (
Неполна, несамодостаточна даже сама вечность (в отличие, например, от китайского дао или гегелевского абсолютного духа). Она есть вечное творчество или творящая (творящаяся и творимая) вечность, она динамична и допускает совершенствование. Вечность не далекая звезда (идеал, абсолют), а постоянно удаляющаяся линия горизонта – «убегающая» вечность, совершенствующийся идеал, горизонт времени. Россия – это традиция такого осознания «конца бытия», которое, увидев конец, не согласилось с ним. Поэтому время полагается как синтез вечности и со-бытия, вечность – синтез времени и со-бытия. Не временность бытия – и выведение отсюда смыслов, а постановка смыслов и преодоление временности бытия в реальности, выражаясь поэтически, «заклинание времени» и даже попытка
Причастность вечности всего сущего, каждой природной формы и человека, уникальность и неповторимость всякого и всего бытия как продукта вечного творчества наполняет их в глазах человека величием, светоносной красотой, взывает к любви и добру. Всякое новое бытие потому прекрасно и высоко, что соответствует вечности, а не земным конечным целям. Отсюда и мессианство как стремление нести людям правду о вечности, о добре и красоте всякой частицы мира. Одновременно стремление понять многообразие мира, попытаться понять смысл всякого сущего – от упавшего листа или куста роз (как герои А. Платонова) до человеческих культур как частиц вечности. Поэтому же полагается, что постигнуть причастное вечности можно лишь чистой (доброй, любящей, очарованной красотой) душой, целостным духовным исканием, сочетающим интуицию, мысль и переживание в постижении истины, необходимость сочетания поиска истины со справедливостью и счастьем, приведшее к формулировке идеи правды и возвышением ее над (рациональной) истиной. Смыслы оказываются выше и раньше мысли, особенно мысли личной, индивидуальной. Но при этом бесконечное познание есть целостность духовного поиска со значительными возможностями рациональности как умопостигаемости, вера в познаваемость мира. Рациональность при этом осознается как постоянное творчество, критичность, принципиальная философичность. Отсюда и стремление человека к постоянному творчеству.
В творческой вечности есть место всему, возможно и соотносимо все – мыслимость и немыслимость, реальность и фантазия, творчество человека, творчество природы, сверхъестественное (в том числе божеское) творчество.
§ 6. Идея и концепция развития как разновидность осмысления процессуальности бытия имеет строгую культурологическую привязку – она родилась на Ближнем Востоке и в последующем утвердилась в ряде культур Европы и России. Она является наследницей идеи процессуальности как последовательности происходящих событий в прошлом, настоящем и будущем, которая пришла в мировую культуру из мистических философских систем ближневосточных культур дохристианской эпохи, как идея
Таким образом, идея развития органична европейским и русской культуре. Другие культуры не породили в себе метафизики развития, которая им не органична.
Попытки решения проблем, связанных с развитием, имеют свою историю (около 300 лет, особенно интенсивно – начиная с немецкой классической философии (особенно Г. Гегель, К. Маркс) и эволюционной концепции в биологии (Ч. Дарвин)), исследование которой является специальной задачей, решению которой были посвящены многие исследования в отечественной философии советского периода.
Важно отметить наиболее принципиальные результаты исследования истории философского и научного познания феномена развития.
Длительный процесс рационального осмысления базовых идей христианского мировоззрения, живших в теле европейской культуры, привел к вычленению из синкретического целого христианского вероучения этой идеи, которая, будучи рационально осмыслена и сформулирована, первоначально предстала как
Важным компонентом осмысления развития стало понимание противоречивости бытия, в том числе на основе внутренней антиномичности, противоречивости всех культур развития, сильнее всего – европейской и особенно русской культур, склонности этих культур к беспредельности, абсолютизации, крайностям. Оно присутствует в европейской и русской культуре в виде антиномий чистого разума (начали осмысляться И. Кантом), в онтических основаниях самопричинения и самодвижения культуры и бытия (осмысленных, сначала вне развития, в работах Ф. В. Й. Шеллинга, И. Г. Фихте, затем, как развитие, в трудах Г. В. Ф. Гегеля), антиномий морали в соотношении праведности и греха, благородства и низости (особенно глубокие основания понимания заложены Ф. М. Достоевским), антиномий эстетики в виде противоречия красоты и безобразия (осмысленных особенно Г. Гегелем и Н. Г. Чернышевским и реализованных в различных направлениях искусства), антиномичности старого и нового, в социально-политической сфере – антиномичности свободы и долга, эгоистичности и справедливости, равенства и избранности, антиномичности экономики в виде частного и коллективного (общественного, национально-государственного), саморегулируемого (рынок) и управляемого, антиномии аполлонического и дионисического начал в организации социального бытия и его динамики, антиномичности управления в виде сиюминутного (оперативного) и удаленного (стратегического) и т. д. Внутренняя противоречивость, антиномичность этих культур способствовала их самоосуществлению и развитию в реальном бытии, и одновременно – познавательной восприимчивости, отражению идеи развития в сознании. Противоречивость, антиномичность бытия сначала была осмыслена относительно стационарных (неразвивающихся, но движущихся) систем, явилась в философском сознании как сущность самодвижения и развития. Затем она стала фундаментом мысленного освоения развивающегося мира европейской и русской цивилизациями.
В исследовании истории особенно важным является анализ
В конце XIX – начале XX века наиболее острой является проблема выяснения (и обоснования) того, какие процессы являются развитием, а какие – нет. Предпринималось множество попыток выделить максимально возможное количество процессов, которые подходили под смутно осознаваемые критерии развития. За основу сравнения брались группы признаков, отличающих феномен развития от других процессов изменения – и отличение этих процессов до сих пор остается проблемой.
Далее последовали попытки выделения этапов различных процессов развития, выстраивания рядов развития, поиска их исторической логики (как в русле гегельянства и марксизма, так и в полемике с ним либо в виде самостоятельных направлений мысли, преимущественно в социальной философии). Дискуссии в этой области также продолжаются. Здесь объектом пристального внимания становятся причины процесса развития, детерминация самого процесса. Было предложено несколько объяснительных, претендующих на теоретичность, концепций развития и на конкретно-научном, и на спекулятивно-философском уровне. Однако долгое время доминировавшими все же оставались подходы, в которых предлагались варианты
Важно специально обратить внимание на то, что в философской и научной рациональности европейской и русской культуры существует достаточно большое количество концепций и моделей, лежащих в русле метафизики
Можно констатировать, что, несмотря на острую полемику вокруг понимания развития, уже к концу XIX – началу XX столетий у большинства ученых не оставалось сомнений в том, что процессы развития существуют, что они вполне реальны.
Трудно переоценить значение формулировки принципа развития, который, начиная с XX столетия, начинает играть фундаментальную роль в осмыслении природного и культурного миров в европоцентрической мыслительной традиции. Идея развивающегося бытия стала органически присуща европейской и российской метафизической конструкции (как религиозной, так и секулярно-философской).
Процессы развития в различных предметных областях исследовались также в разных науках, особенно активно и плодотворно в биологии и науках об обществе. Ретроспективный анализ различных конкретно-научных концепций развития является специальным предметом исследования, представленным множеством работ, даже простое перечисление которых займет довольно много места.
Важнейшим выводом всей совокупности исследований становится философская квалификация закона развития как
Во всемирно-исторической концепции развитие понимается как всеобъемлющий процесс (в смысле принадлежности всякого изменения этому эволюционному процессу, в который вовлечена вся природа). Такая интерпретация развития породила соответствующие законы развития, способы познания и освоения развивающегося мира. Основными аспектами исследования постепенно стали традиционные для науки проблемы – выявление закономерностей и законов, попытки их формализации и формирования на этой основе теорий, попытки осуществления прогнозирования. Собственно философской проблемой обсуждения в рамках этой концепции считается преимущественно вопрос о том, почему, как, откуда и куда развивается мир в целом. Понятна и многократно обоснована значимость исследования этого общего процесса. Особенно последовательно такой вариант осмысления развития реализован именно в концепциях Гегеля, Маркса, их последователей.
Подводя итог краткому историческому экскурсу, можно констатировать, что формирование идеи развития, далее принципа развития, построение учения о развитии и целостных теорий этого процесса – длительный и сложный процесс, не завершенный по сей день. На сегодня в осмыслении развития есть безусловные достижения, которые можно сформулировать следующим образом: проблема развития поставлена перед научным мышлением; идея развития переросла в принцип развития; в диалектике сформулированы законы всемирного развития; произведена определенная идентификация развития и отличение процессов развития от процессов других типов; развитие предстало как саморазвитие, то есть обусловленное преимущественно внутренней детерминацией; разработан категориальный аппарат, позволяющий осмыслять развивающийся мир, выражать знание о нем в языковых конструкциях в традиционной для европоцентричного мышления форме; идея и принцип развития активно используются во многих философских и научных построениях как средство понимания и объяснения мира, в том числе социального и идеального (теория творчества); произведено отличение индивидуального и исторического типов развития; заложены основы понимания специфики теории и методологии познания развивающегося мира в отличие от мира не развивающегося.
§ 7. Европейская и российская философия и методология науки пока не смогли осмыслить и органично «имплементировать» в себя на современном уровне научного познания методологический потенциал теории развития, найти методологические подходы к исследованию развивающегося мира, которые были бы адекватны его структуре и динамике, подходы к практическому использованию знания. Попытки углубиться в теоретические и методологические разработки в области познания сложных развивающихся объектов на конкретно-научном уровне пока не дали ощутимых результатов. Основной концептуальной причиной является то, что такой достаточной теоретико-методологической базы для объяснения процессов развития во всем их многообразии и многомерности не дает концепция всемирно-исторического развития.
Дефицит методологической базы вынуждал исследователей апеллировать порой к полумистическим, а не философским объяснительным образам («низус», «результанты» и «эмердженты», «творческий порыв», «точка Омега» и другое), прибегать к синкретическим сочетаниям несочетаемых оснований (например, в методологии исследования цивилизаций О. Шпенглера), агрессивно нападать и нигилистически отвергать возможности теории познания исторического развития (как это делал в особенности К. Поппер).
К решению проблем формализации знания о развитии неоднократно подключались логики, пытавшиеся осмыслить и заключить в логические формулы процесс развития, акт развития, скачок из одного качественного состояния в другое. Однако, несмотря на определенную успешность некоторых попыток, это также не привело к значимым изменениям в теории и методологии познания, в методологии конкретных науках.
Попытки науки (естествоиспытателей, исследователей общества, культуры, разума, человека) обратиться за методологической помощью к философии в исследовании сложных развивающихся объектов не давали эффективных результатов еще и потому, что часто философские исследования были сильно идеологизированы и политически ангажированы. Научное сообщество вовлекалось в дискуссии о
Создалась реальная ситуация методологического голода.
Именно этим можно объяснить бум, охвативший науку в связи с возникновением синергетики и теории диссипативных структур, переосмысление в этой связи возможностей теории систем, теории управления, теории катастроф, в том числе и в особенности под влиянием переоткрытых идей тектологии А. А. Богданова[26], которая по праву может считаться новой междисциплинарной наукой, предметом которой являются не вещи, а
Именно этим определяется сегодня и повышенный интерес к размышлениям мыслителей-практиков – управленцев, аналитиков, прогнозистов (например, в последнее время в особенности Н. Н. Талеба).
Усложнение реальности и ускорение динамики бытия породило несколько крупных попыток методологических прорывов во второй половине XX века в позитивизме (особенно Т. Кун, И. Лакатос, П. Фейерабенд, Ю. Хабермас, Н. Луман). Однако в отношении познания развития, возникновения нового этого было недостаточно. Позитивизм в различных его формах (в том числе в рамках неопозитивизма и постпозитивизма) не мог понять развитие и историцизм в особенности потому, что ему были непонятны причинные основания развития и возникновения нового, системные и синергетические эффекты, другие эффекты развития, которые не улавливаются эмпирически (фактологически), а также метафизические основания осмысления процессуальности. Смысловой «вершиной» (точнее «зияющей высотой») позитивизма в осмыслении развития стала социальная концепция антиисторицизма К. Р. Поппера.
В Европе были также предложены версии диалектики на экзистенциальной и идеалистической платформах (Ж. П. Сартр, Т. Адорно, М. Хоркхаймер, Н. Гартман и другие)[27], сформированы направления исследования общества и человека в рамках различных течений философии, на основе различных методологических платформ (с учетом и без учета диалектики). Однако они явно не закрыли всех проблем, не предложили эффективного инструментария познания и управления развивающейся реальностью, не сформировали новых великих целей.
Закономерно, что в конце XX – начале XXI века, когда человек столкнулся с проблемами глобальной нестабильности и турбулентности, кризисов, множеством других феноменов как проявления мировой динамики и процессов развития, обнаружились эти смысловые тупики и начали появляться работы, прямо указывающие на недостаточность философско-методологической и научной базы для исследования сложных развивающихся объектов и процессов развития. В особенности – работы американского финансового аналитика-практика Н. Н. Талеба, анализирующие проблемы сильной неопределенности на основе концепций индивидуалистического эмпиризма и скептицизма.
1. Признание либо непризнание факта развития, использование либо не использование этой идеи в собственных конструкциях.
2. Первичность-вторичность материального и идеального, объективного и субъективного, их интерпретация в отношении процессуальности бытия.
3. Трактовка системы детерминации в природе, обществе и идеальных объектах, причинного комплекса движения, самодвижения, развития, понимание субъектов и объектов детерминации процессов.
4. Интерпретация понимания времени.
5. Осмысление характера и характеристик (параметров) движения и процессуальности «сквозь призму» оснований философских систем.
Такая классификация онтологических принципов концепций позволит выявить сильные и слабые стороны самих концепций и их методологий в познании развития и процессуальности бытия в целом.
Важно отметить, что систематическое развитие получила лишь рационально-научная материалистическая философская версия осмысления развития. Это величайшее достижение в современном мире просто замалчивается и преднамеренно истирается по причине идеологического противостояния.
Однако попытки дискредитировать и игнорировать материалистическое учение о развитии, оклеветать его, приписать ему несуществующие качества либо лишить присущих качеств, концентрировать внимание на наносном и ошибочном, игнорируя сущностное, останавливаться лишь на исторических формах и не видеть потенциала и перспектив – идеологический прием, который смоет история, как на закрашенных иконах вскрыв истинные лики, потенциал и сущность материалистической диалектики. Вскроется и то, что главными оппонентами материализма являются элитарные идеологии, которые избегают встречи с объективными законами либо стремятся стать им неподвластными и именно поэтому панически боятся материалистической – объективно-истинной – оценки реальности. Боятся той объективности, которая не оставляет оснований для их оправдания и не допускает элитарности, уравнивает людей в их правах и обязанностях, выступает основанием и востребует всей закономерной объективностью
Материализм является единственным полноценным философским основанием для современной науки и научного мировоззрения. Замалчивание и искажение этой истины –
Глава 2. Метафизика процессуальности в комплексе природно-социально-духовных оснований функционирования, развития и конкуренции культур и цивилизаций
§ 8. В современном мире доминирующим способом осуществления человеком собственного бытия является культура, осуществленная
Философское осмысление и научные исследования природно-социального тела и духовных компонентов различных культур началось относительно недавно – в XVIII–XIX веках. Оно развивалось параллельно с практическим взаимодействием различных культур.
В ходе развития исследований и практического взаимодействия формировались и изменялись ракурсы исследований и взаимодействий, происходила естественная эволюция самих культур, эволюция исследуемых проблем, постепенное углубление объяснения и понимания культур.
В целом на сегодня понятны основные параметры и черты культур, наличие в них сходств и различий, понятна необходимость поиска заглубленных духовных оснований и механизмов их воспроизводства и сохранения, функционирования, развития, проявления активности.
Однако есть основания полагать, что уровень объяснительного и понимающего углубления не достиг предельной глубины, в том числе по методологическим причинам. Потому результаты философских и научных исследований пока не способны вполне удовлетворить потребности науки и практики.
Первыми активными попытками осмыслить сущность культур через понимание самобытности духа, души (русской) культуры, «русской идеи» стали поиски русской философствующей литературы (Н. В. Гоголь, С. Т. Аксаков, Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, И. С. Тургенев, И. А. Гончаров и другие), философии и публицистики – западники (П. Я. Чаадаев, В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский), славянофилы (А. С. Хомяков, И. В. Киреевский, К. С. Аксаков, Н. Я. Данилевский, В. С. Соловьев, П. А. Флоренский), К. Н. Леонтьев, позднее С. Л. Франк, Н. О. Лосский, Н. А. Бердяев, Л. Н. Гумилев, А. А. Зиновьев, С. В. Лурье, А. П. Андреев и другие.
Направленная попытка обнаружить глубинную сущность европейской конструкции духа была предпринята О. Шпенглером. Его концепция цивилизаций несмотря на свою метафизическую и мировоззренческую эклектичность, обозначила путь и вскрыла важные компоненты духа, обозначила направления исследований цивилизаций, разработки их типологий.
А. Тойнби в своих исследованиях предпринял попытку системного подхода к исследованию различий и сущности множества культур как целостностей. Его исследования, носившие во многом пионерский характер, также имели преимущественно дескриптивный характер, однако уже сочетали в себе эмпирические классификации на основе групп признаков и элементы объяснительного подхода.
Постепенно в европейской культуре начали появляться объяснительные теоретические концепции – этическая концепция М. Вебера, психоаналитическая концепция К. Г. Юнга, социологическая концепция Т. Парсонса, коммуникативистская концепция Ю. Хабермаса и другие.
Для обозначения глубинных стереотипических структур духа (души) народа, обусловливающих специфику его поведения и деятельности начали предлагаться объяснительные конструкции: протестантская этика, «харизма» (М. Вебер), «архетипы культур», «паттерны» (К. Г. Юнг), «тип, стиль, тон» (Г. Г. Шпет), «русская идея» (особенно Н. А. Бердяев), «габитус» (П. Бурдье), «этнические константы» (С. В. Лурье), «стиль жизни» (Т. Парсонс), «этнический стереотип поведения» (Л. Н. Гумилев)[28], «традиция» (А. П. Андреев), «матрицы культуры» и т. д. Использовались также понятия «духа» и «души» применительно к народам и культурам. Каждое из них имеет свои достоинства и недостатки, является объяснительным для различного спектра культур и аспектов культур.
Результаты этих исследований дают богатейший эмпирический материал для философского дискурса, материал пока не вполне освоенный и осмысленный философией в контексте взаимосвязи с динамикой культур, социодинамикой, управлением.
При этом одновременно данный материал уже вполне включен в социально-технологические разработки для реализации различных утилитарных (экономических, политических, геополитических) целей. Современность дает достаточные основания и аргументы для утверждения о том, что и социально-гуманитарная наука в осмыслении детерминант и закономерностей функционирования, развития и взаимодействия культур превращается в «непосредственную движущую силу» (К. Маркс).
Конечно, такое опережение инструментального применения научного знания над его философским и культурологическим осмыслением, над анализом и синтезом в контексте масштабов человеческой цивилизации, над превращением результатов этих осмыслений в скоординированные и конвенциональные планетарные управленческие доктрины несет в себе высокие культурологические и антропные риски планетарного масштаба.
Это происходит потому, что рациональное знание – всеобщее, демократичное, не допускающее неравенства и вынуждающее конкурировать на уровне личных качеств и вложенного труда, а не суммы наследства или полученного титула. Поэтому не странна эволюция мировоззрений элит в мистические воззрения, которая одновременно выступает как способ выделить себя из народа, обосновать элитарность и мизантропию, и одновременно попытка «спаять» слой собственников, укрепить его, превратить из разрозненных волков-одиночек в стаю, противостоящую всему человечеству, способ консолидации элит и приобщения к элитам, путь использования созданных ею систем социальной защиты для адептов собственных кланов богатых и властно-наследных, использующих все ресурсы одурачивания и одурманивания «так сказать народа», как физического (алкоголь, наркотики), так и духовного (ТВ, Интернет и т. д.). Для всего этого также необходима консолидирующая идеология, которая должна основываться на определенном мировоззрении, метафизике, иметь объединяющие основания, ценности и цели. Один из вариантов – уход богатых в церковь с целью поиска утерянных в результате «выхода из народа» духовных ориентиров, спасения, оправдания. Другие – мистика, оккультизм, эзотерика. Все эти основания, ценности и цели исключают науку и прогресс человечества. Потому теперь путы собственников и аристократических элит связывают человечество, не дают ему развиваться. В том числе потому, что отвлечение элит мистическими учениями, эзотерикой и т. д. сильнейшим негативным образом сказывается на развитии рационального знания, познания национального масштаба.
Однако начиная с середины XX века глубинные метафизические основания культур шире и масштабнее проявляют свою сущность, становясь в теории и на практике определяющей силой организационно-управленческой деятельности человека в планетарном масштабе, причиной и условием планетарной прагматики. Это потребовало философских и научных исследований в интересах народов и стран, а не отдельных социальных групп и слоев[32].
В современных условиях речь должна идти о философии и комплексе социально-гуманитарных наук, связанных со всеми тремя сторонами природы человека – биологической, психической и социальной, в том числе информационно-психологические и социально-технологические разработки для управления человеком и человеческими сообществами. Научная деятельность в этих сферах переводит (должна переводить) в инструментально-практическую плоскость метафизические решения, не просто проявляя их, но организуя человеческую деятельность на их основе с помощью осмысленных (понятых) и обоснованных социально-гуманитарными науками, сверенных с этическими и правовыми нормами средств и выработанных философией и наукой способов практического организационно-управленческого действия.
§ 9. Теоретическим фундаментом для обоснования различий систем ценностей отдельных культур является культурно-цивилизационная парадигма. Основная посылка – признание относительной самостоятельности и целостности различных «культурно-исторических типов» (Н. Я. Данилевский), полагание культуры как целостности, которая определяется природностью, социальностью и духовной самоидентичностью.
Каждая цивилизация и характер ее бытия представляют собой сочетание материальных и идеальных компонентов самоосуществления и взаимодействия с другими цивилизациями посредством деятельности, являющихся результатом сочетания а)
Основным выводом из множества исследований и размышлений о характере народов в рамках этого подхода является следующий: каждый народ имеет свою историю, свою культуру, свою традицию, свой тип души, который «складывается однажды в его истории, складывается раз и навсегда», формируясь веками[33], свою достаточно специфическую организацию общества, развивающуюся исторически. Совокупность духовных оснований традиции можно выделить специально, обозначив в их феноменальном формате терминами «опорные культурные матрицы», «матрицы культурной традиции»[34].
У русского народа и народов России есть свои традиции, свой самобытный тип души, характер народа, выработанные в истории[35].
Такой подход можно с некоторой условностью назвать традиционализмом.
Известна мысль Ф. Энгельс: «… Маркс открыл закон развития человеческой истории: тот, до последнего времени скрытый под идеологическими наслоениями, простой факт, что люди в первую очередь должны есть, иметь жилище и одеваться, прежде чем быть в состоянии заниматься политикой, наукой, искусством, религией и т. д.; что, следовательно, производство непосредственных материальных средств к жизни и тем самым каждая данная ступень экономического развития народа или эпохи образуют основу, из которой развиваются государственные учреждения, правовые воззрения, искусство и даже религиозные представления данных людей и из которой они поэтому должны быть объяснены, – а не наоборот, как это делалось до сих пор»[36]. Однако сущность человека (и потому основы его деятельности) ни коим образом не сводятся к биологической природе, в том числе в структуре мотивации деятельности. Понятно, что без поддержания биологической жизни человек не существует, однако понятно и то, что человека не существует без его психики и без его социальности, поскольку в таком случае он превращается в дочеловеческое биологическое животное.
«Пропорции воздействия» биологического, социально-культурного и психического компонентов на проявления человека (в том числе в его поведении, деятельности) в разных отношениях, состояниях и случаях различны, потому различны иерархия, приоритеты, доминанты биологического, социально-культурного и психического компонентов в каждом конкретном отношении, состоянии и случае. В целом эти «пропорции» зависят от исследуемого уровня организации человека (человека-личности, человека-общества, человека-культуры), отношения, ситуации и состояния, в которых находится (берется, рассматривается) конкретный человек (личность, общество, культура), от внешней среды (окружения), сферы приложения, вида деятельности, характера исследуемого акта поведения (поступка) и т. д.
Позиционирование каждой цивилизации в ряду других цивилизаций, взаимодействие и конкуренция с ними, перспективы каждой цивилизации в каждый текущий исторический период определяется большим набором материальных и идеальных параметров. Эти параметры не очевидны, требуют выявления. Их набор, конкретные комплексы, иерархии (по основанию приоритетности) будут постоянно находиться на острие мировоззренческих и научных дискуссий. Понимая, что в таких исследованиях нельзя гнаться за скоропалительными результатами, что проблема сначала должна, по крайней мере,
Духовные (идеальные) способы деятельности (являющиеся основаниями деятельности также и в материальной сфере) в комплексе разума как рационально-этически-эстетической целостности разделяются на
Ценности и ценностные ориентации являются существенным основанием формирования отношения человека к природе и обществу, осуществления собственной деятельности, одним из фундаментов формирования, функционирования и развития цивилизаций. Они определяют характер целей и способы их продуцирования, выбор способов деятельности по достижению поставленных целей, направление социальной активности, ключевой компонент культурной традиции. Не вызывает сомнения фундаментальная значимость ценностей в жизни человека. «Человек есть существо оценивающее… Определение ценностей и установка их иерархии есть трансцендентальная функция сознания. Даже дикарь совершает оценки»[38].
Не случайно проблема ценностей издавна привлекала внимание философии и науки. Известны различные философско-концептуальные подходы к их осмыслению – можно особо выделить теоретические разработки проблемы ценностей такими авторами, как В. Дильтей, В. Виндельбанд, Г. Риккерт, Дж. Дьюи, М. Вебер, П. А. Сорокин, О. Шпенглер, Т. Парсонс, В. П. Тугаринов и другие. Естественно, авторы, опирающиеся на разные философские, научные, религиозные системы, предлагают различные варианты решения проблемы.
В отечественной материалистической философской традиции базовым можно полагать определение ценностей, предложенное В. П. Тугариновым: «Мы можем определить понятие ценностей в самом общем смысле так: ценности суть те явления (или стороны, свойства явлений) природы и общества, которые полезны, нужны людям исторически определенного общества или класса в качестве действительности, цели или идеала»[39].
В настоящее время понятно, что исследование ценностей является более плодотворным и адекватным реально существующим, когда оно осуществляется на основе комплексного подхода во всех взаимосвязанных аспектах – философском, социально-теоретическом, социально-эмпирическом, психологическом. В том числе потому, что ценности, живя в обществе и составляя основу его духовного каркаса, не существуют абстрактно, сами по себе. Все ценности являются таковыми только для духовного мира личности, группы, общества, культуры, которые именно оценивают и наделяют ценностью те или иные явления действительности. Ценности реализуются посредством
Часто, говоря о ценностях, рассматривают лишь ценности морально-нравственные. Однако это явное сужение проблемы.
Ценности делятся на материальные и духовные, т. е. воплощенные или не воплощенные в материальных субстратах. Причем, духовные ценности могут определенным образом материализоваться, а материальные ценности приобретать духовный характер, становиться носителем идеального.
Различают ценности нескольких типов.