Сезон колдовства

— Так что попридержи свои остроты и слушай нас внимательно! — снова выступил лидер. — Я Кварук-Гиря, Первый капитан местных противоборцев. В здешних краях есть только одна правда. Это наше слово!

— Я очень рад за вас.

— Не ерничай, — насупился Гиря. — Я говорю как есть. А ты слушай и мотай на ус. Мы живем с местной нечестью в приятелях. Нас все устраивает и его тоже. Поэтому мы не хотим что бы какой-то пыльный чухан влез в наш улей и потревожил мирных пчел.

— Убирайся вон!

— Пошел прочь, моменраг! — тут же разлетелось в разные стороны.

Я обернулся и зыркнул на двух помощников капитана. Противоборцы мгновенно попятились назад, успев схватиться за рукояти кинжалов.

— Не переживайте, уйду и глазом моргнуть не успеете, — угрожающе цыкнув, улыбнулся я уголками рта. — Но чуть позже. Когда закончу свои дела.

— По-моему ты нас недопонял! — возмутился Гиря. — Без ведома хозяина в нашем поселке даже муха не летает. Выкладывай свои дела! Не испытывай наше терпение!

— Дела — не монета, на столе не рассыпишь.

— Чего?

Я больше не стал тратить на этих олухов драгоценное время. Ситуация достигла накалилась до нужного мне предела и могла взорваться в любой момент. Поэтому стоило добавить в эту бессмысленную беседу щепотку катализатора.

Растолкав противоброцев я решительно двинулся к невысоким кирпичным домам.

— А ну-ка погодь!

— Въездные ворота в другой стороне.

Один из стражей схватил меня за руку и попытался дернуть на себя, но не успел. В подобных вопросах я всегда привык действовать на опережение. С молодостью стоит бороться только опытом, и ничем другим. А тот кто считает себя вечно юным и полным сил, круглый дурак. Сколько не хорохорься, а годы все одно берут свое. И происходит это в таком бешеном ритме, что противиться временному потоку не имеет никакого смысла.

Перехватив руку противоборца, я увернулся от удара второго нападавшего. Короткий тычок ногой в ответ. Легкий захват, и не хитрый прием кувырок — двое приятелей оказались на коленях.

Быстрая схватка уместилась в три, максимум четыре секунды.

Затравлено уставившись на своих помощников, Гиря окончательно дрогнул. Его взгляд заметался по сторонам ища несуществующей поддержки. Да и откуда ей взяться, тем более, здесь, в Приречье.

Люди проскальзывали мимо, словно тени. Они предпочитали не вмешиваться в чужие споры. Так наставлял Хозяин прииска.

— Погоди, ты у меня поплатишься! — замычал капитан и выхватил изогнутый тесак. — Сейчас узнаем, какого цвета у тебя кишки?!

Его удар был хлестким, размашистым. Вложив в движение всю силу он мгновенно потерял равновесие и мне достаточно было одного короткого удара, чтобы сбить его с ног.

— Хорошо кудахтать, дурья башка, — без особых эмоций ответил я и направился в проулок, куда вела меня газетная подсказка.

Но перед тем как подставлять спину, мне бы стоило окончательно приструнить наглеца. Только я ведь не дикарь, изуверствовать не привык.

Натужный рык стал отличным предупредительным сигналом. Увернувшись от подлого замаха, я сделал захват и пригвоздил ладонь капитана к деревянной опоре. Острая грань Мраморного стекла использовалась не только как метательное оружие, но вполне сгодилась и в качестве подобного усмирителя.

Противоборец взвыл, ноги его подкосились, но на землю он так и не опустился, а безвольно повис на вытянутой руке.

Я не стал ему ничего втолковывать. Какой в этом прок. Порой тумаки лучше всяких нравоучений. Так что я надеялся, что мой урок он запомнит надолго. А лучшим напоминанием — станет шрам на коже.

Остановившись возле двери, я потянулся вперед, но так и не успел постучать.

Меня уже ждали.

На пороге стоял тощий старик завернутый в грязный, испещренный дырами, саван. На его лысой голове и худой шее виднелись давно зарубцевавшиеся шрамы, а на веках выступали грубые стежки ниток. Проводник был абсолютно слеп.

Принюхавшись, он выглянул из-за мой спины. Противоборцы все еще корчились от боли, и старику это явно пришлось по вкусу. Чужая боль для таких как он была слаще божественного нектара.

Защелкав мелкими зубами он издал противный цокот.

— Мне нужен твой хозяин, — напомнил я о себе.

Проводник перестал радоваться и повернул голову в мою сторону. Его нос опять заработал на полную: приблизившись практически в плотную, он с жадностью втянул запах моей одежды — сначала с одного плеча, потом с другого.

Мне никогда не нравились подобные проверки. Но ничего не поделаешь — в чужом доме обхождение не выбирают.

Терпеливо дождавшись пока с меня слижут всю информацию, я кашлянул в кулак, положив конец неприятной процедуре. Встрепенувшись, старик отстранился и надув губы, резко дернул головой.

— Желаю вернуть долг, — пояснил я.

Проводник ничего не ответил. Да и правильно — не его ума это дело. Обнюхал, отвел к хозяину и топчи этот дрянной мир дальше. А задавать вопросы — уже лишнее. Даже у дворового пса роль позавиднее. Существует хотя бы призрачная вероятность сбежать с некрепкой цепи. Пускай ненадолго, всего на пару бесконечных минут.

— Услуга за услугу… Пришло время, — произнес я очередную фразу. Как велел договор между перегринами и детьмимрака.

Ответом стал еще более странный клекот. Кажется слепец не верил моим словам.

— Хватит разевать пасть, чучело! — цыкнул я.

Быстро умолкнув, проводник виновато опустил голову. Ствол упирался ему прямо в живот. Конечно мертвецам плевать на подобные угрозы, но штопать собственное тело, когда кожа рвется как бумажный лист, занятие не из приятных.

Наш немой диалог оказался очень эффективным. Коротко кивнув, слепец снова раззявил пасть, и на меня уставился огромный черный глаз. Вот значит как извратился его господин. Ну что ж, не самый плохой вариант, я видывал проводников и с более причудливыми уродствами. Например с головой паука или со змеиным хвостом вместо рук. Да мало ли чего может выдумать тот, кто рожден от союза смолы и болотного перегноя.

Проводник вытянул руку и задвигал пальцами требуя оплаты.

— Дважды не подаю, — предупредил я.

Слепец осклабился. Его пальцы вновь заходили ходуном.

Монета возникла из ниоткуда, как на представлении базарного ловкача — почерневший метал с затертым ликом.

***

Даже будучи слепым проводник хорошо ориентировался в здешних дебрях. Чем выше мы поднимались в горы, тем уже становилась тропа. Вскоре, мы уперлись в первый порог — прямая каменная стена в три человеческих роста. Гладкая словно зеркало, совсем крохотные выступы — не зацепишься. Я покосился на проводника, а тот, раскрыв пасть — уставился на меня. Ему, наверное, было ужасно интересно: как я собираюсь выходить из подобной ситуации? Конечно можно было использовать его загривок в качестве лестницы, но шутить с проводником не имело никакого смысла. У псов ведь не бывает улыбок.

Прогулявшись вдоль преграды шагов тридцать, я обнаружил иной способ продолжить путь. Огрызок сухого дерева торчал прямо из скальной породы, словно больной зуб.

Смастерив лассо, мне не составило труда накинуть кольцо на клык. С третий попытки все получилось. Затянув петлю я уперся ногами в камень и стал медленное восхождение. Шаг за шагом, фут за футом.

Вывернув голову, словно хитрый ворон, слепец с интересом наблюдал за моими потугами, а потом внезапно пронзительно закричал и взмахнув руками, в одну секунду, очутился на выступе. Я не успел заметить момент прыжка, но его тень резко пронеслась так близко, что я ощутил неприятный запах гнили.

Протянув руку, мне удалось зацепиться за его клюку. Проводник с легкостью вытянул меня, поставив на выступ.

Дальнейший путь мы проделали без особых приключений. Продравшись сквозь заросшую каменную тропу, уже через час вышли к приземистому деревянному дому. Его крыша слегка покосилась, а в истлевших досках виднелись гигантские щели заросшие мхом. Но даже безжалостное время не сломило пристанище местного мракобеса.

Я хорошо помнил те времена, когда в Приречье пришло зло. В ту ночь мы остановились у Рьяного речного порога, всего в паре лиг от городка поселенцев. Никогда не забуду вкрадчивую тишину и невероятную, природную благодать. Никаких случайных гостей — я был уверен, что до подданства мы доберемся без особых приключений. Хотя, не скрою, внутреннее беспокойство все же присутствовало, вынуждая меня быть начеку.

Проворочавшись на жесткой хвойной подстилки до самого утра, я так и не смог ухватиться за сон. И оказалось не случайностью.

Оказавшись на берегу реки, я заметил среди волн крохотную точку. Это был ребенок. Уже не сопротивляясь стихии, он безвольно плыл по течению на встречу широким спинам валунов.

Только когда я спас его и вытащив на берег привел в чувства, понял какую ошибку совершил. Мой компас пульсировал не хуже вздувшейся вены.

Суккуб очнулся быстрее, чем его бренное тело. Прокашлявшись, он уставился на меня стеклянными глазами и произнес те самые слова, что я повторил сегодня его проводнику.

В ночной час суккубы покидали захваченные тела и человек оставался один на один со своими страхами и сомнениями. Уж не знаю, каким образом мальчик оказался на грани гибели — желал ли сам расстаться с жизнь, или это произошло случайно. Но если бы суккуб лишился своей оболочки из крови и плоти, ему бы надолго была заказана дорога в наш мир…

Однако случилось так как случилось и теперь этот мальчик вновь стоял передо мной. Он нисколько не изменился — разве что слегка подрос. На его лице возникла добродушная улыбка, и он любезно пригласил меня внутрь.

Убранство дома выглядело весьма скромно. Стол, стулья и несколько открытых шкафов с посудой. Кое-где виделись пучки сухих трав источавших горьковатый аромат, но главное — по всему периметру была развешена сушенная рыба. Никогда не слышал чтобы демоны страдали от голода. Впрочем, это был самый оптимальный способ поддерживать работоспособность выбранной им оболочки.

— Проходи и располагайся, пыльный странник, — произнес мальчик, указав на деревянный стул.

Я не стал возражать. Сам суккуб запрыгнул на стол и скрестив ноги крестом, с интересом уставился на меня. Тем временем, проводник остановился возле прихожей, вытянулся струной и застыл. Теперь он напоминал старый дорожный плащ, который небрежно повесили на крючок, отложив его чистку на другой день.

— Итак, ты произнес — долг, — осторожно начал хозяин.

— Да, все верно, но сначала это слово произнес ты. — Мой ответ вызвал у мальчика живой интерес.

— Не стоит, я прекрасно помню тот рассвет, — ответил он. — Знаешь, а я вот все гадаю: каким ветром тебя тогда занесло в наши края?

Мои плечи потянулись вверх, но суккуб продолжил разговор. Ответ ему был не столь интересен. В отличие от простых смертных, исчадия не верили в судьбу или жизненное проведение. Их интересовали лишь прагматичные причины, и только они.

— Ну поведай мне, муренмук: твоя остановка ведь была вынужденной? И ты не собирался разбивать лагерь в том самом месте?

— На сколько я припоминаю, в тот день у нас сломалась ось, — честно ответил я.

Мальчик кивнул:

— Я так и думал. Но ты нашел кузница еще до первых сумерек. Поломка ведь оказалась несложной.

— Так и было.

— И вы могли вновь отправляться в путь, но замешкались. Скажи, что вам помешало?

Нахмурившись, я попытался возродить в памяти этот эпизод. Суккуб оказался абсолютно прав — существовала какая-та причина. Должна была существовать…

Призрачные образы, как вытащенные из старого шкафа пыльные вещи, ворохом повалили наружу. Небольшая опушка, извилистая колея и фырчащие от нетерпения лошади. Почему мы решили устроить ночлег?

Я ведь уже седлал лошадей и готов был ударить хлыстом, когда раздался протяжный скрип, словно где-то неподалеку возникла дверь на ржавых петлях. Массивное дерево, большое в обхвате но пустое внутри, слегка покосилось и накренилось еще сильнее.

Не прошло и минуты, как оно медленно завалилось, перегородив нам путь.

Задумчиво уставившись на столешницу, мальчик долго молчал, а потом спросил:

— Скажи, звездный брехун, ты веришь в судьбу? В истину, будто в мире все предрешено и мы лишь глупые марионетки, которые лишены собственных поступков. Говорят, что нас просто дергают за ниточки старые боги. А новые позволяют им это делать.

— А почему ты спрашиваешь именно меня? — удивился я.

— Не скромничай. Все же прекрасно знают, что вы родом с далеких светил. С этих маленьких крупинок, которые радуют глаз ночью и навивают сон в предрассветный час.

— Думаешь, оттуда легче разглядеть истину?

— Вряд ли, — покачал головой суккуб. — Если ты слеп и не в силах различить очевидное на расстоянии вытянутой руки, то не помогут никакие расстояния.

Я едва заметно улыбнулся:

— Хорошее сравнение… правильное.

Но мой ответ не понравился мальчику. Он совсем по-взрослому нахмурился, потупил взор и тихо сказала:

— Стало быть, ты такой же калека как и все мы.

Спорить с этим было бессмысленно.

Покинув стол, суккуб подошел к заросшему бурьяном окну и немного потоптался на месте. Его задумчивый взгляд уткнулся в меня, а затем перекочевал на дорожную сумку.

— Пожалуй, перейдем к делу: чем я могу отплатить за твое благородство, муренмук?

Выдохнув, я почувствовал как бешено заколотилось сердце. Суккуб мог отказать мне в просьбе и выставить за порог без единого шанса. И даже если бы я решил открыто угрожать ему, то добился лишь праведного гнева. Мальчик всего-навсего обертка, как кафтан для благородного господина. Вытряхну это существо из одного, оно найдет себе другую одёжу. Может быть менее удобную, но другую. Так что вынудить суккуба дать обещание, ни пытками, ни пустыми угрозами, — вот главная удача этой сделки.

— Мне нужен исключительный нюх.

— Ухты, неужели перегрин решил устроить настоящую охоту? — на лице мальчика промелькнуло удивление.

— Я бы назвал это иначе… Мне лишь нужно найти одного человека.

— А, — суккуб разочаровано закатил глаза, — родственный узы. Всегда забываю об этой человеческой слабости. Хоть ты и пришелец, муренмук, и кажешься таким таинственным, но все это дым. Ты такой же как все. Человек — кладезь пороков и самобичевания. Разве не так?

— Так, — отпираться было бессмысленно, мальчик видел меня на сквозь. Я мысленно улыбнулся — так даже проще. Не нужно ничего выдумывать. Впрочем, вранье он бы сразу учуял, как бы я не старался его завуалировать.

— И без меня никак не справиться? У тебя ведь столько забавных механизмов в этой твоей дорожной котомке. Разве нет?

— Попробовать конечно можно, но зверь уж больно изворотливый.

— Вот как? В наши дни это большая редкость. Ладно, услуга за услуг. Долг погашен. Я даю свое согласие. Нюх твой.