У Марианны возникло предчувствие неминуемой катастрофы. Она ненавидела всякую шумиху вокруг своей персоны; такая чрезмерная стыдливость на первый взгляд противоречила тому факту, что она блогер. Тем более когда человек вроде нее ведет несколько блогов. У нее был основной блог, нечто вроде “университета по приколу”, где она выстраивала параллели между классикой и поп-культурой. Его она предъявляла с гордостью, вешала в соцсетях. Значит, через него Кристоф Гонне ее и узнал. Второй блог был посвящен сексуальности и приносил ей немного денег. Но там ее личные данные, естественно, нигде не фигурировали. Это стало почти интернет-традицией – никогда не называть ни фамилии, ни имени; разве что ты журналист, как Кристоф Гонне. Сеть была пространством, максимально отрезанным от офлайна. Даже шутка такая ходила: “В интернете никто не узнает, что вы – собака”. Можно вести двойную жизнь под ником “Звезда пустыни” и забывать, что на самом деле тебя зовут Робер и ты счетовод в департаменте Луар и Шер. В этом-то вся прелесть и заключалась.
Из-за этой двойной жизни возникали и ситуации, подобные нынешней: Кристоф Гонне не знал, что несколько месяцев тому назад уже связывался с Марианной через ее блог о сексе, просил разрешения перепечатать один из ее текстов. Он даже предлагал ей писать для своего сайта, но тогда ей было некогда, слишком много дел: сначала она изменяла своему парню, а потом разруливала ситуацию. Ну и доразруливалась – умереть не встать: в итоге он в конце июня просто взял и вышвырнул ее за дверь.
Она взглянула на ссылку в мейле и сразу заметила слово
Как в порно.
Как в “увидишь этот ролик – жить не захочешь”.
Она решила кликнуть, но закрыла глаза. Спустя несколько секунд приоткрыла один глаз, и зрелище собственной задницы в свободном сетевом доступе заставило ее снова зажмуриться.
Нет.
Пожалуйста.
Только не это.
Даром что она в двенадцать лет от роду выбрала для себя атеизм, теперь она молилась так, что перед ее исступлением скрючилась бы от зависти святая Тереза из Лизье. Умоляла Бога, чтобы, когда она откроет глаза, все, что ей привиделось, исчезло.
Она открыла глаза, и Бог ответил: “Пошла в жопу”.
Перед ней, нос к носу, была она сама, стонущая от удовольствия.
Она с сухим щелчком захлопнула крышку лэптопа. Ей не нужно было смотреть видео, она и так его знала. Даже копию сохранила у себя на жестком диске. Они с Готье записали его три года назад, в те благословенные времена, когда все выходные напролет занимались любовью, безудержно познавая тело друг друга. Они тогда пребывали на хорошо известной стадии начала совместной жизни, стадии под названием “мы лучшая пара на свете, вы раздавлены нашим совершенством, преклоняйтесь перед нами, к тому же мы так прекрасны, что надо непременно сохранить частичку чуда на память”; теперь, значит, эта частичка приняла форму порноролика.
Вопрос в том, каким образом эта мерзкая скотина Кристоф Гонне – при мысли о том, что он все видел, ее передернуло, – в общем, как оно у него оказалось. Что это за сайт и как туда попала ее жопа.
Логичные практические вопросы, позволяющие не сразу осознать ту абсолютную катастрофу, какой был этот ролик в открытом доступе.
Она снова открыла комп и написала Кристофу ответ; спросила, могут ли они поговорить в каком-нибудь приватном чате. У нее не было ни малейшего желания с ним объясняться в чате
*Кристоф подключился к каналу #miseaupoint
< Кристоф > Работает?
< Марианна > Да
< Кристоф > Ок…
< Марианна > Может, объяснишь, что это за хня?
< Кристоф > Ну… это чат IRC, который
< Марианна > Кретин! Я про ролик. Может, объяснишь, какого хрена ты мне шлешь подобное видео?!!
< Кристоф > Э, по-моему, мы друг друга не поняли. Я тут ни при чем. Случайно попалось. Вообще-то скорее я хотел тебе задать пару вопросов…
< Марианна > А, ну да. Конечно. Случайно попалось, и ты меня случайно узнал.
< Кристоф > Именно так.
< Марианна > Ты меня совсем за дуру держишь? А мне вот кажется, что ты взломал мой комп, добыл видео и выложил его в интернет. БОЛЬНОЙ НА ВСЮ ГОЛОВУ.
< Кристоф > Чего?! Да ты спятила! Ничего подобного! Зачем мне это делать? Мы даже не знакомы.
< Марианна > Я веду блог, уж кто-кто, а я знаю, у скольких БОЛЬНЫХ НА ВСЮ ГОЛОВУ, вроде тебя, фиксация на девушках. Я звоню в полицию, ты попал.
< Кристоф > Ох… Остынь
< Марианна > Ок. Ты убираешь видео с сайта и стираешь его вообще. Даю 15 минут. Если через 15 мин. оно еще будет на сайте, звоню в полицию.
< Кристоф > Но я не могу его убрать, не я его вешал.
< Марианна > 14 мин. 45 сек.
< Кристоф > НИЧЕГО не могу поделать.
< Марианна > тиктактиктактиктак
< Кристоф > хочешь, могу послать мейл админам сайта, чтобы тебе помочь.
< Кристоф > ау? Ты тут?
< Марианна > “ваш собеседник в данный момент беседует с полицией”
< Кристоф > Ок, если это я, зачем мне писать тебе на мыло?
< Марианна > это главный принцип харрасмента. Жертва должна знать, что ее домогаются.
< Кристоф > но зачем под своим именем? Я мог назваться кем угодно.
< Марианна > чтобы внушить мне доверие.
< Кристоф > тебя в детстве от паранойи не лечили, нет? Можешь звонить в полицию, если тебе так нравится. Но помочь я тебе почти ничем не могу. В крайнем случае могу запросить у админов IP-адрес, с которого выложено видео, и попробовать его вычислить.
< Марианна > хочу, чтобы эта мерзость исчезла прямо сейчас.
< Кристоф > знаю. Понимаю. Но не вижу, что можно сделать. Погоди… наверно, знаю одного чела, который мог бы помочь. Или хотя бы срочно что-то подсказать. Он довольно хорошо шарит в компах. Спросить его?
< Марианна > = послать ему ссылку и пусть он смотрит ролик. НЕТ.
< Кристоф > других способов нет.
Пауза на несколько минут: Марианна перечитывает разговор. Стоит ли доверять этому парню, свалившемуся невесть откуда?
< Марианна > мне плакать хочется. И тошнит. Ты даже не представляешь, как на меня подействовало.
< Кристоф > это наверно ужасно
< Марианна > твой дружбан, он кто?
< Кристоф > он не дружбан. Мы знакомы по интернету, он для меня пишет на технические темы. Программист, по-моему. Ни разу с ним не встречался, но у него талант, точно. Если хочешь, посмотрю, в сети ли он, и позову в наш чат. Сама решишь, доверять ему или нет.
< Марианна > не знаю
< Кристоф > слушай, если ничего не делать, его и другие посмотрят…
< Марианна > знаю. Представляю, как они все сидят дома, смотрят на меня и… буээ…
“Заколебали, блин, как же они меня заколебали… хоть об стену убейся, как заколебали… и как подумаешь, что однажды умрешь, тоска берет, а мне уже девятнадцать, и я трачу время на всю эту херню. Лучше прямо сейчас удавиться поливальным шлангом”.
– Поль, если тебе с нами скучно, так и скажи…
Поль посмотрел на мать. Она мешала в глиняной миске салат из макарон. Они сидели за столом в саду, под зонтиком, который отец полчаса наклонял под таким углом, чтобы идеально защитить их от последних бледных лучей солнца, притом что час назад все они пошли и надели по второму пуловеру.
– Угу… ну да, вот именно…
– Поль!
– Ок… Проехали. Я веселюсь, как укурок, я переживаю один из самых ярких моментов в жизни. Нет, я правда сроду так не веселился, как сейчас, с вашими беседами об арабо-израильском конфликте под макароны.
– Поль! Ты грубишь.
– Нет, мама. У меня депрессия. Совсем другое дело.
При слове “депрессия” отец поднял голову от тарелки, словно услышал зов. Он был психиатром и считал определенный набор лексики как бы синонимом собственного имени. В его голове “Эй, Ален Гедж, привет!” легко заменялось на “у него/нее склонность к депрессии”, “у него/нее абулия”, “он/она не справляется с эдиповым комплексом”. Полю казалось, что все это действует как кодовые слова, активирующие убийц, разве что у отца они активировали “архиважный” тон.
– Депрессия – не вполне точный термин, но у тебя действительно присутствует склонность изолироваться от мира, от принципа реальности, создавать себе виртуальный, всецело фантазматический мир.
Мать кивнула и добавила, накладывая ему в тарелку салат:
– Отец хочет сказать, что ты целыми днями ничем не занят. К тому же ты из-за этого такой бледный и тощий, что просто страшно. Чем дальше, тем больше похож на тень.
Поль попытался отодвинуть тарелку, но мать положила ему еще салата.
– Нет, я занят.
– Нет, – отрезала мать, направляя в салатницу струйку оливкового масла. – Сидеть перед компьютером не значит заниматься. Посмотри на свою позу. Ты пассивно сидишь у экрана.
– По-моему, ты путаешь компьютер с телевизором. Информатика – это совсем не то.
Отец Поля, склонившись над тарелкой, насмешливо помахал вилкой.
– А по-моему, сын, главное – чтобы ты понял, от чего пытаешься убежать.
Поль молча посмотрел на него, потом криво усмехнулся:
– Ты правда хочешь, чтобы я сказал?
Деревянная лопатка, которую держала мать, внезапно опустилась ему на руку. Он вскрикнул – от неожиданности и от боли одновременно.
– Поль! Второй раз! Прекрати грубить!
– Блин, мама, ты совсем больная! Крыша съехала! А потом удивляешься, что я хочу от вас сбежать?! Да мне от вас блевать хочется, я вас не переношу, меня все у вас бесит!
Мать снова занесла лопатку, но отец жестом остановил ее и благодушно улыбнулся:
– Прекрасно, Поль. Тебе надо взглянуть в лицо собственному гневу. Дорогая, ты не передашь мне розового?
– Конечно. Не знаю, правда, хорошо ли охладилось, такое впечатление, что холодильник неважно работает. Надо бы вызвать мастера.
Поль оторопело смотрел на них. Он с силой сжал нож; ему стоило огромного усилия не встать, не обойти стол и не зарезать их обоих по очереди. Главное, не промазать, а то с отца станется прохрипеть, булькая хлынувшей из горла кровью: “Прекрасно, Поль, чтобы двигаться вперед, надо убить отца”. Блин, ну зачем он опять согласился ехать с ними на каникулы? В какой момент мозг убедил его в том, что лучше на месяц заточить себя в их ла-рошельской халупе, чем весь август сидеть одному в Париже? Полю девятнадцать, из них добрых десять лет его от них тошнит, так зачем? В сотый раз за эту первую неделю каникул он перебирал в голове причины, заставившие его терпеть эти крестные муки.
У него не было ни гроша.
И эти гниды держали его за бабловые яйца – если, конечно, у бабла есть яйца. Потому что эти уроды не давали ему денег снять квартиру (хотя средств у них было выше крыши), и он жил с ними. И потому, что они, отправляясь в августе, как всегда, в свой гребаный дом в Ла-Рошели, сказали Полю: “Дорогой, поступай как знаешь, ты не обязан с нами ехать. Можешь остаться дома. Но нам хочется немного помочь тебе стать самостоятельным. Поэтому, если ты остаешься, оплати сам счета за электричество, газ и телевидение”. Ну не мегаизвращенцы, а?
Мать положила ему еще изрядную ложку макарон поверх едва початой горы предыдущих, и Поль взглянул на нее так, словно она решила плясать голой посреди улицы. Они ненормальные, другого объяснения он не видел. Отец протянул ему “Монд”.
– Тебе нужно проявлять побольше интереса, знаешь ли, – сказал он, не уточняя, что имеется в виду – бумажная пресса или состояние мира.
– Вот-вот, Поль, папа прав. В Ливане уже месяц война, а тебе, можно сказать, все равно!
– Можно сказать, да, – подтвердил Поль.
– Я понимаю, в молодости не хочется слушать про войну, даже если она уже почти на пороге. Но ты должен прочесть открытое письмо Бернара-Анри Леви к правительствам, очень яркий текст. И потом, в настоящем есть не только негатив. Вот, например, – и отец потыкал пальцем в статью, оставив на ней жирное пятно, – министр экономики заявляет, что в этом году будет создано двести тысяч новых рабочих мест. Потрясающе, правда?
Поль промолчал. Он прекрасно знал, к чему клонит отец, заводя эту вполне невинную на вид беседу об экономической конъюнктуре.
Мать тут же подхватила:
– Может, по такому случаю начать искать работу?
Ну вот, подумал Поль и начал есть.
Отец забрал газету и стал читать вслух:
– “Все показатели положительные, уточнил министр, заявив в пятницу, что экономический рост во втором квартале составил от 1,1 до 1,2 %, что значительно выше ожидаемых 0,7 %. Рост позволит увеличить занятость, что, в свою очередь, поддержит потребление; экспорт достиг рекордных значений, предприятия могут и далее расширять свою деятельность”.
– Красота! – воскликнул Поль. – Горю желанием сию минуту бежать в бюро по трудоустройству. Ах ты, черт, нет! – добавил он, хлопнув себя по лбу. – Не могу, вы явно забыли, так я напомню, просто так, к слову, я вообще-то студент.