Помоги проекту - поделись книгой:
Белл встал и подошел к Орхидее. Она вся дрожала от негодования и не поднимала глаз.
– Рассчитайте меня, пожалуйста, Деймос, и я пойду, – проговорила она.
– Ты придешь завтра? – спросил хозяин дома, доставая четыре соверена.
– Нет.
– Тогда ты их не получишь. Так я буду уверен, что ты вернешься.
– Зачем Вам все это? – взбунтовалась Орхидея. – Зачем Вы мучаете меня? Я прошу рассчитать меня и найти другого преподавателя музыки!
Белл обнял девушку за талию и попытался поцеловать, но она резко отстранила его и тут снова заметила тот самый огонек в его глазах.
– Вы пугаете меня, – произнесла Орхидея и направилась к выходу.
Но Деймос схватил ее за запястье, когда она уже открыла дверь, и захлопнул дверь снова.
– Мы не закончили, – сказал он таким тоном, что мурашки побежали по коже девушки. – Я заставлю тебя подчиниться мне. Ты должна полюбить меня!
– Я ничего Вам не должна. Отпустите меня!
Белл в очередной раз примкнул к губам Орхидеи и больно сжал ей руки за спиной. Ей не удавалось расцепить их, поэтому пришлось обороняться ногами, вернее коленками. Но Деймос словно не чувствовал удары в пах, лишь сильней сжимал несчастную. Наконец, она каким-то образом высвободилась и побежала наверх, так как выход был перекрыт. Орхидея забежала в хозяйскую спальню и пыталась запереть ее, однако Белл словно бы силой внушения распахнул дверь настежь.
– Не подходите ко мне! – кричала девушка, запрыгнув на высокую кровать и топая по ней ногами в исступлении.
– Мне надоело ждать, – жестко произнес Деймос. – Спускайся!
Он пытался ухватить Орхидею за полы платья, но она уворачивалась. В конце концов она спрыгнула и помчалась к выходу из комнаты, случайно задев настольную лампу. В этот момент Белл сбил ее с ног и навалился всем телом. Девушка неистово закричала; от нехватки воздуха позвать на помощь не получалось. Тогда ей под руку попалась та самая лампа, и Орхидея со всей силы ударила хозяина дома стальной подставкой по голове. Он сник.
Перепуганная заложница выбежала и чуть не упала с лестницы, но ухватилась за перила. Только очутившись за порогом дома, она позволила себе отдышаться. Немного погодя, Орхидея решила оглянуться. Погони не было. Внезапно ей пришла мысль, что она убила Деймоса. «Господи, что я наделала?» – зашептала она. Никто не знал, что она преподает в Белл-Лодже, кроме хозяина и нее самой. Но что, если его крестнице известно об уроках музыки… Орхидея побелела. Она долго сопротивлялась желанию проверить свои опасения и в конце концов сдалась.
Отворив дверь, она тихо зашла внутрь и огляделась. В доме царила тишина, тогда Орхидея поднялась по лестнице и подошла к спальне Белла. Он лежал там же на полу, не подавая признаков жизни. Девушка прижала пальцы к губам и заплакала.
– Деймос, очнитесь! – призывала она, присев возле него на коленях. – Прошу Вас, очнитесь!
Но он не открывал глаза. Приблизив ухо к его рту, чтобы проверить дыхание, Орхидея неожиданно потеряла равновесие. Это Белл опрокинул ее и прижал слабые ручки к полу.
– Не ожидала? – ухмыльнулся он.
Но Орхидея лишь кротко посмотрела ему в глаза, потом грустно отвернула взгляд в сторону и умоляюще попросила:
– Прошу Вас, убейте меня после того, как это случится.
Деймос ослабил тески и сел рядом с ней.
– Что ты со мной делаешь? – произнес он, зажмурив глаза. – Как ты это делаешь? Почему туманишь мой разум и заставляешь чувствовать?
Орхидея молчала и даже не смотрела на мучителя. Так они просидели на полу несколько минут. Потом Белл обреченно сказал, чтобы она умылась и что он довезет ее до дома. Девушка все так же молча выполнила его поручение и без сопротивления села в приготовленный экипаж.
Дома Орхидея устало поднялась в свою комнату и уснула. Мать не стала ее беспокоить, думая, что дочка устала после работы в городе. Про Деймоса Белла она так и не вспомнила, лишь знала, что труд дочери оплачивается, поскольку в доме за последние два месяца появилась много необходимой утвари и продуктов.
Во сне Орхидея сильно ворочалась. Ей приснилась встреча и разговор с Эдмонтом. Он предупреждал ее об опасности, а она отвечала ему, что его страхи уже оправдались, так как ее работодатель напал на нее. Но Эдмонт продолжал трясти бывшую узницу своего темного замка и что-то требовал.
– Проснись же! – требовал голос все настойчивее.
– Проснись, дочка! – пыталась разбудить мать. – К тебе пришли.
– Выгони его! – попросила Орхидея, протирая глаза.
– Кого его, Хайди? К тебе пришла девушка.
– Девушка?
На диване в гостиной сидела красивая темноволосая девушка в муслиновом платье цвета заката и обмахивала себя веером.
– Я могу Вам помочь? – спросила Орхидея, удивленно глядя на незнакомку.
– Вы Орхидея Скалли? – улыбнулась девушка и протянула руку. – Меня зовут Элизабет. Деймос Белл – мой опекун.
Орхидея нехотя ответила на рукопожатие и предложила чаю. Элизабет согласилась. Когда чай с молоком был подан, гостья продолжила:
– Видите ли, мой опекун рассказал мне о случившемся позавчера.
– Позавчера? – удивилась Орхидея. Видимо она проспала больше суток и боялась представить, как сейчас выглядит.
– Да. Он признался в недозволенности своего поведения, и ему очень стыдно было об этом говорить.
– Простите, но мне кажется, что я не первая бедная девушка, в отношении которой он позволил себе такое поведение, – констатировала Орхидея и хлебнула чаю.
– Вы не правы, – пыталась оправдать своего крестного Элизабет. – Он не такой негодяй, как вы думаете, иначе я бы не любила его так сильно, как только дочь может любить отца. Вы любите своего отца? – вдруг спросила она.
Орхидею будто ножом ударили в сердце.
– Он умер, – еле выговорила она.
– Простите меня! – умоляла гостья и положила ладонь на руку собеседницы. – Я вам сочувствую, ведь мои родители тоже погибли, когда я была еще ребенком. Я знаю, как это тяжело.
– Спасибо! Но я все равно не понимаю, зачем вы пришли ко мне, Элизабет? Я не собираюсь жаловаться на Деймоса, если это причина вашего визита.
– О, конечно же, нет! Он через меня просил извиниться перед вами, а также передать четыре соверена за прошлый месяц занятий.
Орхидея взяла монеты.
– Поблагодарите его, – произнесла она, – и передайте, что я прощаю его.
Элизабет радостно обняла собеседницу и собралась уходить.
– Простите, мы нигде не могли видеться? – вдруг спросила Орхидея, провожая гостью.
– Боюсь, что нет. Я практически не живу в графстве, лишь изредка навещаю опекуна.
После ухода крестницы Деймоса, Орхидея решила написать ему письмо, где лично сообщала о том, что не держит на него зла и благодарит за расчет.
Глава VII
Прошло три месяца. Деньги потихоньку заканчивались, и Орхидее вновь пришлось задуматься о работе. Она снова разметила объявление в центральном сквере города и стала ждать извещений. Но никто не писал и не приглашал ее на работу. Тогда она сама написала в несколько пансионов, где предлагала свои услуги, но и там ей ответили отказом, поскольку у девушки не было рекомендаций.
Однажды утром она выехала на дилижансе в столицу графства и стала просто наведываться в дома, чтобы узнать, не требуется ли кому-нибудь гувернантка для их детей.
– Есть ли у Вас рекомендации? – спрашивали родители.
– Нет, но…
– Простите, но мы не можем впустить в дом чужого человека, – холодно и любезно отвечали Орхидее.
Она вспомнила, как ее отец бродил по этим же улицам, предлагая свои услуги, когда дочери было 7 или 8 лет. Он никогда не унывал и сейчас, наверняка, приободрил бы ее. А ведь он отвечал не только за себя, но и за свою семью. Орхидея помнила собственную клятву о том, что не позволит голодать ни матери, ни себе, поэтому приняла разумное, но тяжелое решение обратиться к Деймосу Беллу.
Он принял ее с радостью, несмотря на прошлые недомолвки, но поскольку не нуждался больше в музыкальных занятиях, предложил ей должность экономки, которая предполагает практически постоянное проживание в доме хозяина. Орхидея согласилась.
По вечерам она рассказывала ему о том, как переживала смерть отца, умолчав про похищение Демоном, о перипетиях своей жизни, произошедших в последние три месяца: о том, как помогла ей щедрая оплата Беллом ее преподавательских услуг, ведь полученными соверенами она расплатилась с арендодателем на несколько месяцев вперед, выкупила папин фаэтон и лишь треть из средств оставила на пропитание, вещи и уголь.
– Я расскажу тебе историю намного печальнее твоей, – сказал как-то Деймос. – Ты сама решишь, верить в нее или нет, и, надеюсь, ответишь потом на мои вопросы откровенно:
«Много лет назад, когда я впервые приезжал в Лондон для оформления наследства, доставшегося мне от отца, жуткая картина предстала передо мной: запах бензина и железа, зловоние немытых тел, и одновременно аромат пищи. Задыхаясь от этой вони, я шел от станции в сторону центра и заметил маленькую девочку лет десяти-одиннадцати. Она, словно дикий звереныш, отскакивала с дороги, заслышав скрежет колес и гудки поездов, и, наоборот, мчалась на громкие крики носильщиков и вопли уличных торговцев, издавая пронзительные жалобы в унисон с остальными попрошайками и нищими. Здесь царила невероятная суета, однако каждый был занят своими делами. Девочка эта кидалась под каждый кеб и просила отвезти ее в какой-нибудь ночлежный дом, потому что она изнывала от холода и голода. Извозчики презрительно на нее смотрели и старались объехать.
Вот она огляделась вокруг и заметила меня, пытаясь найти какого-нибудь внушающего доверие человека. Переборов страх, девочка медленно побрела по мостовой и остановилась возле меня.
– Я готова продать душу Дьяволу, – вдруг сказала она, глядя мне прямо в глаза. – Я готова убить и солгать, сэр, лишь бы выбраться из этого смрада навсегда.
Я отдал ей свою мелочь, – несколько шиллингов и пенсов, – и пошел дальше.
Через пару дней моего пребывания в столице я снова заметил ее. Улица превратилась в грязное болото, которое не успевало высохнуть. К запаху немытых тел прибавился зловещий запах смерти, который исходил от находящегося неподалеку мясного рынка. Я встретился взглядом с малышкой; она ела рыбную голову и картофелину и улыбалась мне.
– На Ваши деньги я купила себе поесть, – сказала она, подойдя ближе, – а еще помылась в бане возле пивной.
Я молчал, лишь дивился, как по сути ребенок может смотреть и говорить, как взрослый.
– Позвольте мне проводить Вас! – продолжала она.
Я позволил. Шествуя по широкой торговой улице, девочка то и дело оглядывалась на меня и просила не исчезать во тьме. Возле одной из лавок она остановилась и купила печеный каштан. С приближением сумерек улицу начали освещать старые масляные фонари, внутри которых коптилось красное пламя. Дальше стали появляться и новые газовые фонари, горевшие ярким белым огнем.
На одном из мрачных переулков я свернул. Она следовала за мной неотступно. Показался мой отель, и швейцар впустил меня, перегородив вход для девочки.
– Он мой отец, – уверенно бросила она и обошла служащего.
Моя первая попытка заговорить с ней, когда мы вошли в номер, не удалась. Малышка быстро прошла в спальню и растянулась на кровати, тут же забывшись крепким сном. Кровать была большая, поэтому я лег с другого края и слушал ее дыхание, пока не уснул.
Проснулся я рано утром от нескончаемого потока слов девочки.
– Я была так слаба, – говорила она, – что ноги меня еле держали. Но мама безжалостно вела меня дальше по незнакомой улице. Она так на меня смотрела! В ее глазах сквозила такая ненависть, а ведь в том, что сделал со мной пьяный отец, не было моей вины. Нацепив на меня какие-то грязные вещи, мать продала меня толстому джентльмену за три гинеи и даже не обернулась уходя. Он привел меня в неприглядную коморку и дал мыло и воду, чтобы я помылась. Когда я закончила, он вошел в комнату и нагло уставился на меня, потом бросил какую-то тряпку и велел подышать в нее. Очнулась я от сильной боли, которую тело мое уже помнило. Кто-то рядом жутко кричал, и я хотела, чтобы он, наконец, умолк, но он кричал еще громче. Потом я поняла, что это кричу я, потому что толстяк, который был на мне, приказал заткнуться. У меня просто кровь застыла в жилах от страха. Я замолкла, но душа моя издавала неистовые крики отчаяния. Когда всё было кончено и он уснул, я вновь надела на себя пропитанные сыростью тряпки и сбежала. Я бежала долго, не разбирая дороги, пока не рухнула в какую-то яму. В этой яме стояла неописуемая вонь. Она исходила от мертвых тел кошек и собак. Грязные ребята с темными тревожными глазами рассмеялись, увидев меня, но подали мне палку, чтобы помочь выбраться. Они привели меня в свою ночлежку, и я стала их сестрой – одной из тысячи голодных, никому не нужных созданий.
Я лежал рядом с ней и не мог поверить, что она все это пережила.
– Потом я встретила Вас, сэр, – продолжала она и поцеловала меня в лоб и губы, обхватив холодными ладошками мое лицо. – Теперь я Ваша, мой господин. Я поняла это, как только увидела Вас.
Я стал ее опекуном. Как ты понимаешь, это была Элизабет».
Орхидея сидела, закрыв руками рот от изумления. Она мотала головой, словно не веря в услышанное.
– Но как это возможно? – всхлипывала она, давясь слезами. – Ведь она сама говорила мне, что ее родители погибли, а отца она любила!
– Я внушил ей это. Убедил, что грязное прошлое было лишь кошмарным сном. Иначе, взрослея с таким грузом памяти, она бы не пережила позора.
Собеседница Деймоса рыдала и все мотала головой. Он терпеливо ждал, пока она успокоится, и промокал своим носовым платком слезы на ее щеках. Придя в себя, Орхидея смотрела на него уже другими глазами.
– Из-за нее Вы не женились и не завели собственных детей? – спросила она.
– Отчасти. Я обещал заботиться о ней и не давать в обиду, а также посвящать ей свой досуг. Сейчас она выросла и живет своей жизнью, поэтому я могу наладить собственную.
Орхидея опустила глаза. Она догадывалась, о чем дальше пойдет речь и смутилась. Белл погладил ее висок, ладонью откидывая сбившиеся локоны.
– Я не хотел обидеть тебя тогда, – проговорил он. – И прошу прощения, если напугал.
– Не надо, Деймос. Все забыто.
– Скажи мне откровенно, я могу надеяться на твою взаимность в будущем?
– Я не знаю, – искренне ответила девушка. – Мое сердце в тисках другого чувства. Мне нужно время.
– Я мечтаю, чтобы ты полюбила меня, Орхидея. Дружба или уважение меня не устроят, понимаешь?
– Да. Просто…
– Просто что?
– Мое сердце несвободно.
– Где он? – вдруг резко спросил Белл. – И где он был, когда произошел тот неприятный инцидент? Почему не защитил тебя?
– Я не могу Вам всего сказать! – пыталась оправдать Эдмонта Орхидея. – Но он правда не мог. Кроме того, возможно, что он и вовсе позабыл меня.
– Позабыть тебя невозможно, – опроверг предыдущее высказывание Деймос. – Я тоже пытался, но не смог.
Орхидея влажными глазами смотрела на хозяина дома, и что-то в ней переменилось. Она уже не пыталась сбежать, когда он взял ее руки в свои и поцеловал каждую.
– Я подожду, сколько нужно, – ответил он на ее немой вопрос. – А вы с матерью ни в чем не будете нуждаться.
Поделиться книгой: