«Если нельзя, но очень хочется, то можно». Выпуск №1

Если нельзя, но очень хочется, то можно

© Интернациональный Союз писателей, 2017

* * *

Предисловие

Вряд ли российский читатель достаточно хорошо знаком с современной израильской литературой. Время от времени различные издательства выпускают книги признанных мастеров, уже зарекомендовавших себя в литературе, переводные антологии новых авторов, пишущих на иврите, но едва ли ошибусь, если скажу, что представление о русскоязычных израильских поэтах и прозаиках российский читатель имеет довольно слабое. Если какие-то книги отдельных авторов и издаются, то тиражи их невелики, и они тут же исчезают с книжных прилавков.

Интерес к таким авторам со стороны россиян вполне объясним. Авторы в подавляющем большинстве выходцы из различных регионов России, и то, что они пишут сегодня, это прежде всего послание своим землякам. Конечно же, переписки, телефонных звонков и редких посещений бывшей Родины для полноценного общения явно недостаточно.

Интерес к Израилю во всём мире велик, а уж со стороны россиян, почти у каждого из которых есть в Израиле друзья, знакомые и прежние сослуживцы, огромен.

Хоть библиография израильской литературы в российских изданиях и обширна, но, я бы сказал, грешит некоторой однобокостью. До последнего времени её представляли только авторы, пишущие на иврите. Мы не говорим сейчас о классиках еврейской литературы, писавших на идиш, таких, как Шолом-Алейхем, памяти которого был посвящён конкурсный отбор работ, представленных в этом сборнике.

Лет двадцать-тридцать назад это утверждение, может, и можно было считать верным, потому что при пропагандируемой в те годы идеологии «плавильного котла», когда не прекращались попытки создать единую израильскую монокультуру на основе иврита, русскоязычные авторы были как бы в стороне, их творчество не воспринималось всерьёз и считалось второстепенным по сравнению с литературой, создаваемой на иврите. Время показало ошибочность этой идеологии, и сегодня в Израиле с большим успехом выпускаются книги и периодические издания на русском, испанском, амхарском, грузинском и прочих языках – языках стран исхода для подавляющего количества населения страны. Работают национальные театры, культурные центры, творческие коллективы.

Но книга, которую вы держите сейчас в руках, в своём роде уникальна. Представленные в ней авторы – это молодая поросль израильской русскоязычной литературы. Многие имена не только неизвестны в России, но с ними пока мало знаком и израильский читатель. У многих представленных здесь авторов выпущено по одной-две книги, а есть и такие, для которых публикация в этом сборнике едва ли не первая серьёзная публикация.

Если на первых порах поднимаемые русскоязычными авторами темы были в основном бытовые – неустроенность репатриантов, знакомство с новыми реалиями и непривычным окружением, то сегодня авторы уже не гости, взирающие порой с недоумением, а порой и с неприязнью на новую для них страну. Сегодня это люди, твёрдо стоящие на ногах, всё больше и больше пускающие в эту землю корни и, безусловно, принявшие в себя и полюбившие этот крохотный клочок земли, для многих спорный и конфликтный, но – только не для них.

Среди авторов почти нет профессионалов, зарабатывающих на жизнь литературным трудом. Да и нигде сейчас в мире, наверное, нет такой возможности для пишущего человека. Но это ни в коей мере не сказывается на качестве текстов, в чём может убедиться придирчивый читатель книги.

Хочется поблагодарить Интернациональный Союз писателей и его руководителя Александра Гриценко за идею выпуска этой книги, за хлопоты и старания по отбору материала, за внимание к авторам и человеческую доброту.

И хоть принято относить авторов, живущих за границей, к литературе русского зарубежья, хочется верить, что нет литературы «тамошней» и «здешней», а есть только одна огромная и великая русская литература. Главное в ней – это любовь и бережное отношение к русскому языку. Если авторам-израильтянам удастся внести в неё свой скромный вклад и запомниться российскому читателю, значит, наши старания не пропали даром.

ЛЕВ АЛЬТМАРК,

член Союза русскоязычных писателей Израиля,

член Интернационального Союза писателей и координатор по Израилю

от Международной гильдии писателей.

Евгений Александрович Евтушенко

Русский советский поэт. Получил известность также как прозаик, режиссёр, сценарист, публицист и актёр.

Начал печататься в 1949 году, первое стихотворение опубликовано в газете «Советский спорт».

В 1952 году выходит первая книга стихов «Разведчики грядущего», – впоследствии автор оценил её как юношескую и незрелую.

В 1952 году стал самым молодым членом Союза писателей СССР, минуя ступень кандидата в члены СП. В последующие годы печатает несколько сборников, которые приобретают большую популярность: «Третий снег» (1955), «Шоссе энтузиастов» (1956), «Обещание» (1957), «Стихи разных лет» (1959), «Яблоко» (1960), «Нежность» (1962), «Взмах руки» (1962).

Произведения его отличает широкая гамма настроений и жанровое разнообразие. Первые строки из пафосного вступления к поэме «Братская ГЭС» (1965): «Поэт в России – больше, чем поэт», – манифест творчества самого Евтушенко и крылатая фраза, которая устойчиво вошла в обиход. Несколько поэм и циклов стихотворений посвящено зарубежной и антивоенной тематике: «Под кожей Статуи Свободы», «Коррида», «Итальянский цикл», «Голубь в Сантьяго», «Мама и нейтронная бомба».

С 1986 по 1991 год был секретарём Правления Союза писателей СССР. С декабря 1991 года – секретарь правления Содружества писательских союзов. С 1989 года – сопредседатель писательской ассоциации «Апрель». С 1988 года – член общества «Мемориал».

14 мая 1989 года с огромным отрывом, набрав в 19 раз больше голосов, чем ближайший кандидат, был избран народным депутатом СССР от Дзержинского территориального избирательного округа города Харькова и был им до конца существования СССР.

В 1991 году, заключив контракт с американским университетом в г. Талса, штат Оклахома, уехал с семьёй преподавать в США, где и проживает в настоящее время.

Сторож Змиёвской Балки

Когда все преступленья замолятся?Ведь, казалось, пришла пора.Ты ответишь ли, Балка Змиёвская?Ты ведь Бабьего Яра сестра.Под землей столько звуков и призвуков,стоны, крики схоронены тут.Вижу – двадцать семь тысяч призраковпо Ростову к той балке бредут.Выжидающе ястреб нахохлился,чтобы выклевать чьи-то глаза.Дети, будущие Михоэлсы,погибают, травинки грызя.Слышу всхлипывания детские.Ни один из них в жизни не лгал.Гибнут будущие Плисецкие,гибнет будущий Марк Шагал.И подходит ко мне, тоже с палочкой,тоже лет моих старичок:«Заболел я тут недосыпалочкой.Я тут сторож. Как в пепле сверчок».Его брови седые, дремучие,а в глазах разобраться нельзя.«Эти стоны, сынок, меня мучают,и ещё – как их звать? «Надпися».Я такого словечка не слыхивал,ну а он продолжал не спеша:«Сколько раз их меняли по-тихому,эти самые «надпися».Почему это в разное времяколготились, незнамо с чего,избегаючи слова «евреи»,и вымарывали его?Так не шла к их начальничьей внешностисуетня вокруг слова того.А потом воскрешали в поспешности.Воскресить бы здесь хоть одного.Жаль, что я не умею этого.Попросить бы об этом небеса!Я бы тратить всем жизнь посоветовална людей, а не на «надпися».Ростов, 13.12.14. Написано к Международному проекту «Мужество помнить!»

Медсестра из Макеевки

Кусками схоронена я.Я – Прохорова Людмила.Из трех автоматов струяменя рассекла, разломила.Сначала меня он подшиб,наверно, нечаянно, что ли,с пьянчугами в масках их джип,да так, что я взвыла от боли.Потом они, как сгоряча,хотя и расчетливы были,назад крутанув, гогоча,меня хладнокровно добили.Машина их вроде былабез опознавательных знаков,и, может, я не поняла,но каждый был так одинаков.Лицо мне замазав золой,накрыли какою-то рванью,и, может, был умысел злойлишь только в самом добиваньи.Конечно, на то и война,что столько в ней все же оплошно,но мудрость немногим дана,чтоб не убивать не нарочно.Я все-таки медсестрас детишками в интернате,но стольких из них не спасла —СПИД въелся в их каждую матерь…За что убивают детейродительские болезни —дарители стольких смертей,когда они в тельца их влезли?А что же такое война,как не эпидемия тоже?Со знаками смерти онау шара земного по коже.За что убивают людей,от зависти или от злобы —как влезшие тайно микробы,ведь каждый из нас не злодей.Что больше – ЗА ЧТО или КТО?Всех надо найти – кто убийцыдвух Кеннеди, надо добиться,чтоб вскрылись все КТО и ЗА ЧТО.Я, в общем-то, немолода.Мне было уж тридцать четыре.В любви не везло мне всегда,и вдруг повезло в этом мире.Нашла сразу столько детей,как будто родив их всех сразу,в семье обретенной своейвзрастила их новую расу.В ней Кремль дому Белому друг,и сдерживают свой норов,и нету националюг,ГУЛАГов и голодоморов.А смирной О’кеевкииз нашей Макеевкине выйдет. Не взять на испуг.И здесь, в гаррипоттерском сне,любая девчушка и мальчикв подарок придумали мнеукраинско-русское «мамчик»!Над Эльбой солдатский костерпора разводить, ветераны.В правительства медсестерпускай приглашают все страны.Война – это мнимый доход.Жизнь – высшая ценность святаяи станций Зима, и Дакот,Макеевки и Китая.Политики – дети любви,про это забывшие дети.Политика, остановивсе войны в нам данном столетьи!Что мертвым – молчать да молчать?Не хочет никто быть забытым,но дайте хоть нам домечтать,ни за что ни про что убитым!Февраль 2015 г.

К властям

Проявите усилье,Немедля, как можно скорее,Верните евреев в Россию,Верните России евреев!Зовите, покуда не поздно,На русском иль на иврите.Верните нам «жидомасонов»И всех «сионистов» верните.Пусть даже они на ГаитиИ сделались черными кожей.«Космополитов» верните,«Врачей-отравителей» тоже…Верните ученых, поэтов,Артистов, кудесников смеха.И всем объясните при этом —Отныне они не помеха.Напротив, нам больше и не с кемРоссию тащить из болота.Что им, с головой их еврейской,На всех у нас хватит работы.Когда же Россия воспрянетС их помощью, станет всесильной,Тогда сможем мы, как и ране,Спасать от евреев Россию…2012 г.

Лев Альтмарк

Родился в 1953 году в российском городе Брянске. Там же окончил Институт транспортного машиностроения, работал инженером на заводах и учителем математики в школе. В 1995 году окончил московский Литературный институт им. Горького.

Публиковался во многих российских и израильских альманахах и журналах. Среди них «Нева», «Юность», «Дружба народов», «Российский колокол» и другие. Первая серьёзная публикация – в начале 80-х повесть «Стукач» в альманахе «Ясная поляна». Переводился на иврит, немецкий и македонский языки. В настоящее время является автором шести поэтических сборников и одиннадцати книг прозы. Член Союза израильских русскоязычных писателей, Международной Гильдии писателей и Интернационального Союза писателей.

Репортаж из Газы

Пить в такую жару что-нибудь, кроме джина с тоником, любому нормальному человеку противопоказано. Конечно, пиво или прохладительные напитки не в счёт. Но разговор, который сейчас вёлся за столом, требовал именно крепких спиртных напитков.

– Послушай, – слегка запинаясь, но не от количества выпитого, а оттого, что русский язык не был его родным, вещал Янек, – мы с тобой дружим уже тысячу лет. Пять лет в одной общаге на соседних койках клопов давили, из одного немытого стакана столько водки выпили, и вообще… Друзья мы или не друзья?

– Друзья, – послушно кивал я головой, – но тут, понимаешь ли, дело такое… Политическое, можно даже сказать!

– Ничего подобного! – Янек возмущённо тряс головой и тянулся за бутылкой. – Никакой политики – сплошная коммерция. Ты посмотри на других – за доллар наизнанку вывернутся, родную мать на панель выставят, а за два доллара Родину продадут – и никаких угрызений совести!

– Ну, про Родину ты, брат, уже через край хватил! – пьяно запротестовал я. – Ты кто – агент новозеландской разведки? Зачем покушаешься на святыни? Не-ет, Родину продавать я не согласен!

– Ты это о чём?! – опешил Янек. – Я в качестве примера сказал, а ты в бочку лезешь… Я ему обыкновенную работу предлагаю, а он антимонии разводит. Да предложи я такое любому другому журналисту с минимальным знанием иврита, он не раздумывая за неё обеими руками ухватится. Пятьсот долларов за два дня – где ты здесь такие бабки срубишь? То-то и оно! Или у тебя есть какая-то более приличная работа?

– Нет, – пожал я плечами, – нет у меня более приличной работы. И более неприличной нет…

С Янеком мы вместе учились на факультете журналистики в университете, жили в одной комнате и дружили. Не то чтобы крепко, но и не ссорились. После окончания учёбы разъехались по домам и стали работать в газетах. В достославные перестроечные времена Янек вдруг вспомнил, что он словак по национальности, и быстренько перебрался из своего родного Ужгорода на историческую родину, где опять же стал работать в газете, но уже в Братиславе, а потом перешёл репортёром на местное телевидение. После его отъезда я задержался чуть дольше, но тоже со временем перебрался на свою историческую родину – в Израиль. Правда, в журналисты уже не попал из-за слабого иврита, зато перебивался всевозможными работами, весьма далёкими от творческих, хоть и врал в письмах друзьям, что процветаю и мои статьи в местной прессе публика читает запоем.

Когда Янек вместе со своей съёмочной группой неожиданно нагрянул в Израиль, он быстренько разобрался в моём плачевном положении, но до последнего времени тактично об этом помалкивал, лишь сейчас мимоходом вспомнил об этом.

– А что касается измены Родине, – продолжал он развивать свою мысль, размахивая полупустой бутылкой джина, – так никакой измены и в помине нет! Я тебе что предлагаю? Поехать вместе с нами в Газу и помочь сделать обыкновенный журналистский репортаж о жизни несчастных арабов!

– Так ведь я, израильтянин, не имею права туда въезжать! – слабо протестовал я. – С моими документами и с моей физиономией… Я же могу запросто послужить причиной нового обострения арабо-израильского конфликта! Тамошние экстремисты только и ждут момента, чтобы захватить мою безработную особу в заложники и потребовать за неё очередную тысячу своих единомышленников, парящихся на нарах в израильских тюрьмах! А то и вовсе грохнут, и вас со мной за компанию!

– Ты меня за дурака держишь? – не на шутку рассердился Янек. – Я же всё просчитал и продумал. Всё будет чик-чак, комар носа не подточит. Свои документы ты оставишь дома, а возьмёшь документы нашего редактора. Он всё равно простудился при вашей-то жаре и из своего номера в тель-авивском отеле носа не кажет. Говорит, что его взялась излечить ото всех болезней какая-то местная барышня… Б-г с ним, он повсюду так лечится! А рожа у тебя почти такая же, как у него – бородатая, очки на носу и… не шибко интеллигентная!

– Спасибочки, удружил! – обиделся я.

– Идём дальше, – не обращал внимания на мои обиды Янек. – Можно было бы, конечно, обойтись и без тебя, болтая по-английски, но хочется иметь рядом кого-то, кто хоть немного разбирается в местных реалиях и шпрехает если уж не на арабском, то хотя бы на иврите. Нам в Газе обещали дать в помощь кого-то из местных, но информация, сам понимаешь, будет однобокая. Хотелось бы полный спектр… И чтобы был тот, кому я могу доверять. А кто на эту роль может подойти кроме тебя? Я и в смету расходов специально в расчете на тебя заложил пятьсот долларов – думаешь, это легко было? За посреднические услуги такие бабки простому исполнителю не платят!

– Меня же на контрольно-пропускном пункте сразу вычислят! – не унимался я. – Знаешь, какие там физиономисты? Будешь мне потом передачки в тюрьму возить.

– Не вычислят, если сами глупостей не наделаем! Ты, главное, молчи, говорить буду я. Попросят паспорт – покажешь паспорт нашего редактора. Там на фотографии – ну вылитый ты! Вон, посмотри…

Янек вытащил из «дипломата» словацкий паспорт бедного редактора, которого в настоящий момент спасала какая-то местная барышня, и протянул мне. Редакторская физиономия и в самом деле отдалённо напоминала мою. Даже выражение глаз из-под очков было таким же.

– Что тебе сказать… – неуверенно протянул я.

…Короче, он меня уломал. Отъезд в Газу был назначен через три дня. За это время Янек должен был уладить кое-какие формальности, а я – морально подготовиться к тому, чтобы пару дней побыть не израильтянином, а гражданином нейтральной Словакии, население которой живо интересуется бытом угнетаемого израильской военщиной палестинского народа.

В назначенное время у моего дома притормозил белый джип, обклеенный со всех сторон стикерами с надписью «Пресса». Янек в походном ковбойском обмундировании вылез из-за руля и протянул мне сумку:

– Здесь одежда. Нужно переодеться, чтобы на тебе не было ничего израильского. Играть в шпионов – так играть.

В сумке оказались джинсы, просторная клетчатая рубаха и ботинки, видимо, снятые с бедняги-редактора. Наверняка они ему в ближайшие дни не понадобятся – израильские барышни нарушения постельного режима не допускают. Кроме того, в сумке лежали записная книжка и портмоне. Я не удержался и заглянул в него – куча кредитных карточек и фотография незнакомой симпатичной дамы.

– Это его жена, – комментировал Янек, – то есть на время поездки – твоя. Еленой зовут.

– А она ничего! – невесело пошутил я и тотчас почувствовал, как у меня что-то похолодело в груди. Влез в чужую шкуру, даже совершенно незнакомую женщину буду выдавать за жену, а что дальше? Влезть-то влез, а вот легко ли будет вылезать – неизвестно.

Пока мы ехали по приморскому шоссе, я безрадостно смотрел в окно и почти не прислушивался к мирно щебечущим на передних сиденьях Янеку и телеоператору, которого звали Зденеком. Рядом со мной покачивался кофр с камерой, и я изредка косился на него, будто он был главным источником неприятностей, непременно ожидающих меня в Газе.

Ашдод, а затем Ашкелон стремительно пронеслись мимо нас справа по борту, и лишь когда мы проскочили последний поворот на Беэр-Шеву, после которого дорога вела прямиком в Газу, Янек оглянулся на меня:

– Скоро нас будут проверять полиция и армия, смотри не сболтни лишнего. У тебя как с английским?

– Так же, как и с французским, – буркнул я.

– Тогда делай вид, что ты ничего не понимаешь. Твой родной язык – словацкий. Ты киношник, а не дипломат.

– Догадался уже, – огрызнулся я, – ты на дорогу лучше смотри, а то здесь уже не приморское шоссе, вполне можно в кювет кувыркнуться.

Дорога и в самом деле стала ухабистой, на раздолбанном старом асфальте появились песчаные пятна, на которых машину могло занести. Чувствовалось, что движение здесь не такое оживлённое, потому что контрольно-пропускной пункт Эрез, через который мы собирались въехать на территорию палестинской автономии, в последнее время работал нечасто. Каждый раз после терактов или обстрелов наших населённых пунктов его надолго закрывали, и сообщение с Газой прерывалось.

Впереди показались весёлые мигающие огоньки полицейского кордона.

– Попрошу документы, – хмуро сказал толстяк-полицейский в надвинутой на самый нос фуражке с блестящей кокардой. – С какой целью едем?

Я уже хотел было ответить, но вовремя спохватился – я же, по нашей легенде, в иврите ни бельмеса, то есть обязан быть нем как рыба.

Янек неторопливо вышел из машины и стал показывать полицейскому какие-то бумаги. Тот внимательно изучил их, медленно обошёл вокруг джипа и притормозил у раскрытых окон, вглядываясь в наши со Зденеком физиономии. Видимо, не обнаружив ничего подозрительного, махнул рукой – мол, проезжайте.

– Что я тебе говорил? Всё будет в порядке! – пропел Янек перед тем, как мы начали въезжать в закрытый терминал КПП.

– Ещё неизвестно, – скрипнул я, – может, он что-то и заподозрил. Сейчас позвонит сюда, и нас начнут шмонать по полной программе. Это тебе не Словакия, тут порядки другие!

– Не бойся, девушка! – ещё веселей пропел Янек. – Тебя никто не обидит. С нами, гусарами, не пропадёшь, но горя хлебнёшь!

Хоть в терминале и не было такого палящего солнца, как снаружи, всё равно было душно и очень хотелось пить. Широкий полосатый шлагбаум перед нами был опущен, но никто к нам не подходил.

– Что они там, заснули? – проворчал Янек и снова вылез из машины.

И сразу же из больших зарешеченных динамиков над головой раздался бодрый девичий голос, который предложил сперва на иврите, потом на арабском всем выйти из машины, предъявить документы и открыть багажник для проверки.

– Нам велели… – начал я, но Янек жестом меня остановил.

Он неспешно огляделся по сторонам и, заметив в стене окошко, сквозь которое на него глядела молоденькая девушка в военной форме, непонимающе развёл руками. Лицо девушки расплылось в улыбке, и она заговорила в микрофон уже по-английски. Янек собрал наши паспорта и походкой заправского туриста, пересекающего границу между цивилизованной страной и местностью, населённой людоедами, направился к окошку.

Откуда-то из боковой двери, которую мы поначалу не заметили, сразу же вышли двое солдат в касках, бронежилетах и с автоматами наперевес. Деловито осмотрев джип и даже заглянув в кофр с камерой, они молча удалились, и лица их были по-прежнему бесстрастными и невозмутимыми.

– Что-то они нашему визиту не шибко рады, – заметил Янек, усаживаясь за руль. – Поехали!

Шлагбаум плавно поднялся, и тяжёлые металлические ворота в конце терминала стали разъезжаться в стороны. На смену мертвенному белому свету ламп брызнуло яркое солнце, и наш джип поскорее рванул к нему, словно ворота могли закрыться прежде, чем мы выедем, и мы остались бы тут навсегда.

Выехав из терминала, Янек прибавил скорость, а я почему-то оглянулся и стал разглядывать через заднее стекло грязный серый бетон здания и высокую стену с колючей проволокой наверху, тянущуюся влево и вправо неровной бесконечной линией. И хоть стены возводили совсем недавно, под ними уже росли колючие сухие кусты какого-то древнего чертополоха, белели старые тряпки, и вообще мусора было набросано изрядно. От подобного зрелища мне стало почему-то тоскливо до слёз, словно я попал на какую-то чужую планету и пробуду здесь не два дня, как было обещано, а как минимум до тех пор, пока меня кто-нибудь спасёт.

– Чего приуныл? – поинтересовался Янек, не оборачиваясь и старательно объезжая ухабы на дороге. Голос его был по-прежнему бодрый, но всё равно в нём я уже уловил какие-то неуверенные и пугливые нотки. – Не бойся, брат, всё у нас будет нормально. Вы, израильтяне, собственной тени боитесь, а на самом деле всё гораздо проще. Не так страшен волк, как его малюют. Лично для нас никакой опасности здесь нет, мы же пресса, а прессу никто не трогает. Даже самые отсталые племена людоедов! Вот, я помню, был со мной случай в Центральной Африке…

Но слушать про Африку мне не хотелось. А уж про миролюбие и доброжелательное отношение к прессе тамошних людоедов – тем более.

– Здесь ситуация несколько иная, – только и сказал я в ответ.

Разговаривать ни о чём не хотелось, и даже словоохотливый кинооператор как воды в рот набрал. Все напряжённо смотрели в окна, но ничего интересного пока по дороге не попадалось. Только какой-то чумазый мальчишка, пасущий овец на обочине, проводил нашу машину долгим взглядом, а потом присел на камень у дороги, помахивая хворостиной.

– План такой, – нарушил молчание Янек. – К десяти часам утра нам нужно быть в самом городе Газа. Там нас встретит ответственный работник местной администрации. Он и даст нам сопровождающего. Тогда мы сможем снимать всё, что захотим. Но… – он поднял палец кверху, не отрывая взгляда от петляющей дороги, – я думаю, что у нас есть в запасе немного времени. Почему бы не поснимать по пути? Ну-ка, посмотри по карте, мы же определённо будем проезжать какой-нибудь населённый пункт. Кто нам запретит снимать из окна джипа?

– Что ты собираешься снимать? – тоскливо поинтересовался я.

– Понимаешь, местный чиновник станет подсовывать нам стандартный набор безобразий, чтобы очередной раз разжалобить мировую общественность злодеяниями израильских солдат и жутким положением простых палестинцев. Эдакий всенародный драматический театр со сценой на всю автономию! А ты только взгляни, какие они виллы тут строят!

Я поглядел по сторонам и наткнулся взглядом на окраину приближающегося городка, которая и в самом деле была усеяна добрым десятком вполне симпатичных вилл, утопающих в зелени и окружённых добротными каменными оградами. Наверняка они построены совсем недавно.

– Богачи есть повсюду, – попробовал я заступиться за угнетённый палестинский народ, – но не они показатель достатка общества. Проблемы как раз возникают не с ними, а с бедняками…

Янек ухмыльнулся и выдал фразу, видимо, заготовленную им заранее:

– А кто мешает беднякам начать работать, потихоньку копить денежку и тем самым выбиваться из нищеты?

– Всё это не так просто, – сказал я. – А если работы подходящей нет? У меня вот, например, никак не получается копить что-то.

– Значит, нужно проявлять смекалку! Придумай что-то такое, чего до тебя ещё не было, напряги извилины, а потом уже срубай бабки!

– Думаешь, это по силам каждому?

– Если человек не дурак, то ему по силам. Что-то я среди обеспеченной публики дураков не встречал.

– Ну, а если ничего не получается придумать? – тут я уже всерьёз стал подозревать, что Янек имеет в виду меня.