Помоги проекту - поделись книгой:
Первый матч профессионалов, который в Канаде увидел Борис Майоров в 1960 году, потряс его. А потом он понял – играть с ними можно. Канадцы в своем хоккейном развитии шли вперед едва заметным шагом, а мы мчались вдогонку, но с огромной скоростью, они варились в собственном соку, а мы носились по миру в поисках учителей, партнеров, всего, что могло бы улучшить нашу игру.
Трагедия обоих – Чернышева и Тарасова – была в том, что они в конце 1971 года и в начале1972 года, даже перед Олимпиадой, которую команда выиграла, уже говорили, что плохо себя чувствуют, что устали. Говорил, в основном, Тарасов. И руководство решило им внять – уже в Саппоро поехали Всеволод Бобров, Николай Пучков и с ними был Николай Карпов. Приглядывались…
А после Олимпиады произошла «смена караула».
Правда, тренерский тандем Бобров – Пучков в своем дебютном чемпионате – в Праге – золота не добился. К этому руководители Спорткомитета отнеслись спокойно – Чернышев с Тарасовым тоже поначалу не каждый год «золото» выигрывали. Но в Праге было подписано соглашение с несколько непонятной организацией Хоккей-Канада, скоро стало ясно, что грядут матчи с самыми настоящими профессионалами из числа главных звезд.
– Первый вариант контракта делали какие-то любители, которые ничего не понимали в хоккее, – вспоминал Иглсон – Я посмотрел первые три страницы и понял, что он плохой. Наш посол в СССР настаивал, чтобы все было зафиксировано на бумаге, Андрей Старовойтов бился за каждый пункт. В итоге – сто с лишним страниц. Со Старовойтовым было легко – сначала мы с ним воевали, он отстаивал свои позиции, потом находили компромисс, а когда договаривались о чем-то, можно было быть уверенным: все так и будет. Большой контракт делается, когда стороны не верят друг другу. Мы прошли эту стадию, и потом нам со Старовойтовым хватало одной страницы и рукопожатия.
В июне Тарасов пришел к председателю Спорткомитета – так, мол, и так, мы с Чернышевым здоровы, готовы возглавить сборную. Сергей Павлов в ответ – тренеры назначены, нет причин их менять. Через некоторое время Тарасов стал предлагать, чтобы от СССР играла команда ЦСКА – она сильнее сборной и, вообще, давайте проведем контрольный матч – сборная СССР против ЦСКА. Бобров согласился. Все армейцы из его команды ушли в свой клуб, в сборной остались динамовцы, спартаковцы, игроки из «Крылышек».
Сборная переиграла Тарасова тактически – ее игроки проводили на льду больше времени, а армейцы играли непривычными для них тогда короткими отрезками – секунд по 30. Дело в том, что великий тренер не мог уйти от себя – в чемпионате страны он всех переигрывал за счет тактики силового давления, потому и на этот раз решил играть в предельно высоком темпе, короткими сменами. А те же Петров и Харламов попросту не успевали войти в игру. В общем, результат – 8:1 в пользу сборной. После этого матча почти все вместе поехали на сбор в Новогорск. Из армейцев по совету Тарасова отказался играть в команде Анатолий Фирсов. По какой-то причине не было в составе и Виталия Давыдова.
Конечно, фигура тренера Анатолия Тарасова выделяется своей уникальностью. Причем не только его достижениями и неудачами – а было и то и другое – но и вообще, как личность. Мог и почудить. Порой его личные качества сказывались на ведении игры, особенно, когда он руководил ЦСКА. Эмоции его захлестывали через край, и он начинал тасовать команду, всех задергивать. Тарасов был более яркой личностью, чем его напарник, но в роли главного тренера он не выиграл ни одного чемпионата мира. Главным был Аркадий Чернышев, и вот в тандеме они добились огромных успехов.
У канадцев также не все было безоблачно с комплектацией. Поначалу глава НХЛ Кларенс Кэмпбелл заявил, что не позволит игрокам НХЛ участвовать в этих матчах. Иглсон парировал, что соберет команду из своих клиентов – он вел контракты тридцати или сорока ведущих игроков Лиги. Потом владельцы восстали против включения в команду Бобби Халла – тот ушел в конкурирующую с НХЛ организацию – ВХА (Всемирную хоккейную ассоциацию). Иглсон договорился с Бобби, что объявит о его включении в последний момент, когда уже ничего нельзя будет сделать против этого. Но Халл в субботу поиграл в гольф, выпил пива и… проболтался журналистам об этой договоренности. Начался скандал, и один из сильнейших игроков Канады остался дома.
Кстати, эта команда не носила название «Сборная Канады», она называлась «Команда Канады». Это была дань неким юридическим нюансам, которые для большинства не имеют большого значения.
Ажиотаж перед серией был большой, и буквально перед отъездом из Москвы главного тренера Всеволода Боброва вызвали в ЦК КПСС. Он сказал, что канадцы, конечно, сильны, но не настолько, чтобы устроить нам разгром. Установки – надо выиграть – не было. Просто попросили сыграть достойно, чтобы не было стыдно. Тогда никто не понимал, что эта серия станет эпохальным событием в мире спорта.
Парадокс, но перед началом серии преимущество было у сборной СССР – канадцы не знали стиль советского хоккея – пас, скрещивание, маневренность. Не знали они и методов подготовки советской сборной. За две недели до начала серии в СССР приехали Джон Маклеллан и Боб Дэвидсон из Торонто. Оба в прошлом хорошие игроки, выигрывавшие Кубок Стэнли, затем тренеры, скауты. «Не знаю, как их там принимали русские, – говорил Иглсон, – но они доложили так, что все были уверены: будет восемь – ноль».
Контрольный матч сборной СССР они видели, когда команда играла после свадьбы Третьяка, на которой никто не следил за нарушением режима. Владислав играл – хуже некуда. «Их вратарь – самое слабое место, он и воздушный шарик не поймает», – докладывали скауты.
Сборная СССР прилетела в Монреаль 30 августа рейсом СУ-301 Аэрофлота. 1 сентября после своей утренней тренировки на катке имени Мориса Ришара канадцы неожиданно остались и с трибун смотрели за тренировкой сборной СССР. Наша команда попала «под акклиматизацию», а потому действия игроков нельзя было рассматривать всерьез. «Казалось, русские нападающие во время броска не умеют правильно распределять вес тела. Защитники, большие и неуклюжие, чуть не падали, пытаясь резко изменить направление движения, – вспоминал Драйден – Нас одурачили».
Никто их не дурачил, просто хоккеисты еще не пришли в себя.
Правда, был один случай, когда «советский» попытался одурачить канадца. Вместе со сборной СССР прилетел самый популярный в стране телекомментатор Николай Озеров. Он на самом деле был тучным мужчиной и двигался весьма неторопливо. И вот кому-то пришла идея, чтобы Озеров сыграл в теннис с «тощим» Иглсоном. Глядя на Озерова, никто бы не сказал, что это – многократный чемпион страны по теннису. Может быть, когда-то в далеком прошлом он что-то мог…
Первый сет, демонстрируя всяческие трудности, выиграл все-таки Озеров. Второй остался за Иглсоном.
– Я видел, что он просто не хотел терять клиента и дал мне возможность зацепиться, хотя и мог выиграть легко, – вспоминал Алан. Но потом, когда он сказал: теперь третий сет – решающий, я понял, что он меня дурачил и теперь возьмется всерьез. И тогда я прибег к обычной уловке – нет, нет, победила дружба.
На следующий день на корт пригласили чемпиона Канады по теннису Белкина.
А хоккеисты продолжали тренировки.
Фил Эспозито потом так рассказывал о впечатлениях от увиденного на тренировке русских: «Они вышли в какой-то странной форме, в обшарпанных перчатках, со старомодными клюшками. Все делали заторможено, нелепо и даже неумело. А на первый матч вышли во всем новеньком, высшего класса. Они нас обманули».
Потом знаменитый администратор сборной «Папа» Анатолий Сеглин, сам в прошлом хороший хоккеист и судья, отлично разбиравшийся в экипировке, признался, что в то утро он нарочно придержал новый инвентарь. Зато через полчаса после этой тренировки к нему была очередь из «фирмачей», предлагавших все что угодно без каких-либо денег, только возьмите и сыграйте.
Вечером накануне первого матча к Иглсону прибежал кто-то из его помощников – решением монреальского районного судьи раздевалка русских опечатана в покрытие какого-то долга СССР какому-то канадскому парню.
– Оказывается, парень был в 1968 году в Праге, взял напрокат машину и ее зацепил русский танк, – рассказывал несколько лет спустя Алан – Ремонт стоил полторы тысячи долларов по страховке, и русские отказались платить. Наш специалист сказал, что ни в коем случае ни русские, ни канадское правительство не должны создавать прецедент и не должны платить. А раздевалка-то опечатана, и возле нее стоит полицейский. Я вызвал этого парня.
– Ты там трахался с какой-то девчонкой, поставил машину, где не надо, а теперь вымогаешь деньги, – вспоминал свою тираду Иглсон – Я знаю русских танкистов, они – лучшие водители (он не знал шутку: не так страшен русский танк, как его пьяный экипаж. Но в Прагу-то входили трезвые танкисты). Если бы они зацепили машину, от нее ничего бы не осталось…Что это за машина, если после столкновения с танком на ремонт требуется такая ерунда? Но парень твердил, что не хочет терять из-за русского танка пятнадцать сотен. Мы договорились, что дадим ему деньги наличными, он будет молчать об этом, но закроет дело. Он тут же написал бумагу, схватил деньги и… попросил билет на матч… Господи, из-за каких-то пятнадцати сотен мог сорваться такой миллионный проект…
Перед началом игры в раздевалку СССР пришел великий канадский вратарь Жак Плант. Скорее, из сочувствия к своему молодому коллеге с юношеским румянцем на щеках Плант взял макетку площадки и начал на ней рисовать. «Будь внимателен, когда на льду Фрэнк Маховлич. Он бросает по воротам беспрерывно, с любых дистанций, из любых положений. Подальше выкатывайся ему навстречу. Учти, Иван Курнойе – самый быстрый нападающий в НХЛ. Самый опасный игрок в команде – Фил Эспозито. Этот парень посылает шайбу без подготовки даже в малюсенькие щели ворот. Не спускай с него глаз, когда он на пятачке, здесь защитники сладить с ним не могут».
– Никто не верил, что мы сможем их обыграть, – рассказывал мне в самолете из Ноябрьска в Москву зимой 2009 года защитник сборной Александр Гусев – Мы и сами в это не верили. Руководство нас напутствовало: надо сыграть достойно, не так, чтобы сразу испугаться и развалиться. Вышли на лед… Сначала представляют нас. Стадион жиденько так, из вежливости скорее, похлопал. Начали представлять хозяев. Минут тридцать творилось что-то страшное. Я еще Валерке Васильеву, мы рядом стояли, тогда сказал: «Не убили бы». От страха казалось, что профессионалы по сравнению с нами гиганты. Валера в ответ: «Гусь, не бойся. До смерти точно не убьют».
В монреальский «Форум», эту Мекку хоккея, невозможно было попасть просто так, перед началом игры все билеты бывают проданы заранее, зритель в этом городе искушенный, знающий и умеющий оценить мастерство игроков.
Здесь аплодировали не только голам, но и красивым приемам, финтам. А монреальская пресса отличается тем, что умеет придать событию такое значение, что поневоле начнешь интересоваться билетами за несколько недель до события. Церемония открытия была организована с большой помпой – приехал премьер– министр Канады Пьер Трюдо – не только болельщик, но и знаток игры. Из наших спортивных руководителей персон высокого ранга никого не было – в Мюнхене шла Олимпиада, и все были там.
Канадцы были верны себе – на вбрасывание, которое делал американский судья Гордон Ли, в центре встал Фил Эспозито, слева Фрэнк Маховлич, справа – Иван Курнойе. Хозяева начинали серию в красных свитерах с белым кленовым листом на груди, а наши – в белых с буквами «СССР».
И сразу хозяева рванули вперед. Зал так взревел, что впору было вставлять беруши. На 27-й секунде бросок Маховлича отбил Третьяк, но Эспозито с пятачка сунул шайбу в ворота еще не совсем понявшего, что именно происходит нашего голкипера. Еще немного времени прошло, и Бобби Кларк выиграл вбрасывание, переправил шайбу Полу Хендерсону, и тот беспощадным броском верхом в дальний угол забил второй гол. Канадцы начали думать, что предсказания – 8:0 – начинают сбываться. Органист начал играть похоронный марш. Но в этот момент советские хоккеисты как раз успокоились, тот самый нервный колотун ушел.
И тут я позволю себе небольшое отступление.
Вопрос о матчах с профессионалами решался весной 1972 года на Секретариате ЦК КПСС. Против этих игр был Михаил Суслов. Но «за» – Генеральный секретарь Леонид Брежнев. Докладывавший «вопрос» председатель Спорткомитета Сергей Павлов пообещал, что сыграем достойно, все матчи точно не проиграем. Кроме того, играть должны одновременно с Олимпиадой, так что хоккей будет на фоне олимпийских успехов. Суслов по своей вредности заметил, что за неудачу партбилетом придется отвечать. Кто-то поддакнул – пусть расписку напишет.
И вот, в ночь со второго на третье сентября в телевизионном пресс-центре Олимпиады в Мюнхене, в небольшой комнатке у мониторов, куда шел сигнал из Москвы, собралось руководство советского спорта. При счете 0:2 Павлов выразительно посмотрел на Валентина Сыча, курировавшего хоккей и проталкивавшего идею матчей. «У тебя партбилет с собой? Где будешь сдавать?» – поинтересовался Павлов. В те времена юмор порой был весьма своеобразным.
– Парни, собрались. Нормально играем, – призывал на скамейке партнеров Виктор Кузькин.
– Все, успокоились и играем свою игру, – сказал Бобров нескольким игрокам, которые были к нему поближе. Для него вообще было характерно не кричать, не ругать игроков. Это было необходимо – игроки должны были почувствовать, что против них играют не супермены, а такие же парни. Потом Александр Мальцев признавался, что перед игрой поджилки немного тряслись.
– Я думал, что на нашем катке, перед нашими зрителями, проигрывая два гола, они развалятся, – говорил потом Гарри Синден – Тем, что произошло потом, я был потрясен.
В Канаде телезрители начали смотреть игру уже без напряжения, просто предчувствуя удовольствие от успеха своих парней. В победе «своих» никто не сомневался. У советской сборной на две минуты был оштрафован Александр Якушев, но ничего особо опасного канадцам сделать не удалось. А вот Якушев, спустя несколько секунд после возвращения на лед, нашел классной передачей Евгения Зимина, и тот забил первый ответный гол. С ним он, кстати, и вошел в историю российского хоккея. Потом Зимина в канадских газетах назвали – «миниатюрный быстрый демон». Это был первый гол советских хоккеистов в Суперсерии. Так Зимин, следом за Эспозито, вошел в историю мирового хоккея. То, что первый гол организовали именно эти парни, особенно порадовало Боброва – они были, теперь об этом можно говорить открыто, его любимчиками.
Самое неприятное для команды, когда соперник, играющий в меньшинстве, забивает гол в твои ворота. Владимир Петров вышел на добивание шайбы после броска Бориса Михайлова и уже серьезно огорчил Кена Драйдена – 2:2. Представляю, у скольких болельщиков нашей команды был вздох облегчения.
После первого периода Марсель Дионн сел в раздевалке канадцев рядом с Иваном Курнойе. «Я не могу поверить, насколько они сильны и в какой форме, – сказал Иван – Я не знаю, как против них играть».
– Как капитан команды, я должен был заводить команду на льду и в раздевалке. Но в этом не было необходимости, – вспоминал Виктор Кузькин – Все понимали, что мы играем самые важные матчи в нашей жизни.
Во втором периоде произошло то, чего многие не могут понять и по сей день. Как небольшой, ничем внешне не выделяющийся Валерий Харламов сумел забить два гола подряд? Рон Эллис рассказывал мне тридцать лет спустя, что он не раз смотрел тот самый «прекрасный» гол Харламова, когда «семнадцатый» пошел прямо на двух могучих защитников, сделал какое-то движение, объехал их, вышел один на один и забил великолепный гол. «Я до сих пор не могу поверить, что это возможно, – говорил Рон – Будь у него шанс, он был бы огромной звездой в НХЛ». Кстати, термин «прекрасный гол» обычно относится к целому эпизоду, а тут – всего несколько шагов и собственно бросок по воротам. «Харламов делает счет 4:2», – звенел в эфире голос Николая Озерова. Харламов обыграл Рода Силинга, вернее, объехал его справа и бросил низом с точки вбрасывания в дальний, правый от Драйдена угол. «Мы ничего не могли сделать, чтобы остановить советских, – говорил Силинг – У меня было ощущение, что я был на коленях, когда мимо проносились Харламов и Якушев».
Гол Бобби Кларка в третьем периоде чуть подбавил огонька надежды канадским болельщикам, но ненадолго. Действительно, в течение почти десяти минут хозяева льда давили соперников, но каждый раз в опасной ситуации на пути шайбы оказывался Третьяк. А затем была «казнь» канадцев – сборная СССР сыграла в обороне, спокойно дожидаясь шансов для контратак. И эти шансы пришли. В течение шести минут голы забили Борис Михайлов, Евгений Зимин и Александр Якушев. Перстень лучшему игроку матча в сборной СССР вручили Валерию Харламову, в команде Канады – Бобби Кларку.
С одной стороны ничего существенного не произошло – одна команда выиграла у другой. С другой – был разрушен миф о незыблемом превосходстве хоккеистов НХЛ над всеми остальными, а заодно и второй миф, что никто не умеет готовить мастеров хоккея так, как это делают в Канаде. «Эта серия подтвердила, в конце концов, что мы были настолько же хороши, как и они», – сказал много позже, оглядываясь в прошлое Владимир Лутченко.
18.818 зрителей были потрясены и покидали «Форум» в молчании. По телевидению эту игру смотрело около 100.000.000 зрителей в Северной Америке, Европе и СССР. А сколько человек видели этот матч на сегодняшний день – неизвестно. Но сколько еще увидят на экранах и фильмы, посвященные матчам Суперсерии, и сами матчи…
На следующее утро Харламову предложили миллион долларов, чтобы он перешел в «Торонто». Валерий пошутил – не могу без Петрова и Михайлова. Баллард, хозяин «Мейпл Лифе», заявил, что все уладит – «беру всю тройку, и каждый получит по миллиону».
Второй матч серии проиграли по делу. Бобров не хотел форсировать события, не «грузил» команду. А, в результате, игроки действовали очень небрежно, к тому же после первого успеха кое у кого голова закружилась. В защите было много ошибок, а канадцы играли, как одержимые. Иван Курнойе забил блестящий гол, обыграв Рагулина на высокой скорости. Даже через тридцать лет Рагулин вспоминал: «и тут Ванька Курнойе мимо меня, как электричка – вжик, и гол…»
Примерно через 30 лет тот же Курнойе сказал мне: «Победа во втором матче была для нас очень важна. Мы поняли, что можем играть против русских. Если бы мы проиграли второй матч, все было бы кончено». Это он, конечно, преувеличивал – канадские хоккеисты не из тех, кто теряет надежду.
Затем была ничья в Виннипеге, а на прощание советская сборная разделалась с хозяевами в Ванкувере. Местная публика освистала соотечественников. Потрясенный этим отношением, Фил Эспозито прямо на льду, в микрофон телекомментатора произнес свою знаменитую речь. «Мы сделали все возможное. Мы отдали все, что могли, – говорил он и по его лицу, по тому ручью пота, который катился со лба, было видно, что это абсолютная правда – И услышать в ответ Бу-у-у-у. Это привело всех нас в уныние. Мы выкладываемся до конца, и я хотел бы, черт побери, чтобы вы – люди, поняли это. Мы разочарованы и расстроены. Мы не можем поверить в то, что мы читаем о себе в прессе, не можем поверить в Бу-у-у, которое мы получили у себя дома. Эти русские – великие хоккеисты. Почему бы вам не оценить их по достоинству и не прекратить осыпать нас обвинениями? Я очень, очень расстроен. Я просто не могу в это поверить. Все мы, 35 парней, играем потому, что мы любим нашу страну. У нас нет другой причины, кроме той, что мы любим Канаду».
Фрэнк Маховлич: «Я готов поверить теперь во что угодно. После того, что русские сделали с нами в нашей игре здесь, в Канаде, боюсь в спорте не осталось ничего святого. Если их кто-нибудь познакомит с американским футболом, они через два года разгромят «Далласских ковбоев» и выиграют супербоул».
Это была высшая оценка советских хоккеистов со стороны коллег.
– Мы хотели, чтобы ваша команда видела не только гостиницы и катки, но Бобров и Кулагин считали, что игроки должны сфокусироваться на играх, а потому всякие развлекательные мероприятия отменялись, – вспоминал Иглсон – Советская команда улетала в хорошем настроении, а мы боялись, что проиграем в Москве три или четыре матча. Кстати, Кэмпбелл потребовал, чтобы мы летели в Швецию, по пути на серию, двумя самолетами – одни через Париж, другие – через Лондон. Хотя он и служил в авиации во время войны, все-таки не слишком доверял самолетам. Его мотив был прост – нельзя, чтобы в случае аварии погиб весь цвет НХЛ. Зато после окончания серии я настоял, чтобы из Праги мы летели одним рейсом и прибыли в Канаду все вместе.
После возвращения в Москву многие советские игроки провели «паузу» весьма вольно, кто-то уехал отдыхать, делали кто что… Бобров был «тренером – демократом»…
20 сентября сборная Канады прибыла в Москву, сыграв по пути два матча в Швеции. Помимо всего прочего канадская печать запугала игроков всякими небылицами о КГБ. В гостинице «Интурист» они сразу начали искать подслушивающие устройства. Больше других нервничал Фрэнк Маховлич. Еще в Канаде он вполне серьезно предлагал тренерам взять с собой палатки и стать лагерем, как Наполеон, за пределами Москвы. «Идет холодная война. Советы могут сделать все, что угодно. Они могут начать стройку в четыре утра возле гостиницы и не дать нам спать. Для усиления своей пропаганды им нужна победа и они готовы на все», – декларировал он.
В Москву канадцы привезли с собой контейнер продуктов – стейки, молоко, пиво. На кухне гостиницы «Интурист» на нынешней Тверской, где сейчас стоит «Ритц Карлтон» шустрые повара довольно быстро уполовинили стейки, искренне удивившись, когда канадцы пришли и заявили, что им недодают еды. «Именно тогда мы страшно разозлились, когда они сперли наше пиво после пятого матча», – заявил Род Гилберт. Через десяток лет тот же Иглсон со смехом говорил, что им нужно было «заводить» команду. Эти истории о каких-то украденных банках пива и клюшках может быть соответствовали действительности процентов на десять.
Фрэнк Маховлич считал, что его номер прослушивается КГБ, и нашел какой-то подозрительный металлический предмет под паласом в номере. Обрадовавшись, что разоблачит КГБ, он стал откручивать подозрительное устройство и делал это до тех пор, пока этажом ниже не раздался грохот. Оказалось, что Маховлич разобрал крепление люстры, которая разбилась вдребезги в нижнем номере.
Уэйн Кэшмен заподозрил, что подслушивающее устройство находится в зеркале в комнате. Недолго думая, он сдернул его со стены и выбросил в окно. До конца серии его жене приходилось ходить причесываться в номер жены Фила Эспозито.
Первое, чему учат в Канаде новобранца в хоккейной команде – не паниковать. В канадской песенке поется: если можешь сделать это в Монреале, где каждое поражение считается трагедией, то можешь выдержать это везде. Для тренера это особенно важно. И главное для тренера – не паниковать. В первом московском – пятом по общему счету – канадцы вели 4:1 и проиграли 4:5.
На следующий день после этого проигрыша я брал интервью у Синдена на ступеньках «Интуриста». Он держался молодцом и его слова «Корабль еще не затонул» в интервью корреспонденту ТАСС, где я тогда работал, потом цитировали многие. Он что-то знал. Канадская делегация сплотилась в единый кулак. При этом каждый знал свой маневр – речь идет не об игроках, а обо всем штате. Даже Иглсон знал, когда он должен подать пример, когда кинуться на судей. Не исключаю, что в то утро кто-то из канадских игроков знал, что именно он должен сделать на площадке и против кого.
За Харламовым соперникам следить нужно было особенно внимательно.
Те, кто смутно представлял себе стиль его игры, сходились с ним лицом к лицу на площадке и не понимали, что происходит. А понимать его начинали только после того, как шайба оказывалась в воротах.
Поделиться книгой: