Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Рыжая племянница лекаря - Мария Заболотская на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

«Нет, дядюшка прав, мне надо срочно купить пристойное платье», — с досадой подумала я, а вслух произнесла:

— Случайно услышала, что вы ищете сведущего аптекаря, и потому осмелилась обратиться к вам. Неподалеку от старого колодца расположился один из лучших аптекарей трех королевств, которому я прихожусь племянницей. Если вы изволите пройти по этому ряду и свернуть у фонаря налево, то выйдете к его лавке.

Нежные пальчики дамы сжались в кулачки, и она взволнованно сказала мне:

— Спасибо тебе, танцовщица. Вот, возьми в награду!

И мне была вручена серебряная монета достоинством в четверть кроны. Я чуть не взвизгнула от радости и несколько раз низко поклонилась добрейшей даме. Кто бы мог подумать! Заработала за минуту больше, чем мой дядюшка за два дня! На что же потратить такое богатство?

И я, ошалев от счастья, торопливо направилась вдоль ближайшего торгового ряда, жадно разглядывая лежащий на прилавках товар.

Немного поразмыслив, я купила кошелек. Сдачи мне причиталась целая пригоршня скойцев, прекрасно его заполнивших. Разумное начало возобладало над душевными порывами, и я решила, что приберегу нежданно-нечаянное богатство. Мало ли как обернется жизнь?..

После этой глубокой мысли, заставившей меня нешуточно возгордиться собственной рассудительностью, пришло время вспомнить, что дядюшка уже заждался моего возвращения и мне грозит хорошая головомойка, невзирая на неоценимую услугу, которую я оказала старшему родственнику. Запрятав кошелек во внутренний карман пестроцветной курточки, я поспешила в сторону старого колодца.

…Около дядюшкиного навеса творилось какое-то странное столпотворение, голоса сливались в неразборчивый гул. Предчувствуя беду, я ускорила шаг. Уже можно было разглядеть, что наше торговое место окружено плотным кольцом без умолку галдящего ярмарочного сброда.

Подбежав поближе, я заметила, что несколько человек, стоявших у самого прилавка, одеты одинаково — в красно-синие туники, украшенные гербовой вышивкой. Все они были вооружены, держались крайне надменно и словно чего-то ожидали. Лавочники и покупатели столпились чуть поодаль, вытягивали шеи и что-то оживленно обсуждали, тыча пальцами в сторону звездно-лунного тента.

Несложно было сообразить, что дела наши совсем плохи. «Дядю арестовали, — похоронным звоном отозвалась страшная мысль в моей голове. — Кто-то купил у него декокт и отравился. Или намазался мазью и облысел. Нас вышлют из города без скойца за душой, а скорее всего — повесят. Что же делать?!» Руки мои сами по себе принялись заталкивать кошелек глубже в карман, а ноги точно так же непроизвольно сделали пару шагов назад.

Тут красно-синие расступились, и показался мой дядя, против обычая сам несущий на спине объемистую торбу. Вид у него был донельзя огорченный и какой-то перекошенный, будто бедный дядя Абсалом по недосмотру куснул лимон. Позади него шли двое сине-красных господ, что указывало на крайнюю серьезность положения. Тут дядюшка поднял голову, обвел обреченным взглядом зевак и заметил меня. Я попятилась, но было поздно. Лицо его побагровело, глаза выпучились, а его обвиняющий перст указал в направлении меня. Все это сопровождалось воплем:

— Это ты! Ты!..

Немедленно все взоры обратились в мою сторону, отчего я почувствовала себя крайне неуютно. Во взглядах читался ужас с малой толикой сочувствия.

— Это ваша племянница? — обратился к дяде один из сине-красных.

— Она самая… — сквозь зубы процедил дядя.

Тут же по обеим сторонам от меня возникли двое господ, ухватили под руки, отчего мои ноги тут же оторвались от земли. Бежать было поздно, да и некуда, если разобраться.

…Так мы и покинули таммельнскую ярмарку — впереди нас с дядей Абсаломом шли двое господ, позади еще добрая дюжина. Дядюшка яростно сопел, кося в мою сторону налитым кровью глазом, и я опасалась, что он, не сумев совладать с гневом, попросту бросится меня душить. Причины его странной ненависти ко мне были пока что неясны.

— Дядюшка, — как можно более кротко обратилась я к нему, — куда нас ведут?

Дядя Абсалом утробно зарычал и воздел глаза к небу, беззвучно шевеля губами. Я смогла угадать только «не допусти смертоубийства» и притихла.

— А как ты думаешь? — наконец спросил он весьма язвительным тоном.

— Откуда же мне знать? — пискнула я.

Дядя снова что-то пробормотал себе под нос и сложил ладони перед грудью, словно обращаясь с молитвой к милостивым богам.

— Да что ты говоришь? — наконец смог произнести он с немалой долей яда в голосе. — А не ты ли приложила руку, точнее говоря, болтливый язык — к тому, что сейчас происходит?

— Не понимаю, о чем вы говорите… — слабеющим голосом ответствовала я.

— Ах, не понимаешь… Ну ладно. — Дядя осмотрелся по сторонам и, понизив голос, произнес: — Не ты ли порекомендовала герцогине Таммельнской своего старого дядюшку как необычайно сведущего аптекаря?

— Я не… — начала я и тут же покрылась холодной испариной.

Ну конечно же! То была герцогиня! Как я могла не подумать об этом… И тут же в голову пришла крайне трезвая мысль: «За такое дядюшка непременно меня удавит».

— Я не знала, что это была герцогиня, — беспомощно пробормотала, понимая, что лучше бы мне молчать, причем с утра до вечера.

Дядя Абсалом поджал губы и отвернулся, показывая, как глубоко разочарован моим необдуманным поступком.

Впереди темнела зубчатая стена герцогского дворца.

— Ее светлость Вейдена, герцогиня Таммельнская ожидает вас в своем кабинете, — уведомил нас крайне надменный слуга, не скрывавший своего недоумения по поводу нашего визита в дом столь важного вельможи. Мы с дядей горестно вздохнули и вошли в распахнутые двери, причем дядюшка Абсалом старался держаться от меня как можно дальше, словно от зачумленной.

Дворец герцога был настолько роскошен, что хотелось немедленно бежать из-под его крова куда глаза глядят. Тут было не место для таких жалких оборванцев, как мы с дядей, — теперь я это ясно понимала и все сильнее корила себя за необдуманный поступок.

Герцогиня Таммельнская сидела в огромном кресле, резные подлокотники которого являли собой истинное произведение искусства, а золоченые гвоздики, блестевшие на фоне красного бархата обивки, показались мне ярче всех небесных светил разом. Дядюшка поклонился, едва удержавшись от того, чтобы пасть ниц, а я присела столь низко, что с трудом смогла подняться без посторонней помощи.

— Благодарю вас, что приняли мое приглашение, господин аптекарь, — обратилась к дядюшке госпожа Вейдена, мелодичный голос которой уже был мне знаком, и жестом приказала нам подойти поближе.

Во взгляде ее я не заметила презрения, естественного по отношению к столь жалким существам, — хозяйка дворца, казалось, не замечала, как бедно мы с дядюшкой одеты. В ее глазах светилась отчаянная надежда — возможно, именно она ослепила герцогиню, заставив говорить с нами как с равными.

Дядя, крайне почтительно сгорбившись, шагнул к креслу, я последовала за ним.

— Абсалом Рав к вашим услугам. Чем я могу быть полезен вашей светлости? — медоточиво вопросил он.

Я, враз утратив всю свою дерзость, спряталась за спиной дяди и испуганно рассматривала владетельную даму, юное лицо которой на ярмарке скрывала вуаль. Ей исполнилось не более восемнадцати-двадцати лет, мы с нею могли оказаться ровесницами, но больше ничего общего у нас не имелось, я и мысленно не осмелилась сравнить себя в каком-либо отношении с этой молодой женщиной.

Герцогиня была прекрасна. Великолепие ее молодости и красоты оттенялось драгоценностями, парчой и золотом и наверняка заставило бы любого человека, не утратившего способность восхищаться совершенными творениями природы, онеметь от восхищения. Ее темные с пепельным отблеском волосы были убраны в сложную прическу из нескольких кос, которые покрывала сверкающая золотая сеть с вкраплениями крошечных капелек жемчуга. Две жемчужные подвески обрамляли тонкое лицо молодой женщины и слегка покачивались в такт ее речи. Прямые темные брови контрастировали с необычайно белой, почти прозрачной кожей; почти черными были и ресницы, отбрасывавшие глубокую тень на яркие зеленые глаза. Иными словами, то была самая красивая и знатная дама изо всех виденных мною, и я окончательно пала духом. Не стоило ожидать, что такая красота будет дополняться еще и добрым нравом.

— Вы, должно быть, не знаете, — произнесла герцогиня, печально склонив голову, — что в этом доме давно имеется нужда в аптекаре, знахаре либо лекаре, который знал бы толк в излечении душевных недугов. Уже долгое время я обещаю щедрое вознаграждение такому человеку, однако никто не пожелал откликнуться на мой призыв. И вот теперь провидение послало мне вас. Я благодарна сверх меры вашей доброй племяннице, которая сообщила мне, где вас искать.

Дядя Абсалом с неприязнью покосился на меня, но угодливо улыбнулся ее светлости.

— Она славная девочка, — произнес он. — Всегда хочет помочь своему бедному старому дядюшке.

В его голосе слышалось обещание поквитаться со мной за столь ценную услугу, и я поежилась, предчувствуя изощреннейшее наказание, которому собирался подвергнуть меня дядюшка, если, конечно, нам было суждено выйти из этой комнаты живыми.

Герцогине, разумеется, не было никакого дела до того, что у дядюшкиных слов имелось двойное дно: она одарила меня мимолетной доброй улыбкой и продолжила, от волнения перемежая свою речь глубокими вздохами, точно ей не хватало воздуха.

— Почтенный аптекарь, я прошу вашей помощи, позабыв о всяческих предрассудках и условностях, — так велика моя тревога. Иногда даже нам, в чьих жилах течет королевская кровь, доводится чувствовать свое бессилие перед лицом несчастья, темной силы, болезни…

— Ваша светлость может не беспокоиться, — поторопился заверить ее дядюшка. — Не каждый из аптекарей, разумеется, наделен деликатностью и знает толк в конфиденциях, но, смею вас заверить, я не таков. Изложите мне свои затруднения, и я потороплюсь вас успокоить…

— Ах, боюсь, что никто не сможет успокоить меня, добрый господин аптекарь, — горестно воскликнула ее светлость. — Но я настолько измучена, что хочу знать правду, какой бы горькой она ни оказалась. Речь идет о моем возлюбленном супруге, Огасто. Наш брак был благословлен и небом, и людьми, он принес мир этим землям и счастье мне самой. Поначалу я полагала, что благоденствие это будет безоблачным. Редкой женщине выпадала честь быть женой столь достойного человека, и я благодарю богов за эту милость ежечасно.

Ее взгляд затуманился при этих словах. Я едва сдержалась, чтоб не скривиться, относясь к подобным речам весьма скептически, пусть они и исходили из уст светлейшей герцогини. Все мои замужние сестры (а их было семеро) утверждали, что их жизнь в супружестве устроилась выше всяческих похвал, однако сонм их супругов вызывал у меня ужас. Каждый из них мог послужить скульптору моделью для отличнейшей горгульи, а когда они собирались все вместе на очередных крестинах или поминках, то являли собой картину, которую так и тянуло назвать «Семь смертных грехов хлебают пиво». В те времена я не вполне отдавала себе отчет в том, насколько узок мой кругозор, и безо всяких сомнений мысленно приравняла беды благороднейшей дамы к неприятностям, случающимся в низкородных семействах вроде моего собственного. Стоило мне только услышать про любовь и счастье в браке, как я преисполнялась тайного презрения, даже если речь шла о знатных господах, один волосок с головы которых стоил дороже всей моей жизни.

Решимость юной герцогини, к счастью, не подозревавшей о моих дерзких мыслях, иссякла, и она умолкла, не зная, как продолжить свою историю. Она бросала сомневающиеся, опасливые взгляды на дядюшку, который, признаться честно, мало кому показался бы достойным доверия господином. У меня мелькнула робкая надежда, что на этом наши с дядей злоключения закончились и обращение госпожи Вейдены, раздумавшей делиться с нами своими бедами откровенно, сведется к какой-нибудь мелочи, но этому не суждено было сбыться.

— Я хотела бы изначально пресечь ваши возможные сомнения, почтенный господин аптекарь, — промолвила госпожа Вейдена, сделав над собой усилие. — К супругу я испытываю глубочайшее уважение, и то, что я вам поведаю далее, не является плодом воображения неблагодарной жены. Видите ли… Последнее время нрав моего супруга, Огасто, изменился. Странности, которые он выказывает, очень тревожат меня.

Мне ли было не знать об отношении дядюшки Абсалома к подобным сетованиям! Даже алчность порой не удерживала его от возмущенных речей, сводившихся к тому, что все без исключения женские головы забиты отборной чушью, а любые жалобы на мужей — суть вздор и чепуха. Однако сейчас страх перед герцогиней был так силен, что дядя Абсалом худо-бедно сумел изобразить обеспокоенность и сочувствие.

— В чем же выражаются странности вашего светлейшего супруга? — спросил он, с трудом подбирая слова.

Герцогиня, казалось, только и ждала этого вопроса — ей нужно было выплеснуть снедающую ее тревогу. Позабыв о том, что перед ней стоят сомнительные бродяги, пытавшие счастья на городской ярмарке, она начала свой сбивчивый жалобный рассказ. Из него следовало, что герцог Огасто Таммельнский, вначале казавшийся заботливейшим и нежнейшим из мужей, заметно переменился в последние месяцы. Он стал избегать жену, все чаще уединяясь в своей библиотеке и мрачнея день ото дня. Порой герцог отказывался от еды по несколько дней кряду, разговаривал сам с собой, но более всего госпожу Вейдену пугали приступы безумного хохота, одолевавшие Огасто. На все свои робкие испуганные вопросы юная жена получала отстраненные ответы, заставляющие ее беспокоиться еще сильнее. Слухи о нездоровье герцога ширились в Таммельне, хотя слугам было строго запрещено сплетничать. Но разве возможно сохранить подобную тайну?..

Дядя лишь моргал и беспомощно вставлял «Э-э-э… вот как?» и «Кто бы мог подумать?». Герцогиня говорила сбивчиво, ее глаза при этом были наполнены слезами, готовыми вот-вот пролиться.

— Картина мне вполне ясна, — дрогнувшим голосом произнес дядюшка, чьи худшие подозрения в очередной раз подтвердились. — Конечно, некоторые моменты…

— О! Неужели я наконец получу ответы на свои вопросы? — воскликнула госпожа Вейдена, коснувшись своих прекрасных глаз кружевным платком. — Скажите мне, мудрейший из аптекарей, что с ним?

Дядюшка Абсалом что-то невразумительно булькнул, видимо, пребывая в отчаянии, и в итоге выдавил:

— Видите ли, ни один уважающий себя лекарь не решится делать окончательный вывод без осмотра пациента, поэтому сказать однозначно…

— Ох, ну конечно же! — герцогиня торопливо поднялась, одновременно звоном колокольчика подавая знак слугам. — Вне всякого сомнения, вы правы. Я не могу от вас пока этого требовать. Мы сейчас же пойдем к Огасто, и уже после этого…

Я съежилась от ужаса, а дядя невольно пошатнулся.

— А как ваш светлейший супруг относится… э-э-э… к вашей тревоге? — прошелестел он.

«Не велит ли он тут же повесить меня?» — без труда услышала я подоплеку вопроса.

— Когда-то он сказал: «Ты вольна делать что хочешь. Я не буду тебе препятствовать. Если для твоего спокойствия нужно, чтобы меня осмотрел лекарь, то я согласен», — ответила герцогиня, чье лицо горело от нетерпения.

— Весьма, весьма странно, — дядюшка был так озадачен, что не удержался от замечания, которое, к счастью, расслышала только я.

После этого мы, совершенно сбитые с толку, нерешительно последовали за герцогиней, направившейся к двери. Слуги, сопровождавшие нас, недовольно перешептывались, именуя нас исключительно «проходимцами» и «шарлатанами», и было ясно, что в успех этого предприятия верит одна герцогиня Таммельнская, потерявшая голову из-за беспокойства о своем муже.

— Обождите здесь, господин аптекарь. — Вейдена приоткрыла резную дубовую дверь и, обернувшись, пояснила: — Это библиотека моего мужа. Здесь он всегда проводит послеобеденное время. Лишь мне дозволяется тревожить его в эти часы…

С этими словами она исчезла за бесшумно закрывшейся створкой. Слуги, переглянувшись, напоследок вполголоса обозвали нас жуликами, желающими нажиться на чужой беде, и удалились, торопясь поведать новые сплетни прочей челяди.

Дядя воровато оглянулся и, удостоверившись, что его, кроме меня, никто не видит, прислонился к стене, испустив не то громкий вздох, не то тихое завывание.

— Должно быть, меня проклял тот язвенник из Кимары… — пробормотал он, и глаза его закатились. — Без причины судьба не может быть настолько безжалостна.

— Ничего, быть может, все еще обойдется, — пискнула я.

— Молчи, — предостерег меня дядюшка Абсалом свистящим шепотом. — Я все еще помню, кто виноват в этом гнуснейшем происшествии!

Тут дверь герцогской библиотеки распахнулась. Дядя негромко икнул, а я, несмотря на то, что мысленно призывала себя сохранять спокойствие, почувствовала предательскую слабость в ногах.

— Проходите же, господин аптекарь! — Вейдена стояла у входа. — Мой супруг согласен поговорить с вами.

Дядя отделился от стены и нетвердо двинулся в библиотеку, напоминая висельника, приближающегося к эшафоту. Поразмыслив, я последовала за ним, рассудив, что меня считают кем-то вроде собачонки, не обладающей даже толикой разума, благодаря которой я смогу истолковать чужие слова, не говоря уж о том, чтобы использовать их во вред кому-либо.

Отставая от дяди на три шага и не отрывая взгляда от ковра, которым был устлан пол, я вошла в большую светлую комнату, где витал дух каких-то незнакомых мне благовоний.

— Вот, Огасто, — подала голос Вейдена, выглядевшая вконец испуганной в присутствии своего супруга. — Это тот самый лекарь, о котором я тебе говорила.

— А-а-абсалом Рав, целиком и полностью к вашим услугам, ваша светлость, — промямлил дядюшка, дрожа всем телом.

— Подойдите ближе, почтенный господин Рав. — Приятный голос был тихим и немного глуховатым, и я различила в нем странный, никогда ранее не слышанный мною акцент. — Я не люблю разговаривать, когда мне плохо видны глаза собеседника.

Дядя Абсалом поспешно просеменил вперед. Я повторила его маневр, согнув шею так, что подбородок уперся в грудь.

— Кто эта девушка? — в тоне герцога Таммельнского не слышалось никакого интереса, он был целиком погружен в какие-то далекие от нас с дядюшкой размышления и задавал вопросы, казалось, совершенно бездумно.

— Позвольте представить вам мою племянницу, Фейнеллу Биркинд, ваша светлость, — дядя цепко ухватил меня под локоть и подтолкнул вперед. Я сделала корявый реверанс, а затем еще и растерянно поклонилась на всякий случай. Глаза поднять я так и не решилась, поэтому разглядеть смогла только ножки письменного стола, за которым, по-видимому, и восседал герцог.

— Какой у нее чудной наряд, — мужской голос был все так же равнодушен. — Право слово, вас не должны были впустить в Таммельн, господин лекарь, здесь царят весьма строгие нравы. По-моему, у вашей племянницы что-то неладное с шеей. Ее продуло в дороге?

— Нет-нет! — дядя незаметно, но болезненно ткнул меня пальцем в бок. — Просто бедная девочка родом из глухой провинции, и ее пугает все новое. Думаю, ее смутила роскошь этого великолепного дома и ваше милостивое внимание к ней. Так, моя милая?

И я снова получила чувствительный тычок.

— О да, — покорно пробормотала я, поднимая голову, чтобы взглянуть на герцога Таммельнского, и впрямь являвшегося весьма странным господином, судя по его речам.

…Он откровенно рассматривал меня, но во взгляде его было очень мало любопытства, как, впрочем, и любых других эмоций. С такой скукой обычно изучают изваяния в храме во время полуторачасовой службы. Вне всякого сомнения, герцог в отличие от своей жены сразу распознал, с кем имеет дело, движения его темных, подернутых поволокой глаз указывали на то, что от него не укрылась ни одна заплатка на нашей одежде и ни одна прореха в наших башмаках. Я же глазела на него как на самое чудесное явление, случившееся в моей жизни, и, думаю, меня бы поняла любая девушка, повстречавшаяся с герцогом Таммельнским.

Господин этих земель оказался еще более привлекательным внешне, нежели его красавица супруга. Самый упорный недоброжелатель не смог бы найти в лице его светлости недостатка. То был смуглый худощавый брюнет с матовой кожей — герцог походил на южанина, но гораздо более утонченного, чем те носатые говорливые господа, которых я раньше видела в городах, куда забредали мы с дядей во время своих странствий. На совершенном лице черными углями горели миндалевидные глаза, обрамленные длинными девичьими ресницами, но при всем этом во внешности герцога не было ни капли женственности или слащавости. Даже слегка вьющиеся черные волосы до плеч не привносили в его облик ничего женоподобного, лишь подчеркивали гармоничность его черт.

— У вашей племянницы редкий цвет волос, — между тем продолжал прекрасный герцог, рассеянно изучая меня с ног до головы. — У нее в роду не было никого из Иного народа?

— Ваша проницательность сделала бы честь любому, — немедленно отозвался дядя Абсалом. — Моя бабушка происходила из Лесного народца — гваллиахов, но готов заверить вас, что старушкой она была скромнейшей и тишайшей; вопреки всем тем разговорам, что ведутся о лесных жителях. Фейнелла, к несчастью, одна-единственная среди своих сестриц пошла в нее, но, право слово, это обычная глупая девчонка, ничем не отличающаяся от прочих…

Я почувствовала, что краснею от смущения, хотя до сих пор думала, будто к обсуждениям треклятой рыжины мне не привыкать.

— Милая девушка, — сделал вывод герцог, все так же витая в отвлеченных размышлениях. — Меня когда-то интересовал такой тип внешности — не то девочка, не то потешный мальчишка. Она бы могла играть в пьесах Пикеспаркса, тот любил использовать в сюжетах ходы с переодеваниями.

— Благодарю вас, ваша светлость, — прошептала в растерянности, ведь мне было не под силу понять большую часть речи герцога — за всю жизнь я не осилила и трех книг, считая чтение занятием скучным и неприятным.

— Впрочем, перейдем к делу, — герцог отвлекся от изучения моего раскрасневшегося лица. — Моя жена взволнована не на шутку, как я погляжу. Дорогая, не оставишь ли ты нас с господином лекарем наедине?

Герцогиня слегка присела в реверансе, устремив на мужа умоляющий взгляд, и покорно направилась к дверям. Господин Огасто не выразил недовольства в связи с тем, что я осталась в библиотеке, и вновь мне пришлось почувствовать себя глупой собачонкой, которая может разве что позабавить на пару минут, а затем ей позволялось вертеться у ног, если она не вела себя при этом слишком уж навязчиво.

— Итак, почтеннейший лекарь, вы не смогли вовремя увернуться… — задумчиво произнес герцог, посматривая на дядю искоса и едва заметно усмехаясь. — Моя супруга все-таки добилась своего. Я полагал, что затею с врачеванием удастся отложить до нашей весенней поездки в столицу.

Мысль о безумии герцога казалась нелепой, когда я смотрела на его спокойное приветливое лицо. В глазах господина Огасто светилось лукавство, в быстрой улыбке его содержалось куда больше благоволения, чем обычно причиталось на долю нахальных ярмарочных шарлатанов, и сердце мое едва не перестало биться — так был хорош собой герцог Таммельнский.



Поделиться книгой:

На главную
Назад