Помоги проекту - поделись книгой:
И ничего не услышали, но почувствовали присутствие зла, чересчур ужасного, чтобы человеческий ум мог его понять, пришельца из Невероятных Глубин, от дальних черных рубежей космоса. Холод смерти залил комнату, и Стив почувствовал, как опаляет его стиснутые веки, морозит мозг взгляд нечеловеческих глаз. Если бы он посмотрел, если бы на миг открыл глаза, рассудок навсегда покинул бы его.
Зловонное дыхание обдало его лицо. Он знал, что чудовище склонилось над ним. Лежал неподвижно в объятиях кошмарного ужаса и мысленно повторял одно: ни он, ни Яр Али не прикасались к камню, который стерегло чудовище.
Потом смрад рассеялся, холод отступил, потайная дверь вновь тихонько заскрежетала по желобу. Чудовище возвращалось в свое тайное укрытие. Все демоны ада, сколько их ни есть, не удержали бы Стива от искушения — взглянуть хоть одним глазком, хоть на миг. Один только взгляд, прежде чем закрылась потайная дверь, один беглый взгляд — но и этого хватило, чтобы человеческий мозг утратил все связи с действительностью. Стив Кларни, искатель приключений, человек со стальными нервами, потерял сознание — впервые за свою бурную жизнь.
Как долго он лежал в беспамятстве, он так никогда и не узнал. Но длилось это наверняка недолго. Когда он очнулся, услышал шепот Яр Али:
— Лежи спокойно, сахиб. Еще немного, и я достану зубами твои путы.
Стив почувствовал, как мощные челюсти афганца перегрызают веревки. Он лежал в неудобной позе, лицом в пыли, раненое плечо разгоралось болью. Старался собрать отрывочные воспоминания воедино. И вспомнил все, что видел, что пережил. Но что из того, подумал он в полубреду, было горяченным видением, порожденным усталостью и иссушившей горло жаждой? Борьба с арабами была на самом деле — о том свидетельствовала боль от ран и его путы. Но страшная смерть шейха и нечто, появившееся из черной дыры в стене — это наверняка видение. Нуреддин попросту упал в какой-нибудь колодец…
Его руки оказались свободны. Пошарив по карманам, он нашел незамеченный арабами перочинный ножичек. Он не поднимал головы, не осматривался, пока разрезал веревки, освобождая Яр Али. Это была тяжелая работа — левая рука не подчинялась.
— Где бедуины? — спросил он, когда афганец встал и помог подняться ему.
— Во имя аллаха, сахиб! — удивился тот. — Ты что, с ума сошел? Забыл?! Пошли быстрее, пока джин не вернулся!
— Это был кошмарный сон. — пробормотал американец. — Смотри, самоцвет снова на троне… — голос его сорвался.
Вокруг трона вновь сверкало алое сияние, озаряя истлевшие кости. Пламень Ашшурбанипала вновь пылал в руке скелета. Но у подножия лестницы лежало нечто, чего прежде тут не было — отсеченная голова Нуреддина эль-Мекра невидящими глазами смотрела в потолок. Бескровные губы искривились в жуткой усмешке, в глазах застыл неописуемый страх. На толстом слое покрывавшей пол ныли виднелись три ряда следов. Одни оставил шейх, догоняя ринувшийся к стене самоцвет. Другие вели от стены к трону и обратно огромные, бесформенные оттиски расплющенных когтистых подошв, ни человеческих, ни звериных.
— Боже мой! — выдохнул Стив. — Значит, все правда… и Нечто, Нечто, которое я видел…
Их бегство выглядело, словно кошмар, что есть духу они неслись вниз по бесконечной лестнице, серому колодцу ужаса. Почти на ощупь они бежали по засыпанным пылью залам, мимо грозно смотревшего на них бога, пронеслись по огромному залу и выскочили в ослепительное сияние солнца пустыни. Измученные упали, едва дыша.
Стив очнулся от крика афганца:
— Сахиб! Сахиб, к нам вернулось счастье, хвала аллаху милосердному!
Как в трансе Стив приглядывался к другу. Одежда афганца свисала окровавленными лохмотьями, он перемазан был пылью и засохшей кровью, а его голос звучал вороньим карканьем. Но в глазах у него горела надежда, и дрожащий палец указывал куда-то.
— Там, в тени стены, — выдохнув Яр Али, пытаясь языком увлажнить пересохшие губы. — Алла иль аллах! Это кони тех, которого мы убили! И фляги у седел, и переметные сумки! Эти псы так бежали, что позабыли забрать лошадей покойников!
Кларни ощутил прилив сил и встал, шатаясь.
— Бежим отсюда! — крикнул он. — И побыстрее!
Словно преследуемые самой смертью, они побежали к лошадям, отвязали их и неуклюже взобрались в седла.
— Возьмем всех лошадей! — крикнул Стив, и Яр Али согласно кивнул:
— Пригодятся, как заводные.
Их тела жаждали воды, побулькивавшей во фляжках у седел, но они, не задерживаясь, подхлестнули коней, колышась в седлах, как трупы, помчались по засыпанным песком улицам Кара-Шехра, меж полурассыпавшимися дворцами и покосившимися колоннами; вылетели в проем в стене и скакали по пустыне. Ни один не оглянулся на черные глыбы, разившие древнюю угрозу, ни один не произнес ни слова, пока руины не исчезли в дымке на горизонте. Лишь тогда они остановились и утолили жажду.
— Алла эль аллах! — набожно произнес Яр Али. — Эти собаки так меня избили, что кажется, все кости переломаны. Сойдем с коней, сахиб Я постараюсь извлечь у тебя из руки эту проклятую пулю и перевяжу рану так хорошо, насколько позволит мое невеликое умение.
Перевязывая рану, Яр Али избегал смотреть другу в глаза. Причина выяснилась вскоре. Он попросил:
— Расскажи, сахиб, расскажи, что ты видел! Во имя аллаха, поведай, что это было!
Стив молчал, пока не сели на коней. Путь их лежал к побережью. С запасными конями, провизией, водой и оружием у них были все шансы достичь берега.
— Я, посмотрел, — наконец сказал Стив. — И жалею об этом. Я знаю, это зрелище будет до конца жизни преследовать меня во сне. Я видел его, но не могу описать так точно, как это можно сделать с земными творениями. Великий, боже, это родом не из нашего мира, оно не могло быть творением нормального рассудка. Человек — не первый владыка земли. Были другие, прежде чем он появился и, они дожили до наших дней, остатки страшных минувших эпох. Быть может, и сегодня не ослаб натиск на наш мир вселенных других измерений… С незапамятных времен чародеи с помощью магии призывали спящих демонов и повелевали ими. Видимо, и ассирийский колдун вызвал демоническое создание, чтобы оно отомстило за него и стерегло нечто принадлежащее пеклу. Я постараюсь описать то, что видел. И никогда больше не будем говорить об этом. Это было огромное черное, тяжелое чудовище без четких очертаний, оно ходило, как человек, но походило и на жабу. У него были крылья и щупальца. Я видел только спину, а если бы увидел его спереди, несомненно, утратил бы разум. Тот старый араб был прав. Боже, укрепи нас — это было чудовище, которого Ксуфтлан призвал из темных глубин земли, чтобы оно стерегло Пламень Ашшурбанинала!
ДОБРОТА СКАЗКИ
Можно ли представить любителя фантастики, в жизни не читавшего, не слышавшего о Жюль Верне, Герберте Уэллсе, Александре Беляеве, Иване Ефремове? Безусловно, нет. Однако имя Роберта Говарда, увы, нашему читателю (если только он не знает английского и не имеет возможности добывать «самопальные» переводы) абсолютно незнакомо. Меж тем, хотя со дня смерти Говарда прошло более полувека, он остается одним из классиков мировой фантастики, его книги переиздаются, по ним сняты фильмы, интерес к его творчеству не слабеет. А это — верный признак таланта, неподвластного бегу времени и смене поколений.
Роберт Говард начал писать в 15 лет. Первый рассказ опубликовал в 18. Умер в 1936 году тридцатилетним. Этот синеглазый техасец ростом под два метра, спортсмен и сорвиголова, кажется, всю свою недолгую жизнь оставался мальчишкой, сохранившим романтическую любовь к необычайному. Такое остается впечатление, когда читаешь его книги. Не случайно выбранный им жанр — «фэнтези».
Грубо говоря, фантастика делится на два потока. К «сайнс фикшн», научной фантастике, относятся произведения, где фигурируют звездолеты и лаборатории, космонавты и ученые, где автор стремится дать научное обоснование или не выходить за рамки нынешних научных представлений.
«Фэнтези» — нечто абсолютно противоположное, не зря слово это созвучно русскому «фантазия». Собственно, это сказка, не скованная никакими канонами, законами науки и постулатами. Здесь появляются колдуны и ведьмы, приведения и гномы, драконы и монстры, здесь все возможно и все дозволено. (Случается порой, что оба жанра смешиваются в одном произведении, но этих примеров мы касаться не будем).
Говард как раз был поклонником и творцом чистейшей воды «фэнтези», не обремененной научным фундаментом. В его книгах духи давно исчезнувших племен оберегают свои затерянные в джунглях храмы, оживают мумии, сверкают зачарованные самоцветы, герои сражаются не только мечом, но и магией, которая для них — заполним хорошенько! — является сплошь и рядом не чем-то сверхестественным, а всего лишь еще одним компонентом реального мира, не самым могучим, кстати.
Заслуга Говарда еще и в том, что он создал свой, оригинальный мир. Современная наука не располагает какими-либо точными доказательствами, что в «допотопные» времена существовали некие высокоразвитые цивилизации, что предшественником Гомо Сапиенс были иные разумные существа. Но разве истинного фантаста это может смутить? И Говард рисует читателю историю Земли 15000-20000 лет назад, когда и очертания континентов были другими, и морское дно еще не стало нынешней сушей, и могучие страны не погрузились в океан, и жива еще память о полулюдях-полузмеях, владевших планетой до появления человека. Все это абсолютно антинаучно — и чертовски увлекательно. В конце концов «Из пушки на Луну» Ж.Верна, «Плутония» В.Обручева, «Бегущая по волнам» А.Грина, «Собачье сердце» М.Булгакова вызывающе, демонстративно ненаучны, но их успеху у читателя это не помешало, как и рассказам Г.Уэллса «Колдун из племени Порро», «Неопытное приведение», А.Конан Дойля «№ 249». И потому циклы романов Говарда о Конане Киммерийце, вожде Брайне Мак-Морне, «допотопных» временах до сих пор привлекают не одних мальчишек.
За десятилетия на западный книжный рынок было выброшено астрономическое количество «фэнтези». Здесь и талантливые вещи вроде романов П.Андерсона «Танцовщица из Атлантиды» и «Три сердца и три льва» или трилогии К.Льюиса «На молчаливой планете», «Перельяндра», «Эта странная мощь». Но здесь и море чисто коммерческих поделок, имя которым — легион. Что же удержало книги Говарда на волне популярности?
Скорее всего, их доброта, гуманный посыл, вера в человека. Вполне возможно, иной рассерженный читатель может обозвать представленные в выпуске рассказы «мистикой», «сатанизмом» — примеры, увы, нередки. Хотелось бы решительно предостеречь от таких ярлыков. Прежде всею, потому что мистика — это пропаганда слепой покорности человека «высшим» силам, бессилия ею перед сверхестественным. Ничего подобного вы у героев Говарда не отыщите. Все они помнят одно — человек в силах сражаться с любым врагом и злодеем, будь это рыцарь-разбойник или злобный маг. Герои Говарда, проявляя чисто человеческое упорство и волю, борются и побеждают. Иногда — оживленного через 3000 лет после смерти злобною колдуна (роман «Час дракона»). Иногда побеждают что-то в себе, как это происходит со Стивом Кларни. Одним словом, люди остаются людьми, дерзкими и гордыми, а не игрушками «высших» сил.
Миры Говарда — это сказка, где поражение терпят злые колдуны и бесчестные авантюристы («Час дракона»), самоуверенные типы, ради холодного «научного» любопытства оскверняющие чужие святилища («Чудище на крыше»). И в полном соответствии с законами сказки смелые, добрые и благородные героя выходят невредимыми из любых передряг. Говард, несомненно, ощущал сильное влияние Джека Лондона, но это пошло ему только на пользу. Как и герои Говарда — не бездушные супермены, а благородные люди, которые всегда стоят за справедливость. Соломон Кан (герой многих рассказов Говарда) вступает в яростную и неравную схватку со злом потому, что иначе просто не умеет поступать. И Стив Кларни, в лихую минуту готовый пожертвовать собственной жизнью, чтобы спасти друга-афганца, просто не умеет жить иначе. Творческое наследие Говарда (оно огромно) служит добру и потому не стареет.
Когда-то «фэнтези» занимала весьма почетное место и в русской литературе. Прежде всего приходят на ум сказки А.С.Пушкина и повести Н.В.Гоголя, но это — лишь вершина айсберга. Вспомним «Звезду Соломона» А.И.Куприна, «Черного монаха» А.П.Чехова, сцены с чертом в «Братьях Карамазовых» Ф.М.Достоевского, «Упыря», «Семью вурдалака», «Амену» А.К.Толстого, «Графа Калиостро» А.Н.Толстого, «Штосс» М.Ю.Лермонтова, «Призраков» И.С.Тургенева. Вспомним всех поименно — В.П.Титов, A.А.Бестужев-Марлинский, А.Погорельский, О.М.Сомов, М.Н.Загоскин, А.Ф.Вельтман, В.Ф.Одоевский, И.В.Киреевский, Н.А.Полевой, К.С.Аксаков, Ф.К.Сологуб, B.Я.Брюсов, С.Т.Аксаков, А.А.Перовский, И.И.Дмитриев, Н.М.Карамзин, Г.Р.Державин, А.П.Зонтаг, В.А.Жуковский, В.И.Даль, Н.М.Языков, М.Н.Погодин, И.А.Мельгунов, Е.А.Баратынский, Е.П.Ростопчина, В.Н.Олин, Н.В.Кукольник, А.К.Жуковский. Как видим, слава и сила русской «фэнтези» в особых доказательствах не нуждается. Ее традиции продолжали в советское время А.С.Грин, М.А.Булгаков, А.П.Платонов, В.Иванов, Е.Д.Зозуля, но холодная тень «железобетонного» сталинского реализма легла и на фантастику, прервалась связь времен (к счастью, не навсегда), и даже русскую сказку пытались отменить».
Однако и в более поздние годы не переводились бдительные ловцы «крамолы». В 1969 г. критик А.Бритиков окрестил «кулацкими нападками на большевиков» фантастическую повесть выдающегося ученого А.В.Чаянова «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии». Ныне Чаянов погибший в сталинские годы, реабилитирован, его фантастика издана — как и роман Е.Замятина «Мы», который всего двадцать лет назад ретивые охранители умов Е.Брандис и В.Дмитриевский объявляли «антисоветским пасквилем». Фантасмагория сплошь и рядом обгоняла жизнь и постепенно перестаешь удивляться самым невероятным совпадениям — например, многие ли знают что во времена Великой Отечественной войны на территории нашего края пребывали сразу два будущих известных фантаста: С.Снегов — за колючей проволокой лагерей, А.Стругацкий — в рядах войск НКВД…
Времена меняются, но зубы дракона дают ядовитые всходы. Всего 2-3 года назад молодой украинский фантаст А.Дмитрук издал фантастическую повесть, герой которой, молодой археолог, попадает в прошлое, к нашим далеким предкам-славянам, вновь возвращается в наше время и снова уходит в прошлое, где его ждут, где от него зависит исход боя. На схожий сюжет за последние сто лет написана не одна сотня «фэнтези», начиная с бессмертного «Янки при дворе короля Артура» Марка Твена. Однако вряд ли Марк Твен, мастер гротеска, мог предвидеть отповедь, с какой обрушился на Дмитрука совсем молодой по возрасту, но вполне созревший последыш Жданова по духу критик Р.Арбитман — оказалось. Дмитрук «противопоставляет отживший феодальный строй светлой социалистической действительности». Как видим, перестройка перестройкой, но иные, подобно пережившим свое время кровожадным монстрам Говарда, живут исключительно прошлым.
Тем ценнее для нас уроки Говарда, его вера в торжество добра и справедливости. Публикуя впервые в нашей стране рассказы одного из классиков мировой фантастики, мы надеемся, что читатель увидит в них не «любование ужасами», а именно эту веру в добро и человека.
Александр БУШКОВ
Поделиться книгой: