– Учительница, а почему у тебя на шее все время эта капелька? – спрашивает Катерина, и лицо ее расплывается в улыбке. Бьянка опускает взгляд на грудь, проводит пальцем по кулону. Он всегда с ней, словно часть ее. От разума к сердцу, как стрела, пролетает воспоминание.
– Это? Оно досталось мне от мамы, когда она ушла на небеса.
Она поднимает глаза, и это воспоминание будто уносится ввысь, в небо, такое далекое и такое близкое. Катерина снова обнимает ее, крепче прежнего.
– А как звали твою маму?
– Ее звали Сара, – отвечает Бьянка почти шепотом.
– Сразу видно, что ты ее сильно любила, – произносит девочка, отпускает ее и убегает.
Теперь она одна. В тишине зала еще слышны топот маленьких ножек и музыка – это пространство словно немыслимо без них.
Она отключает айпад и кладет в сумку – ту самую, что носила, когда только пришла на эту работу, исписанную автографами ее первых учениц. Надевает бежевую джинсовую куртку, застегивает верхнюю пуговицу и направляется к двери. Прежде чем выключить свет, она поворачивается и окидывает взглядом комнату, ненадолго останавливаясь взглядом на собственном отражении в зеркале. Инстинктивно, почти невольно сжимает кулон. Вот и весь ее мир – в этом простеньком украшеньице и в этих четырех стенах.
Глава 2
Из долины веет легкий бриз, проникает под джинсовую куртку, ласкает кожу. Май в этом году выдался поистине волшебный, хочется все время проводить на свежем воздухе. В раздевалке она сменила пуанты на кеды, боди на футболку без рукавов, но легинсы и шиньон оставила. Бьянка идет быстрым шагом, но домой не торопится – это ее обычная скорость. Вот и подруга Диана вечно подтрунивает:
– Вид сзади у тебя, конечно, отпад, дорогуша, но я с ним уже знакома. Не удостоишь ли меня чести идти рядом, а не сзади? – шутит она всякий раз, когда они гуляют вместе и Бьянка оказывается на три шага впереди.
Подумав об этом, она улыбается и сбавляет шаг. К тому же в этот вечер она испытывает немалую усталость после урока – это видно и по ее глазам: когда она устает, они как будто уменьшаются и меняют цвет, становясь почти зелеными. Легкие круги под глазами свидетельствуют о том, что ей не помешало бы поспать часок-другой.
Несколько мгновений она смотрит на реку: воды Бренты в солнечных лучах стали прозрачно-голубыми и текут медленно, величаво, словно исполняя танец. Впереди группка студентов на экскурсии делает обычные снимки на мосту – она и сама так фотографировалась, лет восемнадцать назад. Она была с Себой; тогда же случился и их первый поцелуй. Восемнадцать лет уже исполнилось этой странной паре, как их называют самые деликатные из друзей. Для остальных они просто Красавица и Чудовище. Он – резкий, часто грубоватый, и она – спокойная и задумчивая. Об этом размышляет Бьянка, оставляя позади Старый Мост; улыбка словно приклеилась к ее лицу. Эта улыбка появляется на ее лице всякий раз, когда она представляет, как вот-вот обнимет своего Себастьяно.
Улыбка зависти, которую испытывают все те, кто, как и они, всю жизнь вместе, но уже забыли о той нежности, что была вначале.
Она поднимается на площадь Свободы, вновь прибавляя шаг. Исторический центр города мало-помалу заполняется людьми – время аперитива. Винные бары с чеканными вывесками наперебой зазывают клиентов, выставляя на деревянных прилавках местные деликатесы. Бьянка приветственно машет рукой мужичку, прислонившемуся к стене с бокалом белого вина, но не останавливается, а идет вперед, через улицу Рима – иначе она так и не доберется до дома. Когда ты девушка Себастьяно Нони, владельца старейшего и крупнейшего в Бассано перегонного завода, будь готова, что в любом уголке города тебе не будут давать прохода. За долгие годы Бьянка усвоила эту истину. Вино граппа Нони представлено повсюду. Новая бутылочка S-образной формы оказалась даже на витрине парфюмерного магазина (правда, видно ее, лишь когда проходишь мимо), хотя ее только-только запустили в продажу. Интересно, кого пришлось обхаживать Себе, чтобы выставить ее там? Он всегда был прагматиком: уж если ему в голову что взбрело, нипочем не переубедишь. Может быть, еще и поэтому она его выбрала. Бьянка вздыхает и идет дальше. Она рада за него, за то, как все складывается, и все же на душе у нее неспокойно, в голове роятся мысли. Когда Бьянка танцует, ей кажется, будто ее тело легче перышка, вот-вот взлетит. Но едва танец кончается – особенно в последние месяцы, – виски словно сжимает чья-то незримая хватка. Вот и сейчас налетел вихрь тревог и волнений за все сразу.
Взять хотя бы костюмы для итогового выступления – что бы такого придумать в этом году? Эти девочки для нее почти как родные… Тем более своих детей у нее пока нет. Несмотря на смерть обоих родителей, она все еще чувствует себя недостаточно взрослой для того, чтобы самой стать матерью. Себастьяно это понял и относится к ее решению с уважением, несмотря на то что и ему, и свекрам уже не терпится объявить всему миру о рождении маленького Нони. Но пока ей хватает забот педагога и всего того, что им сопутствует. Декорациями тоже всегда занимается она. Ей нравится придумывать костюмы – должно быть, после танцев это ее самая большая страсть. Хотя, конечно, постоянно творится невообразимая суета! Ведь одно дело, костюм для себя самой и совсем другое – придумать наряды для девяти девочек, каждая из которых имеет свою комплекцию. И все это – на жалкие гроши прибавки к учительской зарплате. У директрисы школы вечно не хватает бюджета, и Бьянка частенько добавляет денег из собственного кармана. Вернее, из кармана Себы – что, разумеется, немало ее гнетет, ведь ей уже тридцать шесть лет. Внезапно она вспоминает об ужине: со вчерашнего дня она ничего не готовила, а Себа приходит поздно, и к тому моменту все должно быть на столе…
Она с радостью приняла на себя роль хранительницы домашнего очага, хотя по натуре совершенно не домохозяйка, лишь потому, что Себастьяно занимается другими домашними делами, которые она всей душой ненавидит (например, глажка). Синьор Нони – человек старой закалки, но Бьянке не на что жаловаться, ведь, в отличие от некоторых мужей ее подруг, он за справедливое распределение обязанностей.
Но вот на кухне ее идеи закончились: угодить Себе непросто. Его мать отлично готовит и совершенно его избаловала. К тому же он постоянно голоден, как бизон, – может расправиться с двумя бифштексами за несколько минут. Он ненасытен – и, по правде сказать, не только в еде. А вот она никогда не была обжорой. Не то чтобы ей не нравилось вкусно поесть, но она не привыкла наедаться до отвала. Во всем надо знать меру, считает она: главное – все попробовать, но без фанатизма.
А вот и машина. Она садится в «Ауди А1 спортбэк», белую с черной крышей. Это один из последних подарков Себастьяно. Ему нравится делать ей дорогие подарки и с наслаждением наблюдать за ее реакцией – как вспыхивают румянцем ее щеки от радости и смущения, почти по-детски.
Она включает двигатель, и салон наполняется звуками популярной песенки. Бьянка выезжает с парковки и направляется в сторону Маростики. Их поместье находится в десятке километров от Бассано, на холме, утопающем в виноградниках и оливковых деревьях. У подножия расположен перегонный завод, построенный в 1878 году. Это невероятное место, где чудесным образом сплелись традиции и современные технологии… но и усилия для его содержания тоже нужны невероятные! Конечно, раз в неделю приходит уборщица, но этого недостаточно – каждый день случается что-нибудь новенькое. К тому же Себастьяно постоянно норовит подкинуть ей хлопот: «с твоей работой у тебя ведь уйма свободного времени!» И это не только участие в деловых ужинах или организация доставки – частенько ей выпадает и совершенно прозаичная работа на заводе. И она соглашается. Всегда. Да и он знает, что Бьянка не из тех, кто отлынивает от работы.
Из динамиков магнитолы льется музыка.
– Это была песня «
Начинается реклама. Классическая музыка, затем голос диктора:
«Королевский балет Лондона – в кино! По случаю 75-летнего юбилея компании прямая трансляция в кинозалах последнего спектакля сезона, «Спящая Красавица», в великолепной постановке Моники Мейсон и Кристофера Ньютона. Ищите ближайший к вам кинотеатр на сайте…»
Ее сердце тут же пускается вскачь – пульс отдается в ушах. На какое-то мгновение Бьянке даже кажется, что благоразумнее было бы остановиться. Потом резко, почти сердито, она выключает магнитолу.
Отлично помню тот день – 4 июля. Мне было девятнадцать, и я еще жила с отцом. Шел 1998-й год, я только что окончила классический лицей. 58/60[15], – настоящий триумф! Именно его я и отмечала за обедом с отцом, который специально по такому случаю приготовил лингуине с моллюсками.
От нескольких бокалов «Просекко» быстро опьянела, хотя очередь десерта еще не настала. Но ведь впереди предстояли бесконечные каникулы, и кому какое дело до похмелья! Я была еще совсем девочкой, счастливой и беспечной, и дела складывались как нельзя лучше. Специально к празднику папа купил в лучшей кондитерской Бассано мой любимый десерт – шоколадный торт-безе с лесными ягодами. Когда я ела второй кусок, в дверь позвонили.
Раньеро подошел к окну гостиной, потом повернулся ко мне и сказал:
– Это почтальон, принес заказное письмо. Неужто опять штраф?
Он улыбнулся и вышел в своих кожаных тапочках. Этот сухой шлепающий звук до сих пор ассоциируется у меня с отцом. Внутри вдруг возникло странное предчувствие, будто горячая рука сжала сердце, а в голове крутилось название: The Royal Ballet School[16]. Через несколько мгновений отец вернулся с сияющим лицом.
– Кажется, это тебе, из Лондона, – и вложил мне в руку запечатанный конверт. Я посмотрела на него со страхом и удивлением. В левом верхнем углу мелкими буквами написан адрес на английском – тот самый адрес! – а в правом нижнем – мой, покрупнее. Сомнений не было: письмо было адресовано мне, Бьянке Колли.
– Ну же, открой! – подбадривал меня отец.
Боже, как я волновалась! Мое предчувствие постепенно превращалось в реальность. В смятении разорвала конверт, который, казалось, не хотел открываться, и вынула письмо. Дрожащими руками развернула его и начала читать вполголоса те несколько строчек на английском. Потом перечитала, снова и снова, не в силах поверить. Наконец меня прорвало:
– Папа, меня приняли! Пишут, что я сдала экзамен!
Я обняла его, как уже давно не обнимала, по щекам катились слезы счастья.
В те майские выходные он вместе со мной поехал в Лондон и не оставлял меня ни на секунду – знал, как важен для меня был тот просмотр. Как и любая балерина, я мечтала учиться в этой школе. Его лицо все еще стоит у меня перед глазами – он был счастлив, радовался за меня и вместе со мной.
– Все просто чудесно, малышка! Сегодня у нас двойной праздник!
И снова откупорил «Просекко».
Воодушевленная и слегка навеселе, после обеда я села на велосипед – тогда у меня еще не было водительских прав – и скорее поехала в имение, чтобы показать Себастьяно письмо из Королевского балета. Я была уверена, что он порадуется и скажет: какая замечательная новость… Но когда я объявила о письме, он даже не улыбнулся. Казалось, он думает совершенно о другом. Потом он все-таки поздравил меня и со странным блеском в глазах сказал:
– Жди здесь. – Он усадил меня на мраморную скамейку в саду. – Я на минутку в офис, сейчас вернусь.
Я ничего не понимала – отчасти еще и потому, что была не вполне трезвая. Что это, черт возьми, за реакция? Но долго мне гадать не пришлось. Спустя несколько мгновений он вернулся с синей бархатной коробочкой.
– Дай руку, – сказал он мне, и эта просьба показалась мне почти приказом. Я посмотрела на него с легким испугом: что он задумал?
– Ну же, дай мне руку, не бойся.
Я повиновалась только потому, что мне нетерпелось узнать, что это за игра. Тогда Себа открыл коробочку, взял кольцо из белого золота с крошечным бриллиантом и надел мне на палец.
– Давно уже хотел тебе его подарить. Я не прошу прямо сейчас выйти за меня замуж, знаю, что ты еще совсем девочка, но хочу, чтобы мы жили вместе.
Он окинул взглядом бескрайнее поместье. Тогда ему едва исполнилось тридцать, он уже знал, чего хочет от будущего, и шел к своей цели.
– Все это будет твоим, если ты согласишься жить со мной.
Он погладил мои волосы и крепко поцеловал в лоб – от таких поцелуев перехватывает дух…
Боже, эти слова до сих пор звучат у меня в голове, при одном только воспоминании.
– Подумай, не спеши, не отвечай сразу. Я подожду.
И в самом деле, я ответила не сразу – в тот момент все эти невероятные события захлестнули меня с головой. Я была ошеломлена: он был взрослым мужчиной, а я совсем девочкой, которая ничего не знала о том, как устроена жизнь. Казалось невероятным, что Себастьяно мог сделать мне подобное предложение, да еще при таких обстоятельствах. Может, он хотел убедить меня не уезжать? Неужели мое будущее его не волновало?
Однако в тот самый момент я сказала себе: бессмысленно мучить себя вопросами и просчитывать стратегии – нужно просто принять решение. Итак, села на велосипед и отправилась в Скьявон. Я оказалась на перепутье: мне предстояло выбрать любовь к танцам или любовь к мужчине. И это был самый трудный выбор, который мне когда-либо доводилось делать. Я энергично крутила педали, а в голове крутился вопрос: может быть, стоит отложить совместную жизнь с Себой на год – как раз столько длился курс обучения? Но бесполезно было себя в этом убеждать: если бы я уехала, наверное, никогда не вернулась бы в Италию. Чего же мне хочется на самом деле? Что было лучше для меня самой? Так, терзаемая сомнениями, я оказалась на кладбище и направилась к могиле матери. Солнце уже начало заходить, его рыжие лучи отражались от белого мрамора, окутывая его теплым светом. Я погладила ее фотографию, ее красивое улыбчивое лицо; перекрестилась, опустившись на колени на ступеньке, прочитала молитву и, глядя ей в глаза, спросила: «Что мне делать, мама?» В самые важные моменты моей жизни она всегда была рядом – вот и сейчас она помогла бы мне сделать выбор. Некоторое время молча сидела и ждала. Я была там одна, и небо мало-помалу начало окрашиваться багрянцем. Мне почудился шелест меж деревьев, а потом ощутила легкое пощипывание в животе, о котором думаю и по сей день. Я вынула из кармана джинсов письмо из Королевского балета и естественным жестом положила его на могилу, чтобы ветер унес его вместе с лепестками роз.
Я приняла решение.
Потом попрощалась с мамой и направилась к выходу, с одной-единственой мыслью: остаться. Я знала, что никогда не брошу танцы, но ведь можно продолжать заниматься этим и на своей земле. Я любила Себастьяно и была готова разделить с ним будущее, переполняемая храбростью и счастьем. Я не представляла свою жизнь без него. В тот вечер намеревалась сказать отцу: да, уезжаю, но не очень далеко.
Глава 3
В прошлом году, в октябре, она вернулась в Лондон – вместе с Себастьяно они отправились на Международный конкурс вина и алкогольных напитков, одно из самых престижных мероприятий в мире. На церемонию награждения она надела длинное шелковое облегающее платье с глубоким вырезом на спине и поднялась на сцену вместе с ним: «Бассано Эншнт Бридж» получило золотую медаль. Себа был очень элегантен в смокинге и галстуке-бабочке, а когда глава комиссии объявлял решение судей, у него блестели глаза.
– Цвет белого золота. Аромат марципана с легкими фруктовыми и цветочными нотками. Бархатистое и нежное, оставляет приятное послевкусие. Древесные нотки придают вкусу глубину.
Скольких громких эпитетов удостоилось последнее детище дома Нони, королева грапп! Это был просто сказочный уик-энд. Бьянка с удивлением обнаружила, что испытывает к нему все то же влечение, что и в первые годы. После церемонии вручения Себа – теперь он набрал пару килограммчиков и потерял почти все волосы – пригласил ее на ужин, в ресторан «Аква Шард», с видом на Темзу. Возвращались они пешком до самого отделя «Клеридж», поднялись в номер и всю ночь занимались любовью. Всю ночь – этого с ними давненько не случалось, а в последнее время они все реже бывали вместе. Он был так близко! И все же, даже находясь в этом номере, даже когда они занимались любовью, ее не покидала мысль: а что, если бы вместо Себастьяно она выбрала Лондон и карьеру примы. Этот невероятный город сводил ее с ума. Быть может, в этот самый момент она танцевала бы на сцене Королевской оперы… Да нет, несомненно: она сделал правильный выбор, решив остаться на родине, и ни о чем не жалеет. К тому же с Себой их связывает глубокое чувство.
Она сворачивает на грунтовую дорогу, вдоль которой растут вековые кипарисы. «Ауди А1» поднимается на холм, вздымая легкое облачко желтой пыли. Два гигантских терракотовых кратера с крохотными лозами внутри открывают дорогу к поместью, раскинувшемуся на площади более шести гектаров. Пестрая панорама виноградных лоз, оливковых деревьев, цветущего миндаля и розовых кустов.
Свет в окнах завода все еще горит, а перед ним стоит большой автобус. Должно быть, последняя экскурсия затянулась. Иногда Бьянка и сама занимается посетителями – особенно если это иностранцы: она одна из немногих сотрудников, бегло говорящих по-английски. К счастью, год назад Себастьяно все-таки решился и взял на работу Анджело – милого паренька, в совершенстве владеющего французским, английским, немецким и русским. К тому же с недюжинным актерским талантом, делающим его выдающимся экскурсоводом.
В этот час он, наверное, рассказывает гостям «Двенадцати рыцарей», как называет их Себа, об исторической конструкции с паровой котельной, построенной в 1878 году и использовавшейся для производства выжимок из красного винограда. А ведь Себа даже разговаривает с перегонными кубами. При этой мысли на лице ее появляется улыбка: она не раз видела, как в производственном отделе он бывало вытягивался по стойке «смирно», а затем принимался обходить котлы, один за другим, салютуя им – ни дать ни взять, отставной лейтенант стрелковой дивизии. В эту работу он вкладывает свою душу – уж она-то точно это знает. Его граппы – самая большая любовь его жизни, сразу после Бьянки. Во всяком случае, она на это надеется…
Перегонный завод основал один из его прапрадедов в конце девятнадцатого века, и спустя несколько поколений, когда отец ушел на пенсию, у руля встал Себа. Для него семья и это место – священные столпы, без которых настоящая граппа немыслима.
Бьянка паркует «Ауди» на небольшой площадке, выложенной гравием, на вершине холма, и входит в виллу. Это тоже часть семейного наследия. Экстерьер эпохи неоклассицизма, интерьер же по желанию Себастьяно был изменен, и теперь на первом этаже просторная веранда. Она кладет ключи от машины на мраморную подставку и кидает сумку и куртку на огромный двенадцатиместный диван, обитый белой кожей.
– Милый, я дома! – кричит она так, чтобы было слышно в любом уголке дома. И действительно, через мгновение эхо подхватывает и разносит ее слова. Но ответа нет.
– Себа, ты здесь?
Молчание. Как и вчера вечером, и позавчера. В последнее время, вернувшись домой, она чаще всего не застает его. То встреча с маркизом Фрескобальди, то съемки для воскресной программы на RAI 1, то очередное собрание акционеров (это его брат и сестра – Лучо и Антонелла), то интервью с журналистом из «Тревелле» или с мисс Индии в стиле Болливуда для индийского телевидения, то работа над обновлением сайта… Разумеется, Бьянка понимает: поддерживать на плаву такую крупную компанию – особенно если хочешь, чтобы о ней узнали и за рубежом, – нелегкий труд.
Она поднимается на второй этаж, осматривается и снова пытается его позвать. Ищет в комнатах, в двух ванных, в тренажерном зале, в сауне. Тщетно. Потом входит в открытую дверь его кабинета – может, он оставил записку на столе? Он часто так делает. Но, пошарив, она находит лишь сложенный пополам лист бумаги:
«Имя: Клеопатра Амароне, фирменная граппа.
Бальзамические ароматы подножия гор Венето. Нотки мирры…»
Итак, послание явно не для нее, он придумывает новую граппу – это точно. Теперь понятно, почему в последние дни он витает в облаках! Когда творческий процесс в самом разгаре, он забывает о жизни вокруг. Себа всегда говорит, что нет одной граппы – их много, каждая хороша по-своему, со своим характером и историей, и для хорошего напитка нужен тонкий нюх и хороший вкус. Есть молодые граппы, с освежающим вкусом, настаивающиеся в дубовых бочках; есть зрелые – их Себа любит особенно – и ароматизированные. Бьянка обожает ежевичную. Это целый мир, и она пока не чувствует, что в полной мере принадлежит ему.
Она выходит из кабинета, и в этот самый момент в сумочке звонит телефон. Она сбегает по ступенькам и на бегу берет трубку.
– Себа!
– Любовь моя…
– Где ты? Чего ты хочешь на ужин?
– Любимая, к сожалению, я пока еще с Флавией. – Он говорит вполголоса – похоже, специально вышел, чтобы ей позвонить.
– А, ладно. Все ясно, увидимся через пару часов… Если хотите, когда закончите, приезжайте и все вместе поедим пасту.
Флавия – консультант по маркетингу из Милана – настоящая ударница труда; на работе она как сторожевой пес. Бьянка встречалась с ней пару раз по разным проектам по усовершенствованию поместья и решительно не понимает, как она умудрилась выйти замуж – притом за замечательного человека – и вырастить двоих детей. Лицо у Флавии грубоватое, она не из тех, кто способен поразить мужчину с первого взгляда, несмотря на природное обаяние.
– Спасибо, милая, ты просто ангел. Но не знаю, сколько мы еще просидим. Боюсь, это дело затянется надолго. – Голос у Себастьяно усталый, должно быть денек выдался не из легких. – Клянусь тебе, я больше не могу. Мы тут пересматриваем маркетинговую кампанию на лето и план мероприятий. А тут еще идея о создании страницы на Фейсбуке по новой линии, платные объявления в «Твиттере»… Боже правый, я с ума сойду!
– Успокойся, родной, – ей жаль, что его не будет к ужину, но она уже привыкла: работа для него – святое. Хотя иногда Бьянка вырывается вперед. В такие моменты она старается стать для него лучшей спутницей: внимательной, понимающей, умеющей взбодрить и воодушевить.
– Себа, поверь мне, все будет хорошо, у вас снова все получится! К тому же Флавия просто молодчина.
– Это да, но когда она начинает задаваться и упираться – вот как сегодня – это уж слишком… Ладно, прости, что я тебя гружу, любимая… Я обещал тебе поужинать вместе, а сам… Чувствую себя дерьмом… – Голос у Себы звучал как у побитой собаки. – Но она ведь в Милане, когда еще вернется…
– Знаю, знаю.
– Так что надо пользоваться, пока она здесь, иначе придется ждать четыре месяца!
– Говорю тебе, не волнуйся! Не переживай за меня. Главное, чтобы у вас все получилось.
– Обещаю: завтра мы поужинаем вместе. Или даже – знаешь что? Поедем в Венецию, в Чиприани.
– Да, конечно… – осторожно отвечает Бьянка, словно ребенок, который изо всех сил хочет, чтобы его любили.
– К одиннадцати, максимум – половине двенадцатого, буду дома.
– Тогда увидимся.
– Спасибо, милая. Ты ведь дождешься, правда?
– Я всегда здесь и жду тебя. Целую!
Глава 4
– Так что, вы встречаетесь?
– Не знаю, Бьянка. Он еще в Нью-Йорке, на следующей неделе должен прилететь в Милан, но это какой-то кошмар.
– Не торопи его, Диана. Не строй из себя капризулю – «хочу все и сразу!» Не то рассержусь, обещаю…
– Я и не тороплю, но послушай! Пишу ему, что скучаю, что ужасно хочу его увидеть, а он? Посылает мне кучу сердечек по Ватсаппу. Нет чтобы позвонить – хоть бы разок! И не надо его выгораживать, мол, он за границей: он, и находясь в Италии, никогда мне не звонит. Сплошные эсэмэски и смайлики. Черт побери, неужели здоровый мужчина в тридцать девять лет не может нормально общаться? Или для этого ему нужны тупые картиночки? И это называется я многого хочу, ну конечно!
– Ну что ж поделать, таков уж он, постарайся его понять… – Бьянка пытается сбить нотки трагизма, но Диана не унимается. Они болтают уже минут десять – подруга рассказывает о своих отношениях с Кристианом Бьянки, клавишником из группы, победившей в последнем сезоне
Бьянка и Диана вместе выросли в Бассано, были неразлучны с самой начальной школы и до лицея, пока последняя не решила поступить в Свободный университет языков и коммуникаций в Милане и не осталась там жить. Теперь она делит лофт в Порта-Нуова с двумя друзьями-геями, но часто приезжает в Венето к матери, которая живет в домике на окраине Бассано. Они всегда все знают друг о друге, и хотя по-разному смотрят на многое и нередко ссорятся, тем не менее глубоко и искренне привязаны друг к другу. Бьянка ценит свободолюбивый нрав подруги, ее высокий полет, независимость – не столько экономическую (при ее образе жизни она нередко оказывается на мели), сколько духовную. В отличие от нее Диана никогда не боялась остаться одной, даже надолго.
– Звездочка моя, да я и пытаюсь его понять. Но проблема не только в неспособности общаться – просто вся эта ситуация такая запутанная!
«А когда тебе нравились простые ситуации?» – думает про себя Бьянка, но молчит – пусть Диана выговорится. Теперь ясно: именно для этого она и позвонила.
– Но как можно требовать от мужчины большего внимания, когда он музыкант, продюсер, отец, муж и бывший муж? Потому что та, на которой он сейчас женат, наверняка вторая! Вот как, скажи мне, Би? – в ее голосе слышатся нотки отчаяния. Должно быть, этот мужчина и вправду для нее много значит.
– Дело не в этом, а в том, чтобы понять, чего он хочет от тебя, а ты – от него.
– Ага, спасибо! Я и сама себя об этом спрашиваю… – Диана тяжело вздыхает. В этом вздохе слышится смирение, а может быть, попросту осознание ситуации. – Такое ощущение, что для него это был просто хороший секс.
Она умолкает, а затем продолжает, словно собравшись с новыми силами:
– И знаешь, что меня бесит больше всего? Он ведь в любви мне признавался, сволочь! Да блин, в этом ведь не было необходимости! Мы оба – взрослые, привитые особи! Этого достаточно, чтобы говорить то, что важно, и молчать обо всем остальном, разве нет? Зачем давать мне ложную надежду?
– Не знаю, Диана, может, он и вправду любил… – отвечает Бьянка, может быть, даже мягче, чем хотелось бы, стараясь немного утихомирить подругу. – Просто потом, в какой-то момент, ты спускаешься с того облака, на котором сидишь, на землю и не знаешь, куда голову приклонить. Должно быть, действительность, то есть его счастливая семейка и все, что с ней связано, – заставила его задуматься и образумиться.
– Да это-то понятно! Но тогда молчи! Не надо говорить мне о любви – я же верю ему, чертову идиоту! А почему не верить? И поэтому говорю тебе: он говнюк! Если у тебя куча проблем – дочка, бывшая подружка, красивая жена, на которой ты год назад женился и с которой уже не спишь, концертный тур, депрессия, моменты ярости, когда готов взорвать мир… То есть, если ты в сорок лет еще не решил, что делать со своей жизнью, не надо говорить мне о любви, а потом пропадать… А, чуть не забыла, самый смак: теперь модно уходить по-английски, ничего не говоря, исчезать и даже не отвечать на сообщения. Все за гостинг![17] Как тебе такой расклад?! По-твоему, это нормально?
– Нет, это ужасно. Этому нет оправдания. Но насчет его чувств – не знаю. Может, он и правда в них верил, когда признавался…
– Ну да, конечно! Говнюк он, вот кто. Как и все мужики. И точка.
Категорично и окончательно.
– Хотя я еще успею спастись. Больше не намерена позволять всяким придуркам причинять мне боль. Хватит, наигралась. Хочется уважения, ясно? Уважения…
– Молодец! – верит ли она сама в то, что говорит?.. Бьянка невольно улыбается.
– Хотя, похоже, есть вероятность, что этот… – Она безуспешно пытается подобрать слово, – в общем, этот тип, наверное, самый классический пример говнюка. И уж от него никто не спасется.
– Пример… кого?
– Говнюка. Да-да, упрямой сволочи, которая способна выставить тебя полной дурой и втоптать в грязь по полной. От таких, как он, надо бы придумать вакцину и прививать всех девочек, чтобы никто не попал к нему в ловушку.
Бьянка смеется – до Себы у нее почти не было парней. Хотя с таким типом мужчин она встречалась и до сих пор отлично их помнит.
– Это точно, Би… Тот, кто придумает противоядие от говнюков, достоин нобелевки! Но хватит обо мне… Как у вас с Себой?
– Ничего, подружка, хотя его вечно нет.
– Тоже мне, новость, – саркастически парирует Диана.
– Он обещал, что сегодня мы вместе поужинаем, а вместо этого завис на работе, а я тут сижу дома, как гусыня, и жду его…
– И когда он только изменится?
– Думаю, никогда, но меня это устраивает, я не хочу его менять.
– Боже мой, дорогуша, ну какая ты молодец! Не знаю, как только ты терпишь такое к себе отношение, учитывая, сколько ты делаешь для поместья и его завода.
В ее тоне звучит плохо скрываемая враждебность. Диана никогда не любила Себастьяно. Когда Бьянка приняла решение отказаться ради него от карьеры, она всеми силами старалась заставить ее передумать.
– Если останешься здесь, ты совершишь огромную ошибку! Если он и правда тебя любит, то должен дать тебе свободу, позволить следовать за мечтой, и ты должна дать ему это понять!
И она так и не отступилась от своих слов, хотя со временем, похоже, поняла, что Бьянка сделала правильный выбор. Броситься в объятия Себастьяно было спонтанным решением, естественным поворотом судьбы: этот человек, старше ее на одиннадцать лет, мог дать ей тепло, защиту и уверенность в завтрашнем дне, которых ей так не хватало. Ведь расти без матери нелегко, помнить ее такой, какой она осталась в сердце с самого детства, видеть только на фотографиях и в поблекших воспоминаниях – своих и чужих. Даже если отец готов на все, чтобы облегчить боль утраты.
– Диана, ты несправедлива к Себе! Вовсе он мной не пренебрегает. Просто это нелегко – тащить такую огромную компанию. Он взвалил на свои плечи такую ношу, это нужно понимать. Но он дает мне все, что нужно.
– Ну, раз ты так говоришь… Но как он может все еще тебе нравиться, после стольких лет? Ты заслуживаешь большего… Ты ведь красавица, во всех смыслах. Смотри, какая у тебя талия – а у него уже животик и совсем нет волос!
Она злобно хихикает. Диана беспощадна к нему, всегда говорит то, что думает. Знает, что Бьянка не обижается. К несчастью, она любит даже его жирок на животе, а его бритая голова кажется ей сексуальной – так его зеленые глаза кажутся больше.