Помоги проекту - поделись книгой:
При молитве нужно, чтобы дух соединился с умом и вместе с ним произносил молитву, причем ум действует словами, произносимыми одной мыслью или с участием голоса, а дух действует чувством умиления или плача. Соединение даруется в свое время Божественной благодатью, а для новоначального достаточно, если дух будет сочувствовать и содействовать уму. При сохранении внимания умом дух непременно ощутит умиление. Дух обыкновенно называется сердцем, как и вместо слова «ум» употребляется слово «голова».
Не только всякое греховное чувствование и всякий греховный помысл, но и все естественные помыслы и ощущения, как бы они ни были тонки и замаскированы мнимой праведностью, разрушают соединение ума с сердцем, поставляют их в противодействие друг другу. При уклонении с духовного направления, доставляемого Евангелием, тщетны все пособия и механизмы:
Если ты ощутил, что соединился ум твой с душой и телом, что ты уже не рассечен грехом на части, но составляешь нечто единое и целое, что святый мир Христов возвеял в тебе, то храни со всевозможным тщанием дар Божий.
Взаимное сочетание ума и сердца в делании Иисусовой молитвы является для неопытных одной из больших трудностей этого делания, влекущей за собой, при неумелом образе действий, большие неправильности, о которых подробно говорят наставники умного делания. Поэтому-то здесь и требуется постоянное наблюдение и совет опытного руководителя.
Что ум после нескольких молитв убегает из сердца и от памяти Божией отстает, это от слабости внимания и от равнодушия к молитве. Не дорожит душа молитвой и спешит отделаться от нее поскорее, бормоча ее кое-как. Взыщи страх Божий, и с ним приступай к молитве, и молись, держа внимание на смысле слов молитвенных. Коротенькие молитовки и молитва Иисусова затем и употребляются, чтобы
Делание молитвы Иисусовой требует с самого же начала большого внимания, терпения и постоянства. Им нельзя заниматься кое-как, спустя рукава. Внимание разбегается – необходимо его собрать; помыслы назойливо втискиваются в сознание, раздражают воображение – необходимо их отстранить; поднимаются страсти, волнуют сердце – надо их усмирить; кажущаяся бесплодность самого делания наводит уныние, вызывает скуку – надо терпеть и молиться. По ошибке, по неведению, по самочинию, по самообольщению делаются ложные шаги, надо каяться и исправлять их. И при всех этих обстоятельствах надо смиряться, не роптать, не прекращать молитвенного делания, и всю свою надежду возлагать на помощь Божию. Такое состояние может продолжаться не месяцы, а годы, пока, наконец, не затеплится в сердце постоянный огонек благодатной, самодвижной молитвы.
В прошлой беседе мы уже указывали эту неизбежность постоянной борьбы с многоразличными трудностями при делании Иисусовой молитвы. Но я считаю нужным еще и еще напоминать об этом, предупреждать об этих трудностях и призывать к тому, чтобы, пребывая в этой борьбе, мы не падали духом, не обманывали себя, не думали, что это молитвенное делание совершается так же легко и просто, как по рецепту доктора получается лекарство в аптеке.
Мы упоминали выше, что самое сочетание ума с сердцем может ставить в затруднение и вызывать недоумение. Недавно мною было получено письмо от одного инока, благоговейного делателя Иисусовой молитвы, который был смущен строгими словами епископа Игнатия, запрещающего новоначальным, под угрозой впадения в прелесть, входить молитвенно в область сердца, и усмотрел в этом запрещении противоречие со словами старца Василия Молдавского и епископа Феофана, указывающих необходимость при молитве Иисусовой стоять вниманием в сердце. При ближайшем рассмотрении слов епископа Игнатия выяснилось, однако, что никакого противоречия между епископом Игнатием и другими наставниками Иисусовой молитвы нет. Причина недоумения оказалась в разнице выражений, употребляемых подвижниками для обозначения одной и той же мысли, и в различии моментов, о которых они говорят. И епископ Игнатий не отрицает необходимости участия сердца в молитве новоначальных и страстных, но выражает эту мысль словами: «при сочувствии сердца», а другие выражаются иными словами.
Старец схимонах Василий[13] пишет о молитве новоначальных: «Апостол Павел сказал:
В другом месте старец Василий говорит еще определеннее о возможности молитвы сердцем для новоначальных и страстных. Опровергая мнение тех, кто считает делание Иисусовой молитвы приличным только святым и бесстрастным.
Первая степень преуспеяния новоначальных монахов состоит в умалении страстей трезвением ума и блюдением сердца, то есть
Таким образом, то, что старец Василий называет «разумно, при блюдении сердца» (или в глубине сердечной) совершаемой молитвой новоначальных и страстных – соответствует в творениях епископа Игнатия молитве «умом при сочувствии сердца» совершаемой и всем доступной, не только преуспевшим, но и новоначальным.
У епископа Феофана этим же выражениям соответствуют: «Стать над сердцем, стать умом в сердце, из головы сойти в сердце, – все сие, по его словам, одно и то же. Существо дела в сосредоточении внимания и стоянии перед Невидимым Господом, но не в голове, а внутри груди, – к сердцу и в сердце».
Слова «стать умом в сердце» сам епископ Феофан объясняет так: «Знаете, где сердце? Так, станьте там вниманием и стойте неисходно, – и будете умом в сердце; ум неотлучен от внимания: где оно, там и он».
В другом месте епископ Феофан еще яснее указывает место сердца: «Где отзывается и чувствуется печаль, радость, гнев и проч., там сердце. Там и вниманием стойте».
Итак, если при молитве необходимо «сочувствие сердца», – а где сочувствие, там и внимание, а где внимание, там и ум, – то и выходит, что у всех трех наставников разница только в словах, а по существу они говорят одно и то же, а именно: что и новоначальным, и страстным, и не очистившимся от страстей возможно и должно молиться в сердце Иисусовой молитвой с целью очищения сердца от страстей.
Это не есть какое-либо высокое дело, а простое. И молитва Иисусова, одна сама по себе, не чудотворная какая, а как всякая другая краткая молитва, словесная и, следовательно, внешняя. Но она может перейти в умную и сердечную… все естественным путем. Что от благодати, того надо ждать, а взять того никаким иным способом нельзя. Что вам писали, что надо прежде страсти очистить, то относится к высокой, созерцательной молитве; а это простая молитва… могущая, однако же, привести к высокой молитве.
Мы подошли к пределу, где молитва первоначальная, делательная или трудовая, соприкасается с молитвой благодатной, зависящей уже не от наших усилий, а от Божией благодати. Наши же усилия здесь сводятся лишь к тому, чтобы не помешать благодати Божией действовать в нас. Все наставники молитвы согласно предостерегают против самочинных и преждевременных исканий высшей молитвы. Епископ Игнатий пишет: «Иное молиться со вниманием при участии сердца, иное нисходить умом в сердечный храм и оттуда приносить таинственную молитву, исполненную силы и благодати божественных. Второе происходит от первого. Внимание ума при молитве привлекает сердце к сочувствию; при усилении внимания сочувствие сердца уму обращается в соединение сердца с умом; наконец, при внимании, усвоившемся молитве, ум нисходит в сердце для глубочайшего молитвенного священнослужения. Все сие совершается под водительством благодати Божией, по ее благоволению и усмотрению. Стремление ко второму прежде стяжания первого не только бесполезно, но может быть причиной величайшего вреда.
Дерзостный и самонадеянный, ища того, что выше его достоинства и устроения, горделиво добивается того, чтобы прежде времени достигнуть зрительной молитвы. Если кто в самомнении мечтает достигнуть высокого, охваченный сатанинским, а не истинным желанием, такого диавол легко улавливает своими сетями, как своего слугу.
Искание безвременного и преждевременного открытия в себе явственного действия благодати запрещают все св. отцы. Епископ Игнатий подкрепляет свои слова грозным прещением преп. Григория Синаита[14], а также словами св. Нила Сорского: «Память Божия, то есть умная молитва, выше всех деланий, глава добродетелей, как и любовь Божия. Кто бесстыдно и дерзко захочет войти к Богу и беседовать с Ним чисто, кто нудится стяжать Его в себе, тот удобно умерщвляется бесами, если будет попущено, как взыскавший достигнуть того дерзостно и гордостно, превыше своего достоинства и устроения».
Возникает вопрос, не распространяется ли грозное предупреждение и на тех новоначальных и страстных, которые совершением Иисусовой молитвы «в глубине своего сердца» стремятся очистить сердце от страстей?
Ответ на этот вопрос мы находим у преп. Григория Синаита в его учении о борьбе с помыслами. Здесь мы входим в такую область делания Иисусовой молитвы, которая близка и понятна более монашествующим, нежели мирянам, но и мирянам не мешает иметь о ней некоторое понятие – оно может и им оказаться полезным.
Преп. Григорий Синаит указывает разные способы борьбы с помыслами: одни – для сильных и совершенных, другие – для слабых и новоначальных.
Сильным и совершенным надлежит всегда бороться один на один и непрестанно обращать на них
Из этих слов св. Григория Синаита видно, что предупреждение его, которое мы привели выше, не относится к тем, кто, стоя вниманием в сердце, творит Иисусову молитву на помыслы; она относится к тем, кто самовольно и преждевременно стремится к созерцательной молитве, или же, будучи страстным, вступает в единоборство или противоборство бесовским помыслам, тогда как ему нужно, стоя вниманием в сердце, вопиять именем Божиим о помощи против врагов.
То же самое говорит и преп. Варсонофий Великий[15], отвечая на вопрос ученика.
Вопрос. Если страстный помысл войдет в сердце, чем отражать его? Тем ли, чтобы противоречить ему, или произнести запрещение, и как бы прогневаться на него, или тем, чтобы прибегнуть к Богу и повергнуть пред Ним свою немощь?
Ответ. Страсти те же скорби, и Господь не отделил их, но сказал
То же самое читаем мы и у св. Исихия.
Если, начав жительствовать во внимании ума, с трезвением сочетаем смирение и с прекословием совокупим молитву, то будем добро шествовать мысленным путем, как со светильником света, с поклоняемым и святым именем Иисуса Христа, как выметая и очищая от греха, так и украшая и убирая дом сердца своего. Если же на одно свое трезвение или внимание понадеемся, то, скоро подвергшись нападению врагов, падем, быв низринуты. И начнут тогда во всем одолевать нас эти коварнейшие злокозники, а мы начнем больше и больше опутываться злыми пожеланиями, как сетями, или совершенному закланию удобно подвергнемся от них, не имея в себе победоносного меча – имени Иисус-Христова. Ибо только сей священный меч, будучи непрестанно вращаем в упраздненном от всякого образа сердце, умеет обращать их вспять и посекать, опалять и поядать, как огонь солому.
Итак, сильные в Боге с этим священным мечом выступают на борьбу с врагом; немощные же, спасаясь бегством в собственное сердце, оттуда вопиют к Господу Иисусу о помощи, и таким образом избавляются от врага. Нет, однако, ничего опаснее, как поддаваясь помыслам и впадая в тяжкие грехи, совмещать это с Иисусовой молитвой.
Мне известно, что некоторые благонамеренные люди, но впадающие в блуд на самом деле, не могущие по несчастной привычке воздержаться от падений, покушаются на упражнение в сердечной молитве. Может ли быть что-либо безрассуднее, невежественнее, дерзостнее этого начинания!
Сумасшествие от молитвы Иисусовой может произойти тогда, когда, творя сию молитву, не отстают от каких-либо грехов и привычек грешных, кои осуждает совесть. При сем внутри происходит глубокий разлад, прогоняющий всякую мирность сердца. Отсюда помутиться может голова, и понятия прийти в смятение и запутанность.
Конечно, в приведенных примерах виновата не Иисусова молитва, а виновато допущенное противоречие между порочным образом жизни и молитвенным деланием. Душа не может мириться с таким внутренним противоречием и такой двойственностью, и нарушенное равновесие духа и постоянные укоры совести приводят к душевному расстройству.
Из всего сказанного совершенно ясно, что вышеупомянутая угроза и прещения преподобных Григория Синаита и Нила Сорского не относятся к тем, кто, будучи обуреваем страстями и помыслами, с покаянным чувством, с благоговением и вниманием, в глубоком смирении ищет в молитве Иисусовой спасения и очищения от страстей. Угроза относится только к тем, кто самочинно и дерзостно стремится преждевременно, не очистившись от страстей, к высшей, созерцательной молитве, или к тем, кто, предаваясь своим страстям и не заботясь об очищении сердца, пытается совместить с этим и делание Иисусовой молитвы. Такой может даже повредиться и умом.
Существуют и другие неправильные подходы к Иисусовой молитве, о которых необходимо знать молящемуся. И хотя они также более имеют отношение к монашествующим, но не мешает их знать и каждому делателю Иисусовой молитвы. Таковы, например, те неправильности в молитве, о которых говорит св. Симеон Новый Богослов в своем Слове о трех образах внимания и молитвы. Это свое слово он предваряет следующими поучительными наставлениями: «Есть три образа внимания и молитвы, которыми душа возвышается и преуспевает, или низвергается и гибнет. Кто эти три образа употребляет
После этих слов преп. Симеон переходит к первому образу внимания и молитвы, в котором неправильное преобладающее положение занимает
Передавая слова преп. Симеона, еп. Феофан предваряет их следующими своими замечаниями: «В естественном порядке, или строе наших сил, на переходе отвне внутрь (то есть к сердцу) стоит воображение. Надо благополучно миновать его, чтобы благополучно попасть на настоящее место внутри. По неосторожности можно застрять на нем и, оставаясь там, быть уверенным, что вошли внутрь, тогда как это только внешнее преддверие… Да это бы еще ничего, но этому состоянию всегда почти сопутствует самопрельщение, а из него развивается визионерство с его пагубными последствиями… Известно, что вся забота ревнителей о духовной жизни обращена на то, чтобы поставить себя в должное отношение к Богу. Совершается это и обнаруживается в молитве. Она есть путь восхождения к Богу, и ее степени суть степени приближения нашего духа к Богу. Самый простой закон для молитвы –
Иерей. Батюшка, да ведь молящиеся такой молитвой есть и среди моих прихожан. В ней они видят проявление подлинного религиозного настроения, очень высоко ее ценят, ищут ее и, когда достигают, думают, что достигли истинной молитвы, и боятся потерять ее. Иные при этом видят даже свет от икон или улыбку на иконных ликах и другие подобные явления, которые они считают благодатными.
Инок. Слушайте дальше, и вы увидите, насколько они правы и в чем ошибаются. Еп. Феофан продолжает: «Представлять предметы Божественные под теми образами, как они представляются в Писании, ничего нет худого и опасного; мы и рассуждать о них иначе не можем, как облекая понятия в образы, – но не должно никогда думать, что и на деле так есть, как эти образы являются, и тем более останавливаться на этих образах во время молитвы. Во время благочестивых размышлений или при богомыслии это уместно; но во время молитвы нет. Образы
Далее – самомнение еще более разгорячает воображение, и оно быстро рисует новые картины, вставляя в свои мечтания личность мечтающего и представляя ее всегда в привлекательном виде, в близости к Богу, Ангелам и святым. Чем более он так мечтает, тем более укореняется в нем убеждение, что он точно уже друг неба и небожителей, достойный осязательного с ними сближения и особых откровений. На этой степени начинается
Таким образом многие прельстились, видя свет и сияние очами телесными, обоняя благоухание обонянием своим, слыша гласы ушами своими и т. п. Иные из них повреждались в уме и переходили с места на место, как помешанные. Иные, приняв беса, являвшегося им в образе светлого ангела, до того утверждались в прелести, что до конца оставались неисправимыми и не принимали совета ни от одного брата; иные, по внушению бесовскому, сами себя убивали, низвергались в стремнины, удавливались. И кто может исчислить все прельщения, в какие ввергал таковых враг! Если не всякий из держащихся такого образа молитвы терпит вред, то спасаются главным образом те, которые живут в обителях с другими братиями. Но все же они проводят жизнь без всякого успеха… Бывают видения и истинные, – опытные умеют их различать от порождений своего воображения и привидений бесовских; но как на деле людей неопытных более, чем опытных, и к тому же враг слишком хитер, то поставлено вообще законом (духовной жизни) не принимать никаких видений и не доверяться им. «Внимай себе тщательно, рачитель Божиего дела, – пишет св. Григорий Синаит, – и разумно совершай дело свое. Если увидишь свет или огонь, вне себя или внутри, или образ какой, Христа, например, или Ангела, или иного кого, – не принимай того, чтобы не потерпеть вреда. И уму своему не попускай строить в тебе такие образы: это внешнее дело и ведет к прелести. И если заметишь, что будто тянет кто ум твой к таким внешним воображениям, – не поддавайся, держись внутрь, и совершай дело внимания к Богу без всяких образов».
Переходим теперь ко второму неправильному образу молитвы. Как мы сказали выше, первый неправильный образ молитвы, каковую можно назвать
Эти силы составляют первую инстанцию в движении отвне внутрь, которую следовало бы миновать, а вместо того останавливаются на ней. Вторую инстанцию на пути внутрь представляет рассудок, разум, ум, вообще рассуждающая и мыслящая сила. Следует и ее миновать и вместе с нею сойти в сердце. Когда же останавливаются на ней, то происходит второй неправый образ молитвы, отличительная черта которого та, что
Второй образ есть такой, когда кто сводит ум свой к себе, отвлекая его от всего чувственного, и хранит чувства свои, и собирает все помыслы свои, чтобы они не скитались по суетным вещам мира сего, и то исследует помыслы свои, то внимает словам произносимой молитвы, то возвращает к себе свои помыслы, если они, быв пленены диаволом, унеслись к чему-нибудь суетному и худому, то снова с большим трудом и принуждением приходит в себя самого, если был возобладан и побежден какою-либо страстью.
А между тем, как происходит это брожение в голове, сердце идет своим чередом; его никто не блюдет, и на него набегают заботы и страстные движения. Тогда и ум себя забывает и убегает к предметам забот и страстей; и уже разве когда-то когда опомнится.
Имея такой подвиг и такую брань внутри самого себя, он никогда не может быть мирен или найти время творить добродетель и получить венец правды. Ибо он подобен ведущему брань со своими врагами ночью во тьме, слышит голоса врагов и раны от них получает, но не может ясно видеть, кто они, и откуда пришли, и как, и ради чего борются с ним. Так как тьма, которая находится в уме его, и буря, которую он имеет в помыслах, приносят ему этот ущерб, и он никак не может освободиться от своих мысленных врагов, чтобы они не сокрушали его; и несет большой труд, награды же лишается, ибо окрадывается тщеславием, не замечая сего, и думает о себе, что он внимателен; и много раз от гордости презирает других и осуждает их, и считает себя, в своем воображении, достойным быть пастырем овец и путеводительствовать их, уподобляясь слепцу, пытающемуся водить других слепцов. Таков второй образ внимания, и каждый, желающий себе спасения, должен быть очень внимателен и замечать вред, какой он причиняет душе. Впрочем, этот второй образ (молитвы) лучше первого, как лунная ночь лучше безлунной.
Епископ Феофан называет этот образ молитвы
«Третий образ внимания и молитвы, – приводит еп. Феофан слова св. Симеона, – есть вещь воистину преславная и неудобоизъяснимая, даже невероятная, пока кто не испытает ее делом.
И в наши времена не у весьма многих найдешь ты его. Тут нет того, чтобы ум свой занимать воображениями небесных вещей, или, держа ум в голове только, гоняться безуспешно за помыслами, оставляя сердце быть пораженным, когда и как придется. Что же это такое? Приготовлением к этому образу молитвы служит совершенное послушание духовному отцу своему, сопровождаемое беспопечением, и хранение совести своей чистою перед Богом, перед своим духовным отцом, перед всеми людьми и в отношении ко всем вещам. Перед Богом хранить совесть свою чистою значит не делать ничего, о чем знаешь, что оно неприятно и неугодно Богу; хранить совесть свою чистою перед духовным отцом значит ничего – ни больше, ни меньше – не делать против заповеданного им; к иным людям хранить совесть свою чистою значит не делать им ничего, чего не хочешь, чтобы они делали тебе; к вещам хранить чистою совесть значит беречься злоупотребления, но все употреблять надлежащим образом, – пищу, питье, одежду и прочее. Коротко: все должен ты делать, как пред лицом Бога, чтобы совесть отнюдь ни в чем не обличала тебя, что ты не хорошо сделал то или это. Устроясь так, приступи к прохождению третьего образа внимания и молитвы, который состоит в следующем: ум во время молитвы да пребывает неисходно внутрь сердца, и оттуда, то есть из глубины сердца, да воссылает молитвы к Богу. Когда вкусит он потом из среды сердца, яко благ Господь, и усладится тем, тогда не станет уже более исходить из места сердечного, говоря, как некогда апостол Петр:
Вот как надобно проходить эти делания. Три вещи необходимо тебе хранить прежде всего другого:
При этом не забывай следующее мудрое наставление св. Иоанна Лествичника. Он уподобляет дело спасения лестнице о четырех ступенях и говорит: одни укрощают и ослабляют страсти; другие поют, то есть молятся устами своими; иные упражняются в умной молитве, а иные восходят к видению. Хотящие восходить по этим четырем ступеням не должны начинать сверху, но должны восходить снизу, и ступив на первую ступень, восходить с нее на вторую, потом на третью и, наконец, уже на четвертую. Этим путем всякий может подняться от земли и взойти на небо. И сначала нужно подвизаться в укрощении и умалении страстей; потом упражняться в псалмопении, то есть навыкнуть молиться устно; и когда страсти умалятся, тогда молитва по самой природе своей уже доставляет веселье и сладость языку и становится благоугодной Богу. Далее, нужно молиться умно; и, наконец, восходить к видению.
И первое есть дело новоначальных, второе – возрастающих в преуспеянии, третье – достигших до конца преуспеяния, и четвертое – совершенных».
Иерей. Учение преп. Симеона Нового Богослова о трех образах внимания и молитвы исполнено глубины, тонкости и ясности в описании внутреннего состояния человека и видов молитвенного делания. Оно дало мне об этом предмете новые понятия, каких я до сих пор не имел. Но мне кажутся странными и ненужными те внешние механические приемы собирания внимания ума в сердце, какие он рекомендует своим ученикам. Да и не меня одного смущают эти советы в делании Иисусовой молитвы. Я знаю людей, которые не только с недоумением, но даже с некоторой насмешкой относятся к этим внешним приемам; из-за этих внешних приемов они не видят самого существа Иисусовой молитвы, которое вы так обстоятельно мне разъясняете, и относятся к этой молитве отрицательно. Это почувствовал, по-видимому, и епископ Феофан, который в своем переводе Добротолюбия счел даже возможным опустить описание этих внешних приемов сосредоточения внимания ума в сердце.
Инок. Вы не правы, смущаясь словами и советами преп. Симеона Нового Богослова, а также и некоторых других древних отцов Церкви о внешних приемах Иисусовой молитвы. Епископ Феофан, действительно, в Добротолюбии опустил описание этих приемов, но в книге «Письма о духовной жизни» дает их подробное описание. Смущаться здесь нечем. Прежде всего нужно помнить, что эти внешние приемы, по заявлению самих подвижников, не составляют существенной стороны в делании Иисусовой молитвы и являются только вспомогательным средством к нахождению того места, где должно быть сосредоточено внимание ума при Иисусовой молитве. Известно, что наша духовная жизнь тесно связана с нашей телесной жизнью. И как дух наш влияет на наше тело, так и наоборот, наше тело влияет на наш дух. Архиепископ Феофан Полтавский в одном из своих писем говорит, между прочим, что благочиние тела при молитве содействует благочинию духа.
Внешняя обстановка может содействовать или препятствовать молитве. Например, окружающая тишина, полумрак и самое положение тела могут располагать к сосредоточению внимания. Отцы Церкви знают, что с изменением физического места внимания меняется самоощущение тела, а в зависимости от этого меняется и характер молитвы, и она может приобретать нежелательные и опасные оттенки. – Они должны были заботиться о точном указании места сосредоточения внимания при молитве, потому что иные простые монахи не имели даже понятия о границах сердца и готовы были относить к сердцу всю область живота, смешивая, вероятно, область сердца с областью чрева на основании Евангелия от Иоанна (см.: Ин. 7, 38), и других подобных мест Священного Писания, и, собирая там свое внимание, возбуждали в себе самые нежелательные физические ощущения.
Не забывайте и того, что весь этот труд молитвенного делания как в духовном, так и в физическом отношении, должен совершаться, по учению отцов, под неослабным наблюдением и руководством опытных старцев, чем обеспечивается правильность его прохождения. Самочинное же его прохождение без опытного руководительства может привести к печальным результатам как в духовном, так и в физическом отношении. Если вы примете все это во внимание, то для вашего предубеждения не ос та нется места.
Разрешите перейти к дальнейшему рассмотрению делания Иисусовой молитвы. Следуя тому порядку, которого епископ Феофан держится в своей книге «Письма о духовной жизни». Остановимся на учении о молитве преп. Григория Синаита.
Следовало бы нам, принявшим духа жизни о Христе Иисусе, чистою в сердце молитвою херувимски беседовать с Господом; но мы, не разумея величия, чести и славы благодати возрождения и не заботясь о том, чтобы возрасти духовно через исполнение заповедей и востечь до состояния умного созерцания, предаемся нерадению, через что впадаем в страстные навыки и, таким образом, низвергаемся в бездну нечувствия и мрака. Бывает и то, что мы даже мало помним – есть ли Бог; а каковы мы должны быть, как чада Божии по благодати, о том нередко и совсем не знаем. Веруем, но верою недейственной, и по обновлении духом в Крещении, не перестаем жить плотски.
Поделиться книгой: