Гость

Сергей Снегов

Гость

Юра не заметил, как в комнату вошел незнакомец, а когда спохватился, бежать в спальню было поздно.

Мама ушла в магазин и наказала Юре не выходить из дому и вести себя смирно. Не выходить Юра мог, но вести себя смирно было выше его сил. Еще вчера он начал увлекательную игру со щенком Барсиком, но не насытился игрой и сразу после ухода мамы возобновил ее.

Возня со щенком была шумная и беспокойная, Барсик метался по комнате, натыкался на все предметы и свирепо лаял. Собственно, сам он не двигался, он был плюшевый — смешное, добродушное, лопоухое существо, — но если его подталкивали, высоко прыгал, а лаял за него Юра: получалось не хуже, как если бы Барсик лаял сам за себя.

Во время одного из прыжков Барсик вскочил на стул, но не удержался на стуле и свалился под диван. Юра полез доставать щенка, а когда вылез из-под дивана, с испугом обнаружил, что в дверях стоит незнакомый мужчина с портфелем и коробкой в руках. Юра побаивался мужчин, даже соседей. В детсадике были одни женщины, среди гостей, иногда приходивших к маме, мужчин тоже не было. К тому же незнакомец был страшен — высок, плотен, широкополая шляпа, низко надвинутая, затеняла лицо — из темноты под шляпой нехорошо светили одни глаза. Они-то всего больше ужаснули Юру. Незнакомец всматривался в Юру так пристально, с такой беспощадной настойчивостью, что у Юры отказали ноги — надо было стремглав спасаться, а он не мог сдвинуться с места.

— Вот ты теперь каков, Юра! — сказал незнакомец глухим, как бы сдавленным голосом — и нехороший голос еще усилил испуг Юры.

Он стоял и смотрел на незнакомца и хотел громко заплакать, но от страха и слезы отказали.

Незнакомец вошел в комнату и сел на стул у стола. Теперь, если бы Юра и нашел силы бежать в спальню, это было бы невозможно, дорогу туда закрыл пришелец. Можно было, правда, выскочить на лестницу, но Юра помнил, что мама строго запретила выходить наружу. Юра повернулся и, держа Барсика за ухо, молча, округлив глаза, смотрел на страшного гостя.

— Где твоя мама, Юра? — спросил незнакомец.

Юра ничего не ответил.

— Испугался, — незнакомец криво усмехнулся, снял шляпу и положил ее на стол, а картонную коробку и портфель оставил у ног. Без шляпы он уже не казался страшным. Правда, у него обнаружились очень густые, темные волосы, волос было слишком много, но зато уже не так блестели глаза. И голос у незнакомца изменился, теперь он говорил свободней. — А почему ты так испугался? — сказал он. — Ты, наверно, думаешь, что я кусаюсь? Нет, Юра, я уже давно не кусаюсь, отучили. Я, если хочешь знать, беззуб и беззащитен, как твой лохматый урод.

И, раскрыв вдруг рот, незнакомец показал два ряда очень белых и очень крупных зубов, а потом так засмеялся, словно сказал что-то смешное.

Если бы он не оскорбил Барсика, Юра продолжал бы молчать, но этого он не сумел стерпеть.

— Барсик кусается, — сказал Юра и, отступив на шаг к дивану, вложил в раскрытый рот щенку палец свободной руки.

Если бы разговор шел не с незнакомцем, а с кем-то из своих, Юра даже охнул бы, показывая как сильно кусается Барсик.

Незнакомец усмехнулся все той же пугающей кривой улыбкой:

— Да, конечно, он же бравый пес, он должен кусаться. Все в вещах обязано соответствовать своему назначению, ведь правда?

— Барсик не урод, Барсик красивый, — опроверг Юра злую клевету на щенка.

— Красивый? Правильно, красивый, раз ты находишь в нем красоту, — поспешно согласился гость. — Ты не сердись, что я назвал его уродом, Юра. Скажи, что не сердишься!

Он так умильно заглянул в лицо Юры, ему так нужно было, чтобы его простили, что Юра, засопев, сказал нехотя:

— Не сержусь.

— Вот и отлично! — весело воскликнул гость. — Все у нас с тобой по-человечески: попросил прощения, получил прощение. Думаю, мы с тобой найдем общий язык. Так куда, ты сказал, ушла мама?

— В магазин за молоком, — ответил Юра, подумав, но не вспомнил, говорил ли он, где мама.

— А ты остался дома? Разве ты не в садике?

— В садике карантин, — Юра постарался отчетливей выговорить трудное слово «карантин», — Мишка заболел, нас распустили по домам.

— Трудно тогда твоей маме, Юра, она ведь работает.

— По воскресеньям не работают, — солидно сказал Юра. Сегодня как раз было воскресенье. Он помолчал и без уверенности добавил: — Я веду себя хорошо. И на улицу без мамы не бегаю.

— Ты отличный мальчик, — установил гость. — Маму надо слушаться. А папу ты слушаешься?

— У нас нет папы, — сообщил Юра.

— Нет палы? — как-то слишком уж громко удивился незнакомец. — Это странно, Юра. У всех хороших детей есть папы.

— У Гешки тоже нет. Гешка самый лучший в нашей группе.

— Гешка? Фамилии Гешки ты не помнишь?

— Миронов. У него папа утонул.

Лицо незнакомца так помрачнело, что Юра, уже отходивший от страха, снова стал пугаться.

— Знаю, Юра. Василий Кондратьевич Миронов, Вася Миронов, милый добряк Вася, только так мы его и звали. Утонул, говоришь? Не просто утонул, не просто… Спасал дурака, забулдыгу, которого смыла за борт волна… Вася кинулся за ним, вытащил, успел подтянуть его к фальшборту, тут его самого ударило головой о железо… Впрочем, зачем, я это тебе говорю?

— Гешкин папа — герой, — сообщил Юра.

— Да, герой… А такой был в жизни тихий и скромный. Правду говорят, что лишь в трудных обстоятельствах раскрывается человек. Так что ты сказал, где твой папа?

На этот раз Юра точно знал, что не говорил, где папа.

Он не мог говорить того, чего сам не знал.

— Нет у нас папы, — повторил он. — Когда-то был, а теперь нету.

— Был, все-таки? А теперь нету? Интересная ситуация! Куда же подевался папа?

— Мама его прогнала. Он плохой. Плохих пап нам не надо.

— А ты помнишь своего папу?

— Не помню. Мама сказала: плохих не надо помнить, сам будешь плохой.

— Какая умная у тебя мама, Юра! И очень хорошо тебя воспитывает, только так и нужно! Хвалю. И должен тебя наградить за то, что ты слушаешься маму и сам хороший.

Гость стал развязывать коробку. У него дрожали руки, он не сумел распутать узла и стал дергать за веревку. Веревка не поддавалась. Юра с интересом следил за действиями незнакомца. Ему стало жалко, что ничего у гостя не получается. Юра сказал:

— Возьмите ножик, — и показал на буфет, где лежали в коробке ножи.

— Молодец, нож как раз то, что нужно, — одобрил гость и полез в карман. — Совсем забыл, что у самого имеется нож.

Он вытащил складной нож и резанул по веревке. У Юры перехватило дыхание. В коробке лежал большой самосвал с прицепом. Даже среди игрушек детского сада не было такого сокровища.

— Это тебе, Юра, — сказал гость. — Здесь имеются и детали, вот видишь — подъемный кран, пожарная лестница, цистерна, которую можно наполнить водой. Машина — универсал. Отличная игрушка, в твои годы я такой не имел. Бери, не бойся. Или она тебе не нравится?

Но Юра не осмеливался взять роскошную игрушку, только зачарованно смотрел на нее. Игрушка была слишком хороша. Мама часто говорила, когда он останавливался перед витринами магазинов: «Это не для нас, у нас нет денег на такие забавы!» — и властно тянула за руку.

— Бери, ну, прошу тебя, Юрочка, возьми! — уговаривал гость и совал Юре в руки самосвал.

Он с таким волнением и обидой в голосе просил, что Юра уже хотел поддаться на уговоры, но услышал, как мама открыла дверь. Мама вошла и тихонько охнула. Гость вскочил. Юра испугался, так вдруг побледнела мама. Он подбежал к ней, она положила руку ему на голову, словно защищая. Ладонь ее была горячая.

— Ты? — сказала мама звенящим голосом. — Я тебя не звала, Николай.

— Я пришел с моря, — растерянно бормотал гость. — Мы были в Атлантике, целых четыре месяца.

Мама зло улыбнулась.

— Я местные газеты читаю, они регулярно сообщают о приходах и уходах судов. Твой приход в порт еще не дает основания для прихода в мою квартиру.

Она очень резко подчеркнула голосом слова «мою квартиру». Юре стало жалко растерянного гостя. Когда мама разговаривала так сердито, нужно было беспрекословно исполнять ее требования. Но гость, к удивлению Юры, и не подумал идти к двери. Он вдруг успокоился, даже улыбнулся.

— Ты уверена, что в присутствии Юры надо так со мной разговаривать, Вера? — опросил он и хладнокровно сел на стул.

Мама посмотрела на Юру.

Юра несмело сказал:

— Дядя принес мне подарок, — и показал на самосвал.

— О подарках не может быть и речи! — возмущенно сказала мама. — Какие могут быть подарки от тебя!

— Может быть, купишь? — с насмешкой предложил гость. — Купить можно у всякого.

Мама так смотрела на него, словно хотела ударить.

— Не куплю, — сказала она после молчания. — Такие покупки мне не по карману. Тебя устраивает мое объяснение? Может быть, ты теперь уйдешь?

— Нет, — оказал гость и заложил ногу на ногу. — Я пришел поговорить серьезно, а не бежать от твоего хмурого взгляда. Я слишком много видел твоих хмурых взглядов, они перестали действовать.

— Тебе нужны нежные взгляды? — тихо опросила мама. Она тяжело дышала. — Бедный, тебе так немного нужно! Хочешь, укажу адресок, по которому ты встретишь не только нежные взгляды? Впрочем, ты его и без меня знаешь.

— Здесь Юра, — предупреждающе сказал гость.

Мама погладила Юру по голове. Рука мамы дрожала. После некоторого молчания мама сказала:

— Погуляй во дворе, Юрочка. На улицу не выходи.

— Я возьму с собой Барсика? — попросил Юра.

— Можешь взять.

Юра мигом выскользнул за дверь. Разрешение идти одному во двор с Барсиком было таким редким подарком, что надо было торопиться, пока мама не передумала.

Она подошла к окну. Юра выскочил наружу, поднял вверх голову и махнул маме рукой. Она улыбнулась и повернулась к гостю. Николай сидел в той же позе — нога на ногу. Вера с презрением сказала:

— Ты все-таки не у случайных своих подруг. Может быть, сядешь приличней?

Он улыбнулся и опустил ногу. Она продолжала:

— Итак, я слушаю твои объяснения. О вашем удачном рейсе, о перевыполнении плана я читала в газете. Надеюсь, ты пришел не только для того, чтобы хвастаться своими трудовыми успехами?

— Ты угадала: не для того, — сказал он спокойно. — Я узнал вчера в бухгалтерии, что ты отказалась от аттестата, который я оставил, и не взяла ни копейки. Полтора года брала, а эти полгода не захотела. Хочу узнать — почему?

— Тебе непонятно?

— Непонятно.

— Что-то новое в тебе — непонятливость! — сказала она с насмешкой. — Много было недостатков, но недогадливым ты не был.

Он сказал спокойно:

— И сейчас нет недогадливости.

— Зачем же спрашивать, если сам знаешь?

— Хочу услышать подтверждение догадок. Только это.

— Ах, только это? Больше ничего не надо? Пожалуйста, слушай. Деньги твои — грязные. Грязных денег мне не надо. Подтвердила твои догадки? Не так ли?

Он кивнул головой.

— Подтвердила. Сказала не то, что реально думаешь, как я и ожидал.

— Иначе говоря, лгу? Ты смеешь мне это говорить?

— Смею, конечно. Отчего бы мне и не сметь? Отлично знаешь, что заработок мой — чистейший и честнейший…

Она прервала его:

— Трудовые подвиги, штормы, многомесячные рейсы… Ты об этом? Не надо! В те бессонные ночи, когда я еще думала о тебе, я все это видела так ярко, так близко, так больно, что одного хотелось — испытаний бы поменьше, разлуки покороче, а без больших денег можно обойтись.

— Корысти в тебе не было, — согласился он. — Но замечу, между прочим, что своими словами ты полностью опровергаешь свое объяснение счет грязных денег.

— Деньги — из твоих рук, — сказала она глухо. — Руки, обнимавшие других женщин, не могут быть чистыми. Брать такие деньги я не могу.

— Я их даю не для тебя, а для Юры.

— Ему не нужно того, что не нужно мне.

— Ты уверена, что они так уж ему не нужны? Сколько знаю, твой заработок не велик.

— Хватает на еду и одежду. А если от иного приходится отказываться, что ж — сама виновата, расплачиваюсь за дурость, что когда-то тебя полюбила.

— Вот, вот! — сказал он жестко. — Теперь ты сказала правду: от многого приходится отказываться. И делаешь ты это для одного — помучить меня. Чтобы всегда я думал об одном — вам плохо, вы от всего отказываетесь, только самое необходимое, никаких удовольствий и излишеств! Мороженое-то хоть Юрочке изредка покупаешь?