Помоги проекту - поделись книгой:
— Да не смог я переступить через себя.
— Ну ладно, в другой раз переступишь. Если партия приказала — надо выполнять. Ты же член партии…
Конон, конечно, шутил. Впрочем, в другой раз получилось. И вообще если партия прикажет… Но не надо впадать в крайности. Пьянки и гулянки имели место, но основное время занимали учеба и всякие общественные дела. Конон проводил собрания и занимался китайским языком с отстающими студентами. Я же увлекся драматическим искусством и даже был одним из основателей студенческого театра, где играл роли первых любовников. Руководил коллективом прекрасный актер Сергей Алексеевич Маркушев. Сначала он играл в Театре Станиславского, а потом перешел в Малый, где сыграл роль Владимира Ильича Ленина в какой-то сверхреволюционной пьесе и получил даже звание народного артиста РСФСР.
Конон любил ходить на репетиции, когда у него было время, и неизменно посещал все наши премьеры. А еще ему очень нравился наш художественный руководитель «Лексеич» за веселость нрава и компанейский характер. Иногда после репетиций мы втроем заходили в «ПНП» — удивительное заведение, очень украшавшее наш ничем не примечательный Бабушкин переулок. На одной стороне переулка стояло некое административное здание, на котором висел большой портрет Сталина, а на другой находилась маленькая уютная пивная, где всегда можно было взять стопку водки, кружку свежего пива и непременный бутерброд с красной икрой. Сокращенно мы этот ритуал называли несколько по-революционному звучавшей аббревиатурой — «СПГ КП БИ», что означало: «сто пятьдесят грамм, кружка пива, бутерброд с икрой», ну а «ПНП», как вы сами, наверное, догадались означала: «Пивная напротив портрета». Очень любили мы это заведение, и буфетчик отвечал нам взаимностью, ибо сам был недоучившимся студентом…
Но вот, наконец, государственные экзамены; Последний из них мы сдавали вместе в один из июньских дней 1951 года. Большинство из будущих молодых специалистов уже знали, куда поедут и где будут работать. Мне мой друг сказал, что сам попросился на работу в один из приграничных с Китаем городов, где находился крупный таможенный пункт.
Счастливые и довольные, с дипломами в карманах мы пешком возвращались домой. Выпили напоследок по СПГ.
— Я позвоню тебе через недельку, — сказал на прощание Конон, крепко пожимая мне руку.
Но ни через неделю, ни через две он так и не позвонил. Я отправился по профсоюзной путевке в подмосковный дом отдыха и, вернувшись, решил сам напомнить о себе. Трубку взяла его мать.
— Это ты, Леня… А Конон уехал… Разве не знаешь? Да, да, уехал по распределению на работу в таможню два дня назад.
— А вы не знаете его адреса?
Она помедлила с ответом, потом тихо сказала:
— Пока не знаю. Но он просил тебе передать, что напишет сам, как только устроится.
Где устроится? Несколько ребят с нашего курса тоже исчезли куда-то. Правда, об этом никто вслух не говорил, но практически все знали, что наш институт считался «кузницей кадров» для органов государственной безопасности. Помню, на пятом курсе и я был вызван в кабинет нашего начальника отдела кадров Николая Романовича Акабы. У него сидел гость — весьма представительный мужчина, который сразу же стал пристально смотреть мне в глаза каким-то гипнотизирующим взглядом. Николай Романович говорил обо мне вдохновенно. О том, какой я хороший общественник, что уже член партии, очень контактен, пользуюсь авторитетом, всю войну проработал на оборонном предприятии и так далее. Представительный мужчина делал какие-то пометки в своем блокнотике… Потом вежливо сказал, что я свободен, пожелав мне дальнейших успехов в учебе.
Я рассказал тогда о странной беседе Конону. Он хитро улыбнулся:
— Это тебя, Ленька, проверяли на предмет твоего морального облика. Блядун ты или не блядун… Но раз ничего не предложили, значит, ничего и не будет. Самое главное, не нервничай. От сумы да от тюрьмы не зарекайся, как говорится. Всему свое время. Умей ждать.
…А писем от Конона я так и не дождался. Что поделаешь? Мало ли какие причины бывают у людей, чтобы не писать писем…
Только однажды пришлось вспомнить о моем стародавнем друге. Как-то встретил в компании своего сокурсника, и он, отведя меня в угол, таинственным шепотом поведал одну историю.
— Ты знаешь, я был недавно в командировке за границей и в аэропорту Бурже в Париже, где делал пересадку, вдруг вижу, стоит в окружении нескольких иностранцев знаешь кто? — И он назвал имя нашего приятеля.
— Да ты что! — заинтересовался я. — Неужели он? Ну и что, что дальше?
— А дальше все было очень удивительно, если не сказать — невероятно. Я к нему, значит, с распростертыми объятиями. «Здравствуй, — говорю по-русски, — дорогой Конон, как ты сюда попал?» А он на меня смотрит какими-то потусторонними глазами, как на доисторическое ископаемое. Я оторопел. Спрашиваю, заикаясь, по-английски: «Простите, сэр, вы разве не Конон Молодый?» А он опять же на чистейшем английском: «Нет. Вы, вероятно, обознались».
Я хотел еще раз переспросить, а он вдруг тихо на чистейшем русском прошипел: «Катись ты к е…..й матери, кретин…»
— А ты?
— Покатился к этой самой…
— А может, ты все-таки обознался?
— А черт его знает! Если в мире существуют как две капли воды похожие одна на другую физиономии и дважды встречаются совершенно одинаковые голоса, то я обознался. Только зачем тогда он матерился?
Честно говоря, и у меня в душу закралось сомнение. Действительно, зачем же матюгаться? И потом вспомнил я, что слово «кретин» было любимым у Конона…
А в 1960 году пришел и мой черед. Я только что вернулся из Италии, где проработал около пяти лет старшим экономистом в торгпредстве. И в один прекрасный день мой друг Саша Тутушкин, назначенный освобожденным секретарем парткома Министерства внешней торговли СССР, попросил меня заглянуть в его кабинет. Там сидел гость — невысокий, с невыразительной внешностью человек, который представился как товарищ Акулов.
Саша ушел. Товарищ с хищной фамилией заговорил со мной ласково и очень откровенно. Он рассказал, что в «органах» после расстрела предателя Лаврентия Берия очень сильно пострадала внешняя разведка. «Нам нужны сейчас верные партии, образованные и знающие иностранные языки парни. Вы нам очень подходите. Почему бы не вернуться в Италию в должности заместителя торгпреда, например, но с исполнением обязанностей разведчика?»
«Действительно, почему бы нет?» — подумал я… и согласился.
Правда, окончательную судьбу мою решили статьи, написанные и опубликованные перед защитой диссертации. Пройдя годовой курс разведшколы, я оказался «под крышей» газеты «Известия» и стал по воле КГБ журналистом. И остался им на всю жизнь. Нет, не жалею, как не жалею о времени, проведенном в разведшколе. Именно там, читая свободно запрещенные «на воле» книги, я впервые осознал, что такое разведка. Думаю, что читателям тоже небезынтересно будет узнать, откуда явилась эта самая древняя профессия в истории человечества.
Несмотря на все многообразие взглядов ученых и мыслителей разных эпох, все они сходятся на том, что секретные службы существуют не менее тридцати трех столетий… Свидетельств тому, что шпионаж находил свое отражение в мифологии народов мира, имеется немало. Вообще-то, говорят, самыми ранними источниками получения закрытых сведений были провидцы, оракулы и астрологи. Коль скоро боги наперед знали, что может приключиться в будущем — поскольку они сами предопределяли исход событий, — было вполне логично искать указаний на Божий промысел в откровениях «святых» людей, в рассуждениях оракулов, в расположении звезд, гаданиях, а то и просто в сновидениях. Мифология и история религий содержит огромное количество примеров, касающихся практических дел государств, связанных с предсказанием и «сбором разведывательных данных».
Так, например, в библейской книге преемника пророка Моисея — Иисуса Навина — рассказывается о том, как он послал тайно соглядатаев в город Иерихон с заданием «осмотреть» его. То были двое молодых людей, которые остановились на ночлег в доме иерихонской блудницы по имени Раав. Между тем царю Иерихона донесли о том, что на его землю пришли двое израильских соглядатаев и собирают тайные сведения. В городе начался повальный обыск и были обещаны щедрые награды тем, кто найдет или выдаст непрошеных визитеров. Однако блудница спрятала своих «гостей» в снопах льна, разложенных на крыше ее жилища, а пришедшим стражникам заявила, что видела, как израильские шпионы убежали по направлению к реке Иордан. Раав потребовала вознаграждения у двух молодых иудеев за свою ложь и взяла с них слово, что ни она сама, ни ее семья не пострадают, если будет разрушен во время войны родной город. Так оно и случилось. Шпионы вернулись к своему царю с ценнейшими данными об укреплениях Иерихона, Иисус Навин разрушил его до основания, уничтожил всех жителей, а блудницу Раав с ее семьей пощадил, как и было обещано. Итак, налицо и разведка, и шпионаж, и предательство…
Или еще одна древняя легенда. Бог Аполлон наделил дочь троянского царя Приама Кассандру, в которую был влюблен, даром пророчества. Но, став обладательницей этого дара, она насмеялась над искусителем. Аполлон не имел возможности взять свой подарок обратно. Зато он присовокупил к нему оговорку: пророчествам Кассандры никто не будет верить. В результате ее предсказание о том, что похищение Елены принесет гибель Трое, и ее предостережения о знаменитом троянском коне никто не принял во внимание. Суть? Эту легенду, пожалуй, можно считать одной из первых записанных «обманных» операций. А вот еще. Греки перед великим походом 480 года (до нашей эры!), как сообщает Геродот, заслали в Персию трех шпионов, чтобы те выяснили, сколь велико войско Ксеркса. Шпионов поймали и собирались казнить. Но Ксеркс повелел показать лазутчикам свое войско и отпустить их. Он надеялся таким образом напугать греческих полководцев, вполне сознательно подарив им данные о своем войске…
Древние, средние века, Ренессанс изобилуют примерами секретной деятельности людей, которые вершили судьбами не только императоров… Могущество Римской империи основывалось на тщательно организованной полицейской секретной службе. В Европе церковь в течение многих веков через монастыри и приходы получала тайную информацию по всем вопросам, касавшимся настроений, действий и побуждений верующих. Венеция торжествовала победы в значительной степени благодаря изощренности своих послов и огромным денежным фондам, которыми те располагали для подкупа «нужных людей». С XVI века Великие Моголы укрепили свое владычество в Индии, прибегая к услугам тысяч шпионов, которые информировали их о настроениях в этой необъятной и неустойчивой империи.
Древняя Русь подозревала шпиона в любом заезжем иностранце. Китай обнес себя стеной, дабы внутрь страны не мог проникнуть чужой взор. Государственной тайной было окружено все: общественный строй, форма правления, примитивная экономика, вооружение, обряды. При таком положении вещей каждый человек становился носителем секретов. С другой стороны, любой путешественник волей-неволей превращался в разведчика, шпиона.
И цену шпиону знали в самые-самые древние времена…
Еще за шестьсот лет до нашей эры китайский философ Сунь Цзы написал о сущности шпионажа в книге, которая называлась «Происхождение стратегии — искусства войны». Он, в частности, утверждает, что нельзя обладать тем, что называется предвидением, через духов и богов, через изучение аналогий истории и через собственные размышления. Только люди могут дать это, люди, знающие, что делается у врага… Сунь Цзы различает пять категорий шпионов: местные, внутренние, обращенные, обреченные, прижившиеся. Когда эти пять категорий шпионов начинают действовать, никто не в состоянии раскрыть их секретную систему. Но нужно держать в своих руках всю сеть. На этом зиждется могущество владыки. Местные шпионы — это те, которые действуют среди населения того или иного района. Внутренние шпионы, как правило, — люди, занимающие определенные посты в различных организациях противника. Обращенные шпионы — это шпионы врага, используемые против него же. Обреченные — те, кто работает открыто в рядах противника, сообщая ему заведомо ложные сведения, в которые тот должен поверить. Прижившиеся — это те, кто приносит информацию из вражеского лагеря… В войске необходимо поддерживать самые тесные отношения со шпионами и щедро вознаграждать их работу. Никакая другая деятельность не должна осуществляться с такой строгой секретностью, как шпионаж. Нельзя работать со шпионами, не обладая собственной тонкой интуицией, которая помогла бы разбираться в преданности этих людей. Так писал китайский философ…
Конечно же, разведка родилась не сама по себе. Она появилась тогда, когда начались войны. В любом военном столкновении в той или иной степени должна присутствовать тактическая хитрость, рассчитанная на обман противника. Но чтобы обмануть и победить врага, необходимо его знать. Разведка и шпионаж, так же как и войны, в разные времена принимали различные формы.
История складывала века в свою копилку. На смену одним формациям приходили другие, и время меняло само понятие секретной службы, а вместе с нею сущность военной и государственной тайны. Трансформировалось и отношение общества к тем, кто посвящал свою жизнь этому опасному ремеслу. С одной стороны, на них смотрели как на героев невидимого фронта, с другой — как на презренных наемников. Испокон веков слово «разведчик» было окружено почитанием и глубоким уважением, а слову «шпион» история придала весьма нелестный оттенок.
Император Франции Наполеон был категоричен в определении человека, занимающегося сим тайным ремеслом. «Шпион — это естественный предатель», — утверждал он. А во французском словаре Поля Робера слово «предатель» определяется как «доносчик, шпион, изменник, иуда, клятвопреступник, ренегат, перебежчик, коварный подлец, мошенник, вероломный, отступник, обманщик». Впрочем, не милует «предателя» и В. И. Даль. «Изменник, вероломец, крамольник, лукавый и обманчивый человек, душепродавец…» — читаем мы в его Толковом словаре. «Предать… — изменить кому, обмануть лукаво, либо покинуть в беде, отступиться, или изменнически выдать неприятелю, продать, быть предателем…»
На историческом пути развития человечества менялся и облик «бойцов невидимого фронта». Было время, когда к разведке допускали лиц преимущественно благородного происхождения. Многих привлекал авантюризм, необычность профессии, связанной с борьбой, которая предшествует войне и продолжается после заключения перемирия. В эпоху Великой французской революции и американской войны за независимость было немало разведчиков-патриотов, беззаветно преданных делу свободы. Затем роль центральной фигуры разведки перешла к организаторам агентурной сети. Усложнилась и сама техника разведывательного дела. Для многих стран характерно тесное переплетение военной разведки с политическим шпионажем. Шпионаж все больше смыкается с откровенно подрывной работой. Появляются специалисты по взрывам, убийствам, поджогам. Одновременно формируется новый тип шпиона, завербованного в стране противника. Для своей родины он — предатель. Для государства, на которое работает, — шпион, которому платят за его предательство.
Наполеон все же не мог скинуть их со счетов своих побед и поражений. «Верьте мне, — говорил он, анализируя исходы военных баталий, — я невольно пришел к выводу, что не столько храбрость пехоты или отвага кавалерии и артиллерии решали судьбы многих сражений, сколько это проклятое и невидимое оружие, называемое шпионами». Ни минуты не сомневаясь в своем военном гении, Наполеон прекрасно понимал, что без ловкости и смелости секретного агента он не одержал бы тех блестящих побед, которыми была отмечена кампания 1805 года. Ульма и Аустерлиц были в такой же степени триумфом негласной деятельности «императорского шпиона» Карла Шульмейстера, одного из важнейших советников генерального штаба Австрии и шефа австрийской службы информации. По существу, этот умный, хитрый и коварный человек, у которого, как говорили люди из его окружения, «не было ни отечества, ни чести», открыл новую страницу в истории шпионажа и разведки, узаконив предательство и торговлю государственными интересами. Жозеф Фуше, министр полиции Франции, пишет в своих «Мемуарах»: «Лошади, которые везли золото французского банка к будущим полям сражений в Австрии для оплаты секретных агентов, имели большее значение, чем стремительная и отважная конница Мюрата». Что ж, Фуше, полицейский «гений», состоявший на службе у императора Франции, видимо, знал, что говорит…
Первая мировая война практически ничего не привнесла нового в историю мирового шпионажа. Руководитель военной разведки Германии в период с 1914 по 1918 год полковник Николаи писал в своих воспоминаниях: «Когда началась война, руководящее ядро разведки было переведено на фронт. Из немногих военных, обученных специфике шпионского ремесла, основная часть была распределена между командирами армий в качестве офицеров разведывательной службы. По общему представлению, секретная служба, шпионаж должны были найти себе применение главным образом на театрах войны. Но ввиду быстрого продвижения на Запад, где мы в первую очередь искали военного решения, в армейском командовании господствовал сильный скептицизм насчет возможностей и пользы шпионажа… Это глубокое заблуждение должно было исправить будущее…»
Что же, полковник как в воду смотрел. Новую страницу в древнейшем ремесле открыл гитлеровский шпионаж, который имел специфические особенности. Созданием «пятых колонн» в тех странах, которые третий рейх намечал в качестве своих жертв, фашизм закончил подготовительную шпионско-диверсионную работу. Гитлер создал систему «тотального шпионажа», даже попытался сделать шпионами всех немцев, проживающих за границей. Шпионская сеть разрослась до гигантских размеров. Подкуп, угрозы, месть стали основными средствами работы гитлеровской агентуры. Саботаж и диверсии — их главным оружием. Гитлеровские специалисты шпионажа широко вербовали свою агентуру из предателей в разных странах. Именно фашизм породил Квислингов, пэтэнов, лавалей, в наиболее критический момент предававших свою родину.
Самая мерзкая и преступная измена — измена своему народу. Измена народу омрачала, пожалуй, все этапы человеческой истории. Мы на своей земле тоже видели изменников и предателей, особенно в годы войны. Одни умышленно оставались в тылу врага и работали на гитлеровцев, превращаясь в угодливых полицаев. Другие переходили к немцам, оказавшись в плену или сбежав из своих частей, кто из-за животного страха, а кто в надежде подзаработать на предательстве. И напрасно иные горе-историки пытаются по сей день доказать, что, мол, «власовцы — это свободная политическая организация». Перейдя на сторону врага, генерал-предатель Власов и его сподвижники стали орудием в руках Гитлера, Гиммлера и Геббельса, орудием в руках нацистов.
Но фашистский «тотальный шпионаж» породил и свой мощный антипод. Новой страницей истории мирового шпионажа стали разведчики-интернационалисты…
Когда Конон Молодый окончил Московский институт внешней торговли и таинственно исчез с московских горизонтов, ему довелось общаться с некоторыми из них…
«МНЕ ПОВЕЗЛО ДВАЖДЫ».
Ни Трофим, ни я до сих пор не знаем, как Конон Молодый попал в «нелегалку» и как его готовили к этой самой сложной и опасной в разведке работе. Ни сыну, ни мне он об этом не рассказывал, в лучшем случае отшучивался. Не узнаем мы этого и сейчас. Однако совершенно ясно, что существует много способов подготовки нелегалов, непременным условием которой является полная изоляция человека от родственников и друзей, обязательное совершенствование языка, на котором он будет потом разговаривать в другом обличье и в другой стране.
Мне, например, в самый критический момент жизни, когда на Запад сбежал предатель Олег Лялин, с которым мы учились вместе в 101-й разведшколе, тоже предложили нелегальный вариант выезда за рубеж, ибо нормальная загранкомандировка под «крышей» журналиста была наглухо закрыта. Правда, потом выяснилось, что Лялин меня не заложил. Но тогда его предательство не вызывало сомнений и «органы» законсервировали все мои официальные зарубежные вояжи под предлогом, естественно, моей персональной безопасности.
Я же описываю этот случай, чтобы дать представление читателю хотя бы об одном из вариантов подготовки к «нелегалке».
После бегства Лялина в Комитете госбезопасности СССР сложилась критическая ситуация. По указанию Политбюро диверсионный отдел «В», в штатах которого находился предатель, был упразднен, а его сотрудники были отозваны из зарубежных резидентур. В это же время британская контрразведка МИ-5 убедила правительство Хита отдать распоряжение о массовой высылке сидевших под разными «крышами» советских разведчиков. Девяносто сотрудников КГБ и ГРУ в Лондоне были выдворены из страны. Еще пятнадцать человек, находившихся в отпуске в Советском Союзе, получили уведомление, что обратный выезд в страну им запрещен. Таким образом, общее количество высланных составило сто пять человек, включая и «чистых» дипломатов. Попал в эту «лялинскую сотню» и я. Вернее, попал теоретически, что и было использовано моими дорогими недругами, чтобы сделать меня невыездным.
Наступил период застоя, особенно тяжкий для журналиста-международника, получившего запрет на выезд за рубеж. Навалилась апатия, которая, как правило, приходит рука об руку с «зеленым змием». В конце концов жена, подарившая двух дочерей, намекнула, что мне лучше уйти из семьи. Я ушел, оставив все.
Рассказали мне однажды красивую легенду. Мол, создал Господь еще до Адама и Евы некое двуполое существо о двух головах, четырех руках и четырех ногах. Не понравилось Создателю сие произведение, взял он меч, да и разрубил его пополам. Вот с тех пор якобы летают в космосе разъединенные половинки. И счастье тем, которые соединяются на земле… Наталия пришла ко мне в 1975 году в самую тяжелую минуту, когда все в моей карьере полетело к чертовой матери. Ее беззаветная и бескорыстная любовь, может быть, не дала мне сделать последнего шага…
А вскоре последовало одно престранное предложение. Меня вызвали в кадры. Разговаривал я с глазу на глаз с очень симпатичным человеком в небольшом кабинете на Лубянке. Беседа была недолгой.
— Леонид Сергеевич, мы знаем о вашем бедственном положении и очень вам сочувствуем. Но погорели не только вы. У нас есть одна идея, которая может показаться странной. Подумайте над ней… Мы предлагаем вам поехать на нелегальную работу в одну из латиноамериканских стран под «крышей» итальянского коммерсанта. Язык вы знаете прекрасно, торговлей занимались, лицом смахиваете на настоящего мафиозо, а «ксиву» мы сделаем сверхнадежную. Так что десять — пятнадцать лет вам гарантировано. А потом можно и на пенсию, цветы разводить где-нибудь на подмосковной даче…
— А как это будет выглядеть конкретно?
— Конкретно? Очень просто. Мы подберем похожий на вас труп, изуродованный в автомобильной катастрофе, чтобы бывшая жена, дочери, родственники и друзья не сомневались бы в вашей смерти. Ну и похороним с почестями. Затем год уединенного пребывания на одной из наших конспиративных баз, где вы будете общаться только с итальянцами и осваивать некоторые дисциплины для нелегальной работы. А затем в путь-дорогу…
— Ну а как же…
— Как с Наталией Сергеевной? Она вполне подходящая кандидатура. Работает в ЦК ВЛКСМ, член партии, общественница, в порочащих связях не замечена… Может ехать даже в качестве жены… Но будет вашей радисткой. Это — обязательное условие.
Мой симпатичный собеседник улыбнулся. Да, все знало КГБ обо мне и моем ближайшем окружении.
— Мне надо поговорить с Наташей и немного подумать…
— Конечно, конечно. Запишите мой телефон на всякий случай. Договоримся о встрече, если надумаете. У нас к вам не будет никаких претензий в любом случае…
Наташа долго плакала после нашего с ней разговора. «Никуда я не поеду, тем более с «трупом». Я люблю свою землю, своих родителей и тебя, дурака… Не надо мне никаких заграниц, денег и заморского благополучия. Я хочу, чтобы ты был со мной здесь и такой, какой есть. Проживем как-нибудь…»
Через неделю я позвонил своему лубянскому знакомцу. Мы встретились.
— Вы знаете, неожиданно появилось одно весьма важное обстоятельство.
— Какое, если не секрет?
— Не секрет. Наташа беременна. На первом месяце…
— О, поздравляю! Тогда отложим наш разговор на некоторое время.
Я соврал, хотя и не совсем. Машка родилась с некоторым запозданием в июне 1977 года…
Вот так обстояло дело со мной. У Конона все было несколько иначе. Девушка, с которой он серьезно дружил в институте, не стала его женой. Другая девушка-студентка, Надя Сосенкова, дочь генерала, на которую положил глаз мой друг, была и моей пассией. Мы вместе играли в студенческом театре нашего элитарного учебного заведения и в любовных сценах даже целовались по-настоящему. Однажды меня пригласили на обед в генеральскую семью. Но я, видимо, чем-то не понравился родителям Нади, и наша взаимная страсть быстро увяла, тем более что в драмкружке начали ставить новую пьесу и на горизонте замаячила не менее симпатичная героиня. Конону тоже не очень повезло с Надей. Отец-генерал предпочел студенту-фронтовику свеженького выпускника какой-то военной академии в звании старшего лейтенанта…
А Конон женился в 1955 году, уже будучи разведчиком, находясь в нелегальном отпуске в Москве. Супругой его стала Галина Петровна Панфилова, преподавательница школы для детей-инвалидов, существовавшей при ортопедическом институте, в котором работала мать Конона Евдокия Константиновна. Она хорошо знала Галю и очень симпатизировала ей. Видимо, мама и сказала последнее слово. Галя уже побывала замужем и от первого брака у нее была дочь. Сыграли быстро свадьбу, и молодая жена осталась куковать со штампом в паспорте, ибо ее новоиспеченный супруг «срочно уехал на работу в Китай». Евдокия Константиновна воспользовалась той же легендой, которой накормила и меня в свое время после окончания института. Правду о своем сыне знала только она одна.
На самом-то деле Молодый отправился на «работу» совсем в другую страну…
О том, как она, эта работа, проходила, Конон написал в своих записках. Итак, слово самому разведчику.
«После окончания моей подготовки как разведчика-нелегала стал решаться вопрос, куда и к кому меня послать. И первое же предложение руководства Внешней разведки — отправиться к Рудольфу Ивановичу Абелю, нашему резиденту в Соединенных Штатах, да еще заместителем было для меня очень лестным. Во-первых, главная страна империалистического лагеря, во-вторых, сразу высокая должность. Конечно, работа на передовой линии невидимого фронта требует от человека, помимо отличного здоровья, еще больших, серьезных и глубоких знаний. Прежде всего, необходимо в совершенстве знать, по крайней мере, язык той страны, гражданином которой должен на несколько лет стать разведчик. Но мало владеть чужим языком как своим родным. Надо еще знать, хотя бы в объеме учебных программ, литературу этой страны, книжки, которые читают школьники, кинофильмы, которыми они увлекаются, их кумиров — путешественников, исследователей, спортсменов, киноактеров… Необходимо также научиться со временем думать на чужом языке, чтобы в случае внезапного пробуждения среди чужих людей или какого-либо потрясения не раздалась бы твоя родная, в том числе и матерная, речь, от которой истинно русскому человеку очень нелегко отвыкать. Уже одна эта задача требует от разведчика высшего самоконтроля, умения владеть собой в самых разнообразных условиях. Надобно быстро и точно улавливать все обстоятельства, быстро их анализировать, принимать правильные решения, уметь безотлагательно и четко проводить задуманное в жизнь. И еще требуется быть решительным, но не безрассудным, спокойным, но не медлительным, быстрым, но не суетливым, находчивым, но не очень авантюрным. Посему пришлось забыть обо всем, кроме изучения специальных дисциплин. Надо было вжиться в свою «легенду», то бишь новую, синтетически составленную историю жизни. Для этого мало знать назубок свою новую биографию, надо научиться играть роль другого человека, жить его жизнью, поступать так, как поступил бы этот персонаж, высказывать его мнение по различным вопросам. Естественно, что легенда не может предусмотреть абсолютно все мелочи и могущие возникнуть вопросы. Поэтому разведчику приходится нередко импровизировать. Но соврав единажды, надо твердо и долго помнить, как и что ты сказал. Проверка — серьезная и неожиданная — может наступить в любую минуту. Человек, путающий детали своей биографии, в лучшем случае прослывет рассеянным, лгуном или, что еще хуже, вызовет подозрения знакомых. С другой стороны, подобное невнимание к мелочам может привести к самым тяжелым последствиям. Поэтому разведчику необходимо упорно тренировать память и логическое мышление. Подготовка моя шла интенсивно и была закончена в самые сжатые сроки. Вскоре я отправился в спецкомандировку.
…Стоя с небольшим чемоданчиком в руке перед огромным зеркалом на вокзале во Франкфурте-на-Майне, я придирчиво рассматривал себя. За спиной двигалась плотная, в меру говорливая толпа немцев. Ни одеждой, ни прической, практически ничем не выделялся я из этой чинной толпы. Во всяком случае, так мне тогда показалось…
В кармане лежали идеально подделанные в Москве документы. Все было вроде бы просто. Среди пятидесятимиллионного населения ФРГ появился еще один гражданин. Доехав на такси до Кайзер-штрассе и затерявшись в толпе, я двинулся в нужном направлении. Никогда до этого не был во Франкфурте, но неплохо изучил план города и оттого свободно шагал по улицам к дому, в котором жил нужный мне человек. Мы называли его «Рольф». Во время войны он работал в германском абвере, то есть в военной разведке. Абель в свое время привлек его к сотрудничеству, и Рольф показал себя одним из наиболее ценных его агентов.
Дойдя до дома, я позвонил. Дверь открыла женщина средних лет, без сомнения, жена Рольфа, ибо я узнал ее по описанию, имевшемуся в Центре. Рольф оказался дома. Оставшись одни, мы обменялись паролями: «Я приехал из Кельна. Один наш общий знакомый просил зайти к вам за книгой…» Проведя меня в кабинет, Рольф достал из шкафа и передал мне названную книгу. В ней я нашел среди страниц открытку с видом Рейна. Сомнений не было — запланированная встреча состоялась. Как было условлено, Рольф предложил остановиться на первое время у него. А через три недели я поселился в гостинице. Рольф помог установить контакты с влиятельными людьми, которые могли бы содействовать в получении разрешения на выезд в США. В те послевоенные годы раздобыть подобное разрешение было нелегко, но друзья Рольфа оказали мне протекцию. Они же порекомендовали «положить на лапу» одному американскому чиновнику солидную сумму долларов. После чего виза на въезд в США была получена без проволочек.
Добиваясь разрешения на въезд, я в то же время выполнил несколько заданий Центра во Франкфурте-на-Майне и в других городах ФРГ и затем совершил краткую поездку по Европе. На этот раз у меня не было там каких-либо конкретных мероприятий, просто предстояло ознакомиться с обстановкой в ряде стран. Подобные знания всегда могут пригодиться разведчику. Заодно мог немного отдохнуть, прежде чем приступить к работе в США.
Путешествуя по Европе, я стремился побольше общаться с людьми для выяснения их взглядов на жизнь, привычек, убеждений, иными словами, того, что могло помочь в дальнейшей работе. Во всяком случае, через некоторое время я почувствовал, что усвоил все, что можно почерпнуть за короткое время. Наступила пора выезжать к моему резиденту Абелю…
Отплыл я в Нью-Йорк на одном из крупнейших океанских лайнеров того времени. Рейс проходил спокойно, хотя иногда лайнер сильно качало, и в такие дни огромная столовая почти пустовала. Я внимательно наблюдал за поведением американских попутчиков, за их манерами и привычками, подолгу беседовал с ними. Как правило, американцы весьма общительны (даже слишком общительны, по мнению англичан), и завязывать с ними знакомства легко…
Когда силуэт Нью-Йорка показывается на горизонте, город производит весьма захватывающее впечатление. Спустившись с пароходного трапа, я довольно быстро прошел иммиграционный контроль и таможню, так как у меня был всего один чемодан. Еще в Европе с помощью путеводителя по Нью-Йорку выбрал гостиницу средней руки, расположенную в центре города. Это было совсем недалеко от доков, но, поскольку у меня был чемодан, я решил взять такси. По дороге в гостиницу я с любопытством всматривался в улицы города, в котором мне предстояло провести несколько лет. К тому же такси двигалось не намного быстрее пешеходов, и можно было внимательно разглядывать людей, витрины магазинов, рекламы…
Еще на пароходе я подумал, что надо побыстрее приобрести одежду американского покроя и расцветки, так как мой западногерманский костюм резко выделялся. Да, нужно было поменять все — от рубашки и галстука до носков и ботинок. Остаток первого дня после необходимых покупок был посвящен изучению центра Нью-Йорка. Второй день тоже ушел на осмотр города и знакомство с метро, надземной железной дорогой (ныне ее уже нет) и другими видами транспорта. Кроме того, я тщательно осмотрел место предстоящей встречи с Абелем, которая была назначена Центром. Утром следующего дня я, как обычно, позавтракал в аптеке. Почему подобные заведения называются аптеками, объяснить не могу. Это скорее миниатюрный универсальный магазин с кафетерием, в котором где-то в углу имеется небольшой прилавок с готовыми, или, как их называют в Америке, патентованными, лекарствами.
После завтрака продолжил осмотр города уже для того, чтобы убедиться, что за мной нет «хвоста». Незадолго до назначенного времени не торопясь шел по Центральному парку. Неподалеку от известной статуи на скамейке сидела какая-то старушка. На той же скамейке я издалека заметил Абеля. Мы не виделись несколько лет, но он почти не изменился, был такой же худощавый и подтянутый, как прежде.
Мы ничем не показали, что узнали друг друга. Когда я приблизился к скамейке, он равнодушно скользнул по мне взглядом. Я сел на скамейку и через минуту обратился к старушке:
— Повезло нам сегодня с погодой…
— Да, редко выпадает такой денек в декабре. Вот только собачка моя болеет и пришлось оставить ее дома, — доверительно сообщила старушка. Вспомнив о собаке, она вдруг спохватилась, поднялась со скамейки, попрощалась и засеменила по аллее.
— Ты прав, — тотчас же отозвался Рудольф Иванович по-английски, — погода сегодня приятная…
Так началась беседа двух людей, отныне связанных общим делом. Я знал, какую опасную работу ведет Абель уже несколько лет. Мне было известно, что дела идут успешно. Иначе ему не понадобился бы помощник.
Улыбнувшись, Абель спросил:
— Как доехал?
— Без происшествий.
Говорил мой будущий шеф четко, сжато и ясно, тихим голосом.
— Будешь моим помощником. На тебе будет лежать ответственность за радиосвязь и работу курьеров. Когда освоишься и наладишь работу на своем участке, станешь выполнять дополнительные задания.
Далее Абель пояснил, что личные встречи будем проводить как можно реже, и дал устное описание тайника и места постановки сигналов. Внешне Рудольф Иванович производил впечатление медлительного человека, склонного к аналитическому мышлению. Однако в экстремальных обстоятельствах действовал решительно. Наш общий друг как-то рассказывал мне, что однажды в Нью-Йорке в плохо освещенном переулке состоялась его конспиративная встреча с Абелем. При Абеле были важные секретные документы и большая сумма денег. Они неторопливо шли по переулку и вполголоса обсуждали что-то, когда неожиданно из темного подъезда дома показался бандит с пистолетом в руке и обычным в таких случаях приветствием: «Руки вверх!» Желая освободить карманы своих жертв от содержимого, бандит вплотную придвинулся к разведчикам. Пока молодой коллега только думал о том, какой прием следует применить в данном случае, бандит уже корчился от боли на мостовой, а пистолет оказался в руках у Рудольфа Ивановича. Вынув из пистолета обойму, разведчик бросил его в водосточный колодец.
— В следующий раз, приятель, будь поосторожнее, — невозмутимо заметил он налетчику и спокойно продолжил свой путь…
Не буду детально описывать всю свою разведывательную работу в Штатах. Она не отличалась большим разнообразием. Самое интересное заключается в том, что ФБР до сих пор не удалось установить, по каким документам я там жил, где и чем занимался. А на первое время я обосновался в центре Нью-Йорка, в гостинице особого типа, где можно снять номер не менее чем на месяц. Такие гостиницы называют «жилыми отелями», пользуются ими лишь холостяки и незамужние женщины. Подобные заведения обладают как плюсами, так и минусами. Селятся там безо всяких формальностей, съехать можно быстро и без предварительного предупреждения. К тому же нет необходимости покупать мебель, посуду, прочую утварь. К отрицательным сторонам такого отеля следует отнести прежде всего избыток персонала, среди которого есть немало любопытных.
Примерно через год мне удалось подыскать подходящую однокомнатную квартиру в одном из пригородов Нью-Йорка. Уходил я по своим делам рано утром, возвращался, как правило, поздно вечером. С соседями старался не знакомиться. Квартира хорошо отапливалась, и я обычно приоткрывал на ночь окно. Оно было стандартное, вагонного типа — вверх поднималась вся нижняя рама. Как-то утром, закрывая окно, по давно укоренившейся привычке бегло, но внимательно осмотрел улицу. Взошедшее солнце ярко освещало дома на противоположной стороне. Все было спокойно, и я уже собирался уходить, когда заметил в одном из окон дома напротив мужчину, который внимательно разглядывал меня в бинокль. Он стоял за кисейной занавеской, но был отчетливо виден в лучах солнца.
Поделиться книгой: