Мои ноги двигались по широкой лестнице, и я тихонько проскользнула вниз холла из задней двери, мои руки подняли юбку маминого платья, и я почти полетела к тихой скамье под ивой, которую я успела сделать личным уголком.
Как только я достигла темной безопасности, мой ум начал рассуждать заново. Отец должен курить и пить с другими мужчинами в течение многих часов, таким образом, было логично, что я могла благополучно скрываться тут в течение большей части ночи. Но я поняла, что оставаться здесь надолго опасно. Что, если в тот момент когда я решу ускользнуть наверх к себе, наткнусь на отца который выйдет из своего кабинета, чтобы проорать имя повара, для того чтобы он принес ему что-нибудь, из того что удовлетворит его жадный аппетит? Нет. Я не рискнула бы. И, конечно, там была Мэри. Она начала бы искать меня, и если бы не нашла меня в моей спальне, то пришла бы сюда, но я не хочу, чтобы даже она узнала о моем убежище.
Однако, я вдохнула глубоко, удовлетворенная прохладным ночным воздухом, и чувствуя комфорт, предоставленный мне тенью скрывавшей меня. Я хотела уделить всего несколько минут для себя несколько минут провести здесь, в моем специальном месте, и подумать об Артуре Симптоне.
Он показал мне такую искреннюю доброту! Я давно так не смеялась, и даже должна была придушить свой смех, который чувствовала до сих пор! Артур Симптон украсил вечер, из пугающего сделав его волшебным.
Я не хотела, чтобы он закончился. И до сих пор не хочу этого.
Я помню, что я не смогла сдержаться. Я встала и, широко раскинув свои руки, начала кружиться, в тени ивы, под ее ветвями и радостно смеялась, пока меня переполнял утомленный, непривычный пик эмоций, и я рухнула на молодую траву, тяжело дыша и убирая с лица, выпавшие из причёски волосы.
― Вы никогда не должны переставать смеяться. Когда вы это делаете, вы становитесь божественно красивой и выглядите подобно богине, сошедшей на землю, искушающей нас своей неприкосновенной красотой.
Я встала на ноги, более взволнованная, чем потрясенная, из-за того, что Артур Симптон раздвинул ветви ивы и шагнул внутрь.
― Мистер Симптон! Я-я не понимаю, разве вы не должны быть…
― Мистер Симптон? ― он перебил меня теплой, заразительной улыбкой. ― Я уверен, что даже ваш отец согласился бы, что здесь мы не должны быть настолько формальны.
Мое сердце колотилось так громко и, мне казалось, заглушило звук мой здравый смысл, который кричал мне, чтобы я сдержала свои слова, улыбку, и быстро вернулась внутрь. Но вместо того, чтобы сделать любую из этих трех разумных вещей, я выболтала:
― Мой отец не будет согласен с тем, что мы с вами вдвоем наедине сейчас находимся в саду, независимо от того как я к вам обращаюсь.
Улыбка Артура немедленно потускнела.
― Я не нравлюсь вашему отцу?
Я покачала головой.
― Нет, нет, ничего подобного — или, по крайней мере, я так не считаю. Просто после смерти матери отец ко всему относится неодобрительно.
― Я уверен, что это всё из-за тогго, что она недавно потерял жену.
― Как и я совсем недавно потеряла свою мать! ― С меня было достаточно здравого смысла, я сжала свои губы в тонкую линию, и остановила свою вспышку радости. Я начала нервничать, и невероятно неуклюжим образом, я подошла к мраморной скамье и села, стараясь, привести в порядок свои волосы, и продолжила: ― Простите меня, мистер Симптон. Я не должна была говорить с вами таким образом.
― Почему бы и нет! Разве мы не можем быть друзьями, Эмили? ― Он последовал за мной к скамье, но не сел около меня.
― Да, ― сказала я мягко, довольная тем, что мои непослушные волосы скрыли мое лицо. ― Я хотела бы, чтобы мы были друзьями.
― Тогда ты должна называть меня Артуром и не стесняться говорить со мной, поскольку ты будешь моим другом, и я должен буду быть уверен, что твой отец не относится неодобрительно ко мне. Я не буду даже говорить ему, что обнаружил тебя в саду.
Мои руки мгновенно замерли и упали с моих волос.
― Пожалуйста, Артур. Если ты мой друг, обещай мне, что ты не скажешь, что ты видел меня, когда я вышла из столовой.
Я думаю, что увидела то, что, возможно, было удивлением в его глубоких голубых глазах, но оно было заменено слишком скоро улыбкой, чтобы уверить меня.
― Эмили, я ничего не скажу сегодня вечером твоему отцу кроме того, какой прекрасной хозяйкой является его дочь.
― Спасибо, Артур.
Затем он присел на скамью рядом со мной. Не близко, но я почувствовала запах сигар, исходящий от него, и чего-то ещё, что было почти сладким. Вспоминая я понимаю, что это было глупо. Как человек мог пахнуть сладостью? Но я знала, достаточно хорошо это понимая, что отсутствие сильного запаха алкоголя и сигар на его дыхании казалось сладким после грязного аромата отца.
― Ты часто пробираешься сюда? ― На его вопрос было легко ответить.
― Да, довольно часто.
― И твой отец, не знает, что ты бываешь здесь?
Я колебалась только момент. Его глаза были так добры, его пристальный взгляд, настолько искренен, и он сказал, что хотел бы быть моим другом. Конечно, я могла довериться ему, но возможно я должна подбирать слова тщательно. Я беспечно пожала плечами и нашла ответ, который был так же правдив, как это было нужно.
― О, отец так занят бизнесом, что он очень редко ходит в саду.
― Но тебе здесь нравится?
Я кивнула.
― Да, конечно. Здесь очень красиво.
― Ночью? Но ведь тут так темно, и ты тут совершенно одна.
― Ну, поскольку ты теперь — мой друг, я чувствую, что могу рассказать тебе тайну, даже при том, что это не подобает настоящим леди. ― Я застенчиво улыбнулась ему.
Артур озорно усмехнулся.
― Так это твоя тайна не подобает настоящим леди или же разговор со мной?
― Я боюсь, что это относится и к тому и к другому. ―Моя застенчивость начала испаряться, и я даже смела кокетливо отвести взгляд.
― Нуу, я заинтригован. Как твой друг, я настаиваю, чтобы ты рассказала мне. ― Он наклонился немного ко мне.
Я посмотрела на него и рассказала всё как есть.
― Мне нравится темнота. Она — мой друг. Она утешает меня.
Его улыбка потускнела, и я боялась, что я действительно рассказала ему слишком много. Но когда он заговорил, его голос не потерял своей милости.
― Бедная Эмили, я могу только представить, как ты нуждалась в утешении за последние месяцы, и, если этот сад утешает тебя, днем или ночью, то я говорю, что это удивительное место!
Я почувствовала порыв облегчения, и радости в его сочувствии.
― Да, ты видишь, это — мое спасение, мой оазис. Закрой глаза и дыши глубоко. И ты забудешь, что это — ночь.
― Ну, хорошо. Я закрою. ― Он закрыл глаза и потянул глубокий вздох. ― Что за, прекрасный аромат? Я не замечал его до сих пор.
― Это — лилии. Они только что начали цвести, ― объяснила я счастливо. ― Нет, не открывай глаза. Теперь послушай. Скажи мне, что ты слышишь.
― Твой голос, который кажется мне столь же сладким как запах лилий.
Его комплимент сделал меня счастливой, но я ругала его с ложной серьезностью.
― Не я, Артур. Слушай тишину и скажи мне, что ты слышишь в ее пределах.
Он не открывал своих закрытых глаз, наклонил свою голову и сказал:
― Вода. Я слышу фонтан.
― Точно! Мне особенно нравится сидеть здесь, под этой ивой. Как будто это — мой собственный мир, где я могу слышать звук воды, текущей в фонтане, и представить, что снова езжу на своем велосипеде около озера, ветер треплет мои волосы, и здесь спокойно, меня никто и ничто не потревожит.
Артур открыл глаза и встретил мой пристальный взгляд.
― Никто? Никто вообще? Даже лучший друг?
Мне показалось, что все мое тело покраснело от стеснения, и я ответила:
― Возможно, теперь я могу вообразить друга, присоединяющегося ко мне, и я действительно помню, как ты любишь ездить на велосипеде.
Он удивил меня, хлопнув себя по лбу.
― Велосипед! Это напоминает мне, как я увидел тебя здесь, в саду. Я ушел, извинившись, пораньше, чтобы вернуться домой, и поговорить с отцом, прежде чем он ляжет в постель. Я в одиночку ехал на велосипеде, возвращаясь домой, когда услышал смех. ― Он помолчал, и в его голос усилился. ― Это был самый прекрасный смех, который я когда-либо слышал в своей жизни. Он, похоже, доносился из сада позади дома. Я увидел, открытую садовую калитку, и пошел на звук твоего голоса.
― Ох. ― Я выдохнула это слово, и счастливо вздохнула, у меня на душе стало еще теплее. И я сказала:
― Я очень рада, что мой смех, привел тебя ко мне.
― Эмили, твой смех не просто привел меня к тебе — он привлек меня к тебе.
― У меня есть другая тайна, которую я могу рассказать тебе, ― услышала я свой голос.
― Тогда это — еще одна тайна, которую я буду скрывать и дорожить ей как своей собственной, ― произнес он.
― Когда я смеялась, я думала о том, как я счастлива, что ты был там на ужине. Я так ужасно нервничала, пока ты сидел рядом со мной. ― Я затаила дыхание, надеясь, что не была, как бы это сказала мать, слишком торопливой в своих признаниях.
― Ну, тогда, я очень, очень рад объявить, что я буду присутствовать в твоем доме на званном обеде в субботу, и что я буду сопровождать прекрасную женщину, с которой я надеюсь, вы также станете верными друзьями.
Мое сердце, уже настолько разбитое и ушибленное, сжалось от его слов. Но я хорошо научилась скрывать свои чувства, так что я сделала заинтересованное выражение лица и сказала мягким голосом, который я использовала при разговоре с отцом:
― Ох, как мило. Я буду рада, увидеть Камиллу снова. Думаю ты уже знаешь, что она и я, подруги.
― Камилла? ― Он выглядел крайне сбитым с толку. И затем я увидела, что его выражение лица пришло к пониманию. ― О, ты имеешь в виду дочь Сэмюэля Элкотта, Камиллу.
― Ну, да, конечно, ― сказала я, но мое оскорбленное сердце стало биться легче.
― Конечно? Почему ты говоришь, конечно?
― Просто я думала, что ты ухаживаешь за ней, ― сказала я, а потом почувствовала, как моему сердцу становится легче и легче после того, как он покачал головой и ответил с сопереживанием:
― Я не знаю, почему ты так подумала.
Я чувствовала себя так, как будто должна была сказать что-то в защиту того, что я знала, это будет большим замешательством для бедной Камиллы, когда она услышит слова Артура.
― Я полагаю, что подумала так из — за того, что миссис Элкотт на это надеется.
Темные брови Артура поднялись вместе с уголками его губ.
― Ну, тогда позволь мне ясно объяснить тебе. Я буду сопровождать свою мать на твоем званном ужине в субботу. Моего отца беспокоит артрит, но мать очень хочет прийти и поддержать тебя на твоём первом вечере. Камилла же — очень хорошая подруга.
― То есть, ты не будешь ухаживать за Камиллой? ― смело спросила я, затаив дыхание.
Затем Артур встал и, улыбаясь, поклонился мне. Голосом, полным тепла и доброты, он объявил:
― Мисс Эмили Вейлор, я могу заверить вас, что это не за Камиллой Элкотт я буду ухаживать. И теперь я должен, неохотно, пожелать вам доброй ночи до субботы.
Он повернулся и оставил меня, затаившую дыхание от счастья и ожидания. Мне показалось, что даже тени вокруг меня отразили мою радость своей красивой, скрывающей мантией темноты.
Но я не провела много времени, упиваясь волшебными событиями ночи. Хотя мое сердце было заполнено Артуром Симптоном и мне хотелось думать только о нашей поразительной беседе и о том, что он фактически оставил меня с обещанием того, что в будущем он будет ухаживать за мной, мой ум думал и о другой, менее романтичной информации, которую Артур только что предоставил мне. Мои руки до сих пор дрожат от радости, когда я вновь читаю эту запись в дневнике связанную со встречей с Артуром и начинаю воображать то, что, может быть, в будущем буду с ним, но я должна не забывать быть очень тихой, когда нахожусь в тени сада.
Я больше никогда не должна привлекать к себе внимание, когда нахожусь в саду.
Ничьё внимание.
Я с трепетом начинаю эту запись в дневнике. Я чувствую, что меняюсь. Надеюсь, что эти изменения к лучшему, но, признаюсь, я не уверена, что это так. На самом деле, если писать абсолютно откровенно, я должна признать, что даже само значение слова «надежда» для меня изменилось.
Я так растеряна! И очень, очень боюсь.
Я уверена только в одном — я должна покинуть дом Вейлоров любым способом. Артур Симтон предоставил мне логичную и безопасную возможность бегства, и я с ним согласилась.
Я не тот легкомысленный ребенок, каким была восемь дней назад, после той первой ночи, когда мы разговаривали с Артуром. Я все так же считаю его добрым и очаровательным и, конечно же, красивым. Мне кажется, я могла бы полюбить его. В моих руках прекрасное будущее, так почему же я чувствую растущую внутри себя холодность? Неужели страх и отвращение к отцу начали меня портить?
Я содрогаюсь от этой мысли.
Возможно, рассмотрев события последних дней, я найду ответы на свои вопросы.
Встреча с Артуром в саду действительно изменила мой мир. Неожиданно, субботний торжественный ужин перестал быть чем-то, чего я боялась — теперь я считала оставшиеся до него часы. Я полностью погрузилась в меню, в украшения, в каждую крошечную деталь моего платья.
Планировавшийся ужин из пяти блюд, которые я неосмотрительно приказала повару воспроизвести из старых маминых книг о приемах, совершенно изменился. Вместо этого, я лихорадочно рылась в своих воспоминаниях, жалея, что не уделила больше внимания- на самом деле никакого внимания-, тем моментам, когда мама с отцом обсуждали особенно роскошные ужины, на которых они присутствовали в течение года, прежде чем ей пришлось оставить общество из-за беременности. Наконец, я вспомнила, что даже отец похвалил исключительный ужин в Клубе университета, организованный в честь архитектурной выставки, который спонсировал его банк. Я послала Мэри, чья сестра была одной из множества поваров университетского Клуба, чтобы взять копию меню. И я была приятно удивлена, когда она вернулась не просто со списком блюд, но и вин, которые должны к ним подаваться. Повар, который, как мне казалось, до тех пор в основном считал мои попытки составить меню жалкими и смешными, начал смотреть на меня с уважением.
Затем, я изменила оформление и украшение. Мне хотелось принести в дом сад, чтобы напомнить Артуру о проведенном вместе времени, поэтому я руководила садовниками, срезавшими охапки ароматных лилий- старгейзер[2], хотя и не тех, что росли вокруг фонтана. Я также приказала им собрать камыши и занавеси плюща с болотистого берега озера. Потом я начала заполнять вазы лилиями, камышом и вьющимся плющом, надеясь, что Артур все это заметит.
И, находясь в центре вихря своей творческой деятельности, я поняла нечто невероятно интересное: чем более требовательной я становилась, тем больше людей со мной считалось. Раньше я ходила по дому Вейлоров на цыпочках, словно робкий призрак девушки, теперь я шла решительной походкой, уверенно отдавая приказания.
Я продолжаю учиться. Этот урок я считаю одним из наиболее важных. Возможно, этот способ управления миром вокруг меня лучше, чем мамин. Она использовала свою красоту и свой нежный приятный голос, чтобы уговаривать и упрашивать — таким был ее метод. Я поняла, что предпочитаю более властный подход.
Что было со мной не так? Что это за холод, который, как я чувствовала, распространялся внутри? Как может быть неправильным обретение уверенности и контроля?
Правильно или нет, я использовала это вновь открывшееся мне знание, когда выбирала платье. Отец, разумеется, приказал мне снова надеть одно из маминых платьев из зеленого бархата.