Помоги проекту - поделись книгой:
Рисунок из анатомического атласа Сигизмунда Ласковски
(фр.
Многие нерешенные вопросы, касающиеся мозга и разума, до сих пор остаются без ответа. Триста лет назад Джон Локк задавался вопросом: «Как мы различаем воображение и сумасшествие?» Сегодня этот вопрос звучит более актуально, чем во времена Локка. Какова природа тех процессов в мозге, которые делают возможным различия между этими двумя аспектами ментального поведения? В чем смысл и каков механизм убедительной, правдоподобной и калейдоскопической активности наших снов, превращающих всех нас в ночных глупцов? Как мы можем объяснить гипноз или облегчение боли, которое иногда достигается при процедуре восточной акупунктуры? Какова взаимосвязь между разумом и многими разновидностями религиозного опыта? И что, в конце концов, происходит с нашим многообразным опытом, мыслями и идеями, заключенными в кладовой памяти нашего мозга?
Глава 1
Альтернативы Шеррингтона – два фундаментальных элемента или только один?
Моя профессиональная карьера определилась, как полагаю, в нейрофизиологической лаборатории профессора Шеррингтона в Оксфорде. После этого она продолжилась в коридорах и операционной комнате Монреальского неврологического института. Помимо этого, у меня было много других самых разнообразных занятий, но под внешним слоем этих интересов, где-то в глубине души меня всегда будоражило величайшее любопытство относительно природы человеческого разума. После того как перешел от изучения мозга животных к исследованию человеческого мозга, я поставил перед собой задачу понять механизм его работы и раскрыть, имеет ли этот механизм отношение к тому, как функционирует разум, и, если возможно, понять, как это происходит.
Мой учитель сэр Чарльз Шеррингтон получил Нобелевскую премию за свои исследования рефлексов и анализ интегративной активности нервной системы. Его интересы фокусировались главным образом на врожденных рефлексах, но после ухода на пенсию с поста главы кафедры физиологии Оксфордского университета в 1935 году в возрасте семидесяти восьми лет он перешел от экспериментов на животных к научным и философским изысканиям в области мозга и разума человека[3].
В итоге он лишь смог сказать, что «нам следует рассматривать вопросы взаимоотношения разума и мозга как просто еще нерешенные, к тому же лишенные какой-либо базы, которая могла бы служить отправной точкой для начала такого их рассмотрения». В июне 1947 года он написал предисловие к своей книге «Интегративная активность нервной системы», которая впоследствии была опубликована в его честь Физиологическим обществом.32
Последний параграф предисловия содержит его заключение относительно всего вышесказанного:
Прошло больше четверти века с того момента, как Шеррингтон написал эти слова. С тех пор мы узнали значительно больше о человеке, и я с волнением осознаю, что наступило время вернуться к двум его гипотезам, двум «невероятностям». Или активность мозга способна объяснить природу разума, или мы должны будем рассматривать два элемента[4].
Возможно, мы можем сделать шаг вперед к пониманию проблемы, если попытаемся совместить две гипотезы и присовокупить их к существующим в настоящее время физиологическим данным. Настоящий ученый в своих изысканиях не должен быть ни монистом, ни дуалистом. Задача, которую он ставит перед собой, заключается в том, чтобы объяснить все, что в его силах и возможностях, путем критического анализа природы и мозга и с помощью соответствующих экспериментов. И лишь тогда он сможет, насколько это будет в его силах и возможностях, отбросив в сторону все свои предубеждения, сообщить нам нечто о Вселенной и о человеке. Но ему также следует время от времени останавливаться на достигнутом, не пересматривать и не рационализировать свои взгляды.
Лорд Эдриан, разделивший Нобелевскую премию с Шеррингтоном, в 1966 году высказался как нейрофизиолог: «Если мы позволяем себе размышлять о нашем собственном месте в общей картине мира, мы, похоже, выходим за пределы границ естественных наук». И в этом я согласен с ним. Тем не менее нам время от времени необходимо идти поперек той границы, и нет никакого смысла полагать, что нас при этом не будет сопровождать критическое суждение.
В мои руки попал необыкновенный по качеству и объему материал, так что я постоянно наталкивался на волнующие открытия. Я обобщал данные и вел записи на протяжении всей своей профессиональной карьеры. Однако впоследствии я с большим энтузиазмом обратился к авторству другого рода, возможно необдуманно. Может быть, обязанность каждого человека состоит в том, чтобы совершить нечто большее, чем просто вести записи. В ответ на возможные возражения я могу заявить, что после перерыва, даже в свои семьдесят или восемьдесят, я вижу все эти материалы в более зрелой перспективе. Разве это так трудно, если перефразировать Гамлета, полить «льстивый елей на мою душу»?
Однако все может быть, теперь, когда я возвращаюсь к материалу и окидываю взором свой жизненный опыт, я, кажется, вижу все это более четко и понимаю немного лучше. Таким образом, я предоставлю читателю краткий обзор этого прогресса паломника. Это будет рассказ о многочисленных и неожиданных откровениях, последующих сомнениях и исканиях, и, наконец, восхождении на более высокий уровень осознания вдохновляющей перспективы нового понимания. В конце я изложу выводы и заключения, носящие научный характер, и приведу гипотезы, представляющиеся очевидными. Потом, в силу того, что эти данные очень важны для других научных дисциплин, я перейду к рационализации и рассмотрению человеческой сущности с позиции обычного человека и, в меру своих возможностей, с точки зрения философа и даже теолога.
Может ли мозг объяснить суть человека? Способен ли мозг достичь путем нейрональной активности всего того, что выполняет разум? В конце концов, сведения, которые может представить клиническая физиология, должны помочь нам получить ответ на эти вопросы.
Чтобы яснее понять проблему сущности разума, давайте взглянем на эту нашу Вселенную в долгосрочной перспективе. Жизнь появилась на Земле только во второй половине тысячелетия – сначала в форме бесклеточных организмов, затем постепенно во все более сложных формах, сначала в морской среде, а затем на суше. В этой долгосрочной перспективе, появление свидетельств индивидуального самосознания и целеполагания представляется совершенно недавним событием. Сегодня человек с его поразительным разумом и чрезвычайно сложно устроенным мозгом стремится понять эту Вселенную, находящуюся внутри него самого, и более того, он стремится постичь природу жизни и сознания.
Физиологи, основываясь на изучении механизмов, действующих внутри тела и мозга высших и низших живых организмов, значительно лучше осветили эти вопросы. Ими были исследованы чувствительность и движения, действие рефлексов, память и поведение. Карл Лешли7 отдал тридцать лет своей плодотворной жизни попыткам раскрыть природу «следа памяти» в мозге животных, начав с экспериментального изучения мозга крыс и завершив изучением шимпанзе. Он охотился за энграмой, записью этого следа. Иначе говоря: «структурным следом, который психический опыт оставляет на протоплазме». Поиски успехом не увенчались и закончились тем, что Лешли стал цинично смеяться над собственными усилиями, притворяясь, что задается вопросом, способны ли животные и даже люди вообще обучаться.
Рисунок из анатомического атласа Сигизмунда Ласковски
(фр.
Между тем проблемы сознания и взаимоотношения мозга и разума трудно изучать на примере животных. С другой стороны, клиницисты в своем подходе к человеку могут резонно надеяться на прорыв в понимании физиологии памяти и физической основы разума и сознания.
Глава 2
Мозг как посланник сознания
Гиппократ, отец научной медицины, начал свою деятельность в V веке до нашей эры на маленьком греческом острове Кос. В то время некоторые философы, такие как, например, Эмпедокл и Демокрит, выступали со своими собственными объяснениями Вселенной и природы человека. Гиппократ противостоял тому, что он называл «недоказанными гипотезами» философов, и заявил, что только изучение и наблюдение природы и человека может указать дорогу к истинному знанию.
Он изучал человека в здоровом состоянии и в болезни, превратив медицину в науку и искусство. Но в человеке он видел нечто большее, чем природный объект, и тем самым ввел в медицинскую практику некий моральный кодекс, установил правила медицинского обслуживания. В клятве, которую он требовал от своих учеников и последователей, были такие слова: «Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. <…> Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство». Таким образом, он признавал моральное и духовное наравне с физическим и материальным.6
Гиппократ оставил после себя одно единственное рассуждение о функции мозга и природе сознания. Оно было включено в лекцию, которую он читал собранию медиков, занимающихся эпилепсией, расстройством, которое и сегодня носит то же название. Приводим отрывок из этой лекции, этот поразительный всплеск озарения: «Некоторые люди говорят, что сердце является органом, которым мы думаем и которое чувствует боль и волнение. Но это не так. Людям следует знать, что от мозга, и только от мозга, проистекают наши удовольствия, радости, смех и слезы. Посредством него в особенности мы думаем, видим, слышим и отличаем уродливое от прекрасного, плохое от хорошего, приятное от неприятного… По отношению к сознанию мозг является посланником». Гиппократ утверждает: «Мозг является интерпретатором сознания». В другой части своего труда он отмечает, просто и четко, что эпилепсия происходит от мозга, «когда он не в норме».
На деле это его заявление стало предметом прекрасного трактата о мозге и разуме, которому предстояло появиться в медицинской литературе до момента значительно более позднего, чем время открытия электричества. Открытия, ставшего подтверждением того, что энергия мозга перетекает по нервам животных, что, в свою очередь, привело к открытию самого электричества.
В ретроспективе кажется совершенно очевидным, что Гиппократ пришел к такому заключению, общаясь с эпилептическими больными, когда они рассказывали свои истории, а также наблюдая за ними во время приступов их болезни. После прочтения следующих страниц читателю станет ясно, что эпилепсия все еще остается загадкой, которую предстоит раскрыть. Сквозь призму этого расстройства можно рассмотреть очень многое, касающегося мозга, если только приглядеться к нему внимательней.
Некоторые замечания Гиппократа, сделанные им после наблюдения за пациентами, многократно цитировались на протяжении столетий. Они и сейчас остаются образцами краткости и глубины прозрения. Больные эпилепсией определенного типа нередко заново переживают некоторые из своих прежних событий и ситуаций, в которых они, возможно, видят и слышат то, что видели и слышали в предыдущий период своей жизни. Осознав, что «источником эпилепсии является мозг, отклонившийся от нормы», Гиппократ, должно быть, понял – что энграма прежнего опыта является структурированной записью, хранящейся внутри мозга[5].
В те далекие времена было общепринятым считать, что сознание или душа располагаются в сердце. К примеру, четыре столетия спустя эти знакомые слова появились в христианской проповеди от Луки: «Мария держала все эти вещи и обдумывала их в своем сердце». Когда же люди наконец оставили идею того, что мышление осуществляется в сердце, и осознали, что главным «управляющим» органом является мозг, слова Гиппократа были надолго забыты. Люди верили в то, что мозг действует как некое мистическое целое, рассылающее и принимающее духовные послания, что соответствовало учению знаменитого врача древности Галена (131–201 гг. н. э.). Столетия спустя после Галена Гальвани открыл животное электричество (1791 г.), навсегда отбросив в сторону духовных посланников.
Рисунки из анатомического атласа Вильгельма Брауне (нем.
Сегодня мы знаем, что в работе мозга нет никакой мистики и он не функционирует как простое и несложное целое. Внутри него имеется множество отчасти автономных механизмов, каждый из которых активируется перемещением электрического тока вдоль одетых в миелиновую оболочку нервных волокон. Теперь я должен подчеркнуть, что помимо прочих в мозге существует особый механизм, и именно его активность делает возможным существование мышления и сознания.
Возможно ли обсуждать этот механизм понятным языком, если я, отбросив в сторону специальные термины и фразы, стану говорить языком не специалиста, а просто образованного человека? Осмелюсь напомнить, что Бенджамин Франклин, основатель Американского философского общества, испытывая вполне понятное волнение, объяснял первым членам этого общества, как электричество перетекает по влажному канату к воздушному змею. Я бы хотел оказаться на их месте. Вероятно, я бы понял природу этого в высшей степени важного чуда, называемого электричеством. Мне кажется, он похож на разум в том смысле, что никто не может приписать разуму какое-либо пространство во Вселенной, однако легко заметить, что он совершает и где[6].
Глава 3
Нейронная активность в мозге
Определения обычно хороши в начале очерка – хотя в данном случае сам текст, несомненно, покажет, что они не соответствуют объекту. Разум (или дух) – это, если процитировать словарь Уэбстера, «элемент <…> в человеке, который чувствует, воспринимает, мыслит, желает и особым образом рассуждает».
Мозг – чрезвычайно сложный, «управляющий» орган в теле человеке, который делает возможным мышление и сознание. В своей интегративной и координационной деятельности он во многих отношениях напоминает компьютер. Каждый мозговой механизм представляет собой функциональную единицу, играющую в определенном отношении специализированную роль в тотальной интегративной функции мозга.
Каждая нервная клетка, или нейрон, способна развивать собственный электрический заряд. У каждой клетки среди многих прочих отростков имеется один, который называется аксоном. Аксоны несут токи нейронных импульсов вовне, от собственной клетки к другим клеткам. Приходящие импульсы стимулируют каждую целевую клетку генерировать новые импульсы, или же они, проверив активность целевой клетки, тормозят ее активность.
Тела нейронов способны сосредотачиваться в одном месте, формируя острова, или покров
Однако в тех случаях, когда внутри мозга проявляется какое-либо отклонение и становится хроническим фактором, раздражающим серое вещество, оно формирует фокус раздражения и может вызвать повторный аномальный взрыв энергии, вовлекающий в себя одновременно множество клеток подобно молнии из миниатюрной грозовой тучи. Каждый раз, когда это происходит, у некоторых несчастных происходит эпилептический припадок. Приступ различается по внешним характеристикам в соответствии с функцией серого вещества, в котором произошел разряд. Если это происходит в клетках серого вещества, формирующего часть одной из сенсорных цепей, следует какое-либо ощущение. Если же это происходит в клетках моторной системы, следует какое-нибудь движение. Эпилепсия, означающая склонность к таким припадкам, стара, как история человечества. На самом деле она, вероятнее всего, значительно старше, так как ей подвержены и животные, значительно более примитивные, чем человек.
В 1934 году Неврологический институт в Монреале открыл свои двери, и мы наконец-то получили в свое распоряжение помещения и средства для изучения человеческого мозга, а также для оказания помощи недееспособным. Я учился оперировать эпилептических пациентов, каких изучал некогда и у которых учился сам Гиппократ. В некоторых случаях нам удавалось удалить измененную часть мозга, в которой начинался процесс разряда, вызывающий эпилепсию.
Наша цель, конечно же, всегда заключалась в том, чтобы лечить больных. А пациент, остававшийся в сознании и сохранявший бдительность на протяжении всей долгой операции, которая проводилась в надежде на излечение, направлял руку хирурга. Более того – пациент учил нас многому в процессе операции[7].
Поскольку слабый электрический ток, внедряясь в активность извилины мозга пациента, иногда вызывает непроизвольное проявление ее функции, стимулирующий электрод может быть использован для картирования коры и идентификации роли этой извилины с учетом того, как пациент описывает свои ощущения и мысли. Также электрод, если использовать его в разумных пределах, может иногда воспроизвести начало эпилептического припадка у пациента и таким образом раскрыть место расположения источника возбуждения мозга. Разговаривая с пациентом и каждый раз прислушиваясь к тому, что ему пришло в голову, когда к коре его мозга прилагали электрод, мы всегда узнавали что-то новое. В случаях, когда мы удаляли извилину в качестве меры избавления от припадков, мы получали знание о функции мозга, как только становилось ясной суть того, чего пациент лишился после операции.
Результаты наблюдений, которые будут представлены в следующих обсуждениях (главы 4–9), время от времени публиковались благодаря помощи талантливых ассистентов Монреальского неврологического института, не все имена которых присутствуют в Библиографии.
Глава 4
Взаимодействие сенсорной и произвольной моторных функций
А теперь посмотрим на краткое описание сенсорных и двигательных механизмов и некоторые врожденные рефлексы, которые играют большую роль в интегративной активности мозга человека и других млекопитающих. Надеюсь, это послужит подготовкой для одних читателей и повтором или обзором для других перед тем, как я перейду к обсуждению механизмов мозга, теснее связанных с активностью разума и мышления.
Стволовая часть мозга и спинной мозг обеспечивают человека врожденными рефлексами, так же, как это происходит и у других млекопитающих. Они регулируют такие сферы, как мышечный тонус, поддержание осанки, биомеханику локомоции (передвижения), температурный контроль и ритм сна, дыхания и откашливания (см. рис. 1). Полушария мозга образуют телэнцефалон, или конечный мозг, или новый мозг, который вырастает из диэнцефалона, или промежуточного мозга, называемого высшим отделом стволовой части мозга, или старым мозгом. Полушария мозга разрастаются пропорционально от низших позвоночных до человека, достигая на этом уровне своего максимума. Потоки нервных импульсов, переносящих, к примеру, болевые ощущения, двигаются внутрь и вверх через спинной мозг и нижние отделы ствола мозга к ядрам серого вещества в диэнцефалоне. Это конечный пункт болевых ощущений в сером веществе головного мозга. Болевые ощущения отличаются от других ощущений, поскольку они не делают крюк, а идут мимо коры головного мозга. Между тем другие пучки нервных волокон, несущих чувствительные импульсы, которые будут конвертированы в селективные ощущения, делают этот важный заход. Эти потоки обеспечивают информацию для оценки тактильных ощущений, позиции, зрительных, слуховых, вкусовых ощущений и запахов. Каждый такой поток приходит сначала к клеткам серого вещества в высших отделах стволовой части головного мозга, где приостанавливается, а затем (за возможным исключением ощущений запаха) продолжает свой путь в «крюке», направляясь к своей второй остановке в сером веществе полушарий головного мозга. Отсюда они возвращаются прямо к клеточным ядрам-мишеням в пределах серого вещества высших отделов ствола головного мозга.
Рис. 1. Некоторые механизмы головного мозга.
Кора левого полушария головного мозга человека заштрихована черным цветом, ствол мозга и спинной мозг показаны схематично на фоне полушарий. Основные направления потоков электрических потенциалов из отдельных частей серого коркового вещества указаны стрелками в пределах конкретных механизмов мозга, а именно:
В целом кора полушарий головного мозга, по-видимому, играет определенную роль в выработке функции каждого механизма. Структуры высших отделов ствола мозга инициируют активность в механизмах или получают потоки электрических потенциалов для дальнейшей интегративной активности.
Слуховая кора в мозге человека (извилина Гешля, участки, прилегающие к Сильвиевой борозде, как это показано на рис. 1 и 8) предназначена для обработки слуховых сигналов. Поток нейрональной информации, поступающей от уха, достигает высших отделов ствола мозга и, сделав крюк, направляется к извилине Гешля. После перехода от одной клетки к другой в пределах серого вещества этой извилины он возвращается обратно в высшие отделы стволовой части мозга. Аналогичная картина характерна и в отношении сенсорной зрительной коры, как это видно на рис. 1. Она представляет собой «пересадочную» станцию для сигналов, идущих от глаз к высшим отделам ствола мозга.
В этом кратком обзоре эфферентных чувствительных путей я не сослался на ретикулярную формацию, описанную Моруцци и Магоун, в стволовой части мозга. Со временем, несомненно, будет показано функциональное значение этой системы в процессе центрэнцефалической интеграции.8, 9
Недавние исследования показали, что каждый сенсорный сигнал, будь то слуховой или зрительный, либо идущий от значительной соматической сенсорной системы тела имеет коллатеральные ответвления на своем пути к таламусу, представляющему собой ядра высшего уровня в стволе мозга. Эти коллатерали снабжают ретикулярную формацию ствола мозга. Это в свою очередь полностью обеспечивает ретикулярную формацию соответствующими средствами, чтобы она могла тормозить или, напротив, активизировать поступающую сенсорную информацию в зависимости от того, как таламус или кора воспринимают эти сигналы.
Все это является частью центрэнцефалической системы функциональной интеграции, создающую сенсорно-моторную реакцию, равно как и сознательную реакцию и запланированные действия.
Рисунок из анатомического атласа Жана-Батиста Сарландье (фр.
В целом сегодня ясно, что все сенсорные данные, которые могут информировать человека об окружающей его обстановке, через афферентные потоки электрических потенциалов поступают к серому веществу высших отделов ствола мозга либо напрямую, либо опосредованно.
Слово
С другой стороны, потоки нервных импульсов, контролирующих произвольную активность, являются эфферентными. Они выходят из серого вещества высших отделов ствола мозга и, совершив свой собственный крюк, направляются к моторным извилинам коры полушарий. После остановки в клетках этих извилин потоки импульсов идут непосредственно обратно к нижним отделам ствола мозга и спинному мозгу для последней остановки в клетках этих структур перед тем, как достичь мышц. Эти моторные потоки импульсов регулируют активность, которая может быть произвольной или запланированной.
Сенсорная и моторная извилины в мозге человека и других млекопитающих «привязаны» к своим функциям с момента рождения. Гиппокампальная область (см. рис. 8), расположенная под поверхностью каждой височной доли, таким же образом связана со своей функцией. Она играет определенную роль в сканировании записей прошлого опыта и выведении из памяти событий и фактов прошлого. С другой стороны, некоторые извилины, которые в конце концов используются для, так сказать, физических функций, также не «привязываются» к их конкретной функции в момент рождения, что будет далее объяснено.
Глава 5
Неотъемлемый субстрат сознания
Со временем в нейрохирургической практике стало довольно очевидно, что даже удаление больших участков коры полушарий мозга может осуществляться без того, чтобы пациент впал в бессознательное состояние. Вместе с тем повреждения или вмешательство в функции высшего отдела стволовой части мозга, даже на незначительных участках, могло привести к полной и окончательной утрате сознания.
Полученное мной приглашение прочитать Харвиевскую лекцию в Нью-Йоркской академии медицины побудило меня в 1938 году проанализировать и пересмотреть вопросы функциональной локализации.14 Если коротко, то мое заключение было следующим:
И вновь возвращаемся к обсуждению: «
Несколько позднее ко мне пришло осознание того, что у человека имеются извилины, с эволюционной точки зрения более новые и не предназначенные для выполнения моторной или сенсорной функций. Они должны ассоциироваться с функциями после рождения. По сравнению с другими млекопитающими у человека наблюдается весьма значительное расширение в двух основных областях полушарий мозга: а) префронтальная область и б) височная, как это показано на рисунке 2. Обе приросшие области имеют отношение к тому, что можно было бы назвать «протоколами разума».
а) Можно домыслить что-либо о функции первого упомянутого прибавления, если бы было установлено, что удаление большого участка передней части лобной доли приводит к нарушению у пациента «способности к запланированной инициативе» (Пенфилд и Эванс23, 1940).
б) Второе из вышеназванных эволюционных новшеств увеличивает височную долю головного мозга человека. Новые извилины появляются здесь между слуховой чувствительной корой и зрительной сенсорной корой, вытолкнув эти две чувствительные зоны с поверхности каждого полушария и отодвинув их в глубину борозд, образуя височный полюс спереди и внизу.
В момент рождения ребенка функциональное предназначение новых извилин височной доли еще не установилось и не обусловлено какими-либо функциями. В начальный познавательный период детства некоторые из этих извилин на обеих сторонах программируются с целью их ассоциации с функцией речи, как правило, у праворуких людей это происходит на левой стороне. Остальные части будут заняты интерпретацией опыта текущего времени в свете опыта прошлого. И эту область коры мозга мы обозначили как интерпретативную кору. Эти новые области коры полушарий – и лобная, и височная – включаются в механизмы, обеспечивающие процессы мышления, и происходит это вслед за первоначальным периодом того, что можно назвать «обусловливанием» и программированием. К объяснению этих механизмов мы вернемся в следующих главах.
Рис. 2. Первоначальная, функционально не определившаяся кора
Функциональные диаграммы коры полушарий некоторых млекопитающих. Никак не обозначенные участки соответствуют приблизительному распространению площадей серого вещества, которое при рождении остается функционально не определившимся, то есть не являющимся ни моторным, ни сенсорным серым веществом. У человека, к примеру, слуховая сенсорная кора действительно проталкивается из наружной поверхности мозга, утопая в Сильвиевой борозде. Этим рисунком я обязан покойному Стенли Коббу.
Глава 6
Электрически реактивированный поток сознания
В ходе хирургической операции, проведенной пациенту, страдающему от припадков, связанных с нарушениями в височной доле (эпилептические припадки, вызванные разрядом импульсов, возникших в этой доле мозга), мы столкнулись с тем, что электрическая стимуляция интерпретативной области коры иногда сопровождалась тем, что Хьюлингс Джексон назвал «сонным состоянием», или «физическим припадком» (Джексон3, 4). Время от времени пациент сообщал нам, что мы вызвали у него одно из его «сонных состояний», эти сообщения воспринимались нами как свидетельство того, что мы значительно приблизились к источнику его припадков[8]. Совершенно очевидно, что эти видения не были снами. Это была электрически активированная последовательность записи его сознания, произведенная в процессе переживания им опыта прошлого периода. Просто у пациента «воскресло» все то, что он осознавал в тот период времени, и представилось в форме ретроспекции или в виде движущихся картинок, связанных с событиями прошлого.
В первый раз, когда пациент, находившийся в сознании, сообщил мне о возникновении такой «ретроспекции» (1933 г.), я воспринял его слова скептически. Однако в дальнейшем, после каждого такого случая, я стал испытывать восхищение. Например, однажды мать сообщила, что, когда мой электрод коснулся коры ее мозга, она вдруг ощутила, будто находится на своей кухне и слышит голос ее маленького сына, который играет на улице во дворе. Она будто слышала шумы, раздающиеся по соседству, например шум машин, которые могли угрожать ее ребенку.
А молодой человек утверждал, что он находился на бейсбольном матче в небольшом городке, наблюдая за тем, как маленький мальчик подползает под изгородь, чтобы присоединиться к зрителям. Другому человеку казалось, что он сидит в концертном зале и слушает музыку. «Оркестровку», как он пояснил. Он мог слышать различные инструменты. Все это были не столь важные события, но он вспомнил о них во всех подробностях.
Д. Ф. слышала инструменты, исполняющие мелодию. Я повторял стимуляцию одного и того же места тридцать раз (!), пытаясь запутать ее, и диктовал каждый ее ответ стенографистке. Каждый раз, когда я осуществлял стимуляцию, она снова слышала мелодию. Каждый раз мелодия начиналась с того же самого места и снова звучала нота в ноту. Когда Д. Ф. пыталась воспроизвести мелодию, темп ее исполнения был таким, какой и следовало ожидать.
В других случаях различные «ретроспекции» возникали в результате последовательных стимуляций одного и того же участка коры. Возможно, мой рассказ станет более достоверным, если я кратко опишу один показательный случай, хотя он уже был опубликован.18 Специально для не клиницистов я даже приложу фотографию пациента, готового к операции.
У М. М., молодой женщины 26 лет (рис. 3), были незначительные приступы, которые начинались с ощущения того, что происходящее ей уже знакомо, затем возникало чувство страха, а потом наступал «небольшой сон», отражающий опыт прошлого. Когда правое полушарие мозга было вскрыто для операции, как это показано на рисунке 4, я проверил кору мозга электродом, размещая нумерованные квадратики бумаги на поверхности мозга, чтобы каждый раз отмечать места, откуда поступали положительные ответы. При стимуляции точки 2 пациентка почувствовала покалывание в большом пальце левой руки; при стимуляции точки 3 – покалывание на левой стороне языка; при стимуляции точки 7 язык начал двигаться. Тогда стало ясно, что точка стимуляции 3 была расположена на сомато-сенсорной извилине, а 7 – на моторной извилине (рис. 5). Теперь очевидно, что точка 11 маркирует первую височную извилину под Сильвиевой бороздой. Мой набросок, сделанный после операции и представленный на рис. 5, показывает положение всех точек стимуляции, которые вызвали у пациентки позитивную реакцию. Стимулирующий электрический ток был усилен до трех вольт. Последовавшие реакции от височной доли носили «психический» характер, а не сенсорный или двигательный. Они представляли собой активацию потока сознания, относящегося к прошлому:
11 – «Я что-то слышала, но не знаю, что это было».
11 – (повторный, без предупреждения): «Да, сэр, я думаю, я слышала, как мать зовет своего малыша. Казалось, что это происходило много лет назад». Когда пациентку попросили объяснить, она сказала: «Это происходило по соседству со мной». Затем она добавила, что она сама «находилась где-то очень близко, чтобы расслышать».
12 – «Да. Я слышала голоса где-то внизу у реки – мужской и женский голоса звали… Я думаю, я видела реку».
15 – «Просто крошечная вспышка чувства того, что это мне знакомо и чувство того, что я знаю все, что должно произойти в ближайшем будущем».
Поделиться книгой: