Помоги проекту - поделись книгой:
Учитель сказал тихо и спокойно:
– Индия, пожалуйста, твоя очередь.
– Ну а чё я-то? И ваще, мы где щас?
– Индия, тебе надо следить за чтением и быть внимательней! – авторитетно сказал учитель в манере советской бабушки.
– Да отвали ты! – было сказано ему в ответ с изысканностью портового грузчика.
– Индия, если ты не продолжишь чтение, я сообщу директору.
– Иди ты на х**! (точный перевод фразы «go fuck yourself»).
Проблема заключается в том, что эти люди говорят на двух разных языках – язык белого американца и язык черного американца. Российские СМИ врут, будто бы в США не существует расизма, и все люди в Америке считают себя в первую очередь американцами.
Если вы спросите у белого американца, кто он, то он ответит «американец», а если спросить у черного, то его ответ будет (особенно в Кливленде, откуда я родом) – «я черный» или, в лучшем случае, «черный американец».
Белые люди стали говорить очень нежно, как будто каждый из них женщина. Для белых правила обязательны для исполнения, и они не понимают, почему афроамериканка не делает то, что говорят ей старшие. Занудно-ноющие фразы и просьбы учителя воспринимаются ею как приказ сержанта-пассивного гомосексуалиста своим солдатам: «Ну, сладкие мои, давайте-ка захватим этот холмик».
Учитель, как правильный современный американец (не как те великие, которые создали Америку), ничего не сделал с этой агрессивной недоучкой. Он стерпел мат от ребенка и продолжил урок. Честно говоря, даже если бы у него хватило смелости, что он мог сделать? Система полностью на стороне ребенка, у учителя нет реальной возможность наказать ученика, которому «по барабану» успеваемость в школе.
Через несколько минут подошла моя очередь. Стив, чернокожий американец, с которым у меня были хорошие отношения, очень любил всех дразнить, особенно меня.
Я начал читать: «И Мэри сказала, что…». Тут я услышал, как Стив тихо издает звуки, изображая, что он мастурбирует (даа, «Американский пирог» – отличный фильм). Я тихо ему сказал: «Перестань».
Я продолжал читать: «Мери сказала, что корова вчера умерла, вроде в дерев…». И опять меня отвлекли звуки, издаваемые Стивом. Звуки мастурбации не принадлежат к числу моих самых любимых, и я сказал ему:
– Пошел к черту, Стив! (Go to hell, Steve!)
Учитель встал и сказал:
– Так, Тимоти, довольно, ты немедленно идешь к директору!
Моя чернокожая одноклассница послала учителя на на х**, но на разборки к директору иду я, потому что в шутку «оскорбил» друга!
Решение «судьи» в лице директора было такое – меня выгнали из школы на несколько дней.
За время отсутствия в школе я бы получил ноль баллов за все пропущенные задания. Если человек получает на контрольной ноль баллов по многобалльной шкале, то его шансы получить в четверти «пятёрку» (оценку А по-американски) практически равны нулю. Мои родители очень разозлились. Они хотели, чтобы я поступил в хороший университет, а с тройками в аттестате это сделать довольно трудно.
Они договорились встретиться с представителями школы. Этих представителей я ранее никогда не видел в коридорах нашего учебного заведения. У нас было две с половиной тысячи учеников 9-12 классов, поэтому вполне вероятно не знать в лицо всех учителей или представителей администрации, но все равно это было странно. Черт знает, кто они такие, но я могу точно сказать, что это те белые американцы, с которыми у меня нет ничего общего.
У них нет души, это улыбающиеся трупы, которые боятся всего на свете, и единственный способ их существования – четко придерживаться законов и правил.
Если бы директор приказал им прыгнуть с крыши школы и разбиться насмерть, они бы это сделали, потому что соблюдать правила – это закон Божий. Это тупое американское быдло, которое, однако, не кажется быдлом русским людям, потому что одето в чистую одежду и у него есть деньги.
Но они ничем не лучше грязных, необразованных русских гопников, они даже намного хуже и вреднее для общества, потому, что у них есть власть над моей жизнью, а с гопниками можно «разобраться» по-пацански.
На встрече с представителями я сразу заявил:
– Я ничего плохого не делал!
– Ты матерился на уроке.
– Слово «hell» не матерное, во-первых, и, во-вторых, Стив не обиделся!
– Нет, мы считаем это матом, и ты не имеешь право оскорблять других людей!
– Он не обиделся! Мы с ним постоянно общаемся! Стив – желанный гость в нашем доме!
– Я понимаю твою точку зрения, но ты будешь ИСКЛЮЧЕН из школы на несколько дней!
Мама стала возмущаться, что это несправедливо.
– Отмените это наказание, вы же понимаете, что это чрезмерно! – просила она.
– Госпожа Керби, мы поддерживаем «разнообразие» (diversity) и равноправие (equal opportunity) этнических меньшинств в этой школе (которые, на самом деле, были в большинстве в нашем районе). У нас есть квота на наказания этнических меньшинств. Сейчас квота на наказания афроамериканцев уже исчерпана, и мы больше не можем наказывать не белых. Нас обвинят в расизме, что мы наказываем человека за этническую принадлежность, если мы превысим квоту, т. е. мы должны наказывать и белых тоже. Мы не можем отменить наказание вашему сыну, как бы нам этого не хотелось.
– Но это тоже расизм наказывать меня, потому что я не афроамериканец!!!
– Не совсем так. Мы соблюдаем равноправие (еqual opportunity) этнических меньшинств. Если мы наказываем их, вы тоже будете наказаны.
Русские рассказывают мне, что переубедить американцев в споре практически невозможно. Спор напоминает замкнутый круг, с использованием выражений типа «я понимаю вашу точку зрение, но…», и это был как раз такой случай. Для русского человека слова «Я понимаю вашу точку зрения…» означают, что собеседник с ним либо согласен, либо уважает и признает ценность этой точки зрения (коллективный менталитет). Но не в США.
Честно говоря, представители школы, возможно, правильно поняли мои слова, но правила важнее здравого смысла! Я могу себе представить, как Сергею Лаврову тяжело вести переговоры с Америкой. «Мы понимаем, что конституция Крыма содержит специальную статью, и что более 90 % населения проголосовало за присоединение к России, НО мы продлим санкции против российской агрессии, пока Россия не вернет Крым…». И далее по кругу.
Гестапо белых, которое наказывает других белых, ради[2] соблюдения принципа антирасизма – одна из причин, почему я уехал. Я не хочу жить в своей собственной стране как еврей в фашистской Германии или негр при апартеиде в ЮАР.
Газета в Шотландии, объяснившая западным людям популярность Путина, назвала такую тенденцию (против которой и выступает Путин) «культурным мазохизмом». Этот термин (некоторые еще используют его вариант «культурный марксизм») означает тенденцию в западном обществе, возникшую после окончания Холодной войны и достигшую пика в наши дни, когда меньшинства имеют больше прав, чем большинство.
Мигранты получают хорошие пособия, а местные должны работать, транссексуалы получают особые ванные комнаты и стипендии и т. д. Термин «культурный мазохизм», который использовали шотландские журналисты, абсолютно точно описывает чувство, возникающее у вас, когда вы живете на Западе. И знаете, что? Я не хочу заниматься мазохизмом ни с каким народом.
Из-за этого события я не стал ненавидеть черных. Очевидно, что не они, а именно белое гестапо и их культурный мазохизм испортили мою Америку. Не негры закрыли все заводы США и отправили их в Китай и Мексику, чтобы сэкономить деньги, тем самым уничтожив такие города, как Кливленд и создав огромные гетто в каждом городе возле пустых фабрик. И не они принимали расистские законы и программы в США, которые работали против меня.
Калифорнийские либералы в сандалиях со своими сопливыми чувствами убили мою Америку. Это те самые люди, которые всегда готовы помочь африканцам или русским почувствовать блага свободы и цивилизации, в то время, когда сами они не рожают детей и сидят всю жизнь на антидепрессантах.
Однако никто не хочет их помощи. Я уверен, что в глубине души и русские, и африканцы, и ребята из Ржавого пояса мечтают об одном: чтобы такие люди оставили их в покое.
И знаете, несмотря на то, что меня выгнали из школы на несколько дней, я все равно ходил на занятия. Видите ли, в Америке очень важно соблюдать правила, и представители школы были на 100 % уверены, что, получив запрет посещать школу, я там не появлюсь. Им и в голову не могло прийти, чтобы ребенок все равно придет на урок. Да и что они могли со мной сделать? Пристрелить к черту?
Часть четвертая
Польский дед настоящего американца
Я мало что помню о своем дедушке, но я точно никогда не забуду, как он сажал меня в тачку и бежал с ней, когда отвозил выбрасывать траву из газонокосилки. Он толкал тачку на полном бегу, наклоняя вправо и влево, как будто тачка была самолетом.
Они с бабушкой жили на улице, заканчивающейся участком ничейной пустой земли. Это были 80-е годы, тогда Америка была еще немного похожа на свободную страну, тогда можно было выбрасывать траву на пустую землю и катать ребенка бегом в тачке.
Если бы это происходило в наши дни, то дедушку бы оштрафовали за выброс травы в неположенном месте, а органы опеки забрали бы меня из семьи по причине подвергания ребенка опасности.
Дед, мамин папа, был сильный как конь и темный как африканец. Он так много работал под солнцем, что в детстве я по-настоящему верил, будто он негр. Бабушка из-за этого часто подсмеивалась надо мной. Хотя у деда была кожа цвета звезды Болливудского фильма, он носил прическу популярную в 50-х, примерно, как у Элвиса Пресли. Я помню его одетого чаще – в униформу механика, реже – в классический костюм. Он работал на АЗС под солнцем целыми днями, хотя, тут вы удивитесь, сам был владельцем этой самой автозаправки.
Униформа – для работы, потому что это грязь, масло и бензин, а костюм – для общения с другими предпринимателями и друзьями после мессы в церкви. Вот это и есть настоящий американец, трудящийся предприниматель.
Я не знаю, какую одежду он носил, когда перевозил наличные для зарплаты своим работникам. Тогда в Кливленде преступности вообще не было, или СМИ не писали об этом, и народ меньше ее опасался. Дед, все же, на всякий случай, всегда носил под курткой пистолет Кольт 32 калибра 1903 года выпуска. Его пистолет – теперь мой пистолет, он всегда ждет меня, когда я возвращаюсь к родителям в США.
Я делаю пятьдесят выстрелов по пластиковым бутылкам, чищу его и кладу обратно туда, где мои родители хранят его тоже «на всякий случай», в старый шкаф-холодильник XIX века.
Люди, которые смотрят мои видео и приглашают меня читать лекции в разных городах России, иногда интересуются, как так получилось, что мои взгляды на мир настолько отличаются от взглядов большинства американцев. Для таких как я в английском языке есть очень хорошее слово contrarian[3]. Это человек, который занимает позицию, противоположную мнению большинства, какой бы непопулярной она не была. В истории подобная позиция часто ассоциируется с радикализмом и инакомыслием.
Это значит, что человек не боится выступать против всех или, грубо говоря, он посылает большинство с его стереотипами на хрен. Сложившаяся ситуация вовсе не доставляет мне удовольствие и не веселит меня. Я не тролль и никоим образом не провокатор. Но когда вы не согласны с обществом по всем пунктам, от А до Я, трудно не стать a contrarian. Моя мама часто «тепло» вспоминает, как я бывало сидел на диване и ругался на то, что показывали по ящику. Хотя мой менталитет и изменился за прошедшие годы, мой взгляд на мир никогда не совпадал с мнением большинства американцев.
В Америке две партии, каждая со своими представлениями о жизни, но ни одна из них не подходит для меня.
Когда американцу нужно принять решение в области морали и нравственности, он чаще всего думает о своих индивидуальных правах. По сути дела, нравственность начинается с его «я»: «Этот закон нарушает мои права», «У меня есть право сделать это» и т. д. В этом и заключается западный образ мыслей. Однако я часто встречал в сочинениях русских студентов, пишущих на английском, фразу «every man should…» (каждый человек должен…), что являет собой пример совершенно иного, коллективного образа мыслей (коллективная ментальность).
Русский взгляд на мир, где «каждый человек должен…» или, еще лучше, «чтобы построить сильное общество, мы должны…» ВСЕГДА соответствовал моему мировосприятию, даже когда я был маленьким американским мальчиком. А это означает, что мой взгляд на мир В КОРНЕ ОТЛИЧАЛСЯ от взглядов большинства американцев.
Живя там, я чувствовал себя в меньшинстве и изоляции. В России я СОГЛАСЕН с большинством и вижу здесь много деятелей и мыслителей, которые говорят то, что сказал бы и я. Это прекрасное чувство – понимать, что ты частица общества. Я всегда говорю людям, которые пытаются убедить меня, что во Франции – полная свобода, а в России ее НЕТ ВООБЩЕ, что чувство свободы – это насколько ты согласен с обществом. Вот почему российским либералам кажется, будто их подавляют, хотя не существует политических механизмов их сдерживания.
Они могут писать блоги, выступать в телевизионных шоу, владеть радиостанциями. Но при этом они остаются крошечным меньшинством, большинство населения не поддерживает их, и они чувствуют себя как будто в тюрьме. Все против них, и их, должно быть, бесит, что обычный человек не может понять их точку зрения. Мне это легко представить, потому что именно так я и жил – в полном разочаровании, абсолютно подавленный. В России же я согласен с обществом, и поэтому я чувствую себя невероятно свободным и терпеть не могу российских либералов, потому что они хотят изменить российское общество и таким образом забрать мою свободу, которую я обрел с таким трудом.
Но остается вопрос, что важнее – быть в согласии с обществом или жить в комфорте и носить дешевые шмотки из «ВолМарта»? В Америке есть много людей, которые чувствуют себя за бортом общественной жизни, но никуда не уезжают. Почему же я не такой? Наверно, это генетика. Все мужики по маминой и папиной линии в нашем роду живут под девизом «не говори мне, что надо делать, и я не скажу, куда тебе идти», и мой дед не был исключением.
Дед был бомбардировщиком во время Второй мировой войны. Дважды его самолет был подбит и падал. В первый раз в Нидерландах, во второй раз, кажется, в Бельгии (я забыл точно где, но не на немецкой территории). Дед дважды был ранен и дважды за это был награжден медалью Пурпурное сердце, как все раненые солдаты военных сил США. После войны, вернувший домой, он хотел стать инженером, но столкнулся с одной большой проблемой – его преподаватель и потенциальный начальник оказался немцем.
Дед в типичном для мужчин нашей семьи стиле решил: «Я воевал против немцев столько лет не для того, чтобы им подчиняться», и с этой мыслью послал всех куда подальше и бросил учебу. Ему было очень противно, так сказать, «служить фашисту» и, отказавшись от этого жизненного пути, он выбрал физический труд под солнцем на заправке. Он выбрал путь, следуя которому он чувствовал уважение к себе, он выбрал достоинство и принципиальность вместо денег и комфорта. Если бы он выбрал фашиста, то мог бы толстеть, сидя в офисе и зарабатывать деньги бумажной работой. У деда было хорошо с математикой, он легко бы мог заниматься ростовщичеством. В Российской Империи и СССР такое занятие шло вразрез с православной и государственной моралью, в СССР за ростовщичество полагалось суровое наказание. Неприятно, что быть мошенником стало модным и даже правильным в России 90-х. Когда я приехал в Россию, я совсем не ожидал этого. Я полагал, что красное государство имеет несколько иную точу зрения по этому поводу. Да, не все мои мечты о жизни в России соответствовали действительности.
Жалко, что я мало помню из того, что дед рассказывал мне и чему меня учил, хотя мы довольно много времени проводили вместе.
Однажды мы были в Макдональдсе и, как обычный ребенок, я вывалил всю картошку фри из коробки перед собой на поднос и стал есть.
– Зачем ты вывалил картошку из коробки, она так быстро остынет!
– Ну, не знаю, все так делают…
Дед взял четыре кусочки картошки.
– Видишь, если все кусочки картошки будут вместе, то тепло держится между ними, а когда они по отдельности, то остывают быстрее!
– Ух, дед, точно, ты прав
– Да.
И я собрал всю картошку обратно, чтобы есть ее, как он предлагал. Хороший совет для жизни в холодной России!
Кроме этого разговора, состоявшегося, когда мне было лет шесть или семь, я помню его рассказы о войне. Конечно, будучи наивным ребенком, я хотел узнать, убивал ли он людей. Сейчас ответ кажется мне очевидным, война и убийство как сэндвич без хлеба – не бывает войны без убийств.
– Тим, на войне надо было убивать немцев, я был бомбардировщиком. Я сидел внизу самолета, ждал, когда надо было начинать бомбить и лично сбрасывал наши бомбы вниз.
– Дед, а ты чувствуешь себя виноватым?
– В отношении немецких солдат нет, это была война и они врагами, но когда мы бомбили Дрезден, я сам сбросил очень много бомб на мирных граждан. Там военных объектов не было, только дома, и я их бомбил своей рукой.
– Как же так? Зачем ты это сделал, дед?!
Было очень трудно поверить, что мой добрый дедушка повинен в смерти сотен гражданских людей.
– Мы все знали, что это было неправильно и чудовищное преступление. И когда мы вернулись, весь наш экипаж блевал от стыда. Мы чувствовали огромную вину за то, что делали. Никто не мог ни есть, ни говорить пару дней, всех натурально рвало. Понимаешь, война это не смешно, я убил сотни людей, таких как ты и бабушка.
– Но дед, как ты мог убивать детей и женщин? (Я был достаточно холодным ребенком и в убийстве солдат не видел ничего страшного, но убийство детей и женщин представлялось мне чем-то ужасным).
– Потому что если бы мы не полетели убивать, то полетели бы другие, а нас поставили бы к стенке и расстреляли.
Расстрел решает все моральные вопросы. Дед был достаточно смелым человеком, но когда нам приставляют дуло пистолета ко лбу, мы часто забываем о своих моральных ценностях.
Будь я на его месте, я бы тоже бомбил мирных немцев, даже не буду врать – я ужасный трус. Иногда я представляю, как сказал бы приставленному к моей голове пистолету «иди на х**, я не буду этого делать», но, наверное, я просто себя обманываю.
Дедов рассказ сделал меня отличным от большинства американских детей. Для них Америка не могла совершить ничего плохого. Америка – это вечная правда и источник доброты во всем мире, а я с юных лет знаю, что наше общество и вооруженные силы могут причинять зло.
Друзья моего отца относились к такому типу американских патриотов, которые ненавидят американское правительство, но любят конституцию и саму Америку. Я знаю, что это трудно понять русским, но они любили дух Америки, а не войны, которые ведут правительства. Они были ветеранами войны во Вьетнаме или просто выступали против правительства, и поэтому я часто слышал такие разговоры: «Сынок, наша Америка – самая лучшая страна, но в ней очень много зла». Я не исповедую философию исключительной роли Америки в мире и человеческой истории[4].
Как-то один русский сказал мне, что «для чтобы стать русским надо ненавидеть и правительство, и ментов». Кажется, у нас есть больше общего, чем я ожидал, потому, что я слышал очень много критики в адрес правительства от взрослых в детстве. Традиционные американцы, такие как друзья моего отца, любят повторять цитату президента Рейгана: «Самые страшные слова – «Я из правительства, я пришел вам помочь».
Разговор с дедом про войну стал первым моментом в моей жизни, когда я осознал, что Америка, возможно, не является такой, какой ее представляют наши собственные СМИ.
И еще один важный факт от воевавшего деда. Дедушка рассказывал, что он и его товарищи не носили свои бронежилеты во время боевых вылетов, а сидели на них. Они больше боялись получить пулю в пенис, чем в сердце. Для них было лучше погибнуть, чем потерять своего «лучшего друга» и жить дальше. Мужской менталитет.
Часть пятая
Обыск без ордера
Однажды, подъехав к дому, я увидел на нашей подъездной дорожке полицейские машины с включенной мигалкой. Мне было шестнадцать или семнадцать лет, а с шестнадцати лет в Огайо можно получить права. Я помню, что вернулся домой от друга, с которым мы частенько смотрели «американскую борьбу» (Pro Wrestling). В те времена считалось вполне нормальным смотреть на мужиков в трусах, делающими вид, что они дерутся.
Я подумал, что не дай бог у мамы случился инфаркт или какие-то грабители застрелили моих родителей, но нет, полицейские пришли не за какими-то преступниками, а за мной.
Если бы русские только могли понять, что сериал «Южный Парк» – это жестокая пародия на американское общество, то они увидели бы, что в каждой серии глупые жители Южного Парка массово впадают в панику в любой ситуации, потому что американские СМИ любят делать из мухи слона, а, возможно, американцы просто любят паниковать. Я не имею в виду, что существует какой-то тайный заговор с целью запугивать население, но вечерние новости действительно культивируют чувство страха. Местные новостные каналы любят пугать нас каждый год смертельными вирусами, новоиспеченными злодеями-диктаторами, которых мы должны захватить, пока они не добрались до нас, и репортажами об убийствах в гетто.
В тот момент, когда случились описываемые в этой главе события, американское общество было охвачено паникой по поводу стрельбы в школе «Колумбайн». Если передавать суть дела кратко, то в этой школе была группа белых школьников, любителей хеви метал, тихих и асоциальных подростков, которые носили тренчкоты. Однажды они пришли в школу с оружием и начали стрелять во всех подряд. В то время я тоже слушал хеви метал, не высовывался, был асоциальным элементом, белым и тоже носил тренчкот. Этого, по мнению полиции, оказалось достаточно, чтобы выдвинуть против меня обвинение…
– Что вы здесь делаете? – спросил я у полицейских.
Я видел, что мою маму трясло от страха, а мой папа крепко обнимал ее. Перед ними стояли трое полицейских, один из которых, главный, почему-то был не в униформе.
– Мы ждали тебя. В твоей школе составили список потенциальных террористов, которые могут открыть массовую стрельбу. Ты в этом списке, поэтому мы будем искать оружие в вашем доме.
– Но у вас нет ордера! – сказала мама.
Поделиться книгой: