Муж на час

— Людмила? Здравствуйте, это Игорь Захаров. Как вы там?

— А, здравствуйте! Спасибо, всё в порядке, — она отчего-то обрадовалась его звонку. Но говорить старалась негромко, чтобы из комнаты не услышал Аркадий и не начал выяснять, что за мужики ей названивают.

— Вижу, что в порядке, раз до дому добрались. Больше никаких приключений с вами не случилось?

— Ой, нет, хватит уже приключений, — замахала ладонью Людмила, как будто он мог её видеть. — Кстати, спасибо за деньги, они меня очень выручили. Скажите, как их вам вернуть?

— А вот когда вызовете меня раковину менять, тогда и сочтёмся, — в его голосе слышалась улыбка. — Визитка моя не пропала?

— Нет, — вздохнула Людмила — только она и не пропала. Пойду сейчас какой-нибудь дешёвенький мобильник покупать и «симку» восстанавливать.

— Слушайте, у меня идея, — воодушевился Игорь. — Мне нужно свой старый мобильник продать. Может быть, вы купите?

— А… сколько стоит? — опешила Людмила.

— Недорого, договоримся. Ну, так во сколько и где встречаемся?

— Давайте часов в семь. И где-нибудь в нашем районе — я не могу спускаться в метро.

— Понял. Тогда я вам позвоню вечером. До встречи.

— Да, всего хорошего, — сказала Людмила, поднимая глаза на вышедшего в прихожую мужа.

— С кем это ты? — поинтересовался он, принюхиваясь к запахам из кухни.

— Так, со сценаристом, — нашлась Людмила. — Пошли, я буду тебя кормить.

* * *

Игорь сам не мог себе объяснить, с какой стати он вылез с этим своим старым телефоном. Не было у него никакого старого мобильника. Вернее, был допотопный «Эриксон», но этого мастадонта величиной в полторы его ладони и с трещиной на дисплее не то что продавать — на бедность подать было бы стыдно. Валялся себе в столе, постепенно становясь ретро-раритетом. И выскочил внезапно из подсознания, пока Игорь лихорадочно искал повод увидеться с Людмилой. Почему-то ему казалось, что просто так, без повода она с ним встречаться не станет. Или, что ещё хуже, согласится и начнёт ему возвращать эту дурацкую тысячу рублей, как будто он жлоб какой. В общем, раз пообещал телефон — делай.

Подходящий аппаратик он присмотрел в ближайшем салоне связи. Маленькую чёрно-серебристую трубку-раскладушку за четыре тысячи рублей. Он прикинул в уме, сколько это получается от заработка от нынешней шабашки, которая пошла на удивление легко и закончилась уже к сегодняшнему обеду, и усмехнулся — десятина. Вроде налога с дохода, но не в дырявый карман государства, а на пользу конкретному человеку. Пусть уж будет Людмиле хоть какая-то компенсация за вчерашний ущерб!

— Ты чё, совсем тупая? Ты каким номером ордер закрыла? — спросили у него за спиной. Игорь оглянулся. Пигалица в жёлтой майке, уперев руки в бока, отчитывала напарницу, которая сидела за кассой.

— Так, как положено: одиннадцать дробь десять, — напряглась та.

— Ага, положено. Наложено! Сколько раз тебе можно повторять: эти ордера мы закрываем как одиннадцать дробь двенадцать. До тебя вообще что-нибудь может дойти, хотя бы с третьего раза? Или надо по десять раз повторять?

— Не надо десять раз, я всё поняла, — девушка за кассой была взрослее пигалицы, но та, видимо, была у них за старшую. И на правах начальницы самозабвенно елозила напарницу мордой об стол, не обращая внимания ни на парня, выдававшего банковские кредиты — тот от неловкости смотрел в стол — ни на посетителя. А может быть, и обращала, и именно для них закатила этот концерт, вдруг понял Игорь.

— А раз поняла, почему опять всё перепутала? Ну-ка, взяла и ещё раз всё переписала правильно! Тебе ясно?

— Эй, девушка, это кто же вас так лицом в грязь макал? — негромко спросил Игорь, попав в паузу, пока пигалица переводила дыхание.

— Это вы мне? — развернулась она, не меняя позы «руки в боки».

— Вам. Чтобы вот так унижать человека на публике, нужно сначала самому дерьма нахлебаться. Набраться, так сказать, опыта.

— Ой, да не вмешивайтесь вы! Не ваше дело! — затрепетала ноздрями скандалистка.

— Не моё, — согласился Игорь, — продолжайте, барышни.

И пошёл к выходу — покупать у них телефон ему расхотелось. Впрочем, точно такой же аппаратик он нашёл в салоне той же сети возле метро «Новые Черёмушки». И когда Людмила села к нему в машину, он и показал его первым делом.

— Вот, нравится?

— Да… Слушайте, он почти такой, как у меня украли. Надо же, просто мистика какая-то! А сколько стоит?

— Э-э-э… Пятьсот рублей!

— Так дёшево? — изумилась Людмила.

— Берите, не сомневайтесь! Он хоть и поюзаный, но в очень хорошем состоянии. Я аккуратно им пользовался.

— Да я не поэтому, — смутилась Людмила и, решившись, протянула Захарову полторы тысячи. — Договорились! Вот, это с учётом моего долга. А зарядник к нему есть?

— Есть! — Игорь чуть не полез за коробкой с зарядником, да вовремя спохватился. — Где-то тут, в бардачке валяется, потом найду. Слушайте, я хочу пригласить вас поужинать.

— Меня? — она удивилась так, как будто её никогда не приглашали в ресторан. — А где?

— Выбирайте.

Женщина молчала в растерянности, и тогда предложил он.

— Как вам «Старина Клаус»?

— Не знаю, я там не была.

— Рекомендую. Вам понравится.

— Да? Ну хорошо… Только давайте сначала съездим «симку» восстановим, пока время есть.

Офис компании мобильной связи ещё работал, и они довольно быстро успели восстановить номер, уговорив ребят-служащих сделать это по ксерокопии её паспорта. Первым в список новой телефонной книжки попал номер Игоря.

«Старина Клаус» Людмиле понравился. Попали они удачно: для них нашлось место в переполненном зале, где по случаю выходного дня звучала живая музыка. Музыка была под стать антуражу — какие-то бюргерские мелодии. Игорю даже на минуту показалось, что официанты — девушки в голубых пышных юбках, белых кофтах и чёрных жилетках со шнуровкой а-ля «Гретхен» и парни в шортах на лямках и мелкоклетчатых рубашках с коротким рукавом — бросят свои подносы и пивные кружки и закружатся в танце с притопами и прихлопами. Но нет, не закружились, продолжали разносить заказы, пританцовывая в такт музыке.

— Игорь, а мы что-то празднуем? — спросила Людмила, когда он сделал заказ: гуся с черносливом, свинину с капустой, две «Крушевицы» и «солёную тарелку».

— Нет, а почему вы так решили?

— Ну, мы так гуляем, с размахом, — обвела она рукой стол, где уже появились две полулитровые кружки тёмного пива и тарелка с орешками, сушками и ржаными подсоленными сухариками.

— Ну, что вы, гуляют не так, — улыбнулся Игорь.

— А как? — она попробовала пиво и кивнула — понравилось.

— Ну, минимум по пятьсот баксов на человека оставляют. И не в пивных ресторанах, а в каких-нибудь итальянских. Или французских.

— Да, — подхватила тему Людмила. Пиво оказалось неожиданно крепким, и залпом выпитые полкружки уже отдавались гулом в голове. — Если бы моя мама была чуть смелее, я бы сейчас так и гуляла — во французском ресторане. Хотя, что это я несу! — она рассмеялась, — совсем забыла! Если бы мама послушалась тётю Соню, то меня бы просто не было. Она бы меня не родила.

— Почему? — спросил Игорь, наблюдая, как официант расставляет еду: гуся — Людмиле, свинину — ему.

— Ну, потому что она не вышла бы замуж за папу. А вышла бы за какого-нибудь французского барона. И родила бы не меня, а барончика!

— Я рад, что она этого не сделала, — сказал Игорь. — Не хотел бы я сейчас сидеть за столом с каким-нибудь французом, не исключено, что — голубым!

Людмила фыркнула, чуть не подавившись черносливиной, и, отхохотавшись, стала рассказывать их семейную легенду про то, как её мать отказалась стать миллионершей. Игорь слушал, хмыкал, поднимал брови — удивлялся.

— Вы тоже думаете, что моя мама — идиотка, упустившая свой шанс? — спросила она, рассказав.

— Нет, конечно, — мотнул головой Игорь. — Просто это был не её шанс.

— Почему? — удивилась Людмила.

— Потому что иначе бы она его не упустила. Перемены случаются, когда человек к ним готов. Ваша мама не была готова. И потом, вы уверены, что тётушкины миллионы сделали бы её счастливой?

— Да бог его знает, — задумалась Людмила. — И потом, какая теперь разница, тётка уже померла давно. Ей в то время, мама рассказывала, лет шестьдесят было, а с тех пор ещё почти сорок лет прошло. И её миллионы достались каким-нибудь дальним родственникам её мужа-барона.

— Тогда у меня тост, — поднял Игорь свою кружку. — Предлагаю выпить за наши способности по нашим возможностям!

Людмила согласно выпила и подумала, что впервые в жизни ей так легко с мужчиной.

Глава 4

До Фонда пришлось ехать полтора часа с пересадками, сначала на автобусе до Кутузовского проспекта, оттуда — троллейбусом до Гоголевского бульвара. Ужас перед подземкой за выходные не улетучился, и даже муторное стояние в душной пробке, которая с чего-то вдруг образовалась на Новом Арбате, казалось Людмиле приличной альтернативой переезду под землёй. Даже с учётом того, что она опаздывала на летучку.

Летучки Княгиня проводила, как правило, по понедельникам в одиннадцать, и терпеть не могла, когда кто-нибудь опаздывал. Этим кем-нибудь обычно оказывался Миша — парень из своего Жулебино хронически не мог добираться в срок. Людмила за восемь лет работы в Фонде опаздывала впервые.

— Доброе утро, извините, — заглянула она в высокую двустворчатую дверь.

— Людмила Михайловна, ну что же вы опаздываете! — Княгиня повернулась к ней вместе со стулом, закрыв массивной спиной половину обзора, и Людмила наскоро кивнула Мише с Ниной, оставшимся в её поле зрения. — И сценарий в пятницу не забрали, Лев Романыч мне звонил с утра, беспокоился. Что-нибудь случилось?

— Да, Ольга Николаевна, у меня неприятности были очень серьёзные, я не смогла добраться до Багратионовской. Я съезжу сегодня.

— Не надо, он сам вечером занесёт, уже выздоровел, — развернулась обратно Княгиня, и Людмила пробралась к своему столу. — Так, продолжим. Миша, ты до среды должен навести порядок в фотографиях, а то у тебя в твоём компьютере чёрт ногу сломит.

— Обижаете, Ольга Николаевна, — лениво возразил Миша, — у меня там порядок. Надо просто систему знать.

— А я говорю — сломит, — подняла бровь Княгиня. — В пятницу вы отсюда разбежались все, а ко мне из «Итогов» пришли интервью брать. И я, Миша, пытаясь в архиве найти фото Ильина, именно тем самым чёртом себя и почувствовала! Так что давай, пожалуйста, разбери материалы по-простому: папочка с фамилией, а в ней файлы с именами по темам. А то денешься куда-нибудь невзначай, что нам тут, заново все три тысячи снимков перебирать?

— Да куда я денусь? — попробовал протестовать Миша, заведовавший базой данных и заодно их электронным архивом копий исторических фотографий, но наткнулся на спокойный взгляд Княгини и сдался. — Ладно, переименую.

— Буду очень признательна. Теперь с вами, Ксения Борисовна. Напишите заявку на монтажную с графиком работ, со следующей недели начинаем предварительный монтаж фильма.

— Как, уже? — удивлённо сняла очки Ксения Борисовна, работавшая в группе режиссёром. — Нам ведь ещё в Леоне Ростопчину писать.

— Кстати о Леоне, — теперь Княгиня смотрела на администратора Нину. — Что у нас с визами?

— У оператора с Ксенией Борисовной всё в порядке, а Лидуше надо новую фотографию сделать, эту они отказались брать.

— Что значит, новую? А эта им чем нехороша? — вскинулась Лидуша. Она в проекте была координатором и, по совместительству, корреспондентом.

— Говорят, что у тебя тот же снимок был на прошлой визе, а с тех пор уже четвёртый месяц пошёл.

— Ну и что?

— Говорят, что в странах Шангена такие правила — обновлять фотографии раз в три месяца. Принеси фотографию завтра, пожалуйста, я в посольство иду к десяти.

— Нет, это просто безобразие с их стороны, — пристукнула ладонью по столу Лидуша. — По-моему, они просто из вредности так поступают, это у них какая-то русофобия!

— Лида, мы не на митинге, — Княгине достаточно было двинуть бровью, чтобы Лидуша присмирела. — Сказано поменять фотографию — меняйте. Не хватало ещё, что бы у нас из-за этой ерунды поездка сорвалась. Скажите лучше, что у вас с фондом русского зарубежья?

— Всё в порядке, — собралась с мыслями Лидуша. — Я договорилась с Николаем Данилычем, нам отберут все письма по теме.

— Отлично, — кивнула Княгиня. — Людмила, поедете вы, примите письма по описи. И до четверга вам нужно три синхрона расшифровать — из Франции запись переслали, из Аргентины, да ещё и мы тут вчера господина Мазурикова два часа писали по поводу объектов исторического наследия. Надо, чтобы Лев Романыч к понедельнику успел их в сценарий вставить. Вопросы есть?

— Есть, — кивнула Людмила. — Ольга Николаевна, когда магнитофон починят?

— Ой, Богатова, ну что вы все ко мне с глупостями пристаёте! — поморщилась Княгиня. — У меня сегодня встреча с министром культуры, а вы мне про магнитофон! По делу есть вопросы?

Все промолчали. Если и были у кого вопросы, как у Людмилы, задавать их всё равно бессмысленно: Княгиня уже приняла решения. А её решения не обсуждались, а выполнялись. А значит, Людмиле опять предстоит расшифровывать многочасовое бормотание героев их будущего фильма. И хорошо, если из этих расшифровок собственно в фильм попадет минут пять «синхрона» — «говорящей головы» в кадре — и минут десять закадрового текста. Правильнее было бы просмотреть всё заранее со сценаристом, выбрать нужные куски, и потом уже их расписывать по словам и минутам! Однако просмотровый видеомагнитофон уже два месяца как безнадёжно сломался и вместо изображения давал чёрные полосы на фоне цветной ряби, от которой у сценариста, пожилого диабетика, начинались тошнота и головокружение. Починить аппарат или купить новый у Княгини не находилось то ли времени, то ли денег. Смотреть «Бетакам»-кассеты на обычном бытовом «видике» тоже не получалось — не тот формат. Вот Людмила второй месяц и занималась доводившей её до отупения сплошной расшифровкой интервью.

Нет, в общем и целом ей работа нравилась. Всё-таки, Фонд исторического наследия, всё очень солидно. Офис в самом центре города в настоящем дворянском особняке, люди работают очень приличные, взять ту же Княгиню. Культурный уровень на высоте — приёмы, концерты, презентации в Бальной зале проходят регулярно. Это, конечно, не Венский бал в Манеже, но всё равно публика солидная, отпрыски дворянских фамилий обязательно присутствуют. Да и фильмы на историческом материале делать тоже очень увлекательно, и сами материалы, что к ним попадают из заграничных источников, интересно читать, описывать, вносить в каталоги. Но иногда, вот как сегодня, к примеру, когда замаячила нудная и бессмысленная работа на всю неделю, ей было невмоготу. И в такие моменты закрадывалась мысль, что зря она согласилась с Аркадием, что не нужно было ей уходить из школы.

Работать в школе было интересно, и никогда не скучно, никогда. Да и как можно скучать, когда на тебя смотрят двадцать пар детских глаз? Очень разных глаз на очень разных лицах. И какой же это кайф, каждый раз делать вместе с ними открытия и видеть, как глаза становятся одинаковыми от горящего в них интереса! Людмила успела доучить свой первый набор детей до середины третьего класса, прежде чем ушла в декретный отпуск. Планировала, что посидит с Сонькой годик, а потом отдаст её нянчить маме и выйдет на работу — детские мордахи стали сниться уже через полгода после родов. Да не тут-то было — Аркадий воспротивился, чтобы тёща поселилась с ними в Москве надолго. Периодические её набеги он ещё терпел, но более месяца жизни с ней под одной крышей не выдерживал. И не потому, что Галина Андреевна была какой-то там склочницей. Нет, характер у них с Людмилой был как раз вполне одинаковый, обе не терпели конфликтов и напряжения в доме. Просто Аркадий, как он говорил, не мог расслабиться, если в доме жил чужой человек.

Вариант, чтобы Соньку отвезти в Ставрополь, тоже не прошёл. В первый же приезд, тогда ей был год, ребёнок отреагировал на перемену климата затяжным зелёным поносом. Чуть до больницы дело не дошло — врачи на всякий случай решили поискать дизентерию. Людмила тогда перепугалась — кто ищет, тот всегда найдёт — сгребла дочку в охапку и улетела в Москву ближайшим же рейсом. Понос прекратился уже в самолёте, и в Москве они врачу даже и не показались. Людмила тогда решила, что девочка так отреагировала на жару, и вторую попытку пожить в Ставрополе они сделали в ноябре. Понос начался через четыре дня, продолжался неделю и прекратился после посадки во Внуково.

Ту же реакцию Сонька давала на садик, когда её попытались определить туда сначала в три, а потом в четыре года, и врачи, обобщив картину, решили, что это — нечто нервное, и пока у девочки не окрепнет нервная система, её лучше не подвергать стрессовым ситуациям типа переездов и смены образа жизни. Нервная система у дочки окрепла к пяти годам, тогда она и пошла в садик. А Людмила вернулась в школу. Но радость была недолгой: пришлось разрываться между учениками, периодически подхватывающей простуду Сонькой и обслуживанием мужа, от которого её никто не освобождал. Плюс ко всему учителям стали задерживать и так мизерную зарплату.

В общем, когда Аркадий потребовал, чтобы она прекратила маяться дурью и выматывать себя задарма, Людмила сдалась и прекратила. А ещё через какое-то время он через своих знакомых нашёл ей место в Фонде исторического наследия — солидной и престижной общественной организации, работавшей с историческими документами и историческими памятниками, выпавшими из сферы внимания государства.

Людмилу взяли кем-то вроде секретаря-редактора в дирекцию общественных программ. Дирекция занималась поиском эмигрантов, которые хотели бы передать России частные архивы, и оценивала историческую ценность этих бумаг. Дирекцию возглавляла Княгиня — монументальная дама дворянской фамилии. Нередко им попадались свидетельства, заставлявшие по новому взглянуть на привычную «осовеченную» версию российской истории, и Княгиня цитировала эти факты в статьях, интервью, в выступлениях на радио и на телевидении. Ольга Николаевна и на экране смотрелась эдакой царицей, и по радио звучала не менее царственно, и на журналистов вываливала столько фактуры, что те терялись, соображая, как всё это втиснуть в одну-единственную статью. И писали много.

Людмила должна была организовывать эти выступления и интервью, решать вопросы, связанные со съёмками, иногда выполнять кое-какую секретарскую работу. Платили в Фонде, в общем-то, те же деньги, что и в школе, но загрузка у неё здесь была не в пример меньше. Оставалось время и на мужа, и на дочь, которая как раз пошла в школу, и Людмила смогла на Соньке оттачивать свой педагогический талант. Впрочем, она его и так не хоронила, сделав чем-то вроде хобби и интересуясь альтернативными подходами в образовании: вальдорская педагогика, Щетинин, Волков. Они с малышкой Сонькой даже походили на занятия по методу Монтесори, где с детьми занимались всякими интересными штуками: играли с пальчиками, катали шарики, танцевали под музыку. И там дочка однажды отмочила номер. Схватила колокольчик, которым обычно ведущая собирала детей в круг, и сама зазвонила. Дети собрались вокруг неё, и трёхлетняя Сонька начала показывать им игры с пальчиками — всё, что запомнила за пять занятий!

Так что дочка у неё росла смышлёная и самостоятельная, училась без особых проблем. Вот только с отцом у неё в последний год отношения что-то совсем разладились. Вон, перед отъездом в Ставрополь как ему надерзила. Надерзила и убежала к подружке, а Людмиле потом пришлось сорок минут выслушивать истерику на тему: «Твоя дурно воспитанная дочь меня не уважает».

Людмила поймала себя на мыслях о дочери и вздохнула — соскучилась.

— Ладно, ладно, всё не так плохо, — поняла её по-своему Княгиня. — Министр с грантом обещал помочь, купим сразу монтажный комплекс, будет где и кассеты отсматривать, и фильмы собирать. Лидуша, кстати, я совсем забыла. Что у нас с описью архива баронессы де Войе?

— Всё нормально, Ольга Николаевна, ещё треть наименований осталась. Я после Лиона займусь, — поспешно ответила Лидуша.

— Нет, после Лиона тебе будет некогда, у вас с Ксенией Борисовной наступит горячее время — мы должны сделать фильм к августу, успеть получить эфир до начала сезона, чтобы нам прайм-тайм дали. А то в сентябре все эти рекламодатели очнутся, начнут время занимать, и нас опять в час ночи не понятно для кого покажут. Давай-ка ты до отъезда введи в курс дела Людмилу, она посвободнее, пусть с каталогом и заканчивает.

В Лидушиных глазах отразился ужас.