Тайна американского пистолета. Дом на полпути

— Грант говорит, что это ты обычно ухаживаешь за лошадьми. Так как тебя зовут? — резко спросил инспектор.

Маленький ковбой облизал сухие губы.

— Дэнл… Хэнк Бан. Я ничего не понял во всей этой стрельбе, инспектор. Провалиться мне на месте, я…

— Так ты ухаживаешь за лошадьми или нет?

— Д-да, инспектор, ухаживаю.

Инспектор смерил его взглядом с ног до головы.

— Ты был вместе с этой сумасшедшей бандой, которая с гиканьем гналась за Хорном сегодня вечером?

— Не-а, сэр! — воскликнул Бан.

— Где же ты был, когда Хорн упал с лошади?

— Вон там, за энтим покатым настилом у западных ворот, — промямлил Бан. — Когда я увидал старину Бака, откалывающего свой номер, старина Балди — дежурный у ворот — как раз пропускал меня.

— Кто-нибудь еще входил с тобой?

— Не-а, сэр. Балди, он и я…

— Хорошо, Бан. — Инспектор кивнул детективу: — Возьмите этого человека, проводите его через арену и позвольте ему собрать всех лошадей. Нечего устраивать здесь столпотворение.

Бан вяло скривил рот в улыбке и, сопровождаемый детективом, рысцой поспешил прочь. Поперек арены в песке были установлены временные корыта с водой, и коротышка сразу же взялся поить лошадей. Ковбои и девушки в ковбойских нарядах с застывшим выражением на лицах наблюдали за ним.

Эллери стоял в бездействии. Пока вся работа принадлежала его отцу.

Он осмотрелся. Бледная, словно умирающая луна, Кит Хорн с испачканными грязью коленями походила на статую, застывшую у бесформенной груды под пестрым индейским одеялом. По обеим сторонам стояла защита — плохая защита, к слову сказать, поскольку Керли походил на человека, которому внезапно проткнули уши, и он вдруг очутился во взбесившемся беззвучном мире, а его отца, глыбу мрамора, словно неожиданно хватил паралич, заставив застыть в горестной позе. Оба мужчины не отрывали глаз от пестрого одеяла.

Эллери, испытывая сострадание, тоже смотрел на одеяло.

— Эй, вы… из местной полиции, — приказал инспектор. — Возьмите нескольких парней и соберите все оружие. Да, все! Найдите какие-нибудь карточки и пометьте каждый ствол именем владельца. Или именем того, кто им временно пользовался. И не ограничивайтесь только именем; я хочу, чтобы каждый мужчина и каждая женщина на арене были обысканы. И помните: эти люди привыкли иметь дело с оружием.

— Да, сэр.

— И еще, — добавил инспектор задумчиво, переводя маленькие глазки на молчаливое трио у накрытого одеялом тела, — можете начать с этих троих. С пожилого мужчины, курчавого парня и… да, с девушки тоже.

Озаренный внезапно мыслью, Эллери резко обернулся в поисках кого-то. В группе у тела этого человека не оказалось… ковбоя, так мастерски управлявшего лошадью единственной рукой. Далеко через арену он поймал взгляд однорукого всадника, который сидел на полу и бесцельно подбрасывал длинный охотничий нож. Эллери повернулся обратно как раз вовремя, чтобы заметить, как Дикий Билл Грант поднял руку и подчинился обыску. Его глаза выражали смертельную боль. Кобура, висевшая на его объемистой талии, была уже пуста; детектив прикреплял к револьверу карточку. Керли неожиданно очнулся, покраснел и в гневе открыл было рот. Но потом пожал плечами и протянул полицейскому свой длинный револьвер. Ни у Керли, ни у его отца, как это обнаружилось при обыске, не было другого оружия. Затем наступила очередь Кит Хорн.

— Нет, — запротестовал Эллери.

Инспектор вопросительно покосился на него. Эллери направил палец в сторону девушки и покачал головой. Инспектор Квин пожал плечами:

— Э… не стоит беспокоить сейчас мисс Хорн. Мы займемся ею позже.

Два детектива кивнули и направились через арену. Кит Хорн не шевельнулась; она не слышала ни единого слова, продолжая изучать зигзагообразный узор на одеяле с таким выражением, от которого по спине пробегали мурашки.

Инспектор вздохнул и потер руку об руку.

— Грант! — окликнул он.

Старый шоумен обернулся к нему.

— Вы и ваш сын… отведите мисс Хорн в сторонку, хорошо? Боюсь, зрелище будет не из приятных.

Грант сделал глубокий, шумный вдох и дотронулся до обнаженной руки Кит.

— Кит, — пробормотал он. — Кит.

Девушка удивленно посмотрела на него.

— Отойдем отсюда на минутку.

Кит снова перевела взгляд на одеяло.

Грант толкнул локтем сына. Керли устало потер глаза, затем они вместе подхватили девушку под руки и отвели ее в сторону. Она едва не закричала в ужасе, но крик замер на ее губах, и она обмякла. Мужчины почти понесли ее на руках через арену.

Инспектор вздохнул:

— Она тяжело это восприняла, верно? Ладно, пора приниматься за работу. Я хочу взглянуть на тело.

Он кивнул нескольким детективам, и те подошли поближе, образовав вокруг него плотную стену. Эллери и инспектор стояли внутри кольца.

Инспектор расправил плечи, принял последнюю стимулирующую понюшку табака, затем присел на корточки и решительным движением сдернул одеяло.

Было нечто ироничное в этом испачканном пылью и кровью, некогда великолепном костюме. Мертвый ковбой был облачен во все черное, в блестяще-романтическое черное. Однако романтический блеск стерся после его падения на бренную землю, и теперь это был черный цвет траура. На его вывернутых, нелепо разбросанных в стороны ногах были черные кожаные сапоги с высокими каблуками, доходившие едва ли не до колен и простроченные затейливыми швами. Из-под каблуков торчали серебреные шпоры. Черные вельветовые брюки были заправлены в сапоги. И хотя бандана тоже была черной, атласная рубаха сияла контрастирующей белизной. Рукава рубахи, закатанные до самых локтей, были туго перехвачены черными подвязками. А на запястьях красовались щегольские кожаные манжеты, украшенные белыми стежками и маленькими серебряными бляшками. Талию обвивал черный брючный ремень, а по бедрам шел богато украшенный пояс, достаточно широкий для патронташа. И на каждой стороне бедра покоилось по кобуре из прекрасной черной кожи, обе пустые.

Предстояло все исследовать самым тщательным образом. Квины переглянулись, затем переключили свое внимание на тело в поисках более интересных деталей.

Снаряжение Хорна, некогда сверкающее и великолепное, было изорвано и втоптано в грязь железными подковами. Прорехи в белой рубахе открывали глубокие, нанесенные копытами раны. С левой стороны зияло аккуратное, маленькое, словно помеченное маркером пулевое отверстие, прострел, явно прошивший насквозь сердце. Рана почти не кровила; атласные края вокруг дырочки прилипли к запекшейся крови. Суровые черты лица старого ковбоя заострила смерть; седая голова была странно вывернута; и, к своему ужасу, они вдруг обнаружили, что летящее копыто чьей-то лошади снесло часть черепа. Однако само лицо не пострадало, не считая грязи и крови на нем. Тело лежало в неестественной позе — неестественной, собственно говоря, для живого человека; не вызывало сомнения, что кости ковбоя перебиты сокрушительными ударами копыт обезумевших лошадей.

Эллери, побелевший, выпрямился во весь рост и огляделся. Слегка дрожащими пальцами зажег сигарету.

— Ну и дела, — негромко протянул инспектор.

— Я нахожу это необъяснимым и разве что подвластным Божьей воле, — пробормотал Эллери.

— Эй? Ты это о чем?

— О, не обращай внимания! — воскликнул Эллери. — Я никогда не смогу привыкнуть к подобным кровавым зрелищам. Отец, ты веришь в чудеса?

— Черт побери, о чем ты говоришь? — удивился инспектор. Он взялся снимать брючный ремень с тела Бака, туго затянутый вокруг талии и застегнутый на первую дырку; потом принялся сражаться с тяжелым поясом. Эллери указал на мертвое лицо:

— Чудо первое. Его лицо осталось нетронутым, несмотря на то что копыта самым ужасным образом прошлись по всему телу.

— И что из этого?

— О господи! — простонал Эллери. — Что из этого? Да ничего. В том-то все и дело. Если бы это что-то значило, то тогда это не было бы чудом, верно?

Инспектор презрительно промолчал, не желая отвечать на такую очевидную чепуху.

— Чудо второе. — Эллери резко выдохнул облачко дыма. — Посмотри на его правую руку.

Инспектор неохотно повиновался. Кажется, правая рука была сломана в двух местах; но она осталась ровной и смуглой, без единой царапины. Зажатые мертвой хваткой пальцы продолжали сжимать длинноствольный револьвер, из которого, как они видели, только что был произведен выстрел.

— Ну и?..

— Это не просто чудо; это откровенное деяние самого Провидения! Он упал, и, скорее всего, был мертв еще до того, как ударился о землю, и сорок одна лошадь прошлась по нему, — но волей Небес его рука не выронила оружия!

Инспектор закусил нижнюю губу. Он выглядел сбитым с толку.

— Ну и что из этого? Не думаешь ли ты, что в этом есть что-то…

— Нет, нет, — раздраженно возразил Эллери. — В подобных феноменальных случаях не может быть ничего преднамеренного. Вот почему я назвал это чудом — все произошло без человеческого посредничества. А следовательно, не без Божьего участия. О, я, кажется, немного тронулся умом. А где его ковбойская шляпа?

Эллери протиснулся через кольцо полицейских и осмотрелся по сторонам. Потом его лицо оживилось, и он торопливо зашагал в ту сторону, где в пыли постыдно валялась шляпа с высоко загнутыми полями. Он нагнулся, поднял ее и вернулся к отцу.

— Та самая шляпа, — кивнул инспектор. — Видимо, слетела с головы Хорна, когда он упал, и, полагаю, оказалась отброшенной в сторону конскими копытами.

Они осмотрели ее вместе. Некогда горделивая корона была смята, как и носившая ее голова; это была черная ковбойская шляпа из мягкого фетра, с необыкновенно широкими полями. Вокруг тульи шла широкая кожаная лента с серебряными бляхами, внутри которых золотыми буквами были выведены инициалы «Б. X.».

Эллери осторожно положил шляпу рядом с изуродованным телом Хорна. Инспектор внимательно разглядывал ремень и пояс убитого; Эллери с удивлением наблюдал за ним. Пояс, к которому прикреплялись два пистолета, был невероятно длинным и тяжелым, так как предназначался для того, чтобы обвивать бедра дважды. Как и все снаряжение Хорна, он был искусно украшен серебряными бляхами и золотыми заклепками. На серебряной монограмме стояли витиеватые «Б. X.». И хотя пояс казался мягким и гибким и явно содержался хозяином в порядке, не вызывало сомнения, что он был очень стар.

— Бедняга носил его целую вечность, — пробормотал инспектор.

— Это все равно, — добавил Эллери, — как если бы ты ухаживал за своими бесценными книгами, будь ты библиофилом. Ты хотя бы имеешь представление, сколько времени я потратил, натирая маслом кожаные причиндалы для соколиной охоты?

Затем они принялись исследовать брючный ремень. Он также оказался в отличном состоянии, хотя был не менее старым; настолько старым, что вертикальные полоски — их имелось две, одна шла по второй, а другая по третьей дырке в ремне — от долгого использования совершенно истончились; можно сказать, настолько старым, что вполне мог бы обвивать талию всадника «пони-экспресса».[8] И так же как и на поясе, на нем были серебряно-золотые инициалы Хорна.

— Этот парень, — негромко проговорил Эллери, передавая ремень отцу, — настоящий западный антиквариат, клянусь всеми бородами Академии. Да он просто музейный экспонат!

Инспектор, привыкший к лирическим порывам сына, что-то негромко сказал одному из стоявших рядом детективов. Тот кивнул и отошел, а затем вернулся с Грантом, который, казалось, наконец-то взял себя в руки. Он держался непривычно натянуто, как если бы напрягся перед очередным ударом.

— Мистер Грант, — обратился к нему инспектор, — я должен начать расследование как полагается — сначала изучим все детали, а потом дойдем и до самого важного. Похоже, работенка предстоит долгая.

— Я в вашем распоряжении, — хрипло выдавил Грант.

Инспектор кивнул и снова склонился над мертвым ковбоем. Его пальцы легко прошлись по расплющенному телу, и минуты через три он собрал маленькую кучку самых разных предметов, извлеченных из одежды убитого. Среди прочего — небольшой бумажник, содержащий долларов тридцать. Инспектор передал его Гранту.

— Это Хорна?

Грант кивнул:

— Да. Да. Я… черт… я подарил ему этот бумажник на… на прошлый… день рождения.

— Да-да, — поспешно согласился инспектор, спасая бумажник, который выскользнул из рук хозяина родео.

Носовой платок, единственный ключ с деревянным брелком, на котором значилось «Отель «Барклай», пачка коричневой бумаги для самокруток и маленький мешочек дешевого табака, несколько длинных спичек, чековая книжка…

Грант мрачно смотрел на все эти экспонаты. Инспектор задумчиво пролистал чековую книжку.

— Как назывался его банк в Нью-Йорке?

— «Сиборд». «Сиборд нэшнл». Он открыл там счет всего неделю назад, — негромко ответил Грант.

— Откуда вы знаете? — быстро спросил инспектор.

— Он попросил меня порекомендовать ему какой-нибудь банк в Нью-Йорке. И я отослал его в свой банк.

Инспектор положил чековую книжку обратно; на чистых чековых бланках ясно значилось: «Сиборд нэшнл бэнк энд траст компани». Если верить последнему корешку, на счете Хорна лежало немногим более пятисот долларов.

— Вы не видите ничего такого, — спросил инспектор, — чего не должно бы быть здесь, мистер Грант?

Налитые кровью глаза Гранта прошлись по кучке мелких предметов.

— Нет.

— Может, что-то пропало?

— Не знаю.

— Хмм. А как насчет этого рванья? Это те самые вещи, которые он всегда надевал? Как вы считаете?

Мощные ладони Гранта сжались в кулаки.

— Я должен еще раз посмотреть на него? — сдавленно произнес он. — Какого черта вы меня мучаете?

Его отчаяние не вызывало сомнений. Поэтому инспектор как можно спокойнее посоветовал:

— Возьмите себя в руки. Мы должны проверить все до последней мелочи: иногда на теле находится улика. Разве вы не хотите помочь найти убийцу вашего друга?

— Господи, конечно хочу!

Грант выступил вперед и усилием воли заставил себя посмотреть вниз. Его глаза прошлись по телу, начиная с плоскости ботинок до выпуклости изувеченной головы. Какое-то время он молчал. Затем пожал могучими плечами и хрипло прогудел:

— Все на месте; ничего не пропало. Это его обычное снаряжение, в котором он снимался в кино. Любой юнец от Нью-Йорка до Сан-Франциско знал его наряд в те времена, когда он снимался в своих картинах.

— Отлично! Все…

— С вопросами, — закончил за отца Эллери. — Мистер Грант, я правильно расслышал, что ничего не пропало?

Голова Гранта повернулась с несвойственной для него медлительностью; его глаза открыто встретились с глазами Эллери, но в их мутной глубине мелькнуло нечто странное и, кажется, испуганное.

— Именно так я и сказал, мистер Квин, — медленно проговорил он.

— Ну что ж, — вздохнул Эллери, когда его отец посмотрел на него с неожиданной настороженностью. — Полагаю, в этом нет вашей вины. Вы расстроены, и, возможно, ваша наблюдательность вас подводит. Но вся беда в том, что здесь чего-то недостает.