Помоги проекту - поделись книгой:
— Да, оно помогает установить время, — сказал доктор Праути. — Но нужно всегда иметь в виду массу вещей. Если до захоронения в гробу тело содержалось в сухом месте, сравнительно защищенном от воздушных потоков, то гниение не должно развиваться так быстро, как в обычных условиях. Минимум три дня, я в этом уверен.
— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо произнес инспектор, — покопайтесь в этом теле, док, и дайте нам знать, когда он умер, по возможности точнее.
— Скажите, — вдруг вмешался Пеппер, — а как насчет тела Халкиса? С ним-то все в порядке? В смерти Халкиса не было ничего странного?
Инспектор изумленно вскинул брови на Пеппера. Потом хлопнул себя по ноге и воскликнул:
— Браво, Пеппер! Вот это мысль! Доктор Фрост, ведь вы были лечащим врачом Халкиса на момент его смерти?
— Был.
— Значит, вы составляли свидетельство о смерти.
— Верно, сэр.
— В его смерти было что-либо необычное?
Фрост окаменел.
— Дорогой сэр, — холодно процедил он, — вы считаете, что я мог официально приписать его смерть сердечному заболеванию, если бы это было не так?
— Осложнения? — проворчал доктор Праути.
— Не в момент смерти. Халкис давно и серьезно был болен. Не менее двенадцати лет он страдал тяжелой формой компенсаторной гипертрофии — расширением сердца из-за недостаточности митрального клапана. А около трех лет назад у него появилась довольно скверная язва желудка, и это ухудшило ситуацию. Операция исключалась из-за сердца, и я вводил ему препараты внутривенно. Но начались кровотечения, которые привели к слепоте.
— Это обычный результат подобных случаев? — с любопытством спросил Эллери.
Доктор Праути сказал:
— Нашей хваленой медицинской науке об этом мало что известно, Квин. Нельзя сказать, что это обязательное следствие, но так бывает после кровотечений, вызванных язвой или раком желудка. Нельзя знать заранее.
— Во всяком случае, — продолжил доктор Фрост, кивком согласившись с мнением коллеги, — мы с приглашенным мной специалистом надеялись, что слепота — лишь временное явление. Иногда такая слепота проходит сама по себе, так же таинственно, как и возникает. Однако положение не изменилось, и зрение к Халкису так и не вернулось.
— Не сомневаюсь, что все это крайне интересно, — сказал инспектор, — но нас больше волнует вероятность смерти Халкиса не от болезни сердца, а…
— Если вы питаете какие-либо сомнения насчет достоверности установленной причины смерти, — оборвал его доктор Фрост, — то можете спросить доктора Уордса, находившегося здесь, когда я официально объявил о кончине. Не было никакого насилия и ничего столь мелодраматического, инспектор Квин. Внутривенные инъекции, направленные против язвы, осложненные строгой диетой, которой он, естественно, был вынужден придерживаться, истощили сердце. Кроме того, несмотря на мои специальные предписания, он упорно продолжал руководить галереей, пусть даже через посредство мистера Слоуна и мистера Суизы. Сердце просто не выдержало.
— А яд? — не отступал инспектор.
— Уверяю вас, не было ни малейших признаков отравления.
Инспектор обернулся к Праути.
— Не мешало бы также сделать вскрытие Халкиса, — сказал он. — Я должен быть уверен. Одно убийство уже есть, и откуда мы знаем, что не два, — при всем уважении к доктору Фросту?
— А даст ли что-нибудь вскрытие Халкиса? — забеспокоился Пеппер. — Как-никак, тело забальзамировано.
— Нет особой разницы, — отозвался помощник судмедэксперта. — При бальзамировании никакие жизненно важные органы не удаляются. Если что-то не так, я это выясню. По существу, бальзамирование даже облегчает задачу. Оно сохраняет тело, поэтому на нем нет следов разложения.
— Я думаю, — сказал инспектор, — что мы узнаем чуть больше об обстоятельствах смерти Халкиса. Возможно, в них есть ключ к этому парню, Гримшоу. Док, вы проследите, чтобы с телами все было в порядке?
— Само собой.
Доктор Фрост надел шляпу и пальто и довольно прохладно попрощался. В кабинете Халкиса инспектор обнаружил присланного из управления эксперта по дактилоскопии, который деловито проводил осмотр комнаты. При виде инспектора он оживился и подошел поближе.
— Что-нибудь нашел, Джимми? — понизив голос, спросил инспектор.
— Отпечатков много, но это ничего не значит. Тут их видимо-невидимо. По всему помещению. За неделю здесь, наверное, побывал миллион человек.
— Что ж, — вздохнул инспектор, — сделай, что сможешь. Еще нужно сходить через холл в гостиную и снять отпечатки с трупика человека, которого, как мы считаем, звали Гримшоу. Принес из управления его досье?
— Ага. — Джимми ринулся из комнаты.
Появился Флинт и объявил инспектору:
— Пришел автобус из морга.
— Впусти ребят. Но вели подождать в холле, пока Джимми не закончит.
Через пять минут эксперт вернулся в кабинет с довольным видом.
— Это точно Гримшоу. Отпечатки соответствуют досье. — Он погрустнел. — Осмотрел гроб, но там тоже слишком много отпечатков. Ничего не удастся получить. Такое впечатление, что каждый житель города приложил к нему свою пятерню.
Комната наполнилась фотографами, засверкали бесшумные вспышки. Библиотека превратилась в миниатюрное поле боя. Зашел попрощаться доктор Праути; два тела и гроб вынесли из дома. Уехали Джимми и фотографы, а инспектор с Эллери и Пеппером опять притопали в библиотеку.
Глава 9
Раздался громкий стук в дверь, и сержант Вели приоткрыл ее на дюйм. Кивнув, он впустил в библиотеку какого-то мужчину и снова закрыл дверь.
Вновь прибывший был похож на пудинг — пухлый и сладкий. Узнав в нем переводчика-грека Триккалу, инспектор сразу же поручил ему расспросить Демми по поводу его перемещений в прошлую пятницу вечером.
Алан Чини ухитрился скользнуть в кресло рядом с Джоан Бретт. Он вздохнул и робко прошептал:
— Очевидно, таланты моей матушки как переводчицы с греческого не завоевали у инспектора доверия. — Этим тонким замечанием он надеялся завязать разговор с Джоан, но она, повернув голову, бросила на него равнодушный взгляд, и ему осталось только натянуто улыбнуться.
Между тем в глазах Демми появилось что-то осмысленное. По тому, как расплылось в улыбке его глупое лицо, и как он вдруг затараторил, стало понятно, что и в нем, не привыкшем быть в центре всеобщего интереса, может пробудиться хоть и аморфное, но все-таки тщеславие.
— Он говорит, — доложил Триккала в слащавой манере, соответствующей всему его облику, — что в тот вечер кузен отправил его спать и он ничего не видел и не слышал.
Инспектор с любопытством разглядывал высокое, нескладное, карикатурное подобие мужчины, стоявшее рядом с переводчиком.
— Теперь спросите, что произошло на следующее утро, когда он проснулся, — в субботу, в прошлую субботу, в тот день, когда умер его кузен.
Триккала выпалил в Демми очередью резких звуков, которые, кажется, невозможно воспроизвести, и Демми, часто мигая, отозвался с запинкой на том же языке. Переводчик повернулся к инспектору:
— Он говорит, что в то утро его разбудил голос кузена Георга, который звал его из своей спальни, это рядом. Он говорит, что встал, оделся, прошел в спальню кузена и помог ему встать и одеться.
— Спросите его, во сколько это было, — приказал старый инспектор.
Последовал краткий диалог.
— Он говорит, в половине девятого утра.
— Как же так, — вдруг спросил Эллери, — почему этот Демми должен был помогать Георгу Халкису одеваться? Разве вы не говорили раньше, мисс Бретт, что, несмотря на слепоту, беспомощным Халкис не был?
Джоан повела безупречно очерченной линией плеч:
— Знаете ли, мистер Квин, он очень тяжело переживал свою слепоту. Мистер Халкис всегда был деятельным человеком и никогда не признался бы даже самому себе, что потеря зрения существенно повлияла на его обычную жизнь. Вот почему он стремился сохранить за собой всю полноту руководства галереей. Вот почему он также настаивал, чтобы никто никогда не касался ни одного предмета в его кабинете или спальне. Никто даже стул не мог передвинуть с привычного места. Таким образом, он всегда знал, где что находится, и мог перемещаться по своим комнатам абсолютно легко, как зрячий.
— Но вы не отвечаете на мой вопрос, мисс Бретт, — мягко произнес Эллери. — Из ваших слов следует, что он должен был отказаться от помощи, выполняя простые действия, например если нужно встать с постели и одеться. Уж конечно, он мог одеваться сам?
— Вы считаете себя ужасно проницательным, мистер Квин? — улыбнулась Джоан, и Алан Чини поднялся и вернулся на старое место у стены. — Не думаю, что Демми собирался внушить нам представление, что он действительно поднимал мистера Халкиса с постели и даже физически помогал одеться. Видите ли, была одна вещь, с которой мистер Халкис не мог справиться сам, и должен был просить о помощи.
— И что же это такое? — Играя своим пенсне, Эллери настороженно глядел на Джоан.
— Выбор одежды! — торжествующе воскликнула она. — Он был чрезвычайно разборчив и носил только первоклассную одежду. Но слепота не позволяла ему выбрать то, что он хотел надеть. И в этом ему всегда помогал Демми.
Демми, который тупо таращил глаза во время этого непонятного антракта в его допросе, должно быть, почувствовал пренебрежение к своей персоне, поскольку внезапно разразился потоком греческих слов.
Триккала сказал:
— Он хочет продолжить. Он говорит, что одел кузена Георга по расписанию. Он…
Оба Квина хором переспросили:
— По расписанию?
Джоан рассмеялась:
— Жалко, что я не владею греческим… Понимаете, инспектор, Демми никак не мог усвоить тонкости гардероба мистера Халкиса. Как я говорила, мистер Халкис очень придирчиво относился к одежде — у него было много костюмов, и каждый день он надевал что-то другое. Совершенно другой ансамбль. Если бы Демми обладал средними способностями слуги, эта задача не представляла бы для него труда. Но Демми от природы страдает слабоумием, и мистер Халкис остроумно разрешил эту проблему. Он составил расписание на греческом, где четко связал выбор определенного костюма с каждым днем недели. Таким образом, бедняжка Демми не подвергал ежедневно свои жалкие мозги серьезному испытанию. Это было гибкое расписание. Если мистер Халкис хотел надеть другой костюм, не тот, который предписан для этого дня, он давал Демми устные инструкции на их родном языке.
— Это расписание использовалось постоянно? — спросил инспектор. — Халкис не разрабатывал новый вариант каждую неделю?
— О нет! Это было семидневное расписание, повторявшееся каждую неделю. Если на его костюмах появлялись признаки изношенности или то, что мистер Халкис на ощупь воспринимал как признаки изношенности, он просто просил своего портного сделать точную копию старого костюма. Этой же схемы он придерживался с галантерейщиком, сапожником и так далее. Поэтому расписание ни разу не изменялось с того самого момента, как мистер Халкис ослеп.
— Интересно, — прошептал Эллери. — Наверное, в расписании были учтены и вечерние костюмы?
— Вот и нет. Каждый вечер мистер Халкис неукоснительно надевал строгий вечерний костюм — это не утомляло память Демми и не было включено в расписание.
— Хорошо, — буркнул инспектор. — Триккала, спросите-ка этого недоумка, что там дальше.
Триккала с жаром заговорил, помогая себе жестами. Демми почти ожил. Он что-то долго и очень дружелюбно рассказывал, и в конце концов Триккала, отчаявшись, был вынужден его остановить.
— Он говорил, — вытирая пот со лба, сообщил Триккала, — как одевал кузена Георга в соответствии с расписанием. Около девяти часов они с кузеном перешли из спальни в библиотеку.
Джоан сказала:
— У мистера Халкиса было заведено каждое утро в девять часов совещаться в кабинете с мистером Слоуном. Закончив с мистером Слоуном обсуждение дел, запланированных на этот день, обычно он вызывал меня, и я писала под его диктовку.
— Об этом он ничего не сказал, — продолжал Триккала. — Он сказал, что оставил кузена за письменным столом и вышел из дому. Я не могу точно понять, что он пытается выразить, инспектор Квин. Что-то о докторе, но его речь так сбивчива. Он что, не совсем в своем уме?
— Не совсем! — рявкнул инспектор. — К несчастью. Мисс Бретт, вы догадываетесь, что он пытается сказать переводчику?
— Могу предположить, что он хочет рассказать о визите к доктору Беллоузу, психиатру. Понимаете, мистер Халкис всегда старался улучшить умственное состояние Демми, хотя ему неоднократно говорили о безнадежности всяких усилий. Доктор Беллоуз заинтересовался случаем Демми, привлек человека, знающего греческий, и наблюдал Демми в своем кабинете, в нескольких кварталах отсюда. Демми посещал доктора Беллоуза дважды в месяц, по субботам. Наверное, и в тот день он ходил на прием. Во всяком случае, вернулся он около пяти часов дня. К тому времени мистер Халкис уже умер, и в этой суматохе никто не подумал известить Демми. Поэтому, входя в дом, он ничего не знал о смерти кузена.
— Это было очень печально, — вздохнув, заметила миссис Слоун. — Бедный Демми! Я ему сказала, и он ужасно расстроился. Расхныкался, как ребенок. Несмотря на слабоумие, он по-своему очень любил Георга.
— Хорошо. Триккала, скажите ему, чтоб оставался здесь, и сами подождите. Он может понадобиться нам снова. — Инспектор повернулся к Гилберту Слоуну: — Очевидно, именно вы, мистер Слоун, были следующим, кто после Демми увидел Халкиса утром в прошлую субботу. Вы встретились с ним, как обычно, здесь ровно в девять?
Слоун нервно прочистил горло.
— Н-нет, не ровно в девять, — сказал он своим немного манерным голосом. — Видите ли, хотя мы с Георгом встречались в кабинете каждое утро ровно в девять, но в прошлую субботу я проспал — накануне вечером заработался в галерее особенно поздно. Поэтому я спустился лишь в четверть десятого. Георг, видимо, немного… гм… да нет, как следует рассердился, что я заставил его ждать. Он был зол и раздражен — в последние месяцы это с ним часто случалось, вероятно из-за растущего ощущения беспомощности.
Инспектор Квин поднес понюшку к тонким ноздрям, вдохнул и не торопясь спросил:
— Когда вы вошли в комнату в то утро, что-нибудь в ней было не так?
— Не понял… Конечно, все так. Все было как обычно. Нормально, можно сказать.
— Он был один?
— О да. Он упомянул, что Демми ушел из дому.
— Расскажите точно, что происходило, пока вы были с ним.
— Ничего важного, инспектор, уверяю вас…
Инспектор оборвал его:
— Расскажите все, мистер Слоун. Я буду судить, что важно, а что нет!
— Между прочим, — отметил Пеппер, — тут никто ничего, кажется, не считает важным.
Подчеркивая ритм, Эллери пробормотал:
— Wi machen wir's, das alles frisch and neu — Und mit Bedeutung auch gefallig sei?[8]
Пеппер посмотрел на него удивленно:
— А?
— Гёте в раздумье, — серьезно пояснил Эллери.
— Не обращайте на него внимания… Ничего, Пеппер, мы изменим их отношение! — Инспектор пристально посмотрел на Слоуна. — Вперед, мистер Слоун. Вперед. Поведайте нам все. Даже если это будет рассказ о том, как и сколько раз Халкис кашлял.
Слоун был в замешательстве.
Поделиться книгой: