Трагедия Игрек. Рассказы

— Нет-нет — просто какую-нибудь теорию…

— У меня нет никаких теорий. — Она разглядывала свои длинные белые пальцы. — Общеизвестно, мистер Бруно, что моя мать была невыносимым тираном. Полагаю, многие часто испытывали желание причинить ей вред. Но убийство… — Барбара поежилась. — Не знаю. Это кажется невероятным. Лишить человека жизни…

— Значит, — спокойно заговорил инспектор Тамм, — вы убеждены, что кто-то хотел убить вашу мать?

Девушка сверкнула глазами.

— К чему вы клоните, инспектор? Раз ее убили, я, естественно, полагаю, что у кого-то было намерение… О! — Она ухватилась за спинку стула. — Вы имеете в виду, что это была… ужасная ошибка?

— Совершенно верно, мисс Хэттер, — ответил Бруно. — Мы убеждены, что вашу мать убили, так сказать, под влиянием момента. Убийца собирался разделаться не с ней, а с вашей единоутробной сестрой Луизой.

— Но почему, — мягко добавил Друри Лейн, — кто-то хотел повредить этому несчастному увечному созданию, мисс Хэттер?

Барбара прикрыла рукой глаза и застыла. Когда она убрала руку, ее лицо было изможденным.

— Бедная Луиза… — Барбара устремила невидящий взгляд на пьедестал у противоположной стены. — Всегда оказывается жертвой… — Ее губы плотно сжались. — Как вы сказали, мистер Бруно, соображения о семейных узах должны быть отброшены. Тот, кто хотел повредить этому беспомощному существу, не заслуживает ни капли сожаления. — Она повернулась к актеру: — Должна признаться, мистер Лейн, что, за исключением моей матери и меня, моя семья всегда ненавидела Луизу. Человеку свойственно стремление раздавить искалеченное насекомое… О, это слишком ужасно!

— Да-да, — поспешно сказал окружной прокурор. — Это правда, что все, принадлежавшее Йорку Хэттеру, является табу в этом доме?

Барбара подперла подбородок ладонью.

— Да. Моя мать уважает память о моем отце куда более ревностно, чем уважала его самого. — Она помолчала, очевидно предаваясь неприятным воспоминаниям, так как на ее лице отразилась горечь. — Мама пыталась компенсировать тиранию по отношению к папе, заставляя нас поклоняться его памяти, освящая все, что ему принадлежало. Думаю, в последние месяцы она начала сознавать… — Девушка уставилась на ковер, не окончив фразу.

— Так мы никуда не придем, — проворчал Тамм. — Почему ваш отец покончил с собой?

Лицо Барбары исказила боль.

— Почему? — повторила она. — Почему человек совершает самоубийство, когда его лишают интереса к жизни, превращая в духовного парию? Бедным папой постоянно помыкали. Он не имел права голоса в собственном доме. Дети презирали и игнорировали его. Но мама, несмотря на свою жестокость, его по-своему любила. Насколько я понимаю, в молодости папа был красивым мужчиной. Думаю, она тиранила его, считая, что он, как и все, кто слабее ее, нуждается в подобном обращении. — Барбара вздохнула. — Вместо того чтобы поддержать папу, она давила на него. Он стал отшельником, почти призраком. Кроме нашего соседа, капитана Триветта, у отца не было друзей. И даже капитан не мог пробудить его от апатии. Кажется, я говорю слишком много…

— Напротив, мисс Хэттер, — отозвался Лейн. — Вы очень толково рассуждаете о важных вещах. Распространялось ли табу вашей матери на мандолину и лабораторию вашего отца?

— Все мамины распоряжения всегда неукоснительно исполнялись, мистер Лейн, — ответила Барбара. — Могу поклясться, что никому и в голову не приходило прикоснуться к мандолине или войти в лабораторию… Хотя кто-то, очевидно, это сделал.

— Когда вы последний раз видели мандолину в этой стеклянной витрине? — осведомился инспектор.

— Вчера во второй половине дня.

— Это единственный музыкальный инструмент в доме? — энергично спросил Бруно, как будто его внезапно осенило вдохновение.

Лейн резко взглянул на него, а Барбара казалась удивленной.

— Да, — ответила она. — Хотя какое имеет значение… Впрочем, это не мое дело. Мы не музыкальная семья. Любимым композитором мамы был Соуза,[32] а отцовская мандолина была реликтом его университетских дней… Раньше у нас был рояль с завитушками и позолотой — рококо девяностых годов, — но мама выбросила его несколько лет назад.

— Выбросила? — Бруно был озадачен.

— Понимаете, Луиза не могла наслаждаться музыкой…

Бруно нахмурился. Инспектор Тамм достал из кармана ключ:

— Узнаете его?

Барбара послушно изучила ключ.

— От американского замка, не так ли? Не знаю. Они все похожи.

— Это ключ от лаборатории вашего отца. Мы нашли его среди вещей вашей матери.

— Понятно.

— Это единственный ключ от лаборатории?

— Думаю, да. Я знаю, что мама после самоубийства папы хранила его у себя.

Тамм вернул ключ в карман.

— Это согласуется с нашими сведениями. Нам понадобится заглянуть в лабораторию.

— Вы часто посещали лабораторию отца, мисс Хэттер? — с любопытством спросил Бруно.

Ее лицо оживилось.

— Да, мистер Бруно. Я была одной из поклоняющихся научным богам в святилище отца. Его эксперименты увлекали меня, хотя я никогда не могла их понять. Я часто проводила время с отцом наверху. В лаборатории он был счастлив — жил настоящей жизнью. — Она выглядела задумчивой. — Марта, моя невестка, тоже симпатизировала папе. И конечно, капитан Триветт. А остальные…

— Значит, вы не разбираетесь в химии? — недовольно спросил инспектор.

Барбара улыбнулась:

— Ну-ну, инспектор. Яд? Любой может прочитать этикетки. Нет, меня едва ли можно назвать знатоком химии.

— Насколько мне известно, — заметил Друри Лейн, — вы компенсируете недостаток научных знаний поэтическим гением, мисс Хэттер. Вы и мистер Хэттер являли собой любопытную картину — Евтерпа[33] у ног Науки…

— Чушь собачья, — четко произнес Тамм.

— О, несомненно, — улыбнулся Лейн. — Но целью моих слов было не только желание продемонстрировать знания в области античной мифологии, инспектор… Я бы хотел знать, мисс Хэттер, сидела ли когда-нибудь Наука у ног Евтерпы.

— А я бы хотел, чтобы это перевели на американский язык, — огрызнулся Тамм.

— Мистер Лейн спрашивает, — слегка покраснев, объяснила Барбара, — интересовался ли отец моей работой, как я интересовалась его. Да, мистер Лейн. Папа искренне восхищался — боюсь, не столько моей поэзией, сколько материальными успехами. Мои стихи его нередко озадачивали…

— Как и меня, мисс Хэттер, — с легким поклоном сказал Лейн. — А мистер Хэттер когда-нибудь пробовал писать?

— Едва ли. Правда, однажды он попробовал силы в беллетристике, но, по-моему, из этого ничего не вышло. Папа не мог ничем заниматься очень долго, кроме, конечно, его вечных экспериментов с ретортами, горелками и химикалиями.

— Ну, — воинственно произнес инспектор, — если с этим покончено, я хотел бы вернуться к делу. У нас мало времени, мистер Лейн… Прошлой ночью вы пришли домой последней, мисс Хэттер?

— Право, не знаю. Я забыла ключ — у всех нас собственные ключи, — поэтому позвонила из вестибюля. Звонок связан с комнатами Арбаклов на чердачном этаже. Джордж Арбакл спустился минут через пять и впустил меня. Я сразу поднялась. Арбакл остался внизу. Возможно, он знает, была ли я последней.

— Каким образом у вас не оказалось ключа? Вы положили его не туда или потеряли?

— Вас видно насквозь, инспектор, — вздохнула Барбара. — Нет, ключ не был ни потерян, ни украден. Я просто забыла его, как уже сказала. Он был в другой сумке в моей комнате — я проверила, прежде чем легла слать.

— У вас есть еще вопросы? — осведомился Тамм у Бруно после долгой паузы.

Окружной прокурор покачал головой.

— А у вас, мистер Лейн?

— После того как вы меня осадили, инспектор, нет, — печально улыбнулся актер.

Тамм усмехнулся, что могло выражать извинение.

— Тогда это все, мисс Хэттер. Пожалуйста, не покидайте дом.

— Конечно, — устало отозвалась Барбара. Она встала и вышла из комнаты.

Тамм придержал дверь, глядя ей вслед.

— Как бы я ни говорил с ней, она превосходная женщина, — пробормотал он и расправил плечи. — Ну, теперь можно заняться психами. Мошер, приведите сюда Арбаклов.

Детектив вышел. Тамм закрыл дверь, просунул за пояс большой палец и сел.

— Психами? — переспросил Бруно. — Арбаклы показались мне вполне нормальными.

— Черта с два, — фыркнул инспектор. — Они только с виду нормальные, а по сути наверняка психи. Каждый, кто живет в этом доме, псих. Я сам чувствую, что начинаю сходить с ума.

* * *

Арбаклы скорее походили на брата и сестру, чем на мужа и жену. Оба были высокими крепкими людьми среднего возраста, с грубыми чертами лица, шероховатой кожей с крупными порами, угрюмыми и неулыбчивыми, словно гнетущая атмосфера дома давила и на них.

Миссис Арбакл явно нервничала.

— Вчера вечером мы с Джорджем легли спать в одиннадцать, — сказала она. — Мы мирные люди и ничего об этом не знаем.

— И вы оба спали до утра? — спросил инспектор.

— Нет. Около двух часов ночи раздался звонок. Джордж встал, надел штаны и рубашку и спустился.

Тамм мрачно кивнул — возможно, он ожидал лжи.

— Минут через десять он вернулся и сказал: «Это Барбара — она забыла ключи». Потом мы снова легли и ничего не слышали до утра.

Джордж Арбакл кивнул косматой головой:

— Истинная правда. Мы ничего не знаем об этом.

— Говорите, когда к вам обращаются, — проворчал Тамм. — А теперь…

— Миссис Арбакл, — неожиданно сказал Лейн.

Служанка посмотрела на него с чисто женским любопытством.

— Оставляли ли фрукты на ночном столике в комнате миссис Хэттер каждый день?

— Да. Их любит Луиза Кэмпион, — ответила миссис Арбакл.

— Сейчас наверху ваза с фруктами. Когда их купили?

— Вчера. Я всегда наполняю вазу свежими фруктами. Так хотела миссис Хэттер.

— Мисс Кэмпион любит всякие фрукты?

— Да.

— Да, сэр, — мрачно подсказал инспектор Тамм.

— Да, сэр.

— И миссис Хэттер тоже любила всякие фрукты?

— Ну… она ненавидела груши и никогда их не ела. В доме над этим смеялись.

Мистер Друри Лейн бросил многозначительный взгляд на инспектора Тамма и окружного прокурора.

— Где вы покупаете фрукты, миссис Арбакл? — продолжал он дружелюбным тоном.

— В магазине Саттона на Юниверсити-Плейс. Их доставляют свежими каждый день.

— Кто-нибудь, кроме мисс Кэмпион, ест эти фрукты?

Женщина уставилась на него:

— Странный вопрос. Все едят фрукты. Я всегда делаю заказ на всю семью.

— Хмм. А кто-нибудь ел груши из заказа, доставленного вчера?

На лице служанки отразилось подозрение, — казалось, вопросы о фруктах действуют ей на нервы.

— Да! — огрызнулась она.

— Сэр, — снова поправил инспектор.

— Да… сэр. Я сама съела одну — и что из того?

— Ничего, миссис Арбакл, уверяю вас, — успокаивающим тоном произнес Лейн. — Значит, вы съели одну грушу. А кто-нибудь еще?

— Мальчишки, Джеки и Билли, взяли по груше, — отозвалась умиротворенная кухарка. — И по банану — они едят как черти.

— И никаких дурных последствий, — заметил окружной прокурор.