Обмануть себя

— Сделай погромче, — попросила Валя, присаживаясь рядом с Вадимом. Она заметила, как дрожали его руки, пытаясь найти нужную кнопку на пульте. Но картина на экране уже изменилась, начался новый сюжет. — О чем говорила Алиса Захаровна? Почему ее показали по телевизору?

— Ее муж — очень влиятельный человек, он открыл ночное казино. Они приехали на вечеринку по поводу этого события, — ответил Вадим, глядя куда-то в сторону. — Атрибуты благополучия, нет — великолепия!

— Кажется, на тебя это произвело сильное впечатление, — заметила Валя.

— Как факт — да, не скрою. Жизнь обычного невропатолога превращается в сказку — это сюжет Золушки, который всегда будет интересен широкой публике.

— Не замечала за тобой раньше такого откровенного рвения к копанию в чужом белье.

— Почему так грубо? Здесь интерес вызван тем, что ты работала с этой женщиной, и теперь с нею произошли такие перемены. Сравнение в пользу красивой, богатой жизни. Из серой мышки в королевы. Наверное, это приятно.

— Сравнение? Вадим, это я работала с Алисой Захаровной, а сравниваешь почему-то ты. Ты ведь ее в глаза не видел. Что это означает? — Валин голос дрогнул. Где-то промелькнула мысль, что было, уже было все это: телевизор, растерянность Вадима, Алиса на экране. Валя не могла восстановить обрывающуюся нить воспоминаний. Так бывает, когда пытаешься вспомнить что-то, ранее считавшееся малозначимым.

— Неправда. Я видел ее однажды. Показывали молодоженов, уезжающих в свадебное путешествие, — нашелся Вадим, но губы его заметно дрожали. — Кстати, это было на твой день рождения.

— Точно, — тихо сказала Валя. Но ответ мужа посеял еще большую тревогу. Почему же тогда, почти год назад, она видела такую же реакцию на информацию, поданную с экрана? Она уже открыла рот, чтобы задать этот вопрос, и в этот момент поняла, что не хочет слышать ответ. Она его знала. Валя почувствовала, как перед глазами поплыла цветная картинка телевизора, но плакать нельзя. Она не должна дать понять, что обо всем догадалась. Мысли в голове запутались, молодая женщина запаниковала, не в силах справиться с эмоциями.

«Неужели он знает Алису настолько близко, насколько это показалось сейчас? Иначе почему он так напряжен и отводит глаза? Что все это значит?» — Валя обхватила руками голову, сильно сдавила ее, чувствуя, как кровь стучит в висках, гулко, быстро. — «Нет, этого не может быть. Я сама себя накручиваю, потому что слишком сильно люблю его. Так нельзя». Валя медленно поднялась и вышла из комнаты. Она чувствовала, что Вадиму необходимо побыть одному. Она ощущала любую, самую незначительную перемену в его настроении, и сейчас четко знала, что ее присутствие убивает его.

Зайдя на кухню, она не стала включать свет. Налила в стакан воды и сделала пару глотков. Потом села на подоконник и стала смотреть на белый диск луны. На душе было противно, хотелось плакать, уткнувшись в плечо человеку, которому можно доверить все свои переживания. Где же такой человек? Валя почему-то подумала, что разговаривать о своих проблемах с Вероникой Сергеевной она не хочет. Ей не нужен профессиональный, аналитический подход и те советы, которые дает бабушка. Галине Матвеевне не нужно знать того, что лишит ее покоя. Подруги? В конце концов, Валя поняла, что ей нужно поговорить с кем-то из них.

Их было немного — Вика и Наташа. С ними она общалась больше пяти лет, но, по правде сказать, особо близких отношений не было ни с одной. Так уж получилось, что Валю с самого начала больше волновали проблемы дома и семьи. Наташа — человек творческий, не любивший сидеть на месте, зачастую приглашала на выставки, концерты, встречи с интересными людьми, на вечера японской поэзии, которую боготворила. Валя почти всегда отказывалась, что не замедлило сказаться на женской дружбе. Она приняла больше характер телефонного общения и встреч по праздникам, дням рождения.

Проскурина одомашнилась тоже только с появлением Ксении. Став матерью, она на определенное время отказалась от привычного жизненного ритма. Но Вика всегда подчеркивала, что лишь на время. Она не собиралась становиться домохозяйкой, планируя в недалеком будущем обзавестись собственным делом. С нею у Вали всегда были более доверительные отношения, хотя Вика и не приветствовала решения подруги оставить работу.

— Ты становишься зависимой от своего Белова. Не только ты, но и твой сын. Так нельзя, Валюша, в жизни случается всякое. Это сейчас ты молода, здорова, красива, но для полноценного существования этого маловато.

— Я пока ни о чем не жалею, — вяло реагировала Валя.

— Дай-то Бог. Однако мужчинам нельзя полностью доверять и использовать их в качестве главной опоры тоже нельзя. Они — другие существа. Их ничто не останавливает, если женщина перестает быть для них интересной. Какое чувство долга, дети, воспоминания! — Вика говорила эмоционально. Валя не ожидала услышать ничего подобного во время обычной прогулке с детьми. — Смотри, подруга!

Этот разговор состоялся не так давно. Валя помнила каждое слово, выражение лица Вики. И теперь спрашивала себя — может быть, ей известно больше, чем она говорит? Белова решила остановить свой выбор на Вике, но тут же покачала головой: подруге сейчас не до ее проблем. Что такое маленький ребенок, Валя знала не понаслышке. Значит, снова придется носить все в себе, так нужно. Это ее испытание на прочность. Кто-то любит и получает в ответ любовь, а кому-то достаются страдания. Так было с ее мамой — несколько счастливых мгновений и столько лет одиночества, ожидания. Хотя разве можно сравнивать светлую любовь своих родителей, которую они пронесли через всю жизнь, с тем, что происходит у нее с Вадимом! Вале стало стыдно, что она никак не оправдывает надежд мамы. Как она мечтала, что хоть у дочки все сложится иначе. Она говорила, что завещает ей долюбить и за нее, и за отца.

Валя поднялась, тряхнула головой, груз прошлого порой становился невыносимым. Она не могла вспоминать о маме без чувства вины за то, что в ее последние минуты дочки не было рядом с ней. Степанида умирала долго, мучительно, скрывая ото всех то, что ничто уже не удерживало ее на этом свете. Ее не интересовало даже скорое появление внука — так бывает, когда человек устает от жизни. И только вера не давала совершить непростительный грех — просить смерти, ускорить ее приход. До чего же должно быть мучительно пребывание на земле, если даже мысли о вечной тьме не пугают, а кажутся спасением!..

Валя резко поставила стакан на стол, перекрестилась и направилась в спальню. Она вошла и увидела, что Вадим лежит на кровати, подложив руки под голову. Он не посмотрел в ее сторону, стараясь справиться с напряженным выражением лица. Вале стало больно, что мужчина, несколько минут назад обладавший ею, теперь словно стыдится этого, боясь встретиться с нею взглядом. Она чувствовала, что его нет рядом. Воспоминания унесли его туда, где ей нет места.

Любящая женщина видит сердцем. Оно, а не зрение позволяет отчетливо увидеть и разобраться во всем. Другое дело, что не всегда хочется верить в очевидное. Каждый раз оставляешь немного надежды — спасительный самообман. Осторожно устроившись рядом, Валя вздохнула. Вадим никак не отреагировал и на это.

Белову действительно хотелось подольше оставаться одному. На худой конец — укрыться с головой одеялом и в полной темноте снова вызвать в памяти улыбающееся лицо Алисы. Он не мог поделиться с Валей своими ощущениями. За все это время он ни с кем не говорил о том, что с ним происходило. Он не собирался хвастать этим, просто были моменты, когда держать все в себе становилось невыносимым, особенно, когда Алиса бросила его. Но даже со своим лучшим другом Костей он не решался поделиться происходившим, боясь не найти понимания. Вадим помнил попытку друга выяснить, что происходило в его семье около года назад. Проскурин явно не нравилось то, что между Вадимом и Валей появилось заметное со стороны отчуждение. Костя был мужчиной совсем иного склада. Наверняка переживания товарища он не смог до конца понять, а то и молчаливо осудил.

Вадим закрыл глаза и тут же снова увидел ослепительную улыбку Алисы. Он никак не мог признаться в том, что самым неприятным для него было видеть ее счастливой. Может быть, она притворялась, но делала это столь искусно, что Белова чуть не разрывало от досады. Она посмела быть счастливой без него! Целый год он пытался вычеркнуть их роман из своей жизни, все забыть, раз и навсегда сказать себе, что отныне и навсегда для него существуют только Валя и Димка. Он уговаривал себя, словно каждый раз проводя сеанс самовнушения, что ему легко без нее. Кажется, удалось даже большее — женщины вообще перестали привлекать его. Он снова превратился в примерного отца семейства, чем немало обрадовал Валю. Она — неглупая женщина и, конечно, чувствовала, что в его жизни была другая. Вадим еще раз сказал себе, что жена достойно пережила трудные времена: ни одной истерики, угрозы, упрека. Она выросла в его глазах до недосягаемых высот. Она была слишком идеальна для него. Сколько раз за последние три года Белов говорил себе это?

Уходя от сердечных проблем, Белов погружался в работу, семью. Он искал равновесия, пропорций, в которых время от времени нуждалась его противоречивая натура. Только он что-то выстраивал, второе «я» тут же желало все разрушить. Это касалось по большей мере его внутреннего мира, душевного состояния. На работе это был совершенно реальный, трезвомыслящий человек, от общения с которым нельзя не получить удовольствия. Вадим даже не раздвоился — растроился. И в этом состоянии жить становилось все труднее.

«Ты самец, Белов, напыщенный и самолюбивый», — ворочаясь на кровати, самокритично решил он. Только что Валя была в его объятиях, а через мгновение он уже вожделенно смотрит на ту, которая, казалось, навсегда ушла с его пути, самоустранилась, найдя наилучшее решение проблемы. Иногда Вадиму казалось, что, если бы он сам бросил ее, то все было бы по-другому. Он не ощущал бы потери настолько остро. — «В тебе говорит уязвленное самолюбие, да, наверняка». Этот вывод окончательно испортил Вадиму настроение. Заключение было верным пятьдесят на пятьдесят, но не решало проблем. Белов упрямо всматривался в экран телевизора, не замечая, как за ним искоса наблюдает Валя. Ему не было дела до того, что она о нем может подумать. Пусть, все равно ведь не решится ни о чем спросить, как всегда.

А ему хотелось думать только об Алисе. Он так и не отпустил ее окончательно. Самому себе было трудно признаться в том, что он продолжал ждать ее неожиданного появления. Даже увидев год назад улыбающихся молодоженов Молчановых, Белов скептически отнесся к происшедшему. Он не верил, что это надолго, рассматривая этот шаг как обычную женскую месть, желание показать, что для нее жизнь только начинается и какая! Вадим был застигнут врасплох, но сумел собраться и настроиться на обычный жизненный ритм, в котором не было места приключениям, пока не было.

Сегодня прошлое снова больно кольнуло, вспомнились безумные свидания, страстные объятия, молчаливые признания. Он скучал по ней. По ее заразительному смеху, по ее миндалевидным карим глазам и рыжей копне волос, которые так роскошно рассыпались по подушке. По ее поцелуям, от которых у него кружилась голова. Он не представлял, что женщина может дарить такое наслаждение. Только оно было нужно ему время от времени. Может быть, это как огонь в камине. Холодно — и ты пододвигаешься, жарко — хочется отойти подальше. Вадим понимал, что сгорит в пламени любви этой женщины, а это совсем не входило в его планы. Он до сих пор не решил для себя, каким могло быть иное продолжение их отношений. Вероятно, она могла объявить ему о том, что ждет ребенка — этого он одно время опасался. Ему не нужны были подобные осложнения. Он не хотел выглядеть подонком, толкавшим женщину на аборт, но и появление ребенка его не обрадовало бы. Это исключило бы всю романтику и безумие страсти. Для него Алиса и мать были несовместимыми понятиями. Алиса и наслаждения — только так.

Белов наконец заметил, что Валя лежит рядом и, приподнявшись на локте, внимательно смотрит на него. Дуги ее бровей сурово сдвинулись, что было нехарактерно для нее.

— Ты что? — вздрогнул Вадим, подтягивая одеяло повыше к подбородку. Это было непроизвольное движение.

— Это тебя нужно спросить. Ты что-то бормочешь себе под нос, — медленно выговаривая слова, сказала Валя.

— Я? Что? — в его голосе явно зазвучали нотки страха разоблачения. — Что бормочу?

— Невнятно. Ты словно не в себе.

— Тебе показалось.

— Да, мне частенько что-то кажется. Послушай, Вадим, я не такая сильная, как раньше. Хочу, чтобы ты знал об этом.

— Хорошо, теперь я знаю. Что дальше? — в голосе Вадима было нескрываемое раздражение.

— Ничего. Я просто проверила, способен ли ты еще слышать меня.

— Слуховой аппарат мне не нужен. Это тебя радует? Очки — тоже, — Вадим не мог остановиться. Он понимал, что ему лучше промолчать, но с языка помимо его воли продолжали срываться колкости. — Я могу отлично видеть. Так что с очками тоже подождем.

— А любить можешь? Так, чтобы не мучить, чтобы каждый день хотелось прикоснуться и чувствовать счастье, можешь?

— Могу. Перестань говорить глупости. Странно, что ты завела подобный разговор именно сейчас. Ты все испортила.

— Я?!

— Ты, — Вадим улыбнулся и соизволил посмотреть на Валю. В его голубых глазах мелькнула насмешка. — Я заметил, что у тебя часто возникает желание поучаствовать в каком-то тебе одной понятном действии. Просвети, чтобы я не чувствовал себя идиотом.

— Это очередная неудавшаяся попытка понять, чего тебе не хватает, Белов, — отчеканила Валя и, отвернувшись, тихо сказала: — Спокойной ночи.

Вадим чувствовал себя виноватым — зачем он был груб? Он поцеловал ее в открытое плечо, почувствовав, как дрогнуло и сжалось пахнущее свежестью тело. Запах свежести — ее, а страсти — Алисы. Вадим разозлился на себя, что сравнивает их. Самое неблагодарное дело сравнивать женщин, которые когда-то встречались на жизненном пути. Пустая трата времени. Вадим крепко закрыл глаза, дав организму команду «спать». Ведь завтра предстоит дорога, а потом — не самые простые переговоры. От них зависело очень многое. Впервые он, а не Костя, будет представлять интересы их бизнеса. Речь должна идти об открытии еще трех магазинов типа «Вивы» — это предполагало немалые капиталовложения, а со временем — прибыли. Проскурин всегда мечтал о том, чтобы Горинск превратился в центр прогресса. Его компьютерная империя должна, как спрут, распустить свои щупальца как можно дальше. Он видел себя монополистом в этой области. Связей было достаточно, денег — почти хватало, чуть-чуть перезанять, но в любом случае главным условием была поддержка сильных мира сего, которые играли роль крестных отцов любых начинаний. С одним из таких деловых людей предстояло встретиться Вадиму. Он никогда не вел подобных переговоров, но почему-то не особенно переживал. Проскурин всегда говорил, что Вадиму не стоит сильно напрягаться, чтобы произвести приятное впечатление и добиться своего.

— Ты так красив, дружище, что ответить на твою улыбку хочется вопросом: «Что я могу для вас сделать?» — Костя всегда преувеличивал, и Вадиму приходилось возвращать его в реальность. Но это преувеличение Белову нравилось, и обычно он снисходительно улыбался, качая головой.

Завтра предстояло проверить Костину теорию в действии. Вадим выключил телевизор и повернулся к Вале спиной. Он любил спать на этом боку, потому что мог смотреть в окно, завешенное белоснежной воздушной гардиной. Он всматривался в бескрайнюю темноту за окном, напрягался, пытаясь увидеть на небе звезды. Вместо них он ясно заметил светивший прямо в окно белый диск луны. Белов нахмурился. Он никогда не замечал за собой в полнолуние каких-то отклонений от обычного состояния, но с детства помнил беспокойство мамы по этому поводу. Она следила за фазами луны, постоянно делясь своими наблюдениями с Петром Петровичем. Мама объясняла это тем, что операции, которые он назначал, ни в коем случае не должны были приходиться на дни полнолуния. А в комнате Вадима в этот период были наглухо задернуты шторы. Они разделяли мир на две части: материальный и полный суеверий.

Словно в знак протеста против воспоминаний детства и юности Белов не стал подниматься и отгораживаться от холодного света и туманного ореола вокруг мистической планеты. Он смотрел на небольшой светящийся круг, не в силах разглядеть привычную картину девушки с коромыслом, и не заметил, как вопреки всем теориям уснул, уснул раньше, чем это сделала Валя. Едва услышав его ровное дыхание, она осторожно повернулась к нему, обняла и уткнулась лбом в его спину. Она чувствовала, что короткий период спокойствия в их отношениях снова заканчивается. Поведение Вадима снова становится непредсказуемым, непонятным для нее. Что-либо прогнозировать Валя не хотела, единственное, что она пообещала себе, — обманов больше не будет. Она не хочет больше видеть его отчужденным, сочиняющим несуществующие причины опозданий, отводящим глаза. Она не поставит его перед выбором. Если ее сердце снова подскажет, что Вадим душой не с нею, она уйдет сама, без упреков и скандалов. Она устала бороться. Даже такая любовь, какую она испытывала к Вадиму, может не выдержать постоянных испытаний на прочность. Валя вздохнула. Она ни о чем не жалела — пять лет с любимым человеком это подарок судьбы, это счастье, но сколько сил стоило ей сохранять его. Если это нужно ей одной, она уйдет. Может быть, постоянная неудовлетворенность и есть его суть, суть мужчины, избалованного женским вниманием? Вадим с самого начала говорил, что из него не получится идеального мужа. Он мягко предупреждал, что легко с ним не будет. «Конечно, надо быть такой максималисткой, как я, чтобы понадеяться на все изменяющую силу любви. Господи, за что же я его так люблю? И не объяснить. В том-то и дело, что люблю я, а он лишь принимает мои чувства. Только принимает, снисходя, проявляя должное уважение. Он не может кому-то принадлежать. Он живет своими мерками, в своем мире и в нем нет места такому качеству, как верность. Это атавизм, от которого Вадим давно избавился. Мы всегда будем просто рядом… Это невыносимо даже для такой всепрощающей натуры, как я». — С этими грустными мыслями, от которых в горле у молодой женщины стало сухо, колко, она тоже уснула.

Лунный свет освещал их, таких близких и таких далеких одновременно. Сейчас они вместе, а может быть — уже врозь. Ровное дыхание обоих сливалось в тихий вдох и более шумный выдох. На лицах нет ни тени тех сомнений и проблем, которые мучили уставший разум. Он сейчас отдыхал, рисовал несуществующие картины снов, дарил нереальные приключения и ощущения. В этом мире, где нет сознания, где оно устало спит, поддавшись привычному ритму, каждая минута приближала пробуждение. Оно изменит все: дыхание, мысли, выражения лиц, заставит произносить слова. И не всякое слово будет правдой, ведь так часто каждый из нас ищет спасение во лжи. Одна ложь порождает другую, и порой настает момент, когда ее становится слишком много. Она ложится непосильным грузом на плечи и давит, прижимает к земле, не дает распрямиться и прямо смотреть в глаза любимым, близким, чужим. Взгляд, устремленный вниз, надоевшая картина, и так хочется снова увидеть звезды. Но только пытаешься поднять голову, как чувствуешь, что теряешь равновесие, и снова опускаешь взор вниз — от этого страдает, плачет израненная душа, ее уже не спасти…

Вадим выехал со стоянки еще затемно. Он проснулся очень легко — на часах была половина четвертого. Засыпать снова не было смысла. Осторожно поднявшись, он потихоньку вышел из спальни, прикрыл дверь и зашел в ванную. Утренний душ всегда приводил его в хорошее расположение духа, словно вместе с потоками воды уходили в сточное отверстие все проблемы, захлебывались и уносились далеко-далеко, откуда нет возврата. Вадиму не хотелось закрывать воду. Он все стоял под горячим душем, прислушиваясь к своему состоянию. Не было желаемого спокойствия, но и вчерашней паники, отчаяния тоже не было.

Приведя себя в порядок, Вадим вышел из ванной комнаты, заметив, что на кухне горит свет. Там уже хозяйничала Валя. Запах ароматного кофе был слышен не только на кухне, куда заглянул Белов. На столе уже стоял стакан апельсинового сока, а на большой тарелке лежали красиво оформленные бутерброды. Валя всегда все делала так: она не могла просто отрезать хлеб, намазать его маслом и покрыть тонким ломтиком сыра. Обязательный маленький штрих в виде веточки петрушки, тонкой дольки лимона, сладкого перца — это необходимое дополнение. Она делала так не для того, чтобы лишний раз получить похвалу, просто в этом была ее суть: все должно быть красиво, законченно, от души.

— Доброе утро, Сергеевна, — Вадим подошел к Вале и поцеловал ее в щеку. Она обернулась, бросила на него быстрый, внимательный взгляд — от вчерашнего, ставшего чужим, колким, мужчины не было и следа. Привыкшая за эти годы к частым переменам в его настроении, Валя решила начать день как ни в чем не бывало. Никакого выяснения отношений, тем более перед дорогой, обычные банальные разговоры о завтраке.

— Доброе утро, Вадюша. Выпей сок, а через пару минут будут готовы мюсли, — увидев, как Вадим поморщил нос, добавила: — Нет более полезной еды, чем овсянка с утра, даже в современной обработке и с дополнениями.

— Слушай, а почему так: или вкусно, или полезно? Соединить можно? — залпом выпив сок, спросил Вадим.

— Неправда, а как насчет любимого сока?

— Он любимый и этим все сказано. Кто-то не переваривает апельсины.

— Меньше философии, время идет, — укладывая бутерброды в пакет, сказала Валя.

Вадим переоделся и начал с явным неудовольствием медленно жевать овсяные хлопья. Он жалобно посматривал на Валю, но она пила кофе и только посмеивалась.

— Я понял, — проглотив очередную порцию каши, произнес Вадим, — ты надо мной вместо Димки потешаешься, да?

— Как тебе не стыдно!

— Шучу, шучу. Только для завтрака слишком рано. Налей мне кофе без сахара, пожалуйста. — Когда с завтраком было покончено, Вадим взглянул на часы — начало пятого. — Все, Валюша. Спасибо, поехал я. Будем считать, что на дорожку мы уже присели.

Он не дал Вале возможности возразить, быстро вышел в коридор, где его ждала сложенная с вечера сумка. Оделся, бросил на себя последний взгляд в зеркало: слишком парадный вид для дороги. И вдруг спросил:

— Хочешь, поедем вместе? Не знаю, почему я раньше не сообразил. Ты ведь так хотела в Москву. Поедем, остановимся в хорошей гостинице. Пока я буду заниматься своими делами, погуляешь по столице. Поедем?

— Нет, спасибо. Я не поеду. Тебе будет спокойнее одному. Это не тот случай. Надеюсь, когда-нибудь это произойдет, и мы будем вместе совершать экскурсии. И Димку возьмем. Поезжай, улаживай все проблемы, а за нас не переживай, — Валя приподнялась на цыпочки и поцеловала Вадима в кончик носа. У Беловых это считалось выражением безграничной нежности. В ответ Вадим крепко прижал ее к себе, запрокинул голову и шумно выдохнул.

— У нас все хорошо, Сергеевна, слышишь?

— Да, я слышу, — закрыв глаза, тихо ответила Валя. — Просто скажи, что любишь, шепотом, глазами — я и тогда услышу.

— Валюша, не сегодня.

— Прозвучало как «никогда», — Вале стало неприятно, что она словно выпрашивала признание в любви. Ей не составляет труда говорить слова нежности. Может быть, потому, что они идут от сердца, не надо долго подбирать их. — Как хочешь. Не буду брать с тебя пример. Мне всегда доставляет удовольствие признаваться в своих чувствах. Я тебя люблю, будь осторожен на дороге и в словах не только со мною.

— Вот на этом и остановимся, — Вадим поцеловал Валю в макушку, мягко отстранил от себя и быстро вышел, громко закрыв входную дверь. Этот звук неприятно резанул Вале слух, она непроизвольно вздрогнула и прижала руку к сердцу. Обычно она подходила к окну, провожая мужа взглядом, пока он не скрывался из виду, но сегодня она стояла в коридоре, не в силах пошевелиться. «У нас все хорошо… Кого он пытается в этом убедить? Себя, только себя», — Валя провела рукой по лицу, медленно зашла в спальню. Ее взгляд остановился на разостланной кровати: хранящие отпечатки прикосновений подушки, одеяло с загнутыми с двух сторон углами. Вале захотелось лечь на место Вадима. Она так и сделала: закрыв глаза, подтянула одеяло повыше и постаралась расслабиться. Потом повернулась на живот и обняла подушку обеими руками. Она сразу почувствовала запах Вадима и решила, что все дни его командировки будет спать именно здесь. Улыбнувшись, она вспомнила, как мама всегда говорила: «Лягу на твою подушку и узнаю все твои мысли». Валя замерла, попытавшись ни о чем не думать, словно освобождая голову от всего, что могло помешать мыслям Вадима очутиться в ее власти. Но конечно же ничего подобного не произошло. Повернувшись на другой бок, Валя представила себе, как он сейчас сидит за рулем и автомобиль уносит его все дальше, дальше. Ей всегда нравилось наблюдать за его красивым профилем и невозмутимым выражением лица, когда Вадим вел машину. Он всегда уверен в себе. Весь его облик постоянно говорит об этом, заставляя любого человека после нескольких минут общения поверить в то, что перед ним самый удачливый, разумный, обаятельный мужчина. Валя знала, что на людей он производит только такое впечатление.

Открыв глаза, она поняла, что заснуть ей больше не удастся, и уставилась в потолок: несмелый солнечный луч совершал неспешное путешествие по его идеально гладкой поверхности. Валя машинально следила за ним, погрузившись в свои мысли о Вадиме. Пожалуй, он таким и был — баловень судьбы, которого природа ни в чем не обделила, а кое-чем вознаградила в избытке. Чуть-чуть меньше желания перемен, чуть-чуть больше ответственности — и портрет Белова был бы идеальным. Но Вадима эти «чуть-чуть» не беспокоили, а близким не удавалось изменить его. Он шел по жизни с гордо поднятой головой, не задумываясь о завтрашнем дне, пытаясь выжать все из дня насущного. Он старался удовлетворять свои капризы, но не всегда это проходило безболезненно для окружающих. Вадиму многое прощалось. Красивому человеку легко получить прощение.

Валя почувствовала, как мысли ее резко меняют направление. Она хотела наполниться до краев самыми светлыми ощущениями: улыбнулась, вспоминая, каким нежным, внимательным и немного испуганным ожидал он ее на ступеньках роддома. Он так и не отдал ей букет цветов, продолжая крепко сжимать его в одной руке, а другой осторожно отвел белоснежный накрахмаленный уголок, прикрывавший личико малыша. Валя не могла забыть, как удивленно взметнулись вверх его брови и дыхание сбилось. Он казался таким беззащитным. И только через какое-то время его отношение к сыну стало похожим на то, чего ожидала от него Валя. Он стал заботливым отцом, полностью взявшим на себя ответственность за свою семью. Вале было приятно видеть его и растерянным, и сильным. Она любила его, стараясь показать, что ее чувства не изменились с рождением Димки. Вадим так переживал, что с появлением малыша он сам перестанет быть центром внимания. Скольких сил стоило ей поддерживать в нем уверенность в этом. Валя поняла, что все эти годы помогала развиваться в душе Вадима капризам маленького, избалованного ребенка, каким он был всегда. Мир вращался вокруг него, когда рядом были заботливые Галина Матвеевна и Петр Петрович, когда в недолгой роли его супруг оказывались Регина и Марьям. Валя четко помнила их необычные имена, стараясь не просить воображение рисовать ей внешность бывших жен ее мужа. Может быть, он расставался с ними тогда, когда понимал, что не получит от них той бесконечной заботы и внимания, от которых так нелегко отказаться единственному, долгожданному ребенку слишком ответственных родителей? А может быть, они сами уходили от него, когда замечали, что муж перестает уделять им должное внимание, обременяя их своими капризами? Наверняка они не смогли долго терпеть его противоречивый, переменчивый характер и постоянную готовность отвернуться, не замечать никого.

Вздохнув, Валя села, обхватила колени руками. За несколько минут внутреннего монолога она пришла к выводу, что никто не любил его так, как она. Мама не в счет — ее чувства на уровне инстинкта, они не подлежат обсуждению и не подвергаются сомнениям. А вот женщины, дарившие себя ему и получавшие что-то взамен, наверное, не были удовлетворены. Они не отдавали ему в безвозмездное пользование свое сердце и душу. Они всякий раз хотели что-то получить взамен, а ей ничего не нужно. Ей как женщине нужно только его внимание и любовь, такие, на которые он способен. Она не хотела замечать других мужчин. Ни их самих, ни заинтересованных, сладких взглядов, обращенных в ее сторону. Она с самого начала сказала себе, что ей несказанно повезло — такой красивый, умный, веселый молодой мужчина обратил на нее, провинциальную толстушку, внимание. Валя была благодарна ему за это и верила, что их союз непоколебимый, желанный, а уж сделать все, чтобы сохранить его, она была готова на все «сто». Она хранила верность любимому супругу и полностью отдавала всю себя заботам о доме, семье. При этом она не чувствовала себя ущемленной. За исключением некоторых промежутков времени, когда она действовала автоматически, застыв в ожидании: Вадим отдалялся, а значит, все теряло смысл.

В отличие от жены, Белов не задумывался над такими понятиями, как верность, ущемление интересов, светлое будущее. Он не любил загадывать, давно убедившись, что зачастую желаемое не совпадает с тем, что получаешь. Так не лучше ли жить сегодняшним днем, оставляя право божественному провидению писать сценарий загадочного, близкого и далекого будущего? Лишь иногда отступал он от правила, когда ввязывался в жаркие споры о бизнес-планах с Проскуриным. Вадим очень любил напомнить товарищу, что именно с его подачи их проект не потерпел фиаско, ведь безудержная фантазия Кости всегда компенсировалась трезвым расчетом Вадима. Пожалуй, таким фундаментальным, думающим, ответственным Белов был только в работе, а в быту от него не стоило ожидать чего-то подобного. В житейских ситуациях он практически всегда полагался на эмоции, не желая слышать голоса протестующего разума или советов со стороны. Для него не существовало понятие компромисса. Он оставлял это Вале, родителям, всем, кто хотел быть с ним рядом.

А находиться рядом с Вадимом было непросто. Вале казалось, что он и сам порой не понимает, насколько полной отдачи требует от близких. Он не задумывается над тем, что кому-то может быть нелегко с ним. Валя никогда не жаловалась, но иногда в душу закрадывалось сомнение: правильно ли она поступает, полностью отдаваясь своему чувству, закрывая глаза на очевидную холодность, приходящую на смену сдержанному проявлению чувств со стороны мужа. Даже от друзей Вадима Валя чаще слышала лестные отзывы в свой адрес. Они переполняли ее сердце гордостью, но все-таки не могли искоренить комплекса деревенской девчонки, попавшей с корабля на бал, не могли заменить долгожданных нежных признаний Вадима. Ей так хотелось взять в ладони красивое лицо своего мужа и сказать ему: «Посмотри, посмотри же, какой я стала! Поддержи меня словом, взглядом. Дай понять, что ты гордишься мной! Скажи, что я именно та женщина, с которой ты хочешь провести всю свою жизнь». Но мечты оставались недоступными. Валя понимала, что не сможет так поступить, никогда не сможет. Это требует такой смелости… Вдруг она услышит не то, на что надеется, — это катастрофа, полное фиаско! Вадим сохранял олимпийское спокойствие, редко разговаривая о любви с нею. Он всегда отмечал, что сорить словами легче, чем доказывать поступками. Почему признания в любви так мало значили для него, Валя не пыталась понять. Она не старалась глубоко анализировать некоторые поступки мужа, каждый раз позорно останавливаясь, чувствуя, что ответ ее не порадует. Она постоянно шла на компромиссы с собой, своим характером, принципами, ожидая, пока Вадим все-таки поймет, что для него главное. Что главное для любого нормального человека. Но он оставался при своих принципах, где понятие семьи и дома время от времени становилось слишком размытым, а на первый план выходили его чувственные удовольствия, влечения плоти. Валя не могла сказать, что это ее устраивало. Образно говоря, она прятала голову в песок, ощущая опасность, молча выжидала.

Однажды Валя твердо сказала себе, что она — не бедная родственница, которой некуда деться, которая должна безропотно сносить все. Она решила: как только снова почувствует отчуждение, уедет в Смирновку. Там ее дом. Прошло много времени, и она уже найдет в себе силы переступить его порог, зная, что мама не выйдет навстречу. Мамы больше нет, а ее самой тоже иногда будто бы и нет. Думая о том, что за ее жизнью мать и отец наблюдают с небес, Вале становилось не по себе. Она стыдилась того, что, потакая капризам мужа, его молчаливым изменам, она предавала их любовь, растаптывала их надежды на ее счастье. Валя не хотела больше прислушиваться к советам бабушки: быть деликатной, терпеливой, внимательной. Ей хотелось кричать, а она только мило улыбалась и собирала Вадима в дорогу. Какое лицемерие — она страдает, тлеющие угли надежды вот-вот погаснут, а он играет в благополучие!

Вчера что-то надломилось внутри. Валя увидела, как кирпичик за кирпичиком очень быстро в который раз возводится стена непонимания между нею и Вадимом. И каждый из них откладывает решение проблемы. Он боится перемен, они больше не нужны ему настолько, чтобы разрушать очередную семью. Тогда рано или поздно придется создавать новую, в какой-то мере подстраиваясь под новые традиции, характер избранницы, ее принципы. Ведь у всех есть принципы, у всех, кроме его жены. Валя решила, что он рассуждает именно так. Зачем ему в корне все менять, когда можно иметь желаемое, сохраняя внимание, заботу, привычный ритм. Он понял, что она дала молчаливое согласие на некую свободу его нравам, только бы все имело определенную степень приличия. Вроде того, чтобы женщин в дом не водить, свой телефон им не давать, знакомым на глаза с любовницей не попадаться, отсекая лишние поводы для обсуждения.

Валя поняла, что зациклилась на своих эмоциях. Не стоило столько раз повторять одно и тоже, пора действовать или окончательно смириться с тем, что красивый муж не желает принадлежать тебе одной. Последнее получалось у нее лучше. Она смогла и сегодня выглядеть беззаботной. «Ничего не произошло. На самом деле ведь нет повода для терзаний. Подумаешь, муж выглядел озабоченным, растерянным. Он — деловой человек, в его голове удерживается и обрабатывается столько информации, что поневоле будешь витать в других измерениях». Все это было очень убедительно, Валя даже засмеялась. Она видела его таким не раз, только могла поклясться, что его задумчивость никак не была связана с сегодняшним отъездом. Он не переживает за исход важной встречи. Гораздо больше его волнуют душевные проблемы, которые он так тщательно старается скрыть.

Сегодня утром они были похожи на двух актеров, играющих благополучную пару. Тоска в глазах у него, страх и ожидание признаний — у нее. Вежливые, привирающие, боящиеся говорить правду люди, которых связывает слишком многое, чтобы просто вычеркнуть друг друга из жизни. Они стараются доказать себе, что ничего особенного не происходит, что у них семья не хуже, чем у других. Хотя равняться на то, что происходит за закрытыми дверьми, — глупость. И все-таки пока им ближе эта глупость, чем голая, безжалостная правда.

Валя сказала себе: «Хватит!» и поднялась с постели. Она решила, что будет целый день рисовать, обязательно надев на шею подарок Вадима, который он подарил ей в прошлом году на ее день рождения. Две фотографии, спрятанные под золотой крышкой кулона, и сверкающий рубин, украшавший его, всегда способствовали легкому движению кисти — она сразу заметила это удивительное состояние. Вале казалось, что в этот момент она не одна и время от времени чья-то опытная рука подправляет ее мазки, помогает правильно смешать краски и получить нужный оттенок. Отбрасывая тяжелые мысли, как ненужный мусор, Валя переоделась и вошла в гостиную. Там в дальнем углу она оборудовала себе место для занятий любимым делом. Первые минуты кажутся трудными, как при первом знакомстве, но вскоре внутренний дискомфорт сменяется блаженством. Непередаваемое ощущение — ничего вокруг больше не существует. Это другое измерение, удивительная страна, где важны только картины, постепенно оживающие под кистью творца. Валино лицо стало еще красивее. В глазах появилось спокойствие, уверенность, загадочная отрешенность. Она снова парит в небе. Улыбка скользит по ее губам. В который раз она ощущает себя принцессой, путешествующей на мягкой, белоснежной перине из облаков. Ей так удобно, интересно, весело. Сказка странствий началась и здесь столько неизведанного.

Загородная дорога сделала очередной крутой поворот направо. Теперь только прямо и прямо. Это означало, что через час покажется окраина Москвы. «Форд» Белова легко преодолевал километр за километром. Вдруг Вадим резко остановил машину и, положив руки на руль, опустил голову. С каждым километром он чувствовал, что машину становится вести все труднее. Белов вышел на дорогу, осмотрелся по сторонам: довольно оживленное движение, много грузовиков, иномарок, мчащихся на бешеной скорости. Они все будто боятся опоздать, выжимая из своих машин предельные скорости. Здесь иной ритм жизни, не то, что в спокойном, тихом Горинске. Белову казалось, что эта прямая дорога вела в другой мир, хотя жили там такие же люди, с обычными заботами, проблемами.

Вадим смотрел вдаль, борясь с неподдающимся описанию ощущением страха, прыжка через пропасть, когда точно знаешь, что подстраховать некому, и ты сорвешься в зияющую черноту. Мысли выстраивались в ряд, сутью которого стало — возврат в прошлое. Ничто не действует так угнетающе, как сознание того, что оно неотступно преследует тебя. Невозможно думать ни о чем другом. Вадим взбесился, он потерял контроль над собственным телом, разумом. Вся его суть бунтовала, рвалась сквозь препоны давно усвоенных принципов. Он пожалел, что дал себе слово обходиться без сигарет. Спасительный вкус табака мог бы немного расслабить его, вернуть способность мыслить. Белов прижал ладони к лицу — исчезла картина мчащихся рядом автомобилей, осталось только звуковое сопровождение, как в испорченном телевизоре. Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, Вадим тряхнул головой и снова сел за руль. Он крепко сжал его, теперь точно зная, что его беспокоит: восемьдесят с небольшим километров отделяли его от места, где по невероятному стечению обстоятельств он мог встретиться с Алисой. Хотя зачем притворяться, он и сам был бы рад случайно оказаться там, где она. Он даже решил, что обязательно попадет в казино «Эльдорадо», об открытии которого узнал вчера. Белов разрешил себе совершить экскурсию в безумный мир ставок и надежд. Он ни разу не играл и вообще считал себя человеком не азартным. Однако на этот раз дело было не в деньгах, не в той неповторимой атмосфере, о которой говорили завсегдатаи подобных заведений. Белов был уверен, что обязательно увидит там Алису. Это была возможность сверкать, и она не могла упустить ее. Наверняка первые выходные после открытия казино она захочет провести там, где единицам удается поймать удачу, а остальные, отведав свою долю разочарования, уйдут ни с чем. Уйдут, чтобы вернуться, ведь «Эльдорадо» — засасывающее болото, дарящее лошадиные дозы адреналина. Алисе нравится это балансирование между мечтой и реальностью, она обязательно захочет получить свою дозу эмоций. Потом это может ей надоесть, но не сразу.

Вадим снова завел двигатель и тронулся. Одновременно перед глазами возникала картина идущей через огромный, просторный зал рыжеволосой женщины. Она небрежно набросила на плечи боа, ее длинное строгое черное платье переливается при каждом движении стройного тела, а высоченные каблуки отбивают размеренный ритм, не слышный из-за царящего вокруг шума. Величественная и полная сознания впечатления, которое производит, она бросит на него мимолетный взгляд и пройдет еще несколько шагов. Но через мгновение она резко остановится и обернется. Что промелькнет в ее глазах? Белов не мог этого предугадать, не очень хорошо они расстались. Неопределенность беспокоила его, а что, если Алиса не снизойдет до того, чтобы вообще заметить его? Мысли сводили Вадима с ума. Он понимал, что ему нельзя сейчас думать об этом. На него возложена ответственная миссия, и он должен оказаться на высоте. Однако, как Вадим ни старался, сосредоточиться на предстоящем деловом разговоре у него не получалось. Он не мог решить, как лучше спланировать предстоящую беседу, из-за которой он и совершал это недолгое путешествие.

Вадим тряхнул головой и немного сбавил скорость. Пока он витал в своих мечтах о встрече с Алисой, педаль газа была выжата прилично, а спидометр показывал впечатляющую любого гонщика скорость. На соседнем сиденье лежал мобильный телефон, и уже можно было набрать номер Проскурина, дав знать, что он скоро будет на месте. Пора было переключаться на решение проблем их бизнеса. Вадим понимал, что он не должен совершить ни одной ошибки, ни единого промаха, иначе Костя не простит ему крушения своих наполеоновских планов. Самое удивительное, что Вадим не волновался по поводу того, что их проект находится под угрозой срыва. Впервые Белов понял, что интересы бизнеса отступили на очень дальний план, уступая место очередной волне эмоций. Раньше Вадим мог управлять собой, отключая внутренний рычаг, отвечавший за чувственные удовольствия, и полностью погружался в работу. Сейчас он не узнавал себя. Невероятное желание увидеть Алису возрастало по мере приближения к городу, в котором она обосновалась.

Он снова стал тем безрассудным юношей, который бросался с головой в омут страстей, не желая думать ни на шаг вперед. Белов въехал в городскую черту, машинально подпевая мотиву порядком надоевшей песенки, заезженной радиостанцией. Было без четверти десять — Вадим много времени потерял, приходя в себя на шоссе. По мобильному он связался с офисом фирмы, ожидающей его приезда. Бесстрастный, вежливый голос секретарши уведомил его, что начальство скоро прибудет.

— Припаркуйте машину на нашей стоянке. Охранник будет предупрежден о вашем приезде и проводит. До встречи.

Белов отключил телефон, передернул плечами и презрительно сложил губы. Эта фифа разговаривала с ним так, как будто она была центром вселенной. Ему не нравилась манера современных секретарш вести себя словно английская королева на заседании палаты лордов.

«Строит из себя, а сама так и норовит прилепиться, как пиявка, к какому-нибудь богатенькому дяде. Этакая кошечка с львиной хваткой», — подумал Вадим, перенося все свое раздражение на незнакомую девушку. Однако представ перед нею, он пожалел, что мысленно успел наградить ее весьма нелестными прозвищами.

Молодая девушка лет двадцати, высокая, стройная, в строгом темно-сером костюме и белоснежной блузке, воротник которой был безукоризненно уложен поверх пиджака, встретила его очаровательной улыбкой. Короткая стрижка выгодно подчеркивала красивую форму маленькой, аккуратной головки и длинную шею с тонкой ниточкой черного жемчуга. Весь ее облик излучал утонченный, изысканный шарм настоящей женщины, уже знающей, что во внешности не бывает мелочей. Улыбнувшись ей в ответ, Белов подумал, что эта красотка, по-видимому, уже нашла свое крепкое, мощное дерево и обвила его, словно лиана, пытаясь выжимать соки не быстро, а так, чтобы продлить удовольствие.

— Присядьте, пожалуйста, Вадим Петрович. На дорогах пробки, Юрий Кириллович просит извинения, что заставляет вас ждать. Это случается редко, но все же случается, — она поднялась, показывая ему наиболее удобное глубокое кожаное кресло возле небольшого столика с большим количеством газет и журналов. В ее голосе звучали хорошо разыгранные нотки отчаяния, что такому занятому человеку, каким он наверняка ей казался, приходилось тратить время на ожидание.

— Не беспокойтесь… — Вадим сделал многозначительную паузу и послал в ее адрес одну из своих коронных улыбок под кодовым названием «западня». Он сделал это автоматически, потому что хотел расшевелить это застывшее красивое лицо и ввести его в краску. Он хотел проверить, так ли безотказно все еще действует его оружие. Ему понравилось, что черные брови секретарши неожиданно взметнулись вверх и тут же стали на место. — Я с удовольствием полистаю газеты.

— Кофе, чай?

— Спасибо, нет. Вот если бы апельсинового сока, — он почувствовал, как неприятно впился в шею галстук.

Уровень встречи требовал наличия делового костюма, белоснежной рубашки, ослепительные манжеты которой виднелись из-под рукавов пиджака.

— Одну минуту… — поставив перед Беловым высокий узкий стакан с его любимым соком, девушка, держа улыбку, села за свой стол.

— Простите, как вас зовут? — спросил Вадим.

— Жанна, — взмахнув густым веером черных ресниц, ответила она.

— Просто я хотел соблюсти хоть какую-то пропорцию. Вы знаете, как зовут меня и даже моего отца, а я — нет. К тому же сказать «спасибо» тоже хочется. Вы — лицо фирмы. Первое впечатление человека, переступившего этот порог, во многом зависит от вас. Должен сказать, что вы на своем месте!

— Спасибо. Я рада, что вам у нас нравится, — ответила Жанна, продолжая работать на компьютере.

Вадим удивился тому, как она это произнесла. Словно он был у нее дома, где только она и была безоговорочной хозяйкой. Он ожидал большего выражения признательности за такую открытую лесть, но девушка уже разговаривала с кем-то по телефону, делая записи. Она смотрела в окно, просто потому, что это давало возможность не встречаться с ним взглядом и сосредоточиться на разговоре. Этот красивый голубоглазый брюнет выглядел так привлекательно, а Жанна дала себе слово не влюбляться с первого взгляда. Ее страстная натура протестовала против подобных клятв, но девушка знала, что усидеть на двух стульях невозможно. Она уже имела состоятельного покровителя и боялась потерять его благосклонность. Жанна еще не забыла, как ей досталась эта должность секретаря-референта в престижной фирме. Оглядываться назад девушка не любила, но ничего не вычеркивала из памяти. Она лелеяла надежды, что когда-нибудь все ее усилия оправдаются, ведь она была уверена, что способна на большее. А пока она должна держаться за то, что имеет, и красноречивые взгляды обворожительного брюнета она оставит без внимания.

Вадим успел пролистать свежий выпуск одной из столичных газет для деловых людей, когда открылась дверь приемной и вошел невысокий мужчина лет сорока среднего телосложения в дорогом пальто цвета кофе с молоком, сверкающих туфлях и спокойным, чуть надменным выражением лица. Поднимаясь, Вадим продолжал рассматривать его, замечая, что не может сосредоточиться. Взгляд его скользил с дорогой одежды мужчины на холеное, гладко выбритое лицо с небольшими усиками, придававшими строгому облику особый шарм. Чувственные губы мужчины дрогнули и изобразили подобие улыбки, дежурной улыбки, которая должна показать благосклонность.

— Доброе утро, Юрий Кириллович, — пропела Жанна, поднимаясь, чтобы открыть перед ним дверь кабинета.