Даринда Джонс - Грязь на девятой могиле
Аннотация
Благодарности
Я очень благодарна людям, без которых эта книга была бы настоящим отстоем. Серьезно. Причем во всех мучительных смыслах.
Итак, «спасибы» отправляются:
Александре Макинист, чьи инициалы на самом деле расшифровываются как «А-балденная Магия»;
Дженнифер Эндерлин – за то, что она невероятный редактор и потрясающий черлидер;
Анне Боутман – за поддержку и энтузиазм, которые сложно переоценить;
Индии Купер – за удивительную работу с текстом;
мистеру Джонсу – единственной и неповторимой любви всей моей жизни, и двум прекрасным созданиям – Джердену и Кейси, то бишь могучим парням Джонсам;
всем моим родным, даже тем, кто меня не признает;
сказочным людям с сайта «Heroes and Heartbreakers»;
Саре Уэнделл – за шикарное название группы, и всем из «Smart Bitches, Trashy Books»;
Дане и народу из издательств, которые делают ради книг все, разве что сами их не пишут;
Квентину Линну, который ответил мне на 17 835 вопросов о том, как управлять рестораном;
Марджи Лоусон – за то, что в лучшем смысле беспардонно и вовремя ругала меня за страсть к слову «назад» и за еще большую страсть к слову «задница». А еще за Боберта. Тут моя благодарность не знает границ;
ребятам из «Six Chicks & a Pocket Rooster» - за лучшую неделю в моей жизни!
Марике Гейлман – переводчику от бога. Merci!
Терезе Роджерс за комментарии и за цитату из «Своей игры». За вовремя подставленное надежное плечо.
Кит – за невероятное понимание самой сути и за то, что всегда готова примчаться на помощь.
Джованне и Рианне – лучшим бетам на свете.
Робин Питерман и Донне Макдональд – за то, что вы обалденные и дали мне возможность писать вместе с вами.
Всем-всем из «LERA» и из «RWA».
Моим сестричкам из «Общества красных туфелек».
Гримлетам! За то, что вы – Гримлеты!
И, как всегда, огромное спасибо ТЕБЕ, мой дорогой, удивительный, замечательный читатель, за то, что так же сильно любишь Чарли и Рейеса, как я.
ХОХ
~Д~
Глава 1
Запомни: никогда не поздно попробовать ЛСД.
Я стояла у столика, наливая кофе в бежевую чашку с надписью «Гриль-бар “У костра”», и думала, стоит ли говорить моему клиенту, мистеру Петтигрю, что рядом с ним сидит мертвая стиптизерша. Видите ли, не каждый день за моими постоянными клиентами увязываются мертвые стриптизерши, но сказать об этом мистеру Пи я все-таки не рискнула. Вдруг он отреагирует так же, как и я, когда месяц назад впервые увидела ходячий труп? Тогда я завизжала, как двенадцатилетняя девчонка, и заперлась в ванной.
На семь часов.
Между прочим, старого плута я обожаю. Мистер Петтигрю – увешанный орденами и медалями ветеран войны. А еще детектив полиции Нью-Йорка. Правда, уже на пенсии. Глаза его повидали немало. И среди прочего – тонны зверств, разврата и отчаяния. Короче говоря, мистер Пи крепкий орешек и настоящий супергерой. Представить не могу, в какой ситуации он стал бы визжать, как двенадцатилетняя девчонка, и запираться в ванной.
На семь часов.
В свою защиту скажу, что первый мертвец, которого я увидела, разбился на смерть на стройплощадке в Каламазу. Падение с тридцати метров и неудачно подвернувшаяся арматура – и в моей коллекции под названием «То, чего нельзя развидеть» на одну картинку больше. Во всем ведь надо находить светлые стороны.
Я положила на стол три упаковки сливок, которые достала из кармана в переднике. Выяснилось, что хранить сливки в кармане джинсов себе дороже.
- Спасибо, Джейни, - игриво подмигнул мне мистер Пи и сдобрил свой кофе.
Этот эликсир я научилась любить больше, чем воздух, картошку-фри и даже гигиену. Но только тогда, когда я поздно просыпаюсь и оказываюсь перед выбором: сделать себе чашечку живой воды или залезть в душ. Странно, наверное, но кофе побеждает. Каждый. Божий. Раз.
Мистер Пи – постоянный клиент, а завсегдатаев я люблю. Когда кто-нибудь из них заходит в кафе, я чувствую себя чуточку менее потерянной и сломленной, как будто в гости приехали родные. Хреново звучит, понимаю, но у меня никого больше нет.
Около месяца назад я, промокшая до нитки, очнулась в переулке. По лицу барабанил дико холодный дождь, а в голове не было ни единого воспоминания. Я не помнила, кто я, где и какой сейчас год. Все, что у меня было, – это одежда на мне, здоровенный бриллиант на безымянном пальце и неописуемая головная боль. Впрочем, боль довольно быстро испарилась, а вот одежда и обручальное кольцо – нет. И слава богу. Но если я замужем, то где мой муж? Почему до сих пор за мной не приехал?
Этого я жду с самого первого дня, который так и назвала. День Номер Один. И жду уже четыре недели, три дня, семнадцать часов и двенадцать минут. Жду, когда муж меня найдет. Когда меня хоть кто-нибудь найдет.
Наверняка у меня есть родственники. У всех же есть, правда? Ну или на худой конец – друзья. Однако складывалось впечатление, что нет у меня ни родных, ни друзей. Никто в Сонной Лощине, как и во всем штате Нью-Йорк, не знал, кто я такая.
Однако это не мешало мне всеми изгрызенными ногтями цепляться за мысль, что у каждого на этой планете хоть кто-нибудь, но обязательно есть. А значит, и мой кто-нибудь наверняка где-то там ищет меня и в своих поисках днем и ночью, вдоль и поперек прочесывает нашу галактику.
Всеми фибрами души я лелеяла эту надежду. Надежду на то, что меня найдут. Что я не одинока. Оболочка, которая не давала мне вконец расклеиться, уже была покрыта паутиной трещин, которые день за днем множились и кровоточили, угрожая окончательно разрушить хрупкую поверхность. Я не знала, сколько еще продержусь. Сколько еще пройдет времени, пока давление, нарастающее внутри меня, не выльется в разрушительный взрыв, разорвав мою душу на осколки и запустив их в космос. Пока меня не сотрет с лица земли.
По-моему, вполне возможный сценарий, если уж даже врачи сказали, что у меня амнезия. Представляете? Оказывается, эта фигня бывает на самом деле. Кто бы мог подумать!
Пока мистер Петтигрю изучал меню, которое знал наизусть, я смотрела через здоровенное витринное окно кафешки на два мира сразу. Очнувшись в переулке, я довольно быстро поняла, что вижу то, чего не видят другие. И ладно бы только мертвецов! Видела я еще и их мир. Или измерение. И это измерение вполне сгодилось бы в качестве иллюстрации к словосочетанию «дикость редкая».
Большинство людей видит только материальный, осязаемый мир. Тот, где ветер не проходит насквозь, а бьет по лицу, ногам и рукам. Тот, где слова «продрогнуть до мозга костей» имеют исключительно переносное значение, потому что физические тела живых людей не дадут холоду проникнуть так глубоко.
Но вокруг нас есть и другой мир. Неосязаемый. Тот, где порывы ветра не обволакивают, а просачиваются внутрь точно так же, как дым, видимый только на свету, становится частью воздуха.
Сегодня в осязаемом мире было облачно. Прогноз обещал восьмидесятипроцентную вероятность осадков. Зато в неосязаемом мире гневно клубились тяжелые тучи вкупе со стопроцентной вероятностью грозовых штормов и гремучих торнадо в вечной пляске над землей.
А цвета… Изумительные, потрясающие цвета! Вокруг меня сияли такие оттенки оранжевого, красного и фиолетового, каких ни за что не найти в осязаемом мире. В ответ на малейшие реакции капризной погоды они вихрились, сталкивались, смешивались между собой, как будто боролись за первенство. Тени были не серыми, а цвета васильков и лаванды с вкраплениями меди и золота. Вода была не голубой, а всех оттенков орхидей и фиалок, изумрудов и бирюзы.
В паре кварталов от кафе тучи разошлись, и в землю ударил ослепительный луч света, с распростертыми объятиями приветствуя очередную везучую душу, у которой подошел к концу срок годности материального воплощения.
Даже в городишке размеров Сонной Лощины такое случалось довольно часто. Слава богу, гораздо реже случалось прямо противоположное – когда раскалывалась земля, и в разломе открывалась бездонная пропасть, чтобы забрать менее удачливую душу (иными словами, ту, что не заслужила другой участи) во тьму. Но не в какую-нибудь обыкновенную тьму, а в бесконечную непроглядную пустоту, в тысячу раз чернее и глубже самой темной ночи.
А врачи божатся, что со мной все путем. Но они не видят и не чувствуют того, что вижу и чувствую я. Даже со своей полнейшей амнезией я знаю, что мир перед моими глазами нереальный. Неестественный. Неземной. А еще знаю, что должна держать язык за зубами. Инстинкт самосохранения мотивирует капитально.
Короче говоря, либо у меня какие-то экстрасенсорные способности, либо в юности я переборщила с ЛСД.
- И все-таки он красавчик, - сладострастно вздохнула стриптизерша, вырвав меня из свирепого неосязаемого мира, и прильнула роскошными изгибами к мистеру Петтигрю.
Я решила промолчать о том, что по возрасту он ей в отцы годится. Оставалось только надеяться, что он ей все-таки не отец.
- Его зовут Бернард, - продолжала барышня и провела пальцем вниз по щеке мистера Пи. Тоненькая бретелька соскользнула с поцарапанного плеча.
Положа руку на сердце, я понятия не имела, чем эта женщина зарабатывала на жизнь. Исключительно судя по внешнему виду, либо стриптизом, либо проституцией. Синих теней у нее на глазах хватило бы покрасить весь Крайслер-билдинг, а пресловутое маленькое черное платье скрывало не больше, чем если бы на ней была пружинка-«радуга». К стриптизу я склонялась только потому, что перед ее платья держался на липучках.
Люблю липучки, блин.
Само собой, поговорить с женщиной на глазах у мистера Пи я не могла. А жаль. Мне бы хотелось узнать, кто ее убил.
Как она умерла, я уже знала. Ее задушили. На шее виднелись черные и фиолетовые полоски, а в глазах лопнули капилляры, из-за чего белки стали ярко-красными. В общем, тот еще видок. Интересовали меня подробности самой ситуации. Как все произошло, видела ли женщина нападавшего, знала ли его. Что тут скажешь? У меня явно нездоровые наклонности, но где-то в глубине души настойчиво зудело желание помочь стриптизерше.
Впрочем, она ведь уже умерла. Как слабенькая батарейка в лютый мороз. Что я могла для нее сделать?
С самого Дня Номер Один я жила под девизом не совать нос в чужие дела. Потому что меня никоим образом не касается, как призраки умерли, кто их оплакивает, одиноко им или нет. По большей части мертвецы, как осы: я не трогаю их – они не трогают меня. И такое положение вещей меня полностью устраивает.
Но порой при виде мертвецов внутри что-то просыпается, как какой-то глубоко укоренившийся условный рефлекс. Мной завладевает отчаянное желание горы свернуть, лишь бы им помочь. И это так сильно раздражает, что я, как правило, наливаю себе кофе и притворяюсь, будто ничего не вижу.
- Бернард, - повторила стриптизерша и с любопытством уставилась на меня. – Разве это не самое красивое имя на свете?
Я едва заметно кивнула, и в этот самый момент мистер Пи наконец-то сделал выбор:
- Принеси мне, наверное, как обычно, Джейни.
На завтрак он всегда заказывал одно и то же. Два яйца, бекон, картофельные оладьи и тост из цельнозернового хлеба.
- Будет сделано, красавчик.
Забрав у мистера Петтигрю меню, я вернулась к раздаточному окошку и приколола заказа мистера Пи к доске, хотя Суми, главный повар на нашей смене, стояла буквально в полутора метрах от меня по другую сторону окошка и всем своим видом выражала недовольство от того, что я просто не озвучила заказ вслух. В конце концов, она же стояла в полутора метрах. Буквально по другую сторону окошка. С очень недовольным видом.
Но протокол есть протокол. Я обязана следовать строгому набору правил. Тем более что моя начальница, рыжая бестия по имени Дикси, на всяких правилах помешана чуточку меньше, чем армейский генерал.
Подсмотрев, что прочел в сотовом мистер Пи, стриптизерша захихикала, а я, разобравшись с заказом, принялась томиться. Не только ожиданием, но и мыслями. Об ЛСД, пружинках-«радугах» и капиллярах. Почему я помню слова вроде «капилляры», «генерал» и даже, черт возьми, «томиться», но не помню собственного имени? Это же ерунда какая-то! Все это время я ломала голову над алфавитом, пытаясь подобрать хоть что-нибудь подходящее, но буквы уже заканчивались. После «Ш» останется всего семь.
Я нашла свой кофе и начала там, где закончила.
Шейла? Нет.