Дэниел. Часть вторая (ЛП)

 Недовольное ворчание внизу привело Дэниела в себя. Он осторожно вынул вибратор из Ирины и вышел сам. Оставив её связанной тяжело дышать на кровати, он снял презерватив, развязал девушку и убрал распорку, не дававшую ей свести ноги.

 С усталым, неприличным смешком Ирина поднялась с кровати и обняла его за шею.

 - Спасибо вам, сэр.

 Дэниел не засмеялся в ответ и не улыбнулся. Пробежавшись руками от её запястий до плеч, он смерил Ирину долгим, суровым взглядом своих голубых глаз - тем самым взглядом, который Мэгги называла «ой ». А затем толкнул ее на спину и оседлал бёдра. Стащив с себя рубашку, он отшвырнул ту на пол, и пригвоздив девушку к матрасу своей тяжестью, взял в рот её сосок.

 Дэниел любил побыть ненасытным деспотом.

 * * *

 После двух часов преподавания Ирине того, что Кингсли не единственный доминант в городе, который знает, как быть ненасытным деспотом, Дэниел , наконец , сдался и сполз с кровати. Он вымотался, словно после восхождения на Аконкагуя [4]  в Аргентине два месяца назад, и был точно так же полон энергии.

 - Тебе не обязательно это делать, ты же знаешь, - сказала Ирина, когда Дэниел натянул джинсы.

 - Ты о чём?

 - Об одежде, она тебя не украшает.

 Ирина лежала на своей стороне кровати, наблюдая за ним тем же распутным взглядом, которым не так давно одарила в кабинете Кингсли. И Дэниел решил, вот оно, то чему ему так не хватало последнее время в обществе женщин. Ванильные женщины строили из себя недотрог и вели себя так, словно, дав понять, что он им желанен, признаются в чём-то вроде личного поражения. Ему так наскучил такой флирт, такое соблазнение. Женщину, способную попросить о том, чего хочет, он уважает куда больше... в особенности, если она хочет его самого. С Мэгги это никогда не было проблемой и, определённо, это не было проблемой с Элеонор. Как-то она прошептала ему на ухо такое, что он едва не покраснел.

 - Как её зовут?

 Дэниел напрягся, но не стал спешить с ответом, а нашёл свою рубашку и натянул через голову.

 - Кого?

 - Девушку в твоих глазах.

 Вздохнув, Дэниел присел на край кровати. Ирина повыше устроилась на подушке, даже не удосужившись прикрыть простынёй грудь. Бесстыдница. Изумительное качество в женщине.

 - Что-то я не видел у себя в глазах никакой девушки.

 Ирина подняла руку и пробежалась по его давно не стриженным волосам.

 - Твоя бабушка была полькой, моя - цыганкой. Я гляжу в суть вещей. И я вижу девушку в твоих глазах. Как её зовут?

 Ответь он на вопрос, и ни к чему хорошему это не приведёт. Однако Ирина отдавалась ему, ничего не тая. Было честно ответить ей той же открытостью.

 - Элеонор.

 Глаза Ирины расширились от удивления.

 - Не может быть... его Элеонор?

 Дэниел мрачно хохотнул. Его Элеонор.

 - Так и есть. Знаешь её?

 Ирина кивнула:

 - Конечно, знаю. Кто же не знает Белую Королеву?

 - Белая королева? Так вот как вы, сабмиссивы, называете её за спиной?

 Ирина пожала плечами:

 - Или в лицо. Она от этого лишь смеётся. Она от всего смеётся. Хозяин заставляет её носить белый ошейник, да вы и сами знаете. Наподобие его воротничка. И она всегда ходит только в белом.

 - Про белое я понимаю. Но она обычная саба, а не королева.

 - А вы уверены, что мы говорим об одном и том же человеке? - улыбнувшись, спросила Ирина.

 Дэниелу пришлось признать, что в её словах есть зерно истины. В своё время Элеонор стала для него откровением. Ещё никогда он не встречал такой женщины. Жену он любил с диким, собственническим чувством, от которого порой перехватывало дух. Но он знал Мэгги, как облупленную, лучше, чем себя самого. Элеонор же оказалась чем-то совершенно иным. После смерти жены он жил, словно в коме, и Элеонор его разбудила. Стала его блицкригом. Прикажи она ему пасть на колени и поклоняться, будто богине, он бы повиновался.

 - Что ж, пожалуй, она выглядит гораздо более устрашающей, чем обычная саба.

 - Эта девушка вовсе не саба, - выскальзывая из-под простыней, сказала Ирина.

 Дэниел от удивления вытаращился на Ирину. Она взяла со спинки стула свою одежду и начала одеваться.

 - Что ты имеешь в виду?

 - Есть сабмиссивы... а есть люди, которые лишь ведут себя, как они. Элеонор из последних. Мне попадались садисты, куда менее устрашающие, чем она. Эта девушка либо доминант в отрицании, либо свитч.

 Дэниел мысленно вернулся в ту единственную неделю с Элеонор. Он приказывал, и она подчинялась... а потом порой смеялась в лицо. Даже насмехалась, что по сравнению с ним, с её настоящим хозяином, Дэниел не страшнее крольчонка. В её глазах отражались гнев, желание, голод, веселье, но никогда страх. Ни разу. И ни разу он не видел, чтобы она хоть немного боялась.

 - Не может быть. Ни один доминант в мире не способен сыграть сабмиссива так хорошо.

 - Вот как? - спросила Ирина, затягивая на поясе ремнём свою чёрную блузу. - А что , по-твоему , я только что сделала?

 Ирина обулась и выжидательно посмотрела на него. Дэниел не находил слов.

 - Ты не можешь быть...

 Ирина с такой снисходительностью похлопала его по щеке, что все сомнения в её статусе доминанта сразу же испарились.

 - Не могу? - она достала из крошечной сумочки визитку и протянула ему. Чисто чёрный фон, серебряный шрифт, единственное слово Ирина и последующий телефонный номер, деловой номер Кингсли. Такие визитки только с именем и номером телефона были у всех домов и сабов, работающих на Кингсли - у домов чёрные с серебряным тиснением, у сабов белые с чёрным. - Позвони мне. В следующий раз я заставлю тебя умолять о сексе.

 Она пошла прочь.

 - В шахматах... - начал было Дэниел, припоминая правила игры, в которую не играл уже много лет.

 - Да? - Ирина повернулась.

 - В шахматах королева могущественнее короля.

 - Это сказал ты, не я, - лукаво улыбнувшись, ответила Ирина.

 И чмокнув его на прощание удалилась. Дэниел стоял посреди комнаты и глазел на дверь. Наконец, более-менее придя в себя, он обулся и вышел в коридор. Кингли он нашёл в одном из кресел в стиле Честерфилд, которыми был загромождён длинный коридор. Хозяин дома сидел с самокруткой в руке, затем, выпустив колечко дыма, поймал его на палец.

 - Хитро, - сказал Дэниел.

 - Без хитрости я ничто, mon ami.

 Скрестив руки на груди, Дэниел прислонился к дверному косяку.

 - Ты же вроде пытался бросить? - он кивнул на сигарету.

 - Я пытаюсь... только не очень сильно. - Кингсли загасил сигарету и встал. - Ну как, понравился завтрак?

 Дэни пристально смотрел на Кингсли, пока тот медленно поднимался с кресла.

 - Она доминатрикс.

 - Да. И что?

 Гневный взгляд никуда не исчез.

 - Мне нравится, чтобы все доминанты у меня на жаловании время от времени оказывались внизу, - продолжил Кингсли. - Это ценный и поучительный опыт.

 Кингсли с Дэниелом стали спускаться по лестнице.

 - Ты же привык к профессиональным доминантам-мужчинам, - напомнил Дэниел.

 Кингсли выгнул бровь, когда они достигли подножия лестницы.

 - Не понимаю о чём ты, Дэниел, - невинно посмотрел на него Кингсли круглыми от удивления глазами.

 Дэниел не мог решить то ли рассмеяться, то ли стереть это выражение с лица Кингсли кулаками. Но внезапное появление Ани в дверях, помешало ему решить проблему выбора.

 Аня присела перед Кингсли в реверансе, а Дэниела смерила полным отвращения взглядом. Боссу она передала свёрток бумаг, Дэниела одарила ещё одним исполненным отвращения взглядом. Увы, девчонка была не только девственницей, но и вне досягаемости. Каждый раз, когда она смотрела на него так, Дэниела так и подмывало оставить на её заднице отпечаток своей ладони. Такая строптивица нуждается в укрощении.

 Кингсли отослал Аню по-французски, и, бросив на Дэниела ещё один презрительный взгляд, та бросилась вон из комнаты. На крепкие бёдра и стройные ноги девушки, почти не прикрытые слишком коротким матросским платьицем, нельзя было не обратить внимания.

 - Я знаю, о чём ты думаешь, - нараспев произнёс Кингсли, просматривая бумаги.

 - Нет, не знаешь.

 - Хочешь показать нашей маленькой морячке, что ты за моряк.

 - Ладно, пожалуй, ты и впрямь знаешь, о чём я думаю, - рассмеялся Дэниел. - И поскольку я канадец, очевидно, у неё навечно в чёрном списке.

 - На самом деле она ненавидит тебя не за то, что ты канадец, а за то, что одет как кусок дерьма.

 Д эниел посмотрел на свою одежду.

 - Ещё вчера я был в Перу. По меркам Перу это весьма прилично.

 Кингсли кинул бумаги на стол и смерил его долгим взглядом.

 - Мой друг, ты больше не в Перу. Я позвоню своему портному. Встретишься с ним завтра.

 Дэниел тяжело вздохнул. Все его прежние вещи теперь сидели плохо. Он всегда держал себе в форме, но после года восхождений на горы плечи стали шире, а талия уже. А у Кингсли действительно был лучший портной в городе.

 - Я не планировал задерживаться в городе, - напомнил Дэниел. Надо было заехать и в свой загородный дом, хотя мысль о возвращении туда не доставляла особого удовольствия. Слишком уж много воспоминаний поджидает там: воспоминаний о последнем годе Мэгги, когда она умирала, о трёх годах ада, последовавших за её уходом, и о благословенной неделе с Элеонор.

 - Так поменяй планы. Останься в городе хотя бы на аукцион.

 - Зачем? - спросил Дэниел. Он не собирался делать ставки на Аню. Даже ради того, чтобы она ужаснулась от мысли отдать свою девственность дурно одетому англоговорящему канадцу.

 Кингсли хлопнул его по плечу и повернулся.

 - Потому что ты один из нас, mon ami.

 Глава 3

 ТРИ ЖЕНЩИНЫ

 И как он позволил Кингсли втянуть себя в это?

 Дэниел снова и снова задавал себе этот вопрос, пока блуждал по комнатам, пытаясь взять себя в руки. Палатки, хижины, юрты - он спал в них больше года, и вот стоит в гостиной роскошной квартиры в Верхнем Вест-Сайде, в которой когда-то жил с Мэгги. Они с женой делили время между городом и Большим домом, как его называла Мэгги, пока болезнь не подточила её силы настолько, что о путешествиях пришлось забыть. Мэгги решила, что желает провести свои последние месяцы с ним за городом. Кто бы мог подумать в тот день, когда он перенёс её хрупкое тело из машины в дом, что пройдут годы, прежде чем он снова увидит город.

 - Проклятье, Мэгги, - выдохнул он её имя, глядя из окна на нью-йоркское утро. - Этот город слишком большой без тебя.

 Мэгги. Неужели с её смерти действительно прошло четыре года? Плюхнувшись на кожаный диван, Дэниел закрыл глаза. Всё это, будто сон. Когда они с женой встретились, ему было всего двадцать пять, и он только-только закончил магистратуру со сверкающе-новеньким дипломом специалиста по библиотечному делу. Лишь один из пяти мужчин во всём своём выпускном классе, и единственный парень с нормальной ориентацией. Его до сих пор занимает вопрос, а не помогли ли ему получить работу в архиве Нью-Йоркской публичной библиотеки далеко не самые уродливые лицо и тело. Его начальница Пейдж в тот первый год так много с ним флиртовала, что он чуть было не подал на неё жалобу за сексуальные домогательства. Конечно, как только он начал встречаться с одним из самых востребованных адвокатов города, у начальницы проснулся инстинкт самосохранения, и она , наконец , прекратила изыскивать поводы всё время его лапать.

 Боже, те первые дни с Мэгги казались безумием. Дэниел Колдвелл, чуть за двадцать, который едва зарабатывает себе на хлеб на первой настоящей работе и снимает жильё на пару с двумя приятелями, внезапно стал встречаться с Маргарет Делани - почти под сорок, ошеломительно красивой, партнёром юридической фирмы и обладательницей двадцати пяти миллионов долларов на банковском счету.

 Дэниел бросил взгляд на ковёр, тянущийся до книжных шкафов. Мэгги привезла его из Турции всего за пятьдесят штук, полки же он сам заставил книгами, собранными в их путешествиях по всему миру. Эти книги куплены на его собственные деньги, ему платили их за работу, которую он не бросил даже после свадьбы.

 А бери он по доллару с каждого, кто упрекал его в том, что он мальчик-игрушка у своей более старой жены, разбогател бы не хуже Мэгги. Конечно, никто не знал, что за закрытыми дверьми та сама становилась его игрушкой, его собственностью. Это она познакомила его с Кингсли и его командой извращенцев - командой, к которой она втайне принадлежала. Мир наверху знал её как сильного адвоката, подполье - как одну из своих выдающихся саб. Когда они начали спать вместе, Дэниел ничего не знал о том, как быть Д оминантом.

 Просто знал, что его заводит, а коленопреклонённая Мэгги его заводила. Всем же остальным доминантским приёмам обучил его Кингсли. Мэгги учила тоже: как прикасаться к себе, как использовать, насколько далеко она может, хочет зайти. Он любил эту женщину с такой силой, что обладание ей казалось естественным как дыхание или способность ходить. Разумеется, она им тоже владела. Возможно, в спальне она и носила его ошейник каждую ночь, но в ту секунду, когда на его пальце оказалось обручальное кольцо, Мэгги приобрела над ним такую же или даже большую власть, чем он над ней.

 А когда она заболела, это не изменило ничего, разве что пред лицом невозможного Дэниел научился любить её даже больше. Онколог Мэгги, один из лучших специалистов мира, предоставил ей выбор. Два-три месяца относительно полноценной жизни и последующее быстрое и болезненное ухудшение, либо до года, если она продолжит сражаться и пойдёт на радио- и химиотерапию, после которой будет чувствовать себя больной и обессиленной.

 Дэниелу никогда не забыть, как она обратила на него свои серые, усталые глаза и сказала:

 - Я бы променяла целую жизнь в больнице на одну ночь с тобой в нашей постели.

 Он позволил Мэгги отказаться от борьбы, и это его убивало. Но, уважая её выбор, он плакал лишь когда она выходила из комнаты.

 Итак, он пообещал, что сделает эти два месяца самыми лучшими в её жизни. Любая прихоть, ведь они могут поехать, куда угодно, делать, что угодно... любая дикая фантазия, что придёт ей в голову - и он её осуществит. Однажды ночью, после того, как он занялся с ней любовью, осторожной, чтобы не оставить следов, так как кожа Мэгги слишком легко покрывалась синяками, жена прошептала ему на ухо просьбу:

 - Не возражаешь, если я позвоню Кингсли?