Когда вернулась Катя, я как ни в чем не бывало собиралась, подкрашивала губы, собираясь выйти.
– Что-то не нравится мне твой взгляд, – сказала Катя, усаживаясь на руль и поглядывая на меня с подозрением. – Тихая какая-то. С тобой все в порядке?
– Очи черные, – тихонько запела я, глядя в окно. – Очи страстные…
– Все ясно. Приедем домой, примешь душ и спать. День действительно выдался тяжелым. Сначала труп в морге, потом Мишин, Лиза, Неля. Да еще эти фотографии странные. Но ничего, говорю же, все будет хорошо, найдется твой пропащий гулящий муженек.
– Ты делаешь мне больно, – заметила я и, набрав в легкие побольше воздуха, вдохновенно пропела: «Как люблю я вас, как боюсь я вас…»
– «Знать, увидел вас я не в добрый час!»
Гостиная моего еще недавно такого тихого дома в Лобаново была полна цыган. В роскошных ярких костюмах они расположились на моем ковре, креслах, стульях, диване, и брат Грушеньки Рома, черноволосый красавец с пылким взглядом, уже во второй раз проникновенно, душевно исполнял мой любимый романс, вот только он назывался не «Очи черные», а «Очи зеленые».
Мой дом, выпотрошенный неизвестными (меня попросту обворовали!), превратился в настоящий вертеп! Мне не было дела до того, что именно вынесли, поскольку в тот момент, когда мы приехали туда, меня интересовало только одно – чтобы поскорее приехала Грушенька. Пока есть настроение, пока не уснула! Я даже не сразу поняла, что случилось.
– Дверь распахнута, твой здесь! – произнесла взволнованно Катя, когда наша машина остановилась перед распахнутыми воротами. – Ну вот, я же говорила, что все будет хорошо! Вон и двери тоже раскрыты!
– Ну и дурак, – проговорила я с трудом, имея в виду Сережу. Язык меня не слушался, жара, водка сделали свое дело. – Там же кондиционеры, чего двери-то открывать…
Мы въехали на нашу территорию. Я вышла из машины и, дрожа всем телом в страхе увидеть своего мужа с очередной любовницей, ну просто на подкашивающихся ногах подошла к дому, поднялась на крыльцо и вошла в распахнутую дверь.
– Э-э-эй! – закричала я, чтобы дать возможность любовникам хотя бы прикрыться. – Я приехала! Сережа!
Но дом оказался пуст. На плиточном полу в холле валялись какие-то подушки, битое стекло (это потом я сообразила, что разбили мою любимую напольную вазу), сухие розы…
– Нас ограбили, – сказала Катя стонуще-плаксивым тоном. Она совершенно растерялась, а я в который раз уже подумала: ну за что ей все это? – Смотри внимательно, что вынесли?
– Музыкальный центр, плазму. – Я, обходя первый этаж, загибала пальцы, совершенно их не чувствуя. – Компьютер Сережин, ноутбуки, два… Душу они мою вынесли…
Я пьяно рухнула на диван.
– Слава богу, что ковер оставили, он персидский, стоит бешеных денег. Думаю, у них просто ума не хватило.
– Представляешь? – Катя распахнула окно, чтобы впустить в дом свежий воздух. Жара неожиданно стала спадать, и на сухую землю начали падать крупные капли дождя. Небо над Лобановом потемнело, стало темно-синим, прекрасным. – Надо же, кто-то выкопал твои английские розы под окном. «Эмма Гамильтон», мне она так нравилась! Но это не грабители, это уже точно местные бабы пришли поживиться.
– У них совесть есть, однако, – заметила я. – Это я про ковер.
За воротами появился огромный черный джип-«Мерседес», посигналил.
Я улыбнулась.
– Грушенька приехала!
Катя схватилась за голову.
– Да ты спятила, Ната!
– «Очи черные!» – Я бросилась встречать своих гостей.
Спустя несколько минут мы все обнимались и целовались с цыганами. Катя, как мне показалось, тоже оттаяла и обрадовалась встрече с Грушенькой, красивой молодой цыганкой с прекрасным голосом и добрым сердцем. В свое время за один музыкальный вечер в их обществе я подарила ей лично бриллиантовое колье – так они меня ублажили.
Женщины из ее семьи, улыбчивые, проворные, достали из пакетов водку, закуски, быстро накрыли на стол. Мужчины достали из чехлов музыкальные инструменты: гитары и скрипки.
– Сервиз, слава богу, оставили, – сказала я Кате, имея в виду мерзавцев, проникших в мой дом и, к счастью, не успевших вынести все. – Будем радоваться хотя бы тому, что есть куда разложить балык и колбасу! Катя, скажи, чтобы порезали лимоны.
Между тем гостиная уже полнилась гитарными переборами, к высокому потолку взлетел тонкий и чувственный силуэт скрипки. Я слышала цыганскую речь, смех. Конечно, мои гости ничего не заметили, они видели лишь мой огромный, устланный коврами дом, дорогую мебель, высокие, в пол, распахнутые французские окна, куда хлынул свежий, пахнущий прибитой дождем горячей землей, воздух. Было ощущение праздника и какого-то болезненного счастья, которое я не смогла бы точно описать. Быть может, я радовалась тому, что не нашла в доме моего мужа с любовницей, а может, мое состояние объяснялось реакцией на очередное посещение морга, где я вполне могла бы найти родной труп. Мне хотелось прочувствовать жизнь такой, какой она могла бы быть, если бы Сережа меня любил. А может, мне просто хотелось разбавить свою тоску музыкой?
– «Очи зеленые», – подсказала я Роме начало романса, попросив исполнить его во второй раз, в честь Сережи. – У него такие зеленые глаза… Ты просто не представляешь себе, какие у него глаза… Когда я смотрю в них, у меня по спине словно змеи ползут, ледяные такие, ядовитые…
Я не помню, сколько рюмок водки я выпила. Катя пыталась меня остановить, но я лишь отмахивалась от нее, понимая, что она все равно не уступит, не поставит меня в неудобное положение перед гостями. Все-таки я была хозяйка не только своего дома, но и своей тоски, своего здоровья.
Почему-то в память мою врезалось блюдо с розовыми яблоками, которое стояло на столике возле окна. На них блестели капли воды. Одна из цыганок, совсем юная девушка, в перерывах между песнями взяла одно яблоко и надкусила его своими ровными белыми и крепкими зубками, и сок брызнул ей на лицо и грудь. Я посмотрела на нее, кажется, ее звали Аделина, и подумала, что как же она еще юна и как счастлива, что не познала любовь и разочарование. И интересно бы встретиться с ней лет так через пятнадцать.
– «Часто снились мне в полуночной тьме очи… – пел Рома.
– …зеленые, – подсказывала я, чувствуя, что улетаю куда-то к потолку.
– «…непокорные, а проснулся я – ночь кругом темна, и здесь некому пожалеть меня-а-а-а…» – Он пел таким надрывным, таким невозможно страстным голосом, что меня просто пробило на рыдания, беззвучные, судорожные. Ускоряя темп, словно по жилам его кровь потекла быстрее, он пел: – «Не встречал бы вас, не страдал бы так, я бы прожил жизнь улыбаючись. Вы сгубили меня, очи зеленые. Унесли навек мое счастие!»
– Моя бедная. – Катя обнимала меня за вздрагивающие плечи. – Ната, моя ты хорошая…
Потом было много песен, танцев, пестрые шелковые юбки так и развевались у меня перед глазами пышными веерами, а хлынувший за окнами дождь, раскаты грома придали звучащей музыке особый драматизм и глубину переживаний.
– Поешь что-нибудь, милая. – Катя вложила мне в рот кусочек копченого мяса. – Неудобно будет, если упадешь… На тебя столько людей смотрит, не дураки же, все понимают грусть-тоску твою…
– Жалеют, да? – Я почувствовала, как мой рот скривила горькая усмешка.
– Да и платить им надо, отпускать уже.
– Катя, а наличных-то у меня нет. Что будем делать? Я как-то не подумала. Надо бы с людьми расплатиться.
– Завтра заплатишь.
– Нет, это неправильно. Сейчас нужно. Позови мне Грушеньку. Да вон она сама идет к нам. Господи, красавица-то какая! Смотри, как плывет. Спинка прямая, бедрами покачивает, глаза горят. А волосы как шелк, и кудри…
Грушенька подошла ко мне, поцеловала:
– Ната, найдется твой муж. – Она обдала меня теплым ароматом духов и молодого тела.
– Грушенька, я переведу безналом? Сколько я вам должна за музыку и закуски?
Она шепнула мне на ухо сумму, после чего достала из густых складок своего пестрого платья красную, в узорах, визитку, подмигнула мне:
– Там все!
Я пробежала взглядом: и точно! Помимо пяти номеров телефонов и электронного адреса был указан и банковский счет, куда можно перевести гонорар. Я кивнула головой, попросила Катю принести мой ноутбук, поскольку ноги меня уже не держали, ведь я в какой-то момент, когда музыка звучала особенно задорно и весело, позабыв обо всем, пустилась в пляс! Одна из цыганок набросила мне на плечи свой цветастый платок.
Катя принесла из машины ноутбук, я, с трудом справляясь с головокружением, поднялась с ним к себе в спальню. Первое, что пришло мне в голову, – это открыть шкаф, чтобы проверить, не забрались ли воры сюда. И увидела, что все на месте. Представила, как какая-то женщина, из соседей, наверное, но не московских, что купили здесь дома и дачи, а людей другого круга, менее обеспеченных, которые не могут позволить себе английскую розу за тысячу рублей, выкапывает розы, а после поднимается наверх, шарит в доме, крадет… Нет, такого не было. Просто выкопали розы и ушли. Подумали, что хозяевам будет уж точно не до цветов. А мародерничать не стали. Что ж, хотя бы это радует.
Я заперлась, открыла ноутбук и перевела на счет Груши сумму вдвое больше требуемой. Спустилась вниз.
Гости мои уже собирались, водитель побежал, прикрывая голову пиджаком, к джипу. Мы с музыкантами сердечно обнялись, попрощались. Я поцеловала Грушеньку в ее теплую розовую щечку.
– Будь счастлива, – сказала я ей.
– И ты, Ната, – ответила она мне, и в глазах ее заблестели слезы.
Бегом, спасаясь от сильного проливного дождя, мои любимые цыгане побежали к воротам, мы с Катей провожали их взглядом.
Наконец джип развернулся, просигналил и исчез за густыми зарослями дубов.
Я же протрезвела и захотела кофе.
– Ты полицию будешь вызывать? – спросила Катя.
– Я вообще не понимаю, как можно было открыть ворота, дом, если там все так сложно открывается. Нужны специальный пульт, ключи. Ты заметила, что следов взлома как будто нет? Ничего не покорежено.
– Конечно, заметила. Думаешь, Сергей?
– Не знаю. Но в спальне его точно не было – постель не разобрана, все вещи в шкафу на месте, чисто. Нет, он здесь не ночевал, шлюх своих не приводил, если ты об этом.
– Так я звоню в полицию?
– Звони. Но не думаю, что они скажут нам спасибо за то, что мы сюда приглашали цыган… Все следы затоптаны… Как-то нехорошо все получилось, не вовремя.
– С одной стороны, конечно, не вовремя, но с другой – ты хотя бы пришла в себя, ожила… – совсем неожиданно поддержала меня Катя. Выглядела она уставшей, расстроенной. – Да я и сама с удовольствием послушала их. Никогда бы прежде не подумала, что мне так понравится цыганское пение. Они заводят, заставляют душу петь и грустить. В какой-то момент я поняла, что и сама плачу, в душе, глубоко…
Я улыбнулась. Моя Катя, как же я любила ее!
– Знаешь, к черту эту полицию! – сказала я. – Ты права, цыгане меня просто спасли! Давай лучше я позвоню Светлане Петровне, пусть придет, уберется.
– Так она же увидит весь этот погром, по деревне пойдут разговоры.
– И что? А может, она чего расскажет? Может, в деревне вообще знают, кто здесь побывал? Женщина она хорошая, уже три года работает на меня и никогда не замечала за ней болтливости.
– Твои служанки до сих пор моют полы при тебе? – улыбнулась Катя.
– А ты до сих пор называешь моих домработниц служанками? – засмеялась я. – Да, представь себе, все равно никому не доверяю. Постой… Я кое-что вспомнила… Катя… Мишин! Я же ему отдала ключи и пульт от этих ворот. А что, если он забыл запереть их?
Я позвонила Мишину, объяснила ситуацию. Мишин спокойно объяснил мне, что они действительно были на даче, и ворота открывали, и дом, но когда уезжали, то все закрыли, заперли. Само собой, в доме не было следов взлома, это однозначно. Я не могла не поверить Мишину, я доверяла ему бесконечно!
– Что нам делать?
– С цыганами вы, конечно, здорово придумали, – засмеялся Мишин в трубку. – Конечно, мы приедем! Возможно, если бы не пропал ваш муж, думаю, и вы бы вряд ли написали заявление в полицию. Посчитали бы, к примеру, что в доме был Сергей Яковлевич… Но при сложившихся обстоятельствах мы не вправе считать это ограбление случайностью. Вполне вероятно, что это происшествие каким-то образом может быть связано с исчезновением вашего мужа.
Что ж, он был прав. Получалось, что приглашать Светлану Петровну для уборки было рановато. Но, с другой стороны, она могла бы оказаться полезной следователю. Все-таки она жила в двух шагах от нас.
Светлана Петровна была не совсем местной жительницей. Большой красивый дом, построенный по соседству, практически всегда пустовал, хозяева там появлялись крайне редко. Вот и поселили туда одинокую и работящую женщину, чтобы она присматривала за домом, работала в саду и содержала его в полном порядке. Кто она и откуда, мне было неизвестно. Но то, что она превратила заросший дикий участок земли рядом с домом в настоящий ботанический рай, – об этом знали все. Про таких, как она, говорят – у нее «зеленые руки». Каждый сантиметр сада был ухожен, с ранней весны до глубокой осени сад цвел и приносил плоды. Я сама первая пришла познакомиться с этой удивительной женщиной, потом подружилась, а поскольку у меня самой нет времени и возможности следить за садом, я попросила об этом Светлану Петровну, на что она с радостью согласилась. Но одно дело – предложить ей работать в саду и другое – в доме. С этим я не торопилась. Не хотела, чтобы в доме бывали чужие люди. Принцип, которому я следовала, следя за чистотой в московской квартире, я перенесла и в Лобаново и как-то раз пригласила Светлану Петровну, чтобы она убрала в моем присутствии. Та охотно согласилась. Думаю, она сразу меня поняла, а потому даже и разговора о том, чтобы бывать в доме в наше отсутствие, не возникало. Поэтому, обнаружив, что дом вскрыли и разграбили, я и не сразу догадалась позвонить ей, зная, что она-то автоматическими воротами не пользуется, проникает в сад со стороны леса, через маленькую калитку, от которой у нее имеется свой ключ.
Я позвонила Светлане Петровне и, когда она долгое время не брала трубку, почувствовала волнение. А что, если все это – дело ее рук? Мало ли, ведь я ничего не знаю об этой женщине за исключением того, что она хорошая садовница. К тому же она явно недавно была в саду и работала – все мои цветники прополоты, политы, отцветшие розы срезаны, дорожки расчищены.
Наконец я услышала ее голос, и от сердца сразу отлегло.
– Светлана Петровна, вы здесь, в Лобанове? Вот и хорошо. Не могли бы вы прийти к нам?
Она пришла буквально через пять минут. В рабочих широких штанах, клетчатой рубашке и в соломенной шляпе с широкими полями. Лицо ее было загорелым, она улыбалась, показывая ровные мелкие зубы. Все лицо ее было усыпано веснушками.
Я пригласила ее в дом, где Катя к тому времени уже сварила нам кофе. Мне пришлось рассказать ей об ограблении. Светлана Петровна от удивления онемела. Сняв шляпу, она пригладила свои выгоревшие светлые волосы, умылась сухими ладонями, словно желая прийти в себя.
– А я ничего не видела. Представляете? – сказала она и на некоторое время задумалась. – Я-то вхожу в сад через калитку, работаю тут. Вода у меня за домом, сами знаете, где кран, садовый домик с инструментами, цветы растут под окнами, с этой стороны, а самшит, что при входе, шары-то эти зеленые, я подстригала еще две недели тому назад, мне еще рано с ним работать. Получается, что я и возле крыльца-то не была все это время. Просто включила разбрызгиватель, и все! У меня много работы было с дорожками, там между камнями столько сорняков повылазило… Два раза пришлось точить мотыгу.
– Здесь люди были примерно десять дней тому назад, – сказала Катя, имея в виду Мишина с людьми. – Вы никого не видели?
– Нет, не видела. – Она посмотрела на Катю испуганно. – Вы что, на меня думаете?
– Нет-нет, Светлана Петровна, ни в коем случае, – уверила ее я. – Просто спрашиваем, может, заметили что.
Светлана Петровна посмотрела на меня как-то странно, словно сомневаясь в чем-то.
– Вообще-то кое-что я нашла в саду. Не думала, что буду показывать кому-то, посчитала, что это просто случайно выпало. Словом, мне страшно неудобно… Но я взяла с собой, как чувствовала.