Любовница

Яр скривился, сравнивать собственную дочь с питомцем — особый уровень цинизма.

— Что вы знаете о «Билдинг фо», Константин Львович? — лучше сразу перейти к тому, что его сейчас интересует, чтоб не давать себе времени передумать.

— Самарский, ты решил, что я стану тебя информировать? С какой стати?

Глубокий вдох, и Яр повторяет в сотый раз, что решил пойти на это не ради Титова, что делает это для другого человека, который, к несчастью, в этом старом индюке нуждается.

— Вы не видите дальше собственного носа, господин генеральный директор. Вы встречались с Шутовым?

— Нет, — Титов насупил брови, поерзав в кресле. Хоть мужчина еще не понимал, к чему Самарский клонит, чувствовал, что разговор будет не так предсказуем, как он изначально представлял.

— Зря, Константин Львович, думаю, вам любопытно было бы с ним встретиться…

Кущин раскопал много. Очень много. С учетом того, что Саша так пока ничего и не сказала, намного больше, чем Яр мог рассчитывать.

Постепенно, понятными становились и мотивы внезапного возрождения Шутова-Яковлева, и непонятные анонимки, и многое-многое другое.

Все, что Яр знал, Титову было оглашать не обязательно, Самарский собирался только зажечь в нем подозрение, дать толчок к собственным размышлениям. Скудные полунамеки, Константин выслушал внимательно, расслабленная поза осталась неизменной, вот только по лицу ходили тени, свидетельствующие о том, что тема для мужчины далеко не так приятна, как хотелось бы…

— Это такой странный метод попытаться отговорить меня от тендера? Или ты пытаешься меня шантажировать?

— А есть чем шантажировать? — те дыры, белые пятна, которые Кущин пока так и не смог заполнить, Яр почему-то был совершенно уверен — возникли неспроста. Когда-то давно, около пятнадцати лет тому, их старательно затерли по велению этого человека, — Нет, я завел разговор не для того.

— А для чего?

— Вы его проиграете, в этом я даже не сомневаюсь.

— Ну-ну… — Титов усмехнулся такой самоуверенности Самарского.

— Но, я не хочу через много лет жалеть, что не направил заблудших на путь истинный… Будьте осторожны, Константин Львович. Предельно осторожны. Вокруг сгущаются тучи, и даже не я тому виной.

— А ты, значит, благородный соперник, жаждущий честной борьбы? Зачем это тебе, Самарский?

— Я же сказал, не хочу через много лет…

— Не правдоподобно, — Титов уперся руками о столешницу, резко приблизившись, — у тебя должна быть своя выгода…

— Мне удобней работать с уже изученным конкурентом, чем ждать подвохов от новых, — Яр не соврал, этим он объяснял благородный порыв и для себя.

— Засчитывается, но маловато, Самарский, маловато. Что еще?

— Вы не о том думаете, Константин Львович, на вашем месте, я бы больше заботился о собственной безопасности, чем о моих мотивах. Нанял бы дополнительную охрану, сменил бы человека, который поисками вашего злопыхателя занимается, узнал бы, кто разыскивает вашу дочь, кроме вас, конечно…

— Причем тут Алекс?

— Не знаю, просто предупреждаю.

— Стой, — Константин вспомнил, что о чем-то таком говорил и Гена, но промелькнувшая в голове мысль заставила мозг работать немного в другом направлении, — о ком ты печешься, Слава, обо мне или может, о моей дочери?

А теперь уже Самарский почувствовал себя как Титов несколько минут тому. Разоблачаться перед конкурентом — не самое приятное, что может быть в жизни.

— Ты что, Самарский, ты запал на мою дочь? — сначала, у Константина расширились от удивления глаза, а когда ответом ему стало молчание, собственное предположение выбило землю из-под ног. Это… Это полнейший абсурд! Самарский сам же попался в ловушку, которую готовил для него. Осознавая всю комичность ситуации, Титов рассмеялся, совершенно от души, — Ты попал, Самарский! Черт, жаль, что я пока не могу посмотреть, как ты будешь за ней бегать! Знаешь, а теперь, я даже готов сдать тендер! — Титов развеселился не на шутку, — Знаешь зачем? Хочу посмотреть на то, как она убежит от тебя со скоростью света, а ты будешь смотреть вслед грустным взглядом. Женщины такого не прощают, Самарский…

— Вам виднее, это же от вас жена ушла, — внешне, Яр остался все так же серьезен, а вот внутри все в очередной раз перевернулось. Он знал, что Титов прав, во всем, и в том, что запал, и в том, что теперь боится отпускать, и в том, что так и будет, что убежит…

— Ушла… — улыбка с лица отца Саши не пропала, — а хочешь, расскажу, как все было?

— С чего такая щедрость?

— Ну, ты же мне, практически зять, пусть и без шанса, но хотя бы сегодня… Их порода, Самарский, очень любит свободу. Мне неизвестно, что она вкладывала в это понятие, но ей нужна была свобода, которую я ограничивал. А он, видимо, не ограничивал… И вот именно поэтому, милый моя… зять… можешь засунуть свою заботу о Саше поглубже. Она не оценит. Ей нужна свобода, она слишком похожа на мать.

Он видел эту схожесть каждый день, каждый долбанный день бросая взгляд на дочь, перед глазами ставал образ Насти, будоража воспоминания и давно забытую вину, а еще и так, как Саша смотрела… Это было невыносимо, он помнил во взгляде жены непонимание и боль, а вот дочь смотрела с обожанием, и это бесило еще больше.

— А мне кажется, вы накормили ее свободой уже достаточно… — в памяти Самарского же вспыхнул момент, когда она стояла в комнате, тело било мелкой дрожью, а в глазах немая мольба не отказываться от нее, а потом, как она доверчиво обвила руками его шею, проснувшись после страшного сна. Не так ведет себя человек, жаждущий свободы.

— Мне кажется, мы не о том, — прежде, чем продолжить разговор, они просидели какое-то время в тишине. Титов не собирался выслушивать от Яра рекомендации о собственной манере общения с дочерью, как и доказывать его неправоту. Всему свое время…

— Пока вы не разберетесь со всем этим, Саша останется у меня. И если решите, что воспользоваться моей помощью — не настолько уж выше достоинства генерального директора, мне можно позвонить. Это не благотворительность, Константин Львович, я попрошу когда-то взамен. Просто пока, мне тоже выгодно, чтоб все эти бешенные скачки с тайнами и взрывами закончились.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи… — Титов встал, считая разговор законченным, — как-то сам разберусь.

Не сказав больше ни слова, мужчина скрылся за дверью. Для него стало неприятным откровением и осведомленность Самарского в собственной жизни, да и сама мысль о том, что его дочь может так предать, тоже не делала ощущения более приятными, но признавать ни первое, ни второе он не собирался. Отличная черта победителя в том, что он благодарит многих, но в душе прекрасно понимает, что получил желаемое исключительно своими силами. Константин собирался выиграть именно так и в этот раз.

Глава 20

Ко всему привыкаешь. Говорят, если повторять одно и то же действие на протяжении двадцати одного дня, оно входит в привычку. Сколько Саша была пленницей, девушка точно уже бы не сказала, но кажется, ее двадцать первый день прошел.

Ее уже не удивляли снующие по дому охранники, незнакомый, совершенно чужой дом, люди, которые, казалось, такие же чужие для нее, теперь напоминали, скорей, близких знакомых. Удивительно, она не знала даже фамилии Артема или Глаши, не знала, когда у них день рождение, какой цвет у них любимый, закончили ли они школу с отличием, но это не мешало испытывать к ним приязнь.

О Самарском этого она сказать не могла. Он снова вернулся, снова, будто ни в чем не бывало жил какой-то собственной, обособленной от остальных обитателей дома, жизнью, идя на контакт с кем бы то ни было очень редко.

Ей в этой его жизни доставались иногда длинные задумчивые взгляды, когда сложно посмотреть в ответ, хотя так хочется, и общие ночи. Такой порядок вещей казался по меньшей мере странным, но дело в том, что и к этой странности Саша тоже привыкла…

Девушке сложно было уже вспомнить того Яра, который вселял в нее страх. Нет, он, конечно, можг снова посмотреть так же холодно, как тогда, Саша в этом не сомневалась, но почему-то этого не делал. Он может снова запугать, снова найти болевую точку и на нее надавить, но и этого он не делает. Почему? Ей совершенно не нравилось быть заложницей Самарского Ярослава Анатольевича, циника, жестокого, расчетливого бизнесмена, а вот любовницей…

— Нет, — мысли снова зашли не туда, возвращаясь в реальность, Саша отдернула от лица руку, в которой держала мужскую рубашку, хранящую запах хозяина. И любовницей она стала не совсем по своей воле, а значит, будет совершенно счастлива, когда все это закончится.

* * *

Яр сильно сомневался, что Титов прислушается к его «советам». Просто из собственного упрямства, которое от отца переняла и дочь. На этот раз, он мог со спокойной душой остаться в Киеве, Артему Слава доверял, да и Саша, кажется подуспокоилась, во всяком случае, от нее уже не ждали подвоха в любую секунду, но… Он не захотел. Отчасти, потому, что обещал вернуться, отчасти, потому, что хотел вернуться. Та ситуация, в которой они оказались, не нравилась и Самарскому, он не мог открыть девушке всего, что знал сам. Не из вредности, как наверняка, посчитала бы она, так он тоже пытался ее защитить. А значит, предстояло продолжать игру, в которой она — заложница, а он — похититель.

— Почему ты тут? — Яр зашел в комнату за футболкой. В пуловере, как оказалось, слишком жарко. Сашу же, обычно проводившую дни внизу, с Глафирой, застать не ожидал.

— Это тоже запрещено? — подобные ответы — главная причина, по которой Яру не нравилась сложившаяся ситуация. Днями напролет, она при каждом удобном случае пыталась доказать и ему, а главное — себе, что всей душой и сердцем мужчину ненавидит. Ночами это сделать было сложней.

— Ладно, вопрос снят… — Яр подошел к комоду, возле которого стояла Саша, чуть подвинул насупившуюся девушку, открывая верхний шкаф. Часы пробили девять вечера.

Почему она тут? Потому, что рано или поздно, покончив с собственной работой, он вернется сюда. Даже себе признаться в этом сложно.

— Ты же был в Киеве? — после его возвращения, Саша так и не осмелилась спросить, удалось ли что-то решить. Очевидно, что раз она еще тут — нет.

— Да, — не стесняясь девушки, Самарский снял пуловер, бросил его на ближайший стул. Саша невольно засмотрелась на открывшуюся взору картину. Он красив, а еще умен, успешен, может быть нежен, вот только, если бы все было не так…

Переведя взгляд с шеи на лицо, Саша не сдержала зойк, слишком она пристально рассматривала, даже не заметила, что следят и за ней, прекрасно при этом читая ее мысли.

Взгляд Самарского стал еще более серьезным, сосредоточенным, от осознания, чем такой взгляд может обернуться, кожу девушки покрыли мурашки. Сглотнув, Саша заставила себя попытаться отвлечься, возвращаясь к тому, что должно ее сейчас волновать:

— И сколько еще это продлится?

Ухмыльнувшись, Яр надел футболку. Конечно, о чем еще они могут говорить, как не об этом.

— Сколько потребуется, — сложно ответить на вопрос, ответ на который не знаешь и сам.

— Меня выгонят из университета… — конечно, аргумент слаб, просто смешон, Самарского прошибить можно только бульдозером, но хоть что-то.

— Это тебя волнует больше всего?

— Это меня волнует.

— Хорошо, я улажу, — кивнув, Яр отступил, собирался выйти, снова оставив ее один на один с собственными сомнениями.

— Нет! — Саша крикнула слишком громко, успевший уже отойти на несколько шагов мужчина вдруг развернулся, — не хочу, чтоб ты… Договаривался за меня.

Самый, наверное, ее большой страх, что кто-то узнает, как низко она пала. Даже не кто-то, а папа.

— Знаешь, Саша, мне кажется, нам пора поговорить, — раньше, он собирался спокойно реагировать на подобные ее заявления, но с такой их частотой, никакого терпения не хватит. — Ты прилагаешь массу усилий, чтобы убедить саму себя, что все, что тут происходит, происходит помимо твоей воли…

— Так оно и есть! — Саша чувствовала, что сейчас Яр снова станет разрушать такую ее неустойчивую защиту, и собиралась противостоять этому напору.

— Нет, Сашенька. Давно нет. Ты меня не боишься и не ненавидишь, как бы себя не убеждала. А если я захочу, об этом будем знать не только мы.

— Ты не посмеешь… — осознавая, что он только что сказал, Саша невольно сжала кулаки сильнее, оставляя на ладошках следы ногтей.

— Думаешь? Константин Львович передавал тебе привет…

Сначала, Саша посмотрела на мужчину удивленно, а когда поняла…

— Ты не мог… Ты что? Ты… Боже, — пытаясь спрятаться от стыда, Саша закрыла лицо руками, отворачиваясь, — какой же ты…

— Какой?

— Ублюдок! — Саша снова бросила разъяренный взгляд на мужчину. Если он рассказал обо всем отцу — это худшее, что мог ей сделать.

— Опять? Я думал, что мы перешли на новый уровень…

— Ненавижу… — прошептав обвинение, скорей даже себе, чем Самарскому, Саша схватилась за край стола, чтоб не упасть.

Вот он — ее худший страх теперь явь. Как же стыдно, от того, что обо всем узнал отец, что теперь она уже наверняка разочаровала его на всю жизнь… Чертов Самарский.

— Саша, — увидев реакцию девушки, Яр пожалел, что не сдержался. Просто ужасно захотелось, чтоб она перестала наконец отрицать очевидное.

— Не смей меня трогать! — девушка взбрыкнула, почувствовав, что Яр накрывает ее трясущиеся руки своими, зарывается лицом в волосы.

— Прости.

Так просто… Неужели он считает, что все так просто? «Прости», и все проблемы решены. «Прости», и отец забыл, что она спит с человеком, которого должна ненавидеть больше жизни. «Прости», и она должна проглотить ком обиды и слез, царапающий горло, развернуться, обвить шею, с благодарность принимая очередную подачку его ласк.

Девушка стряхнула руки мужчины, сделала шаг в сторону, отвернулась. У Саши совершенно не было желания при нем разрыдаться, а плакать хотелось очень.

— Как ты себе это представляла, Саша? Что никто никогда не узнает? — Яр опустился на кровать, следя за тем, как девушка подходит к стеллажу, берет какую-то книгу, начинает судорожно, бесцельно листать.

— Да!!! Да, Самарский! Мне хватило реакции твоего любимого Димы! Ясно? Думаешь это так приятно, когда на тебя смотрят, как на шлюху?

— Ты шлюха потому, что спишь со мной? — подобная логика поразила его, такие логические цепочки строились лишь в одной голове.

— Точно подмечено! — не в состоянии сдержать злость и обиду, Саша швырнула томик в виновника всех своих бед, не попала. — Ты меня выкрал, сделал своей любовницей, пытаешься постоянно вытянуть информацию о моих близких, мало? Еще и орешь на каждом углу, что я должна радоваться до потери сознания, когда тебе придет в голову меня позажимать? Не считай себя непревзойденным во всем, Самарский! Это бесит!

— Тебе не с чем сравнивать, — ему и правда не передалось ее раздражение, он лишь с удивлением следил за тем, как в девичьем взгляде с каждой минутой разгорается все большее пламя.

— Пока. Самарский, только пока. Может в бизнесе ты и не плох, но что-то мне подсказывает, что вряд ли я буду вспоминать эти твои… даже не знаю как назвать, с тоской уже через пару дней, после того, как весь этот кошмар закончится! — ей хотелось надавить сильней, сделать больно, так же, как ей самой. Хотя вряд ли этому человеку можно сделать больно. Хотя бы досадить, задеть самолюбие. Что угодно, но хоть как-то отомстить.

Бросив слова через плечо, Саша направилась к двери, хотелось оставить его наедине со своими сомненьями, пусть один единственный раз, но ей хотелось выйти победительницей из их схватки.

— Не спеши, малышка, — он поймал ее за руку, дернул на себя. — Не будешь вспоминать уже через пару дней? — Яр хищно улыбнулся. — Эти… «не знаю как назвать»? Саша, себе-то зачем врать?

— Отпусти. Если ты думаешь, что я пищу от восторга, каждый раз, стоит тебе поманить пальцем, не льсти себе.

— Не пищишь, — он подтвердил ее слова, только желания говорить ему гадости от этого не пропало. — Обычно кричишь, — и снова улыбнулся, прекрасно осознавая, что доводит Сашу до белого колена.

— Ненавижу! — она все же не сдержалась, высвободив руку, ударила его в грудь, вот только совсем не так сильно, как хотела бы. — Не смей меня трогать, никогда, слышишь? — Саша опять попыталась высвободиться и снова безрезультатно.

— Как не трогать? — Яр наклонился вперед, прижимаясь теснее. — Так? — рука скользнула под подол юбки, обжигая кожу бедра. — Или так? — пальцы поддели мягкую ткань белья, тело предательски задрожало. — Или не целовать? — и прежде, чем Саша успела возразить, накрыл полуоткрытые губы своими.

Уже неся строптивицу обратно к кровати, не чувствуя того сопротивления, как минуту тому, Яр с триумфом подумал, что кажется, научился бороться с периодически возникающими пожарами. Кажется…

— И так тоже не целовать? — юбка с майкой отброшены в сторону, как и надетая не так давно футболка, а мышцы живота предательски сокращаются под аккуратными прикосновениями его губ. — Или так все же можно?

Издевается, подонок, он издевается, прекрасно уже понимая, что и сегодня он выиграл, а она к собственному позору сдалась. Не в силах ни достойно ответить, ни заставить его прекратить, Саша потянула мужчину на себя, закрывая рот поцелуем. Пусть лучше так, чем выслушивать его язвительные замечания. В конце концов, не только она тает, стоит ему только коснуться, он тоже хочет ее.

— Ты не последовательна, малышка… — Яр оторвался от сладких губ, чтобы пройти россыпью поцелуев по шее, груди и вернуться обратно. — Если только так я могу заставить тебя наконец-то быть послушной, то и о родителях, видимо, ты будешь рассказывать мне в процессе.

— Идиот, — все, что Саша успела ответить прежде, чем по телу снова пошла волна тепла, вызванная щекочущим кожу дыханием. Он смеялся.

Звук рвущейся ткани, слабый рык и ноющее чувство недостатка забыто. Яр начал движение медленно, как делал всегда, желая скорее помучить ее, чем утолить собственные желания. Подонок, ведь знает, что заставляет ее терять голову, и смотрит так жадно, даже не моргая, будто пытается запомнить.

Вот только разум Саши уже покрыла поволока, не дающая мыслить здраво, отвечать, если не на слова, то на взгляды. Он снова победил, как всегда.