Любовница

— Вы совершаете глупость за глупостью, мне-то это на руку, но так не интересно. Соберитесь, Константин Львович, игра продолжается.

Яр вышел, оставляя разъяренного Титова наедине с собственными мыслями. А данным гендиректору «Апартмент групп» советом он собирался воспользоваться и сам.

«Соберись, Самарский, кажется, эта история теперь касается и тебя самого, а значит, все усложняется».

* * *

У него была неделя. Неделя бешенная, часто бессмысленная, а часто такая важная. Когда Яр доползал до кровати, времени на размышления уже не было, а днем он пытался об оставшейся в его доме Саше просто не думать. Было сложно, особенно учитывая, что она стала чуть ли не главным персонажем частых рассказов Кущина. Что он собирается делать по возвращению, Самарский не знал. О случившемся, в отличии от девушки он не жалел. Это все равно случилось бы, рано или поздно. Но стоило ли продолжать? Есть ли будущее у них? Хочет ли он или сама Саша этого будущего? Вопросы подобного рода сейчас отошли куда-то назад, и без этого было, чем забивать голову.

Встреча с Шутовым не состоялась. Ее назначили, потом перенесли, потом отменили. Дима такому раскладу даже не удивился:

— Легче записаться на прием к английской королеве, чем к нему.

— Надо узнать, что о нем знает Титов.

— Прости, конечно, но он вряд ли с радостью поделится информацией с тобой.

Конечно, Титов не станет облегчать ему участь, особенно после их последнего разговора, но хотя бы в качестве бреда…

— Как у вас дела?

— Все хорошо. Глафира скучает, ждет возвращения.

У Яра мелькнула странная мысль, спросить о той, которая вряд ли скучает, но он себя отдернул. Сейчас не до того.

Он посвятил неделю тому, чему совершенно не собирался. Получивший добро на поиски Кущин работал, кажется, днями и ночами, или напал на настоящий золотой рудник. Он нашел бывшую свекровь господина Титова, душевно побеседовал с ней обо всем на свете, кроме дочери. Эта тема заставила пожилого уже человека убежать от сыщика со скоростью света. Все что удалось узнать — она понятия не имеет, где Анастасия, а с Титовыми не общается почти столько же, сколько с дочерью. Женщина была предельно аккуратна, потратив, по его словам, уйму времени, фокус с Шутовым/Яковлевым повторить не удалось.

Во время еще одной их встречи с Титовым, тот опять бесновался, угрожал, чего-то требовал, кажется, совершенно не понимая, как он попал.

Одну встречу, так и не назначенную, Яр постоянно в своей голове переносил. Снежа. Им нужно было поговорить.

Снова знакомый подъезд, свет в окнах на седьмом, бронированная машина у выезда. Яр знал точно, что девушка дома, и надеялся, что откроет.

Она не медлила, просто посмотрев в глазок, не сразу поверила, что ей не чудится.

— Ты приехал! — шею обвили руки, сдавливая очень-очень сильно.

— Нам надо поговорить, — Снежа заглянула в лицо мужчины, а потом отступила, пропуская в квартиру.

Девушка оттягивала неизбежный момент разговора, как могла, невозможно медленно готовила чай, оставив Самарского в гостиной, пыталась справиться с дурным предчувствием, не получилось.

— То, что я тогда сказала, это неправда. Я просто очень злилась. У меня никого нет.

— Я знаю.

— Прости, я просто была дико злая, ты снова уехал, а я опять осталась одна. Не знаю, что на меня нашло, просто захотелось, чтобы ты чувствовал то же, что я. Я дико тебя ревную, Слава. До жути.

Еще месяц тому, он с уверенностью сказал бы, что зря. А сегодня, изменилось все, в том числе и это.

— Я верю тебе, честно. Но просто это ужасно сложно, не знать где ты, не иметь возможности увидеть или даже услышать! Но я буду стараться…

— Ничего не получится.

Внутри у Снежи похолодело.

— Ты мне не веришь, думаешь, я вру? У меня правда никого нет.

— Дело не в этом.

— А в чем?

— Все усложнилось, — если раньше, он думал о том, что не хочет мучить ее, сейчас не хотел мучить еще и себя.

Он не хотел сделать ей больно, не хотел доставлять страданий, просто пытался объяснить то, что она и так уже давно понимала сама — у них нет будущего.

Снежа повела себя как и всегда до этого — она не умела требовать, истерить или шантажировать. Она принимала все его разумные доводы, но это совершенно не значило, что к ним собиралась прислушиваться. В один момент Яр понял, что говорит с уже возведенной между ними стеной.

— Снежана, — он окликнул девушку, кажущуюся совершенно безучастной.

— Просто уйди. Прошу.

Ведь говорят, что насильно мил не будешь, вот только этот аргумент не помогает воспринять легче, когда тебе об этом сообщают. И он снова ушел. Оставив ее наедине с собственным горем, оплакивающую осколки их когда-то общей жизни.

* * *

Последние два дня, они с Артемом посвятили поискам человека, которого собирались внедрить в окружение Шутова. Они не надеялись, что им удастся выведать хоть что-то, даже увидеть загадочного мужчину — уже редкая удача, потому что самому Самарскому часто казалось, что директор «Билдинг фо» — мифический персонаж, не существующий на самом деле.

И снова полет, и опять слишком много тем для «подумать», которые грозят разорвать голову на обрывки мыслей. Кущин посоветовал ждать, и он ждет. Вот только чего?

Глава 16

Машина подъехала к воротам глубоко за полночь. Самарский с Артемом прилетели поздним рейсом, дорога из Парижа заняла еще час. Мужчины спокойно могли остаться в городе, переночевать там, а уже утром приехать сюда, судя по рассказам Димы, никаких проблем, во время их отсутствия не возникло. Но Самарскому почему-то дико захотелось оказаться в доме именно сегодня.

Перебросившись несколькими словами с охранниками у ворот, он оставил машину в гараже, взял дорожную сумку, прошел в дом, предвкушая, как Глаша обрадуется гостинцам из родных мест.

Вокруг — полная тишина. Дом сейчас не сильно напоминает неприступную крепость. Без каких-либо проблем, Яр открыл двери своим ключом, ввел пароль от сигнализации, прошел внутрь. В холле — свет не горел.

— Спокойной ночи, Артем, завтра утром соберешь всех, хочу знать, что тут происходило, пока нас не было.

— Спокойной ночи, Ярослав Анатольевич, — Артем кивнул на прощание, поворачивая на кухню, в крыло охраны.

Бросив сумку прямо тут, Яр направился вверх по лестнице. Удивительно, он никогда не считал этот дом своим, бывал тут редко, недолго, и больше — лишь ночами, проводя дни где угодно, но не здесь, а сейчас, вернувшись после недельного пребывания действительно дома, понял, что успел изучить и эту свою обитель. Ему не нужен был свет, чтобы сосчитать количество ступенек, знать, где повернуть, а где идти прямо.

— Ярослав Анатольевич? — в кресле, напротив так надежно охраняемой двери, сидел один из «доблестных рыцарей».

— Да, — Самарский подошел к парню, протянул руку. Сраженный наповал такому признанию своей значимости, последний даже не сразу сообразил, чего от него ждут. — Все хорошо?

— Да, Ярослав Анатольевич, никаких проблем, — разве что, Дмитрий последние дни ведет себя, будто сорвавшийся с цепи, орет на всех без разбору, видимо, пробуя на вкус истинную власть… Возвращения Самарского ждал весь дом. Но сказать об этом, парень не осмелился.

— Можешь идти, — Яр взялся за ручку двери, продолжая при этом смотреть на охранника.

— Но… Ярослав Анатольевич… Сегодня я дежурю, не хочу, чтоб что-то случилось, на моей смене… — меньше всего ему сейчас хотелось, чтобы на утро обнаружилось, что пленница сбежала, или еще чего похуже, а виноватым во всем объявили его. Нет уж, лучше бессонная ночь, чем потом расхлебывать то, в чем даже не виноват.

— Иди, — Самарский приказал тоном, не допускающим обсуждения.

Парень кивнул, сдаваясь, развернулся, и, качая головой, скрылся во тьме.

Лишь убедившись, что охранник повернул, Самарский нажал на ручку. Почему он хотел попасть в дом именно сегодня? Для того, чтобы вот так открыть дверь, увидеть спящую, разбудить, если спит…

Саша и правда спала, свернувшись калачиком поверх одеяла. Свет в комнате горел, значит, заснула, забыв его выключить. Яр подошел неслышно, склонился, заглянул в лицо. Ей снилось явно что-то не сильно мирное, на лбу пролегла складка. Под боком у девушки лежал какой-то клочок бумаги. Не желая потревожить чужой сон, Слава попытался вытащить его как можно аккуратней.

Какие-то обрывки фраз, пункты, стрелки. Все понять у него не получилось, но ясно одно — она пыталась таким образом выяснить, где же находится. Ее догадки — близки к истине, но в виду того, о чем Яр узнал в Киеве, он об этом ей пока не скажет. Пока опасно. Сложив листик вчетверо, Яр отправил его в карман джинсов, в надежде на то, что во второй раз заниматься подобным анализом, Саше будет лень.

В руке девушка сжимала карандаш, а когда Яр попытался его все так же аккуратно достать — запротивилась, стиснув ладошку сильнее.

— Нет, — шепнула кому-то во сне, сдерживая карандаш мертвой хваткой.

Усмехнувшись такому упрямству, Яр попытался еще раз, в этот — более успешно. Расставшись с карандашом, Саша повернулась во сне, закинув руки за голову.

Сначала, Яр не понял, что же его насторожило, но уже через мгновение разум застелила ярость. Даже при не сильно ярком осветлении на шее девушки четко различались два красных пятна. Такие не остаются от укусов насекомых, нечаянных ушибов.

Не совсем контролируя себя от злости, Яр бросил вопрос, приблизившись практически вплотную:

— Что это, Саша?

* * *

Сначала, Саше показалось, что нависший над ней человек, ей просто снится, снится как и попытки забрать у нее из рук единственное средство защиты. И даже проснувшись, Саша не сразу поняла, что на нее и правда смотрят сверху голубые глаза, зло, предупреждающе, заставляя съежиться. Глаза Яра.

Черт, как она могла так заснуть? Вернувшись в комнату, в поисках теплой кофты, Саша почему-то вдруг вспомнила, что она так до сих пор и не собралась с мыслями над раздобытым блокнотом, забыв обо всем на свете, девушка устроилась на кровати, вооружившись карандашом. Как заснула — не ответила бы и сама. Вот только по спине прошел холодок — а если бы вернулся Дима? Она ведь должна была быть на чеку. Хотя Дима не мог бы напугать ее так сильно, как пробивающий до костей холод, который излучал сейчас взгляд Самарского.

— Что это, Саша? — он протянул руку, тыча куда-то в нее. Не совсем понимая, чего он хочет, Саша попыталась отползти, хотя бы сесть.

— Ты приехал? — голос после сна слушался неохотно.

— Я спрашиваю, что это? — не обращая внимания на ее жалкие попытки отодвинуться, Самарский схватил, успевшую уже сесть, Сашу за руку, подтягивая обратно. — Отвечай, Саша! — и снова тыкнул куда-то в шею, заставляя запрокинуть голову.

Засосы… Последствия неудачных приставаний Дмитрия.

— Ничего… — девушка отвернулась, выворачивая руку, вот только и это не удалось. Самарский перевернул конечность ладошкой вверх, внимательно рассматривая оставленные другом синяки. На запястьях и предплечьях четко различались следы пятерни.

Бросив еще один взгляд на отвернувшуюся Сашу, Яр схватил и другую ее руку, помеченную такими же следами.

— Что это? — не обращая внимания на попытки его остановить, Самарский дернул вверх подол сарафана, осматривая похожие следы и царапины уже на бедре. — Кто это сделал? — не контролируя ярость, он сдавил кисти рук не менее сильно, до белизны.

В памяти почему-то всплыли слова Димы:

«Попробуй, расскажи Яру, посмотрим, кому он поверит, лучшему другу, или удачно подвернувшейся шлюхе…» Ответ очевиден. Самарский ей не поверит.

— Я упала, мне помогли подняться, — и прямой взгляд, иначе, не поверит и лжи.

Сжав челюсти с такой силой, что казалось, скулы окаменели, Самарский смотрел на нее молча. Саша пыталась считать секунды, силой заставляя себя не отводить взгляд. Нельзя, отвести — значит признаться во лжи.

Гляделки длились целую вечность, во всяком случае, так казалось Саше. Смотреть в глаза человеку, в этот миг, кажется, готовому тебя убить — страшно, очень. Не бейся в крови адреналин, она дрожала бы всем телом. В следующий момент, Яр отбросил ее руки. Понимая, что это единственный ее шанс на побег, Саша соскочила с кровати, обхватив руками подушку — хоть что-то способное обезопасить, отгородить.

Дура. Взгляд мужчины упал на лежавший раньше под ней осколок тарелки.

— Упала? — Самарский медленно склонился к острому осколку, взял двумя пальцами, и лишь потом повернулся к ней. — Упала, Саша?

Переводя испуганный взгляд с мужского лица на осколок и обратно, Саша боялась пошевелиться. Что обычно делают с арестантами, нарушившими правила? Посмевшими протащить в камеру опасные предметы? Девушка сглотнула комок страха в горле, прижав подушку еще теснее.

— Отвечай, Саша. Лучше отвечай! — он отшвырнул осколок, тот ударившись о стену, закатился под кровать. — От кого ты собиралась этим обороняться? Ты что, оглохла?

Самарский вскочил с кровати, тем самым заставив Сашу отпрянуть еще дальше, она остановилась, лишь почувствовав спиной стол.

— Ни от кого. На всякий случай, — одной рукой продолжая сжимать подушку, другой, Саша попыталась нащупать хоть что-то на столе. В данный момент ее пугал сам Самарский, и она не отказалась бы иметь в руках хоть что-то, способное спасти от его неконтролируемой ярости.

— Что за случай, малышка? — он подошел стремительно, выдрал из рук подушку, оставляя совершенно беззащитной. Желваки на лице ходили ходуном. — Ты считаешь меня полным идиотом? — он снова взял ее руки в свои, разглядывая зеленоватые уже синяки. — Куда падала? В страстные объятья одного из охранников? Не знал, что ты любишь пожестче. Можем попробовать… — не давая ей ответить, Яр резко наклонился, накрывая ее губы своими. Черт, она заставила его ревновать, до одури. Он узнает, все узнает, и кто, и какого, и сколько раз она успела ему изменить. Узнает, только сначала покажет, чем это чревато…

Саша сопротивлялась, пытаясь отвернуться, плотно сжимая губы, но под таким яростным натиском, не имела ни малейшего шанса, Яр целовал страстно, до боли в губах, совершенно не заботясь, какой гнев и панику вызывает этим своим поцелуем у нее. Саше не хватало воздуха, опять.

— Урод, — из последних сил, девушке удалось его оттолкнуть, ударив под дых. Она не надеялась, что стоит пожаловаться Самарскому, как ее обидчика накажут, публично лишив головы, в конце концов, чем Дима хуже самого Яра? Они поступили одинаково. Но терпеть его унижения, было выше Сашиных сил. — Когда в следующий раз решишь уехать, давай более четкие распоряжения, что твою игрушку другим трогать нельзя, иначе… — от обиды, на глаза навернулись слезы. — Иначе, кто-то может не понять… — и прежде, чем разрыдается на глазах у Яра, Саша направилась к двери. Та оказалась, к счастью, открытой.

Боже… За что ей это все? Неужели она успела уже так нагрешить, что теперь ей предстоит расплачиваться, разрываясь от собственных противоречивых чувств к этому человеку, которого сейчас она хотела только покалечить.

* * *

Все так же тяжело дыша, Саша прошла по темному коридору, спустилась вниз. Неужели хоть в этом ей повезло? На пути не встретился никто, снующая днем охрана, сейчас, пряталась по каким-то темным углам. Внизу, девушка повернула направо, прошла гостиную, зашла в зал с роялем. Почему сюда? Она знала — здесь дверь закрывается на замок. А в том, что Самарский от нее так просто не отстанет — была совершенно уверенна.

Абсурд, пленница прячется от похитителя в его же доме, закрывая на замок его же двери. Бред, но все, происходящее с ней в последние несколько недель по-другому, кроме как бредом не назовешь.

Зайдя в комнату и закрыв за собой дверь, Саша зажгла свет, но тут же погасила — слишком он ярко бьет по глазам. На столике стоял пустой стакан, Саша схватила его, прикладывая к пылающим щекам, снова вспоминая о гневе, кипящем в крови, и страхе, родившемся под действием голубых глаз. Лишь поставив стакан обратно, Саша выставила вперед руки — дрожат, еще бы. Когда она наконец-то попадет домой, какой-то психиатр озолотится на такой клиентке. Чертов Самарский не оставил в ней даже намека на ту прежнюю Алекс, рассудительную и спокойную, которую невозможно вывести из себя, вечно имеющую рациональное объяснения чему угодно. Она любила себя такой, насколько могла любить себя в принципе. А теперешнюю истеричку — не терпела.

Десять минут Саша простояла, молча, следя за тем, как дрожь в руках то усиливается, то затихает, прислушиваясь к шорохам за дверью и собственному сердцу.

Похоже, он все же оставил ее в покое. Сегодня. Сложно поверить, неужели до него дошло, что за ересь он нес? Или просто решил, что выяснит все у охраны? Ну, пусть попробует, а Саша за этим с удовольствием понаблюдает…

Бросив еще один взгляд на дверь, девушка подошла к роялю. В ночной темноте, он был мистически красив. Белый, так ярко выделяющийся на фоне скрытых в тени стен, частично освещенный лунным светом, а частично скрытый во мраке. Сев на приставленную, такую же гладкую, как поверхность рояля, лавочку, Саша открыла крышку. Клавиши манили своим видом, будто требуя, чтобы она попыталась извлечь из них звук, один, потом еще, а потом превратить его в мелодию. Опираться было слишком сложно, положив все еще трясущиеся руки на холодные клавиши, Саша нажала сначала аккуратно, пробуя, неуверенно, а потом все смелее и смелее, не заботясь о том, что ее могут услышать, найти. Наверняка уже нашли, если искали, а раз она до сих пор одна — немедленной расправы ждать не стоит.

Странные свойства у человеческой памяти — Саша вряд ли вспомнила бы сейчас хоть один стих, который когда-то изучала в школе; не смогла бы возобновить в памяти сто раз виденную картину; а вот мелодия рождалась под пальцами так просто, будто не было нескольких лет перерыва в игре, будто еще вчера она играла ту же пьесу на одном из концертов музыкальной школы. Прозвучал последний аккорд, такой торжественный, такой грустный, положив руки на крышку, Саша прислонилась головой к холодному белому дереву, закрывая глаза.

Она забыла о том, что в комнату ведут две двери. Сколько он уже стоит у одной из них, девушка не знала, заметила бесшумно вошедшего Яра не сразу.

Все так же, не издавая ни звука, Самарский прошел вглубь комнаты, сел рядом, не касаясь при этом продолжающей прятаться в ограждении из рук Саши.

— Это было очень красиво. У тебя талант, — Саша почувствовала, как сначала он проводит пальцами по распущенным волосам, а потом перебрасывает их на другую сторону, открывая прикосновениям спину и плечи. Напряжение снова сковало девушку, Саша боялась пошевелиться — как сбежать, так и остаться.

Самарский медленно склонился, сначала обжог дыханием плечо, заставляя Сашу дернуться, а потом поцеловал, прокладываю дорожку от косточки на плече, к шее, ямочке за ухом. Намеренно или нет, место болезненной «ласки» Димы он пропустил.