Помоги проекту - поделись книгой:
– Бронебойный!
– Готово!
– Выстрел!
Орудие долбануло раскатисто и гулко, поражая «Панцеркампфваген» – болванка разнесла двигатель, ломая шатуны и кроша цилиндры. Бензин, как полагается, вспыхнул, и немцы полезли наружу – тут же захлопали выстрелы пехотинцев.
Соседний «Т-III» развернул башню.
– Иваныч, рви!
«Тридцатьчетверка» газанула, уходя с линии огня, и выстрел пропал даром – снаряд ушуршал в лес. Зато артиллеристы с околицы не оплошали, ударили залпом. Ни один из 37-миллиметровых снарядов не пробил крупповскую броню, но гусеницы и ленивца танк лишился.
– Иваныч, трогай потихоньку!
– Есть!
На ходу развернув башню, Репнин скомандовал:
– Бронебойный!
– Все вышли, тащ командир!
– Осколочный, живо!
– Есть! Готово!
– Короткая! Огонь!
Снаряд ударил фрицевскому танку под башню.
– Заклинило вроде! Не чухаются!
– Осколочный суй. Добавим.
– Готово!
– Огонь!
«Добавочный» снаряд почти сковырнул башню, а уж как себя чувствовали немцы, которым «прилетело»… Ну, так знали же, куда шли! Дранг нах остен? Ну, вот тебе «дранг», вот тебе и «остен»…
Набрав бронебойных в пункте боепитания и заправившись, «Т-34» вернулся, вновь минуя село с говорящим названием.
«Панцерваффе» оказались здорово прореженными, но силенок у врага еще хватало – сорок советских танков задержали четыреста немецких. Но задержали же, не пустили к Мценску!
Взвод Репнина разъехался – танки двигались скрадом, прячась в низинках и промоинах, скрываясь за холмами, стогами сена и купами деревьев.
Показывались, останавливались, стреляли – и словно пропадали.
А немцам и невдомек было, что в напряжении их держит всего один взвод – скрытность и обстрел со всех направлений создавали видимость действий крупных сил большевиков.
Пехота оставила окопы у Первого Воина, сместилась дальше, снова взявшись за саперные лопатки, стала закапываться.
Противотанковая артиллерия была практически выбита, но без орудий мотострелки не остались – две «тридцатьчетверки» с кончеными двигателями застыли на флангах в ожидании тягача. Светит ли им ремонт, было неизвестно, но дать прикурить немцам танки, ставшие огневыми точками, вполне могли.
«КВ» Полянского занялись рембатовцы, обещая «вылечить» за день, а пока на защиту тяжелого танка встал его собрат под командованием младлея Заскалько.
В сражении случился некий перерыв – немцы перестраивались, подтягивая подкрепления. Ну, и Катуков подсуетился – пригнал пару мощных тягачей «Ворошиловец», четыре или пять трехтонок с боеприпасами и горючим. Появился и дивизион «катюш» капитана Чумака. Продолжение следовало…
Репнин, выглядывая из люка, высмотрел пацана – курносую личность лет десяти-двенадцати. В широченных штанах и рубашке, явно не по размеру, в бушлате, наброшенном на плечи, мальчишка таращился на танк, почти не скрываясь.
– Эй! – подозвал его Геша. – Помочь Красной Армии не желаешь?
– Желаю!
Пацаненок подошел поближе, задирая вихрастую голову кверху.
– Звать как?
– Егором!
– Слушай, Егор, есть тут дорога по лесу, чтобы на запад, вон туда, пройти незаметно? Чтобы танки прошли?
– Есть, как не быть, – солидно ответил Егор. – Сено по ней возили. Показать?
– Залазь!
Мальчишка буквально вспорхнул на «тридцатьчетверку». Настоящий танк!
– А тебя не хватятся?
– Не-е! Я с бабкой живу, а она старая, все богу своему молится.
– Ну, показывай дорогу тогда.
– А вот так, где пастбище, и в лес!
– Иваныч! Налево!
Танк вздрогнул и двинулся к лесу.
– Ваня! Передай по взводу, чтоб за мною двигались.
– Есть!
Свернув, «Т-34» канул в рощу, выбираясь на заброшенную дорогу – даже колеи зарастали травой. Танки Капотова и Антонова шли следом как привязанные, по очереди качаясь на буграх и кивая пушками.
– Дядечка танкист! Направо теперь! Вон, где сосна горелая!
– Направо, Иваныч.
– Понял.
Лесовозная дорога была весьма ухабиста, но только не для танка – «тридцатьчетверка» перла вперед, как по шоссе.
– Все, Егор! Слазь! Спасибо тебе, и дуй домой. Дальше мы сами.
– До свиданья, дядечки танкисты!
– Бывай!
Помахав «проводнику», Репнин спустился в башню, окунаясь в машинное тепло.
– Иван, передай нашим – будем расходиться. Антонов пусть сейчас сворачивает, я за ним, а последним Капотов. И чтоб не высовывались! Долго ждать не придется, немцы скоро в атаку пойдут. Двинут, пока не стемнело…
– Понял, тащ командир!
Подрабатывая двигателем, «Т-34» тихонько подъезжал к опушке, подкрадывался.
Дорога, что открывалась за деревьями, была широка. По сути, это был обширный прогал между двумя лесными массивами. Слегка всхолмленный, заросший густой травой и кустарником, он мог служить настоящим «проспектом» для танков противника.
Но не для парадов – об этом красноречиво свидетельствовали обгоревшие остовы танков, черневшие вразброс.
Грунтовая дорога, ведущая к Первому Воину, была буквально истерзана гусеницами, кое-где и воронки зияли.
– Иваныч, глуши мотор.
– Есть.
Репнин приподнял крышку люка и вдохнул. После рева дизеля, лязга и грохота тишина оглушала. Стянув с себя шлемофон, Геша прислушался. Тихие звуки не давались ему, но множественный рокот моторов доносился вполне отчетливо.
«Ждем-с», – мелькнуло у Репнина.
Вдохнув еще раз запах прели, он зажмурился. Хорошо…
Словно и не война…
Удивительно. Само «переселение душ» его поразило и напрягло – вечером первого дня, еще на Донбассе, он долго чистил зубы порошком, полоскал и даже остограммился. Но вовсе не для того, чтобы «забалдеть» или «залить горе», а просто очистить глотку – было неприятно касаться чужим языком чужих зубов…
И чем тут могла помочь «Столичная» или даже трофейный коньяк? А вот, поди ж ты… Помог.
А потом все завертелось, закружилось – служба. Уставал так, что ложился – и засыпал. Сразу, как малолетка – те даже вверх ногами заснуть умудряются.
В общем, справился с собой. А вот то, что он оказался на войне, не той, киношной, а самой что ни на есть взаправдашней, его нисколько не поразило. Наоборот, Геннадий воспринял это как естественное «приложение» к той «неверояти», которая с ним произошла.
Нет, сказать, что он ко всему уже привык, что освоился в этом времени, нельзя, это неправда. Репнин только-только начинает понимать, чувствовать, ощущать мир 40-х годов. Ему еще предстоит немало волнений пережить. Ведь где-то жива мать Лавриненко, какие-то родственники – и жена. И ему придется, пусть не сейчас, но все равно придется сыграть роль сына, брата или дяди, мужа.
И дело даже не во внешних данных Нины, просто… Ну, не актер он, чтобы вжиться в роль!
Ладно, это испытание наступит не скоро. А вот бой…
Репнин напряг слух. Лязг и рокот явно приближались.
– Иваныч, заводи!
Напустив сизой гари, заработал дизель – это ничего, даже самые громкие звуки затеряются в шуме немецких моторов.
А вот и «панцеры» показались… Танки шли красиво, выстроившись «ромбом». Ну-ну…
– Бронебойный.
– Готово.
– Выстрел!
Снаряд вошел «тройке» под башню, подрывая ее. Репнин тотчас же подвернул орудие левее, выстрелил, попал, развернулся вправо.
– Бронебойный, заряжай!
– Есть бронебойным! Готово!
– Выстрел!
Заполучи, фашист, гранату…
– Отходим! Иваныч, задний ход! Ванька, передавай сигнал арте – немчуру притормозили на указанном рубеже!
Немцы обрушили на лес залпы своих пушек, а Геша, кусая губы, следил за врагом в прицел и все ждал начала «концерта». Лес – не лучшая защита, и это, конечно же, наглость – стрелять по немцам, подкравшись, можно было и схлопотать. Но Репнин старался для дивизиона Чумака, а немцы пока даже не слышали о таких штуках, как гвардейский миномет…
С воем и ревом, откуда-то из-за леса вырвались трепещущие огни реактивных снарядов. Завершая дугу траектории, они обрушились на немецкий танковый «ромб», превращая лощину в филиал ада. Отдельные взрывы сливались в общее море огня и дыма, в котором рвало на куски железо, а человечью плоть – в горелые клочья.
– Уходим! – выдохнул Репнин.
Катуков направил разведчиков к месту огневого налета, и те записали потери фашистов: под ударами «катюш» сгинуло сорок три танка, шестнадцать машин и с полтысячи «зольдатен унд официрен».
В ночь на 7 октября Катуков отвел бригаду на рубеж Ильково – Головлево – Шеино.
Из воспоминаний И. Цыбизова:
Поделиться книгой: