Наступило долгое молчание. Видимо, заключенные не ожидали такого начала. Тогда один здоровенный верзила из вновь прибывших позвал кого-то и сказал: «Приведите!» Через несколько минут появился щуплый и дрожащий от страха обросший щетиной замполит лагеря. При виде его заключенные заулыбались: вид у него был, действительно, неважный.
После этого я сказал, что нормативные требования заключенных будут удовлетворены. А что не законно, что не положено — того не будет.
— По факту убийства и массового прорыва с попыткой к бегству виновные будут наказаны, для чего прокурором возбуждается уголовное дело. Вы сами должны понимать, что совершили преступление, которое не может оставаться безнаказанным. Второе. Завтра все как один выходите на работу. Отказники будут наказаны и отправлены в карцер. Все ясно?
В ответ раздались отдельные выкрики, недовольные бормотания.
— Хорошо. Тогда все — на обед, а если у кого какие будут вопросы, я приду к вам в столовую.
— Гражданин полковник, разрешите мне слово сказать от имени всех нас?
— Слушаю вас, — отозвался я.
— Уберите начальника лагеря. Не уберете — убьем.
Такая злобная откровенность меня озадачила.
— В чем дело? — спросил я прилично одетого на вид и неплохо выглядевшего заключенного.
— Во-первых, он в своем кабинете с помощью надзирателей бьет нас за малейшую провинность и приучает к этому же надзирателей. Не зря один из них и погиб. Во-вторых, он — обещалкин. Наобещает сто пудов, но никогда наши просьбы не выполняет. С нами всегда груб. Незаконно сажает в карцер. По-человечески никогда не разговаривает, только кроет матом и этим озлобляет всех. Полную норму продуктов мы не получаем. Знаем, что процветает воровство. Мы свои нормы хорошо знаем. Поверьте мне, я говорю не зря, это могут подтвердить все заключенные.
— Хорошо, — сказал я. — Это — серьезные обвинения, и я постараюсь разобраться.
Вернувшись в кабинет начальника лагеря, я заявил ему:
— Теперь понятно, почему вы не пошли с нами в зону к заключенным. Они действительно могли вас убить и для этого у них есть все основания. Кто вам дал право избивать заключенных? Кто вам дал право сажать их за пустяки в карцер? Вы будете строго наказаны. Я вызываю из Кемерово комиссию для проверки всей вашей работы и состояния содержания заключенных в лагере. От работы вас отстраняю без права выезда и до окончания работы комиссии. Дела сдайте замполиту, хотя и он — не подарок. Вашу судьбу будет решать комиссия.
Вот такие факты имели место, а возникали они из-за преступно-халатного отношения к заключенным, их нуждам, из-за бездеятельности, барского чванства и издевательства некоторых начальников лагерных подразделений.
Правда, все же это были у нас единичные случаи, когда виновниками ЧП были руководители лагерей. Больше возмутителями спокойствия были все же матерые рецидивисты с огромными сроками, которые группировались и под угрозами заставляли бастовать и не выходить на работу, придумывая незаконные требования и претензии к руководству.
По долгу службы мне приходилось бывать в тюрьмах и лагерях, встречаться с закоренелыми уголовниками-реци-дивистами, для которых, как они сами считали «тюрьма — это дом родной». Вели они себя дерзко и, как правило, содержались в лагерях строгого режима или в тюрьме. Например, будучи в лагере, в Кузнецке, я выслушал доклад о том, что в карцер водворен преступник, по которому ведется следствие: убийство своего друга садистским способом. Зайдя в карцер, я увидел одетого в майку красивого парня. Внешне никогда бы не подумал о нем, что этот сильный, мускулистый парень мог быть убийцей-садистом, нанесшим своему другу 72 раны отточенным напильником.
— За что ты казнил своего товарища да еще таким варварским образом?
— За старые долги на воле. Когда я наносил эти раны, я наслаждался. Вам этого не понять.
Такова была мораль этого убийцы-фанатика.
В другом лагере строго режима почти постоянно сидел в карцере заключенный рецидивист за грубое нарушение порядка и дисциплины. Зайдя в карцер, я увидел мужчину лет пятидесяти, лысого. Я стал стыдить его, как человека в годах, нарушавшего дисциплину.
«Нарушал и буду нарушать режим лагеря, а выйду из карцера и лагерь сожгу». Я приказал немедленно отправить его в тюрьму.
С женщинами были свои особенности. Будучи в изоляции от мужчин, они умудрялись беременеть и рожать детей. Стимулом для этих поступков являлись невыход на тяжелые работы, надежда на снижение срока или вовсе освобождение с ребенком. В Кемерово нам пришлось открыть детские ясли, которые, кстати сказать, мы содержали в образцовом состоянии. Дети есть дети.
КРЕМЛЕВСКАЯ ОХРАНА
В марте 1953 года умер Сталин. Страна погрузилась в глубокий траур. Гроб с телом Сталина стоял в Колонном зале Дома Союзов. Сами похороны народ окрестил второй «Ходынкой», так как вследствие плохой организации руководителями органов порядка многие из приезжих для прощания людей стали жертвами неимоверной давки толпы.
В траурные дни мы получили из центра приказ о слиянии органов МВД и МГБ. Для нас это была неожиданность.
Я получил телеграмму из Москвы: срочно сдать дела заместителю и явиться в управление кадров. Учитывая срочность, я уже через два дня был в Москве. Утром меня принял заместитель министра Б.И. Обручников и сообщил, что меня предполагается направить на работу в 9-е управление.
Обручников меня предупредил, чтобы я из управления кадров никуда не отлучался, так как меня должен принять Берия. Для меня это предложение было не только неожиданным, но и ошеломляющим, и я ходил по коридору здания весьма взволнованным. Во-первых, меня волновал предстоящий прием у Берии, которого мы, чекисты, просто боялись. Мне однажды пришлось побывать у него в кабинете, когда я вместе с помощником начальника отдела кадров Свинелуповым носил к Берии охапку личных дел на руководящих работников периферийных органов НКВД. Еще тогда он произвел на меня жуткое, негативное впечатление. Это было, кажется, в 1941 году.
Во-вторых, я не знал ни структуры, ни функций 9-го управления, так как оно было всемерно засекречено, а мы, руководящие сотрудники НКВД, знали, что оно занимается охраной Сталина и других руководителей партии и правительства. Вот и все познания о 9-ом управлении. Беспрерывно куря и временами забегая в буфет для того, чтобы перекусить, я расположился в холле на диване и так продежурил до следующего утра. Берия, к счастью, меня так и не принял.
Утром Обручников объявил мне, что приказом министра я назначен начальником 1-го отдела 9-го управления. Еще Обручников сказал, что этот отдел занимается личной охраной руководителей партии и правительства и что мне оказывается великое доверие и большая честь, которые, он надеется, я оправдаю, так как он хорошо меня знает по прошлой работе.
Я поблагодарил его и сказал, что приму все меры, чтобы оправдать это доверие, так как понимаю всю ответственность выполнения функций охраны руководства страны. Как потом оказалось, дело было не только в ответственности организации охраны, но в острейшей политической ситуации в верхах, о которой мы, работники периферийных органов, не знали и при назначении на столь ответственную должность никто меня не проинформировал.
Оказывается, сразу же после смерти Сталина состоялось заседание Политбюро ВКП (б), на котором были распределены портфели власти государства СССР, а именно:
— Г.М. Маленков — председатель Совета Министров СССР и секретарь ЦК ВКП (б).
— Л.П. Берия — нарком НКВД и 1-й заместитель председателя Совнаркомата СССР. Берия тут же внес предложение об объединении органов МВД и КГБ — этих силовых министерств. Это был его первый шаг к захвату власти. Только Хрущев с Булганиным это сразу поняли, о чем говорили между собой.
— К.Е. Ворошилов — председатель Верховного Совета СССР.
— Н.С. Хрущев — руководство аппаратом ЦК ВКП (б) с освобождением от должности 1-го секретаря ВКП (б) Москвы.
Остальные лица, входящие в систему охраны 9-го управления, оставались на прежних местах.
Объединение органов МВД и МГБ в народе было встречено весьма отрицательно. Как и назначение Берия наркомом. Берия не только не уважали, его боялись, так как Берия и его предшественники превратили НКВД в пугало, народ был обуян страхом перед НКВД, который осуществлял репрессии и расправы над невинными людьми. Доносительство, подслушивание телефонных разговоров крупных политических деятелей, слежка и другие методы нарушения социалистической законности — все это было на вооружении работников НКВД.
Сообщив мне о моем назначении, Обручников сказал, чтобы я представился начальнику 9-го управления Кузьмичеву, который поставлен в известность. Из этого я понял, что мое назначение с Кузьмичевым не согласовывалось. Этот факт меня несколько озадачил.
Кузьмичев меня немедленно принял, представление состоялось. Беседа была короткой, без всякой информации и постановки задач, с чего мне начать, хотя я сказал Кузьмичеву, что не знаю структуры и конкретных функций управления.
— Поработаете — узнаете, — сказал Кузьмичев — А сейчас идите в отдел и познакомитесь с его сотрудниками.
В отделе я рассказал о своей прошлой работе и просил ребят помочь мне освоить функции охраны. Моим заместителем был полковник Дмитрий Николаевич Васильев, исполнительный и квалифицированный работник. Он много лет проработал в охране Сталина, имел большой опыт в этом деле. Мы сразу же нашли с ним общий язык. Он ввел меня в структуру 9-го управления и его функций.
1-й отдел был основным отделом в управлении по охране, так как ему была подчинена вся личная охрана членов и кандидатов в члены Политбюро ЦК, а также секретарей ЦК. В число охраняемых также входили академики Александров, Курчатов, Ландау, Харитон, Сахаров (отказался из-за жены).
В функции отдела входила охрана их мест жительства как на дачах, так и на городских квартирах и, конечно, сопровождение при поездках куда бы то ни было. Хозяйство было огромное, оно состояло из подмосковных дач, дач в Крыму, Сочи, Гаграх, Сухуми, Пицунде.
Если мне повезло на моего доброжелательного и опытного заместителя, то, забегая вперед, скажу, что мне не повезло на руководителей управления.
Начальник 9-го управления Кузьмичев был странной и загадочной личностью. Ставленник Берия держал себя независимо и чванливо. По характеру он был желчным, язвительным человеком с вечной саркастической улыбкой на бледном худощавом лице с облысевшей головой. Он частенько, когда я был у него на приеме, задавал мне каверзные вопросы, явно рассчитанные на проверку преданности Берия, с которым он при мне неоднократно фамильярно разговаривал по телефону. Каждое посещение его оставляло неприятный осадок на душе. В общем, эта неприятная личность одновременно с Берия исчезла из нашего поля зрения.
На место Кузьмичева начальником 9-го управления был назначен К.Ф. Лунев, пришедший с должности заведующего отделом Московского обкома партии. Откровенно говоря, это тоже был неудачный выбор, хотя волею судеб он вскоре был назначен зампредом КГБ СССР и курировал 9е управление. Лунев был нерешителен, неприспособлен к военной службе и некомпетентен в функциях охраны. Не зная чекистской работы, он терялся при решении самых второстепенных вопросов, авторитета среди сотрудников не имел. Председатель ГКБ И.А. Серов его не мог терпеть и ругался, когда после нерешенного вопроса отсылал меня обратно к Луневу для решения этой же проблемы.
В таких случаях я попадал в незавидное положение и вместо того, чтобы идти к Луневу, подписывал документ сам. Таков был мой куратор, которого вскоре оформили на пенсию, чему мы были очень рады.
На смену Луневу начальником 9-го управления в 1954 году был назначен В.И. Устинов, бывший первый секретарь Пролетарского райкома партии Москвы. К нам он попал по рекомендации Е.А. Фурцевой. Не знаю, какой он был секретарь райкома, но как начальник 9-го управления он явно не соответствовал своему назначению. Устинов был весьма исполнительным, скромным и общительным, но при всех его положительных качествах ему, не знавшему военной службы и чекистской работы, трудно было выполнять свои обязанности. По характеру уживчивый, в поведении скорее аскет, по службе пунктуален. Когда я стал заместителем начальника управления, у нас с ним иногда возникали разногласия. Например, он считал постовую службу легкой и говорил, что постовые много получают. Я ему возражал: езжайте на посты и посмотрите на ноги постовых, у них не вены, а веревки. Не говоря уже о том, что постовой стоит и в студеную пору, и в промозглую осень на посту, не смея покинуть его до смены. Устинов был человек неглупый, прислушивался к моим предложениям и замечаниям. Мы с ним находили компромисс и работали, в основном, дружно.
Вскоре по рекомендации той же Фурцевой он избирается первым секретарем МГК КПСС. Мы, работники 9-го управления, зная организаторские способности Устинова, были поражены. Вскоре Устинова перевели на дипломатическую работу послом в Венгрии, а затем он оказался в комитете по внешнеэкономическим связям.
Говоря о своих непосредственных начальниках, я думаю, к месту сказать и о высоком руководстве, в частности, о председателе КГБ СССР И. А. Серове. Как оперативный работник, он был профессионально грамотен, имел солидный опыт оперативной работы, но по общему кругозору был человеком невысокой культуры, по характеру груб и самоуверен. Свое мнение считал непререкаемым и с мнением подчиненных почти не считался. Пользуясь дружественной поддержкой Н.С. Хрущева, он пренебрежительно относился к другим членам Политбюро и секретарям ЦК КПСС.
По этой причине Серов был освобожден от должности председателя КГБ СССР и при поддержке Н.С. Хрущева назначен начальником ГРУ. В ГРУ он приблизил к себе полковника Пеньковского и, потеряв бдительность, отправил свою жену и дочь вместе с Пеньковским в Лондон.
Пеньковский оказался английским шпионом, нанесшим большой урон нашим органам. Мы за ним вели наблюдение почти полгода и взяли с поличным. Большая заслуга в его разоблачении принадлежит начальнику контрразведки Грибанову, хотя он сам в последствии погорел, связавшись по совместной пьянке со своим сотрудником Носенко, сыном министра здравоохранения. Носенко, будучи в Женеве, изменил родине и попросил политическое убежище. Это был большой провал, и Грибанов, прекрасный контрразведчик, был уволен из органов КГБ.
Возвращаясь к Серову, хочу добавить, что помимо других отрицательных качеств, он был еще и крохобор. Вот один из примеров. В Женеве сопровождающий делегацию Серов от нечего делать ездил по магазинам, скупая красивые вещи. Однажды я его долго ждал, чтобы согласовать неотложный вопрос. Когда Серов приехал, я, подождав немного, без стука захожу в его комнату и вижу комичную картину: Серов стоит на коленях и разбирает драгоценные вещи типа «бижутерии». Я обомлел, стою и молчу от неожиданности. «Чего тебе надо?» — не вставая, крикнул Серов. «Срочное дело». — говорю я. «иди, сейчас приду!» — сказал он. Я вышел, проклиная себя, что не постучался и вошел в комнату к Серову неожиданно. Я и так его не особенно уважал, но после этого он совсем упал в моих глазах. Я понимал, что он использовал валюту из закрытого источника, т. е. злоупотреблял своим служебным положением. В индии, будучи сопровождающим лицом, он просто украл предназначенную Джавахарлалом Неру для другого человека прекрасную настольную лампу из бивня слона. Свидетелем этого был офицер охраны Бунаев.
За дело с Пеньковским Серов был снят с работы, разжалован до генерал-майора и уволен из органов.
Описывая своих начальников и оценивая их работу и поведение, я сужу о них не субъективно, желая выставить себя в лучшем виде. Нет, что было — то было, и я ничего здесь не прибавил.
Позвонив жене в Кемерово, я сказал ей, чтобы она собиралась в Москву с расчетом, что я сам вскоре приеду за семьей, хотя у меня пока еще не было жилья. Через некоторое время, как временный вариант, мне предложили занять дачу в Сетуне, принадлежавшую коменданту Кремля. Прожил я там с семьей все лето, пока не получил квартиру на Фрунзенской набережной, откуда переехал на улицу Серафимовича, 2.
…Вскоре после вступления на должность мне было поручено опечатать дачу Сталина, в которой он умер. Эту дачу всегда называли Ближней. Сталин жил в этой даче все военные и послевоенные годы. До этого он жил в Зубалово вместе с семьей, в том числе и с женой Надеждой Сергеевной. Там же рядом жил А.И. Микоян. Через дорогу от дачи Микояна жил начальник охраны Сталина генерал Румянцев. Позднее эту дачу в Калчуге занял я, где прожил 14 лет.
В период опечатывания дачи Сталина я поинтересовался его гардеробом. Когда я открыл шкаф, то был поражен бедностью гардероба «вождя народов». Два кителя, притом один — сильно поношенный, тужурка типа кителя, две пары ботинок, шинель, две пары валенок, одни новые, другие — подшитые, старые, — вот весь гардероб верхней одежды Сталина на день его смерти. Все комнаты дачи обшиты деревом и на стенах — ни одного портрета или картины, кроме небольшой картины Серова «Девочка с персиками» — в столовой. Позже я видел все дачи Сталина, все они внутри были обшиты деревом, нигде на стенах не было ни одной картины или портрета. Не любил.
По своей структуре 9-е управление было в общем-то простым. Во главе — начальник управления. У него — четыре заместителя: по оперативно-текущей работе, по вопросам службы и боевой подготовки, по материально-техническому снабжению и четвертый заместитель-комендант Московского Кремля. Первый отдел занимался личной охраной членов Политбюро. Потом был отдел службы и боевой подготовки, отдел кадров, финансовый отдел, секретариат, гараж особого назначения (ГОН), продовольственная база, правительственная кухня в Кремле, хозяйственный отдел и инженерная инспекция по осмотру зданий. Была еще оперативная группа. Кроме того, в составе управления были четыре комендатуры. Одна в БКД, вторая — мавзолей В.и. Ленина, затем комендатура в Сочи и комендатура в Ялте. Последние две комендатуры обеспечивали охрану и порядок на госдачах.
Для обеспечения охраны при каждом члене Политбюро было отделение охраны в составе начальника отделения, его заместителей, коменданта, отвечающего за работу обслуживающего персонала и порядок на объекте. Каждое отделение насчитывало от 20 до 25 человек, а когда была так называемая выездная охрана, отделение увеличивалось на 18–20 человек, так как в хвостовой машине всегда находились пять офицеров, дежуривших сутки через двое.
Особая и главная ответственность ложится на начальника отделения или его заместителя. Эти телохранители являются как бы тенью охраняемого и в обиходе их неспроста называли «прикрепленные». Они же отвечают за поведение охранников, их дисциплинированность, внешний вид, готовность встать на пост в здоровом, бодром состоянии.
Сотрудники охраны обязаны в совершенстве владеть оружием и техникой, приданной для обеспечения охраны объекта. Кадры в охрану подбирает отдел кадров по согласованию с начальником отделения. Учитываются такие качества, как состояние здоровья, грамотность. Охранник не должен быть тупицей, он должен являться патриотом своей родины, разбираться во внешнеполитической обстановке, в известной мере знать литературу и искусство своей страны.
Охранник должен отслужить службу в армии и хорошо ориентироваться в любой обстановке. Он должен быть храбрым, волевым и мужественным человеком, преданным охраняемому и в случае опасности, не раздумывая, должен, спасая охраняемого, жертвовать своей жизнью.
Ко всему вышесказанному охранник не должен ни при каких обстоятельствах раскрывать то, что видел, что слышал, будучи на службе. Словом, не быть болтуном или хвастуном. Руководство отделения, да и весь личный состав охраны должны своим внимательным и уважительным отношением завоевать полное доверие и уважение охраняемых и членов их семей.
БЕРИЯ
В должности начальника 1-го отдела 9-го управления я нес охрану и Берии, поскольку и он был членом Политбюро. По количеству человек охрана Берии на даче и на городской квартире ничуть не отличалась от других охраняемых. Руководителями были Саркисов и Надарая — оба грузины. Эти прикрепленные вели себя в отличие от своих коллег отчужденно, о чем последние мне говорили.
Надо сказать, что если я имел права доступа по делу входить на дачу или в квартиру и знакомиться с семьями, то по указанию Берии охране, как объявил Саркисов, кроме как на вахте и у ворот, в доме делать нечего. Узнав об этом «вето», я ни разу не посетил этот особняк, где происходили, как показало следствие, оргии и известные преступления.
Вообще вокруг Берия царила мертвая зона, у него не было друзей.
Он ни к кому не ходил в гости, да его и никто не приглашал. У него никто из видных деятелей никогда не был.
В доме Берии царили насилие и разврат, о чем свидетельствуют найденные при обыске особняка в столах Саркисова и Надарая списки женщин, всего около сотни человек. Саркисов и Надарая насильно завозили этих женщин в особняк, где Берия их спаивал и насиловал.
На Берии лежала основная, особая вина за военную катастрофу 1941–1945 годов. Как народный комиссар и заместитель председателя совнаркома он располагал полной и достоверной информацией о предстоящем нападении Гитлера на Советский Союз. Вся эта информация докладывалась Сталину как провокация англо-американских спецслужб.
В помощь Берии в такой же форме «дезу» докладывал Сталину и начальник ГРУ Генштаба СССР Ф.К. Голиков, который получал достоверные данные из Токио. Сталин не верил этой правдивой информации и на шифровке разведчика Рихарда Зорге написал: «Прекратите кормить меня этой дезинформацией». А в шифровке Зорге сообщал: «Девять германских армий в составе 150 дивизий начнут наступление на широком фронте 22 июня 1941 года. Рамзай».
Все это в одночасье обрекло нашу страну на миллионы смертей. А будь в руководстве страны хоть немного мудрости, скольких смертей можно было бы избежать. Их нельзя разделить, главных виновников военной катастрофы 1941 года и всех человеческих трагедий, которые обрушились на страну, — Сталина и Берию. В преступных ошибках 1941 года виновны оба.
Вот текст директивы органам МВД Берии и атташе Голикова:
«В последнее время многие работники поддаются на наглые провокации и сеют панику… Секретных сотрудников за систематическую дезинформацию стереть в лагерную пыль, как пособников международных провокаторов, желающих поссорить нас с Германией. Л. Берия. 21 июня 1941 года».
«Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже может быть германской разведок. Голиков».
Бывшие связисты Рихарда Зорге Макс Клаузен и его жена Анна, приехавшие много лет спустя за получением наград, рассказывали у меня в кабинете, что Зорге, получив последние телеграммы из Центра, рыдал навзрыд, повторяя: «Нам не верят, нам не верят!»
Эти данные наглядно свидетельствуют о преступной безответственности руководителей НКВД и ГРУ за катастрофу 1941–1945 гг.
Получив при распределении власти в 1953 году портфель наркома НКВД и зама председателя Совета народных комиссаров СССР, Берия за короткий срок осуществил ряд мероприятий, чтобы укрепить свою позицию, оправдать совершенные им злодеяния и свалить все на Сталина.
Во-первых, на ключевые позиции он поставил своих людей: Кобулова, Меркулова, Цанаву, Гвишиани, Мамулова и других. Кроме того, направил в ЦК список на 82 человека для утверждения их руководителями органов республик, краев и областей без всяких данных об этих людях.
Во-вторых, дал указание освободить из заключения ряд руководящих работников, незаконно репрессированных.
В-третьих, прекратил дело врачей.
В-четвертых, внес предложение об амнистии большого числа заключенных в марте 1953 года. Указ был принят 24 марта. Подлежали освобождению миллион сто восемьдесят одна тысяча двести четырнадцать человек. После освобождения эта армада ринулась в глубь страны и по дороге грабила и убивала ни в чем не повинных советских людей.
В-пятых, были ограничены особые совещания, так называемые «тройки», судившие без суда и следствия. После ареста Берия они были ликвидированы.
Несмотря на все это аресты и репрессии продолжались. Была установлена слежка за руководителями советских и партийных органов.
Все поведение Берия настораживало. Наглядно было видно, что он в Политбюро считает себя первым лицом.
В это же время началась подготовка к перевороту, инициатором которого был Н.С. Хрущев.
В народе Берию очень мало знали лично, потому что в отличие от других членов Политбюро он держал себя замкнуто. В командировки в другие республики, края и области он не ездил, на заводских собраниях, среди рабочих не бывал. Но в газетах о нем писали, что он «в первых рядах строителей…»
Старые директора заводов рассказывали мне, что Берия курировал оборонные министерства, особенно разработку атомной бомбы, которую контролировал Сталин. Когда по ВЧ звонил Берия, директора невольно вставали с кресел, держа в дрожащих руках телефонную трубку, ожидая очередной порции мата или угроз. Раздавались такие «веселые» фразы: «Сорвешь план, голову оторву». Или «Ты что, по тюрьме соскучился? Я тебе в этом помогу, а твой партбилет полетит в помойку!» и это были не простые фразы. Многие квалифицированные директоры, ученые КБ и институтов стали жертвами бериевского произвола. Берия лично принимал участие в допросах с применением пыток. Бывший начальник секретариата Мамулов на следствии показал, что у них в секретариате по указанию Берии хранились для допросов резиновые палки.
Берия, например, лично 28 ноября 1938 года приехал арестовывать первого секретаря ЦК ВЛКСМ, любимца советской молодежи А.В. Косарева и его жену Марию Павловну, не имея ордеров на арест. Жена Косарева провела 17 лет в лагерях и только из-за уважения к мужу и потому, что она была экономист, она выжила и одна из первых в декабре 1955 года была реабилитирована за отсутствием состава преступления. Через четыре месяца был реабилитирован и А.В. Косарев. Справку жене выдали, что он умер от воспаления легких. На самом деле он был казнен 23 февраля 1939 года. Косарева в ходе следствия жестоко избивали. Я помню, как, работая в Ленинграде, слушал его выступление в Выборгском доме культуры, где молодежь встречала его, как вождя. В 1937 году на фотографии в газете «Комсомольская правда» сидят рядом и мило улыбаются два секретаря: Иосиф Сталин и Александр Косарев. А в 1939 году он казнен. Невероятно, невозможно, но факт!
По долгу службы мне приходилось визуально видеть Берия. Объективно говоря, внешне он производил антипатичное впечатление: одутловатое, всегда хитрое хмурое лицо, никогда не снимаемое пенсне, за которым на вас смотрели стеклянные глаза, всегда нахлобученная на лоб широкополая шляпа, почти скрывающая лицо. В большинстве случаев он одевался в темный плащ и ходил, видимо по привычке, держа руки в карманах.
Однажды вот в таком виде мне пришлось видеть Берия рядом, когда он вместе с другими членами Политбюро проходил из Арсенальской башни к Мавзолею. Это было в мае 1953 года. Вход в Мавзолей проходил, как правило, через его левую площадку, на которой по особым пропускам всегда стояли во время парада члены ЦК, министры, видные деятели партии и правительства. Проходившие мимо них члены Политбюро приветствовали стоявших на этой площадке, а некоторым и пожимали руки. Но Берия шел понуро в нахлобученной шляпе, ни с кем не здороваясь, смотрел под ноги, словно боясь споткнуться.
…25 июня 1953 года около полуночи (так работали) ко мне в кабинет зашел мой заместитель полковник Васильев и предложил мне поехать проверить посты по улице Грановского, где у нас была небольшая комендатура, так как там жили члены Политбюро Хрущев, Маленков, Ворошилов, Каганович, Булганин и другие.
Мы поехали, проверили посты, зашли в комендатуру и собрались ехать домой. В это время неожиданно для нас к центральному подъезду подъехали четыре «ЗИЛа»: два основных и два хвостовых, в которых сидели по пять охранников. Мы с Васильевым спрятались за угол и стали наблюдать. Смотрим — из первой машины выходит Маленков, за ним Берия. Под освещенным козырьком они несколько минут стояли, жестикулировали, потом расстались. Берия уехал домой, а Маленков поднялся к себе в квартиру. Вообще тогда ходили слухи, что Берия и Маленков дружат, поэтому этот совместный приезд нас не удивил.
На другой день, 26 июня, на заседании Политбюро Берия был арестован. У Маленкова на сей раз хватило мужества скрыть заговор против Берия.
Мы в 9-ом управлении ничего не знали, так как охрана Кремля в тот период являлась самостоятельным подразделением. Во-вторых, желая сохранить эту операцию в строгой тайне, Хрущев, Булганин и Маленков решили провести ее только с помощью военных.
По словам Хрущева, Берия в предсмертной агонии Сталина вывернул себя наизнанку. Он злобно ругал Сталина, никого не стесняясь. А когда Сталин приходил в сознание, целовал ему руки и лебезил. Когда же наступил конец, он крикнул «Хрусталев, машину!» и умчался на Лубянку.
Тогда Хрущев сказал Булганину: «Как только Берия дорвется до власти, он истребит всех нас». Это была первая мысль и повод для подготовки к перевороту.
Как готовился этот переворот и как Хрущев, Маленков и Булганин обрабатывали остальных членов Политбюро, это известно. Они же готовили в секретном порядке состав исполнителей ареста, в который вошли маршал Г.К. Жуков, маршал Москаленко и его адъютант полковник Юфе-рев, генерал-майор Баксов, генерал армии Батицкий. Следствие вели полгода в штабе Московского военного округа. Суд приговорил Берия к высшей мере наказания. Приговор тут же был приведен в исполнение. Расстрел произвел маршал Советского Союза Бабицкий.