Грустно усмехнувшись, он присел на батарею, как в былые дни. Внезапно нахлынули воспоминания, много лет спавшие в отдаленных уголках сознания. От странного чувства в груди хотелось то плакать, то смеяться. Казалось, вершитель человеческих судеб привел его сюда, чтобы он мог что-то исправить. Или чтобы показать, что Володя упустил.
Дверь распахнулась, и в подъезд ворвались мальчишки. Они не заметили человека, сидящего на батарее, и шумной гурьбой, словно стайка воробьев, пронеслись наверх, болтая о чем-то своем. Когда гомон стих, Володя, справившись с ностальгией и неожиданным комом в горле, встал и, чуть задержавшись на первом этаже, словно не решаясь переступить некую незримую черту, поплелся вверх. С каждой ступенькой он приближался к разговору, к которому, похоже, все еще не был готов. Оказавшись на нужном этаже, он замер перед дверью, не осмеливаясь надавить на кнопку звонка.
Размышления Володи были прерваны щелчком замка. Если бы в открывшейся двери он не увидел тетю Таню, то, скорее всего, так и не решился бы позвонить, но теперь отступать было поздно. Да и некуда.
Не придумав ничего лучше, Володя откашлялся в кулак. Получилось несолидно, слишком тонко и как-то виновато.
Тетя Таня прищурилась и после секундного замешательства удивленно произнесла:
— Володя?
Он почувствовал себя как школьник, застигнутый с отцовскими сигаретами, и только развел руками, не в силах сказать хоть что-то в ответ.
— Вот так сюрприз! Не думала, что когда-нибудь увижу тебя снова. — Тетя Таня отступила, пропуская его в дом. — Что ж, проходи, гостем будешь. Мне пора на работу, а Глеб дома, на больничном.
— Спасибо, — выдавил из себя Володя.
И, если бы хозяйка легонько не подтолкнула его, мог бы броситься наутек.
— Заходи, заходи, не бойся, никто тебя не съест. — Словно прочитав его мысли, тетя Таня усмехнулась. — В волосах уже седина пробивается, а как дети, ей-богу!
— Спасибо, — повторил Володя.
— Да не за что, не за что.
Она, бодро стуча каблуками по ступенькам, побежала вниз. Собравшись с духом, Володя вошел в квартиру, где еще острее ощутил связь с прошлым. Не только запах, но и обстановка в прихожей остались прежними. Он прошел в комнату и увидел друга юности. Глеб полулежал на диване спиной к нему, опершись на подушку, и смотрел телевизор.
На экране бегал длинноволосый рокер, сжимающий в руках микрофонную стойку. Гитаристы размахивали инструментами так неистово, словно это были мечи. Ударник, видимо, решил разнести свою установку в щепки, потому что работал барабанными палочками с такой скоростью, что их не было видно. Звук был приглушен, поэтому исполнители выглядели глуповато, тем более что все они были не первой молодости и без громкой музыки напоминали компанию обколотых, обкуренных или просто пьяных дядек в тесноватых нарядах. Володя понятия не имел, о чем они пели. Ему было не до того.
— Привет, — произнес он внезапно севшим голосом.
Глеб повернулся. Его глаза недоуменно округлились.
— Ты?
— Как видишь.
Глеб щелкнул пультом, выключая телевизор. Наступившая тишина была густой и плотной, как молочный кисель. Казалось, и на улице все смолкли. Не было слышно ничего, кроме дыхания двух мужчин. Напряжение стало таким сильным, что еще немного — и послышался бы треск от разряда электричества.
Володя не выдержал первым:
— Я не знал, что ты на больничном. Иначе обязательно принес бы что-нибудь. — Володя развел руками. — Неудобно получилось, что с пустыми руками.
— Спасибо, мне ничего не нужно, — сухо ответил Глеб.
Володя подошел ближе.
— У тебя повязка на груди. Что случилось?
— Да так, ничего серьезного.
Снова повисла пауза, которую на этот раз прервал Глеб:
— Сдается мне, ты не просто так пришел. Верно?
Володя почувствовал, как вспыхнули щеки. И уши.
— Верно, — признался он.
— Садись и рассказывай. — Глеб указал на стул в углу комнаты. — Если ты не против, я останусь лежать.
— Конечно. — Володя неуклюже, с грохотом поставил стул рядом с диваном. — Я не займу у тебя много времени. — Поймав на себе изучающий взгляд Глеба, он смутился: — Что, сильно изменился?
— Не думаю, что больше, чем я.
— Ты отлично выглядишь.
Глеб промолчал, и от этого Володе стало не по себе. Он решил сразу начать с главного, потому что дружеский разговор у них явно не клеился.
— Если честно, я пришел к тебе за помощью. Не себе. Рите.
Глеб приподнялся. Он старался казаться равнодушным, но у него плохо получалось скрывать свои чувства.
— Что с ней?
— Она… Она пропала. То есть ее похитили.
— Что значит «похитили»? — Глеб смотрел на Володю, но тот молчал. — Ты отвечаешь за свои слова? Уверен, что вы не просто поссорились и она ушла?
— Возможно, тебе это будет неприятно услышать, но мы — счастливая пара.
— Прошло пятнадцать лет, и мне безразлично, счастливы вы или нет. — Скривившись от боли, Глеб снова опустился на диван. — Я спросил, потому что если она просто ушла от тебя, то я не хочу выглядеть трепачом перед серьезными людьми.
— Поверь, — торжественно произнес Володя, — я ни секунды не сомневаюсь, что ее похитили.
— Как давно она исчезла?
— Уже несколько месяцев прошло.
— И ты только сейчас явился ко мне?
Возмущенный до глубины души, Глеб поднялся с дивана и, с трудом передвигая ноги, подошел к окну.
— Ты пробовал искать ее в моргах, в больницах… короче, везде, где принято искать в таких случаях?
— Ее там нет. А если бы была, мне бы уже позвонили.
Глеб посмотрел на Володю так, будто тот неожиданно заговорил по-японски.
— Ты… Просто нет слов! — Он бессильно опустил руки. — Напиши мне номера мобильных телефонов. Твой и ее. — Глеб подал ему блокнот. — Как только что-то узнаю, я свяжусь с тобой.
Володя понял, что разговор закончен, и, поднявшись со стула, отнес его на место. Глеб стоял к нему спиной. Выходя из комнаты, Володя сказал:
— Спасибо.
Глеб не повернулся и не ответил.
Володя вышел из квартиры и осторожно захлопнул за собой дверь. После этой встречи он почувствовал себя в сто раз гаже, чем до нее.
Почему-то встреча с прошлым порой преподносит именно такие ощущения. Настоящее шепчет, что мы идем верным путем, но стоит заглянуть в блеклые глаза минувшего, как мы, словно в зеркале, видим, чего достигли, а чего нет. К сожалению, это мутное зеркало показывает нам то, чего вовсе не хочется видеть. И мы продолжаем свой путь в надежде, что никогда больше не придется почувствовать, как под сердцем зашевелится мерзкая гадюка горечи от встречи с прошлым.
Чтобы раздобыть информацию о Рите, Глеб решил обратиться к майору Евгению Юрьевичу Чалкину. В далеком прошлом он был просто лейтенантом, которого Глебу, когда они оставались вдвоем, было позволено называть Женей. В Югославии Глеб воевал под его началом, и вместе они съели не один пуд соли, сдобренный по́том, кровью, а то и слезами. Женя всегда говорил, что, если в мирной жизни возникнет такая нужда, Глеб может рассчитывать на его помощь. И сегодня Глеб вспомнил о своем боевом командире, работавшем сейчас в полиции.
Одолеваемый сомнениями, он взял в руку мобильный телефон. Какой же он теперь Женя, если дослужился до важного поста и, наверное, умудрился, как все тамошние старшие офицеры, отрастить солидное пузцо? Возможно, и не помнит он тех, с кем воевал да виноградный самогон в окопах пил. Но, отмахнувшись от этих мучительных вопросов, как от мошкары, Глеб решил позвонить, не откладывая разговор на потом. Это было непростой задачей, потому что не любил он просить о чем-то, пусть и своих. И
«Будь что будет», — сказал себе Глеб и набрал телефонный номер.
— Алло! — бодро ответил знакомый голос бывшего командира.
— Привет, Женя!
— Кто это? — неуверенно спросили на том конце. — Я вас что-то не узнаю…
— Глеб Жеглов. Если еще помнишь такого.
— Глеб? Помню конечно! — Женя радостно хохотнул. — Как я могу забыть дружка боевого?
— Как ты?
Вместо ответа Глеб услышал, как Женя, прикрыв микрофон рукой, сказал:
— Ирочка, эти бумаги на стол положи. Я через две минуты подпишу. — Он кашлянул в трубку и виновато пояснил: — Прости, но от работы не убежишь.
— Это ты извини, что отвлекаю. Давай я сразу к делу перейду, ладно?
— Конечно, — с облегчением выдохнул Женя. — Говори, что стряслось.
— У меня близкий человек пропал. Найти нужно. — Подумав, Глеб добавил: — Муж считает, что ее похитили.
— Та-а-а-ак, пропала… Ну хорошо. — Женя задумчиво помычал. — Что ж, давай ее имя и фамилию, я по своим каналам пробью. Потом отзвонюсь тебе.
— Спасибо, брат, — растроганно поблагодарил Глеб. — Ее зовут Рита Соколова, девичья фамилия — Белякова. Я сейчас у мужа отчество узнаю.
— Обижаешь! Что я за мент, если сам отчество выяснить не смогу? — Женя засмеялся. — Найдем, хоть живую, хоть мертвую! — И, спохватившись, добавил серьезно: — Прости, я не то имел в виду. Найдем, конечно. Только… Н-да… Только нужно маленько подогреть людей, которые будут поисками заниматься. Мне, конечно, ничего не надо, но остальные за «спасибо» зад от дивана не оторвут. Ты же знаешь…
— Понятно, — сказал Глеб. — Сколько нужно?
— Тебе как своему я за три тысячи это дело организую.
После легкого замешательства Глеб уточнил:
— Долларов, что ли?
— Ну конечно, брат! — Женя засмеялся. — Разве сейчас кто-то за другую валюту работать станет?
Глеб молчал, прикидывая, найдется ли у него нужная сумма.
— Ладно, — прервал его размышления Женя. — Тебе за две сделаю. Но деньги вперед. — Он снова как-то неприятно рассмеялся. — Так что вечером жду к себе на чай.
— Я могу сейчас к тебе на работу подъехать.
— С ума сошел! Говорю же, домой заедешь после семи. Адрес напомнить?
— Не надо. У меня в блокноте записан.
— Ну, тогда до вечера.
— До вечера.
Сжав голову руками, Глеб опустился на корточки посреди комнаты. На душе было так тяжело, что хотелось заплакать. Вернее, заскулить, свернувшись клубочком. Человек, с которым они прикрывали друг другу спины на войне и делились пайком, теперь хочет заработать на его беде. Что с нами творится? Что с нами делают деньги и власть? Или это делаем с собой мы сами?
Глава 5
Рита провела на складе несколько бесконечно долгих дней. Новая знакомая переносила лишения легче, чем она сама, и Рита завидовала ее спокойствию. За все это время они ни разу не выходили на улицу, спали в душном сарае, прямо на дощатом полу, по которому сновали крысы и насекомые. Сыновья старого турка приносили еду для них и корм для норок. При этом то и другое не различалось ни вкусом, ни цветом, ни запахом.
Кроме чистки шкур, женщины занимались кормлением животных и уборкой их невероятно вонючих клеток. Зверьки ели каши, рыбу и несвежее мясо. Каждый раз, когда Рита видела, как норки обгладывают кости, ей становилось не по себе.
Ритина компаньонка, так и не пожелавшая назвать свое имя, рассказала ей страшную историю о том, как в девяностые годы она работала на ферме, занимавшейся разведением норок. Приезжавшие к ним все время удивлялись, что вокруг так много безногих ворон. Оказывается, норок кормили рыбными отходами, часть из которых разворовывали работники для кормления своих свиней, поэтому норки частенько не наедались. Вокруг клеток постоянно стоял запах гниющего мяса, который приманивал ворон со всей округи. Когда птицы садились на клетки, норки заполняли пробел в своем рационе птичьими лапами, а если повезет, то и самими птицами. Да что там птицы! Как-то голодные зверьки даже кожаный чемодан зазевавшегося ревизора зубами изорвали.
Истории эти оптимизма Рите не прибавили. То ли от постоянного психологического напряжения, то ли от сводящего с ума зловония и духоты, но что-то в ней изменилось. Временами она стала чувствовать нечто вроде просветления, когда казалось, что она способна охватить умом всю суть жизни. В очередной момент такого озарения Рите в голову пришла мысль, помогающая справляться со страхом, возникавшим при кормлении зверьков. Она подумала: «Люди бессердечно убивают норок ради красивых шубок, значит, справедливо, что животные спокойно могут слопать каждого из нас, если проголодаются. Если мне суждено быть их кормом, то я приму это как карму».
Рите так и не удалось достичь просветления в полутемном сарае. Каким-то чудом ее также миновала судьба женщин, отправленных прежде за решетку к норкам. Видно, она слишком нравилась мужчинам как наложница, чтобы они захотели лишить ее жизни.
Когда в очередное жаркое утро дверь в сарай открылась, Рита повернулась на звук и увидела, как роятся пылинки в косом солнечном луче. Раньше пыль казалась ей совершенно бесполезным элементом мироздания, а теперь Рита видела в ней бесконечную красоту. Ей хотелось просто сидеть на полу и смотреть, как кружатся, кружатся, кружатся потревоженные пылинки. Казалось, наблюдать за ними можно бесконечно, как за языками пламени или бегущей водой. Но долго это делать ей не пришлось.
В дверном проеме возник мужской силуэт. Рита обратила внимание, что в руках у него не было обычного мешка с кормом.
— Эй! — крикнул силуэт. — Иди сюда.
За спиной мужчины светило солнце, поэтому Рита не могла разглядеть, на кого он смотрит — на нее или ее напарницу. На всякий случай она осталась на месте.
— Мне два раза повторять нужно? — рявкнул мужчина по-русски.
Разговаривал он практически без акцента, голос его был Рите знаком. Один из сыновей Божкурта, но который из них? И кого он все-таки зовет?
Взглянув на подругу по несчастью, Рита увидела, что та невозмутимо продолжает работать. Значит, обращались не к ней. Рита встала и подошла к двери.