Соло На Два Голоса

Поэтому договор с семьёй с сыном-школьником был гарантией того, что теперь уже я с этого воздушного судна никуда не денусь и поеду, как миленькая, на ПМЖ в страну Израиль, на родину моих предков. Ну да, так говорят. Примем это, как данность, как красивую, элегантную легенду: сорокалетняя полуеврейка возвращается на Землю обетованную, на родину своих пращуров, чтобы... чтобы - что? Поклониться могилам? Каким могилам? Ощутить единение со своим самым древним на Земле народом? Я вас умоляю: с пафосом - это точно не ко мне.

Я поёрзала в неудобном кресле. Они никогда не бывают удобными в самолётах, я очень быстро начинаю маяться, пока сижу и лечу. Хочется вытянуть ноги, прилечь на бочок, как-то иначе повернуться, а дудки! Не предусмотрено, чай, не бизнес-класс.

- Да, эти сиденья ужасающие! - понимающе закивала сидящая рядом худенькая пожилая дама. - Ненавижу летать именно из-за них.

За понимание и сочувствие я благодарно улыбнулась соседке. Впрочем, не только за это: дама была мелкая, чистенькая, аккуратная и... ничем не пахнущая. Это очень важно для меня! Люблю тех людей, которые умудряются не носить с собой человеческий запах, отвратительный для меня во всех своих проявлениях, ибо я его ощущаю даже в мизерном присутствии. Специфический аромат кожи, волос... Привет от завтрака - запахи кофе и бутерброда с сыром или чая с творожком, исходящие от человека, приводят меня в состояние депрессии, про пот вообще молчу: сатанею от этого почти до потери самоконтроля. Что такое потеря самоконтроля в моём исполнении? О, это ужасно! В такой ситуации я могу стать весьма грубой с ничего плохого не сделавшим мне человеком, могу резко развернуться и уйти, бросив разговор на полуслове, что само по себе ужасающее хамство, конечно... А куда и как уйдёшь в самолёте? Поэтому всякий раз, когда куда-то лечу, я дико напряжена, пока идёт посадка, и я ожидаю соседа по креслу: а вдруг? И коли это случается, мой личный полёт превращается в адскую пытку, даже если он "проходит нормально". Не могу есть, не могу пить, спать тоже не могу, могу только тихо страдать, согнувшись в три погибели в неудобной позе, закрыв глаза и отсчитывая минуты: "Скорее бы, за что ж мне это!" Сидящая рядом вонючка даже не подозревает, как я её ненавижу и готова убить. В какой-то момент она (или он) участливо наклоняется ко мне: "Вам плохо?" - и обдаёт ароматом человечины особенно остро и щедро. Я вздрагиваю всем телом, издаю нечто вроде захлёбывающегося стона: "Всё нормально, не беспокойтесь, просто устала..." Сосед(ка) озабоченно и сочувственно цокает языком, и на меня ко всему прочему наваливается тяжёлое чувство вины и ощущение себя распоследней сволочью: человек ко мне со всем сердцем, беспокоится, а мне страстно хочется зверски избить его прямо здесь и сейчас. Ну, и кому нужны подобные переживания и стрессы? Справиться с собой я всё равно не в состоянии, ничем и никак эта фобия не снимается и не облегчается, лучше как личность я от этих переживаний явно не становлюсь, мизантропия набирает высоту вместе с лайнером и одновременным осознанием, какая я нехорошая. Зато самооценка падает ниже уровня Мёртвого моря, вязко плещущегося там, куда я теперь летела, как к себе домой. Домой...

Хотя бы этой проблемы в этот раз не случилось. Сегодня всё отлично, соседка стерильно не пахнет вообще ничем. Такой редкий случай, что можно его расценить, как хорошее предзнаменование.

- Вы летите в отпуск? В самую жару вообще-то. Будьте осторожны, у вас очень белая кожа, - затеяла тем временем светскую беседу непахучая соседка. Ага, значит, мы расположены к беседе. Мы желаем поболтать в течение ближайших четырёх часов? Ну, что ж, за всё бывает расплата. Не пахнет, значит, хочет поговорить. Это не радует и не входит в мои планы. Придётся выкручиваться. Но пока что растянула я рот в американской улыбке:

- Нет, не совсем так. Я - новая репатриантка, как в Израиле это называется - ола хадаша.

- Правда? - радостно воскликнула дама, и тонкие её бровки подлетели высоко и почти на середине лба так весело запрыгали вверх-вниз, вверх-вниз, прелесть какая, цирк! - Надо же, мне бы и в голову не пришло! Мазаль тов, хамуда! Лёгкой вам абсорбции! Но вы... одна? - недоумение соседки было удивлённо-печальным. Конечно, репатриироваться на Землю обетованную нужно всей мишпахой, то есть, большой семьёй, родным кагалом. Иначе как-то странно с их точки зрения, с точки зрения семейственных и традиционно родственно-кланово настроенных евреев. Непонятно им и даже дико, что из России в Израиль репатриируется одна-одинёшенька женщина лет сорока. Без мужа, без детей, без аидише мамы. Неправильно так! Человек не должен быть один, тем более в такой драматичной, стрессовой, но одновременно счастливой ситуации - в момент возвращения на родину предков. На Святую землю.

- Да, так получилось, - завела я заранее выученное сказание о том, как дочь приедет ко мне несколько позже, как в Израиле меня ждёт много родных людей... Что мы давно уже расстались с мужем, который не был евреем ни на граммулечку и вряд ли принял бы идею переезда... и так далее. И всё это - святая правда, но и абсолютная брехня одновременно. Потому что дочь не собирается переезжать в Израиль из Америки и приедет ко мне только в гости; родня в Израиле не такая уж и близкая, и не особенно мы друг без друга скучали все эти годы, а бывший муж-не еврей... вообще история не про то. Но не рассказывать же, право, каждому встречному долгую и странную, но никому неинтересную комическую драму - мою жизнь. Поэтому "шпионская легенда" была придумана заранее и выучена назубок.

Самолёт пошёл на взлёт, а я как раз закончила своё повествование и с чистой совестью достала из сумочки маску для глаз. Чуть вздохнув как бы обречённо, стала её напяливать.

- А, вы хотите поспать, да? - с плохо скрываемой досадой осведомилась соседка. Совершенно очевидно, что она, давняя жительница Израиля, уже мысленно предвкушала долгую беседу с новой репатрианткой, лекцию для новичка с наукой жизни и открытием "секретиков" бывалого, а заодно с разведкой боем, куда и к кому я еду... ну, и прочие любопытные прелести столь удачного соседства с ола хадаша. И вдруг - облом!

- Да, знаете ли, - я вздохнула как можно более горестно и жалко, - такие были сумасшедшие дни, сборы... Устала жутко! Надо вздремнуть... Ведь столько всего предстоит...

Спать я не собиралась. Вернее, была бы рада, но... Я не могу спать ни минуты без снотворных, бесполезно даже пытаться. К тому же эти четыре часа необходимы мне для осмысления происходящего. Казалось бы - зачем снова, зачем опять! Разве все последние долгие и насыщенные месяцы я не обдумывала всё тысячу, миллион раз?

Но сидит в мозгу заноза тревоги, даже страха: всё время думаю о том, удастся ли мне убежать от того странного, непонятного, пугающего, что происходит со мной уже несколько лет. А, может, происходило всю мою жизнь, просто я не понимала этого. Не осознавала? Жила, как в каком-то идиотском анабиозе, не отдавая отчёта в том, как, куда, почему и зачем я живу? И мой мозг, несчастный больной мозг, уже не зная, какого пинка ещё мне дать, чтобы я опомнилась и что-то сделала с собой и своей жизнью, решил вот таким макаром поиздеваться надо мной и устроил мне всю ту нереальную фантасмагорию, такую, что приходится бежать в другую страну, на край света, в надежде сохранить хотя бы остатки разума?

Не знаю. На все эти вопросы у меня до сих пор нет ответа. А я не могу жить без этого, я боюсь сама себя, завтрашнего дня и любой грядущей минуты, которая может внезапно погрузить меня в сюрреалистический кошмар. Я никогда от этого не застрахована. И всё время рискую провалиться в... не знаю, во что, не знаю, как это назвать и что вообще со мной творится. Я должна быть всё время начеку и в безумных играх разума пытаться отыскать суть и причину происходящего именно разумом же, мыслью, анализом. Умом. Если он у меня ещё остался, конечно.

Поэтому я закрываю маской глаза и притворяюсь спящей.

- Вас разбудить, когда принесут еду? - печально, но участливо спросила соседка, надеясь, очевидно, хотя бы во время трапезы поболтать со мной.

- О, я буду вам очень благодарна! - светски улыбнулась я, на секунду освободив один глаз из-под маски и подарив таки женщине толику радости. - Вы так любезны!

Где логика? Где логика в моём поведении? Со мной хотят поговорить, я чем-то интересна, я вовсе не противна и не отталкиваю от себя - разве не это было моим вечным кошмаром на протяжении почти всей жизни? Ведь лишь совсем недавно вдруг наступило прозрение и понимание, что никто меня прямо вот так сразу не отталкивает, никому я заранее не противна. А поздно. Уже не надо. Уже сама не хочу. Не хочу ни с кем говорить и не мечтаю быть приятной и желанной для беседы. Да вообще ни для чего... Я хочу быть наедине только с собой и своими мыслями, как бы они тяжелы ни были. Если бы ещё моё сознание не выделывало тех штук, сделавших из меня то ли тихую сумасшедшую, то ли социально опасного маньяка - никак не могу разобраться.

Самолёт оторвался от взлётной полосы. Но я этого уже не видела - мои глаза были надёжно отделены от мира куском чёрном материи. На целых четыре с лишним часа.

А ещё нет никакой логики в том, что я очень часто размышляю на тему "до какого момента было не поздно всё изменить и повернуть вспять". С чего и зачем я думаю об этом, ежели вовсе не хочу и не собираюсь ничего отменять и менять? Хм, смешно. Можно подумать, что если бы хотела и собиралась, то это было бы возможно. Впрочем, в связи со всем происходящим ответ на этот вопрос не столь очевиден.

Появившуюся у меня в привычке нелогичную и абсолютно пустую по смыслу игру ума я приписываю всё тому же хулиганству собственного сознания, которое развлекается подобным образом: а что было бы, если? С некоторых пор я смирилась: пущай хулиганит это самое сознание. Я даже иногда стану играть в его игры, раз уж ему так хочется, то есть отвечать на заведомо бессмысленные вопросы, представлять нереальные ситуации, моделируя: "представим себе, что...". Ну, представим. Проиграем неслучившуюся историю. Потешим дурной мозг.

Мозг дурной, но не больной: у меня нет никакого официального диагноза. По крайней мере, врачи, профессионалы чётко сказали, что я здорова. Психически здорова. И нечего каждый раз думать о себе плохо. Впрочем, почему же плохо? Больной человек - он ни в чём не виноват, он - жертва болезни. А я... Я просто с прибабахом. С дурной башкой живу. Никому не мешаю, сама себе, правда, бываю не рада, но кому от этого плохо? И если бы эти игрища были главным в моём психически здоровом безумии, если бы... Можно было бы считать, что я легко отделалась.

Но легко отделаться явно не получилось, и именно поэтому я сейчас лечу в Боинге на новую родину с одной-единственной целью: попытаться перезагрузить своё сознание, встряхнуть себя и свой мозг и таким хитрым и затратным образом попробовать вырваться из плена игрищ разума, умучивших меня за эти годы окончательно.

Полгода назад я приняла твёрдое решение - репатриироваться в Израиль. Ради самоперезагрузки. Созвонилась с тёткой Полиной, уехавшей ещё в восьмидесятых. Разумеется, тогда они уезжали "навсегда", а мы, остающиеся, думали, что больше сроду их не увидим. Впрочем, большого горя по этому поводу в нашей семье не случилось.

- От себя не уедешь, - кривила губы мама в презрении. - Линка вечно всем на свете недовольна, ей плохо везде и всегда. Ей плохо там, где она есть. Значит, будет плохо и в Израиле.

Сёстры недолюбливали друг друга, по-моему, с детства. Меня это удивляло: разница между ними всего два года без двух месяцев, казалось бы, должны быть подружки-не разлей вода! Такие у меня были наивные представления о сестринстве. Своих братьев-сестёр не имею, поэтому романтизирую, наверное. Судя по маме и тёте Полине, сёстры - это вечно конкурирующие и завистливые существа, не прощающие друг дружке успеха и благополучия, счастья и удач. Поэтому им часто бывает не очень комфортно, так как у "противной" стороны периодически случается что-нибудь замечательное: то мальчик симпатичный в кавалерах, то "пятёрки" в дипломе, то удачная работа подвернулась, то в замужестве счастье случилось. Впрочем, по нашей жизни для таких "любящих" людей радостные новости тоже не редкость: то сестру болячки одолевают, то её дочь получилась не очень удачной во всех смыслах, то муж загулял и сестра обрыдалась до состояния опухшей бомжихи... Всё - радость! И где же эта пресловутая еврейская семейственность?

- Мы разбавленные русским соусом, - мама смеялась и махала рукой в ответ на моё недоумение. - Фифти-фифти - не кот чихнул. Папочкино русское наплевательство на всех близких и дальних сдоминировало. Даже сдетонировало! Так что, из еврейства в нас только волосы и глаза.

Это правда. Густые тяжёлые гривы и семитские чуть навыкате чёрные глазищи с узнаваемым разрезом, который никогда не позволит притвориться ни цыганкой, ни турчанкой - фирменный знак всех женщин нашей семьи: и мамин, и мой, и Полинин, и её дочери Галки. И Сашенька моя такая же.

Так и жили две внешне похожие друг на друга сестрички с крохотной разницей в возрасте, всю жизнь пристально следя одна за другой и не прощая ни малейшей радости в жизни сестры и не умея скрыть своё счастье, когда у другой случалась беда.

Когда тётя Полина засобиралась в эмиграцию, первая мамина реакция была: "Вот пройдоха! И тут подсуетилась!" По-моему, явная зависть. Но сделать то же самое мама не решалась: папа к тому времени уже умер, отчим был ненадёжный товарищ, сама мама со своей специальностью корректора явно ни на что не рассчитывала нигде, кроме Москвы. А у тёти Полины был весьма перспективный во всех смыслах муж - доктор наук, врач- стоматолог. С таким "грузом" нигде не пропадёшь, всегда будешь обеспечен и работой, и деньгами, и удачной абсорбцией.

Моей маме было жизненно необходимо найти причину, почему уезжать в Израиль - плохо и бездарно. Помню, не один день она потратила на то, чтобы добыть много убедительных фактов, как на самом деле не повезло её сестре Лине. Она обзвонила всех своих близких и дальних знакомых, кто имел хоть какое-то отношение к Израилю, у кого там жили родственники, кто по работе мог хоть что-то знать. И примерно через неделю вердикт был готов.

- Маленькая провинциальная страна, - смеялась мама, радостно сверкая красивыми зубами и аж зарумянясь от довольства. - Там нет ничего - ни европейской культуры, ни американского богатства. Только пустыня, жарища и войны бесконечные. Да уж, стоило рваться в такую эмиграцию! - и звонкий хохот.

Мне было десять лет, но я всё это хорошо помню, потому что страшные слова "эмиграция" и "Израиль" тогда были реально пугающими, опасными, таинственными и... недружелюбными, что ли? Тётя Лина представлялась мне космонавтом, который должен выйти в открытый космос - по опасности и таинственности "Израиль" и "эмиграция" пребывали в моём сознании примерно в той же категории, как и далёкий открытый космос, полёт на Марс или к Альфа-Центавре.

Я тоже не переживала из-за отъезда тёти Полины и своей двоюродной сестры Галки. Мы все не были близки, семья была дружной лишь формально, напоказ, по большим праздникам. А так... Никто никому не был нужен. И если мама с тётей Полиной ещё находили какой-то смысл в своей близости - смысл вечного соревнования и конкуренции, то нас с Галкой уже совсем ничего не связывало. Тем более что мы были слишком разные. Я - интроверт с кучей комплексов, она - активная, шумная пионерка, вся в общественной работе, явно нацеленная на хорошую карьеру. Но мать увезла её в Израиль - от пионерии, от комсомольского будущего, от активной общественной деятельности. И что такого? Галка нашла себя и там - в том же самом! Нынче она работает в Кнессете, в каком-то комитете по защите чего-то там... я не очень в курсе, но касается эта защита прав научной деятельности репатриантов - словом, меня, как репатриантку, не касается никаким боком, я не учёная и мне рассчитывать на Галку нечего. Да ведь я и не рассчитывала на родню ни чуточки, сразу сказала твёрдо и себе, и ей в тот свой приезд два месяца назад:

- Гал, не смотри на меня так напряжённо: мне от вас ничего не надо, никакая помощь в принципе не требуется! Расслабься! Я при деньгах, буду рантьерствовать, мне даже от государства Израиль помощи не требуется.

Галка вся завибрировала, затараторила:

- Да что ты такое говоришь, Ань? Уж разве я тебе не помогу, чем могу? Разве мы не родня? И государство тебе выдаст корзину абсорбции - не вздумай отказываться, ненормальная! Это положено всем репатриантам, не осложняй жизнь этому государству, ему проще дать, чем не дать, иначе оно не поймёт, чего ты припёрлась и что тебе нужно от него... - она бы ещё долго смущённо тарабанила, но я её решительно остановила, повысив голос:

- Не галди! Слушай меня: у государства, так и быть, денежку возьму, а от тебя мне нужна конкретная, но очень простая услуга. Выслушай меня, какая...

Сестра замерла, затихла, сжала кулачки, в напряжении. Бедняга, всё-таки ждала трудных для исполнения просьб! Ох, как она расслабилась и обрадовалась, когда услышала:

- Помоги мне только определиться, где и как лучше устроиться жить, как снять жильё и вообще просвети про быт и нравы.

Сестра тут же залепетала что-то облегчённо, заобнимала меня, зацеловала! Эх, святая простота... Даже не пыталась скрыть своего ликования, что никаких серьёзных телодвижений делать не придётся, что вся подмога - исключительно консультационная. Понятное дело: они переезжали сюда много лет назад нищими. И все были нищие, все репатрианты из Советского Союза. Все прошли через чужие вещи, мебель, посуду, через чьи-то милостыни и подарки... И никак не могут сегодняшние израильтяне, которых из тех наших, привыкнуть к тому, что нынче из России часто едут люди вполне благополучные и обеспеченные. До сих пор не понимают, откуда в России вдруг взялись деньги. Их же не было ни у кого! Ну, кроме торгашей и номенклатуры. У стоматологов тоже кое-что было, безусловно. Но вот вывезти это "кое-что" из СССР было невозможно. Поэтому мой дядя-стоматолог, доктор наук, приехал с семьёй в Израиль таким же бедным, как и все прочие инженеры и учителя.

Помогла мне Галка, безусловно, помогла! Сколько б без неё я разбиралась в совершенно незнакомой мне географии, где какой город, где какая справедливая стоимость квартир, чем север отличается от юга, почему в Хайфе жить намного дешевле, чем в центре... Сестра буквально за один вечер впихнула в меня всю нужную информацию, а ещё снабдила телефоном своего хорошего знакомого маклера, и не просто маклера, а "правой руки владельца крупнейшего агентства недвижимости". Всё это было чуть более двух месяцев назад. Я уже была почти что репатрианткой - в Москве мне оставалось полмесяца до очереди на собеседование в посольстве. Никаких сомнений в том, что разрешение мне дадут легко не было, так как моё еврейство по матери неоспоримо и очевидно. Поэтому я и рванула тогда в Израиль заранее - ошарашить своим появлением родню и найти себе жильё. Чтоб потом не метаться с чемоданами по чужой стране.

Проблема денег меня не шибко волновала, я знала, что московская трёшка в аренду стоит очень недурных денег, а в Израиле мне нужно было бы найти что-то совсем маленькое - на одного человека. Таким образом, должно было хватить и на съём, и на жизнь. То, что я вряд ли стану работать, было тоже очевидно.

Денег хватило. Квартиру я нашла. Не совсем такую, как думала, потому что маленьких квартир в Израиле, как оказалось, нету. Точнее, есть, но их страшно мало, они в дефиците! Вот ведь неожиданность какая. А выбрала я не самый дешёвый город страны, а Нетанию.

Городок на море, облюбованный большим количеством и европейских, и марокканских евреев. Туристов и гостей в городке очень много, а потому место не самое дешёвое, зато и весьма симпатичное. Мне понравились новые районы - красивые, высокие дома, прелестные зелёные дворики, чистота, аккуратность. После Москвы это всё произвело впечатление. Море рядом, до Тель-Авива - четверть часа на машине.

Ещё меня зацепила, рассмешив, одна ужасно забавная деталь. Когда я изучала в Интернете карту Израиля, а, точнее, местность вокруг Нетании, то наткнулась на местечко, как потом выяснилось, мошав, название которого встроенный переводчик перевёл как "Как связаться с Моисеем" (Цур-Моше). Меня покорило это название до невозможности, я чуть было не решила ехать жить именно туда... Но мне быстро объяснили, что такое мошав, что это вряд ли для меня, не по моему характеру и не по моим привычкам. Ладно, решила я, утешусь тем, что связаться с Моисеем можно совсем недалеко от Нетании.

В общем, показалось, что Нетания - оптимальный выбор. Квартира двухкомнатная - огромная гостиная, совмещённая с кухней, и небольшая спаленка. И это самое маленькое из приличного, что удалось найти! А вообще-то меньше трёх комнат даже не предлагали.

Квартирка расположена в довольно старом, но очень чистом и ухоженном четырёхэтажном доме. С мебелью вполне пристойной, хотя, скорее всего, сама я прикупила бы что-нибудь другое, поприличнее, но я же не Илюша, моя последняя печальная любовь, который непременно сморщил бы свой красивый нос, выпятил бы нижнюю губку и произнёс бы нечто вроде: "Ну, ясно, провинция есть провинция, кому и коврик с русалкой искусство...". В общем, я - не Илюша, для меня сойдёт. Чисто, аккуратно, не разваливается - и хорошо. Главное, что по деньгам получилось даже лучше, чем я рассчитывала - процентов на тридцать меньше мысленно положенной на это мною суммы. Так что, от грядущей сдачи московских хором (а у меня-то там таки хоромы) на "жизнь и развлечения" должны были остаться весьма недурные шекели. Я могла рантьерствовать спокойно, не шикуя, но и не считая копейки, носясь в поисках самой дешёвой еды и одежды. При таком раскладе даже неловко как-то было брать "корзину абсорбции" от государства, но отказаться от неё было бы довольно муторным делом. Ладно, положено - так положено. Когда придёт время, буду платить все налоги и никогда не стану притворяться неимущей и несчастной, пытаясь что-то ещё урвать у страны. Я просто буду жить честно. Так я сама для себя постановила, подобным смешным способом успокоив взбрыкнувшую было совесть.

С маклером от Галки заодно договорилась о том, что он поможет мне купить машину - причём, прямёхонько к моему приезду. Чтоб сразу была. Я подробно обсудила с ним, на что я рассчитываю, парень сориентировал меня, так сказать, по местности и времени, я скорректировала свои московские аппетиты. Мы договорились за небольшое вознаграждение ему о том, что к тому времени, как я сойду с трапа в качестве новой гражданки Израиля, под окнами снятой квартиры уже будет стоять авто.

За квартиру я согласилась заплатить за год вперёд, и жутко обрадованные этим фактом хозяева не возражали, что срок съёма начнёт отсчитываться не со дня подписания договора, а через два месяца. В общем, всё сложилось как-то удачно, лепо. И в этом я углядела что-то вроде перста провидения: я поступаю правильно, действую, как надо, приняла, очевидно, верное решение. Такое со мной бывало нечасто, прямо скажем, страшно редко: мне кажется, в своей жизни я только и делала, что совершала ошибки, творила что-то не то, нечто глупое, о чём всегда впоследствии или жалела, или стыдилась. Так и живу, сколько себя помню: красная от стыда и неловкости из-за воспоминаний, занимающих в моей голове основное место. В ней уже давно не осталось ни уголочка для мыслей о будущем, для мечты или каких-то серьёзных планов. Сплошное прошлое. Которое стало реальностью... тягостной и странной, хотя иногда сладкой и щемящей. Ой, это так сложно, так невозможно объяснить! Потому что не получается даже самой понять. Куда уж облечь в слова и образы, чтобы рассказать об этом!

После результативной поездки я вернулась в Москву и развела бешеную деятельность по сдаче московской квартиры. Как хорошо, что она у меня есть и что она отличная! Вообще-то, мы с мужем и дочерью были отнюдь не бедной семьёй (были... семьёй...). Хотя все наши богатства - не те, которыми можно гордиться. Сплошные наследства, рухнувшие на меня совершенно незаслуженно, а только и исключительно потому, что у родни не оказалось детей. Так, двоюродная тётка отписала мне аж две квартиры: одну свою - а тётка была крупной шишкой в госбанке всю советскую жизнь, и государство подарило ей с мужем просторную "двушку" в весьма престижном столичном месте. А уже в новые времена её муж, пользуясь связями жены, немножко "побизнесовал" и наработал ещё одну трёшку - в плохоньком районе, но всё-таки в Москве. А в конце 90-х оба сильно сдали, начали подолгу болеть и как-то очень быстро ушли друг за другом, буквально в течение года. Сосуды, давление, инфаркты...

Как ни странно, но как раз с этими родственниками мы общались довольно часто, и старики - они всегда в моём представлении с самого детства были глубокими стариками - очень нежно ко мне относились. У них никогда не было своих детей, поэтому они всегда заваливали меня подарками, конфетами и поцелуями. В сущности, добрые были люди. Я искренне плакала, когда их не стало. А тут ещё такой сюрприз: они именно мне отписали обе свои квартиры. Фантастика! В одночасье я стала небедной женщиной, хотя и так не была нищей: и сама работала, и муж работал, и жить нам было где: поженившись, мы поселились в квартире отчима, которая сколько-то лет стояла вообще пустая, отчим-то жил с нами.

Когда в моей жизни появился Лёша, а следом довольно быстро родилась Сашка, отчим милостиво позволил нашей молодой семье поселиться в его двушке на Варшавском шоссе. Так что, никакой нищеты и неустроенности в нашем существовании не было.

Но случилось вот такое... везение. Мы как-то враз разбогатели. Я даже думала одну из квартир отдать маме - что это вдруг мне сразу две? Но мама решительно заявила:

- На тебя написано, значит, твоё. А мы с Сержем не пропадём, у нас есть своё.

Мама звала своего мужа исключительно на французский манер. А я заметила, как полыхнули его глаза на моих словах о второй квартире. Но он не посмел влезать в наше семейное. Не посмел всё-таки... Спасибо ему большое хотя бы и на том.

Но мама не раз мне припомнит эти квартиры...

- Тебе в этой жизни всё достаётся на халяву, - говорила мне она потом нередко в плохие минуты наших отношений. - Живёшь, как у Христа за пазухой всю жизнь, ни черта усилий не прилагаешь, всё тебе достаётся за просто так.

Можно подумать, что она всегда тяжко пахала и сеяла ради куска хлеба. Квартиру, где я выросла и где нынче она обитала со своим мужем, в своё время дали папе - он был отличным инженером, кандидатом наук, его очень ценили в его НИИ... Да и НИИ был серьёзный, оборонный. Папа и пахал, как каторжный, это правда. И всё в клювике таскал в свой дом, семье, жене и дочери, мне, то есть. Папа... Он, наверное, никогда не попрекнул бы меня никакими "подарками жизни", если бы был жив.

Потом она зло смеялась, когда дочь Сашка в восемнадцать лет вышла замуж и уехала в Штаты. Нет, не за американца, а за нашего мальчика, студента американского университета. У него в Штатах осели родители - программисты, естественно! Оба - востребованные и благополучные. Вырастили там сына, "поступили его" в университет. А он на лето приехал в Москву навестить бабушку. И в случайной компании познакомился с Сашкой. К её чести она две первые недели понятия не имела, что мальчик из весьма обеспеченной семьи. Просто влюбилась. И мальчик Петя (Пит) потерял голову. Они ведь даже чем-то внешне похожи: черноглазые, кудрявые, тонкие, высокие, подвижные, энергичные. И как те голубки - ворковали беспрестанно, держались за ручки, трогательно тёрлись друг о друга носами. Смотреть на них было забавно. Ну вот, так моя малышка уехала в Штаты, где тоже поступила в Петин же университет - зря, что ли, мы с третьего класса инглиш долбили до посинения? А Саша к языкам способная, она потом ещё и за французский взялась...

И как это называется - повезло или судьба? Для моей мамы это всё называется другими двумя словами - незаслуженная халява. (Что нелогично - халява и не может быть заслуженной, на то она и халява.) Поэтому, узнав про то, что Саша выходит замуж и едет в Америку, она зло хихикнула:

- Ещё одна халявщица! Везёт же вам. Обеим.

Что-то в этом было нехорошее, злое. Очень сильно на зависть похожее. Но, поскольку мне трудно себе вообразить, что можно завидовать родным людям, я отгоняла от себя эту дурную мысль, пытаясь вместо неё пристроить идею о том, что для маминого поколения "замуж в Америку" - это нечто дурное, типа "работать в борделе", даже если сознание не замшелое совковое, а вполне себе продвинутое. Ну, есть такой пунктик у людей в головах, есть! Иногда, наверное, сами себе отчёта не отдают, когда их мозги накрывает волна - изнутри их собственного подсознания! - волна вдолбленной в самые извилины пропаганды в виде готовых сентенций, услужливо подсовываемых памятью: уехать за границу - предать родину; выйти замуж за состоятельного человека - продаться... В общем, Сашка была подвергнута остракизму, а я презрению за плохое воспитание дочери. Что ж, если вдуматься, то ничего неожиданного. Всё логично.

Но вернёмся к квартирам... Так вот, то наследство - это был единственно возможный способ нашего "обогащения" и благополучия. Я была рядовым из рядовейших журналистов, превратившимся в новейшие времена в редактора-слоганиста забубённой рекламной газетки. А Лёшка...

Муж мой Лёшка был обычным советским мужичком-простачком-бессребренником. Инженер без блеска и без будущего, середнячок по призванию и сути своей. В меру ответственный, в меру обязательный, но не злой, непьющий, дочку любил. Звёзды с неба ему были недоступны в силу невысокого интеллекта и слабого характера, зато по этим же причинам он очень крепенько всегда держался за то реальное, что у него было или сваливалось ему на радость, как моё, к примеру, наследство, и не искал никакой лучшей доли, предпочитая радоваться тому, что есть. В общем, мечта советской женщины-матери. У нас случился типичный студенческий брак: два юных щенка с дикой жаждой постоянного секса и с большими тараканами в голове у невесты. Про тараканов Лёшка, разумеется, ничего не знал. Но если бы у меня в резонах был только секс, никакого брака не случилось бы. Главными были тараканы. Они решали, они и решили.

Главный таракан, не слезавший с трибуны, с удивительно громким голосом и фантастическим умением убеждать, вещал, не переставая, что мои шансы на женское счастье равны абсолютному нулю, что меня сроду никто и никогда не сможет полюбить, ибо не за что и незачем... что если уж выискался дурачок, который дал слабину и хотя бы на мгновение прельстился моими лупоглазыми буркалами, то надо хватать его, как дефицит из-под прилавка! Не разбираясь, как и в случае с дефицитом, нужен ли тебе конкретно вот этот отрез весёленького ситчика в цветочек, или низачем не сдался, потому что ты шить сроду не умела и не любила. Разбираться будем потом, пока что нужно брать, не раздумывая и не мешкая, иначе уведут (ой, уведут!) с руками этот ситчик... то есть, этого мальчика, оторвут - мальчик-то годящийся.

И вцепилась я тогда в Лёшку, по-моему, совершенно неприлично вцепилась, периодически роняя ниже некуда своё достоинство. Или это мне сейчас так кажется? Но то, что парень одурел от моего напора, очевидно. Ему явно было и лестно, и непривычно, и страшновато. Наверное, от меня в иные моменты ему хотелось рвануть на Северный полюс или ещё подальше. К примеру, когда я висела на его руке и, хлюпая носом, скулила о том, как он мне дорог и нужен в этой жизни. Брррр! Да я б на его месте бежала на край географии от такой полубезумной и страстной девчонки! Но он не решился. Или я слишком крепко висела на его руке, чересчур сильно вцепившись пальцами в его тело? Возможно, даже вонзая в него свои ногти... Как же тут рванёшь без риска быть покалеченным и уж точно порвать одежду?

Я заёрзала в своём неудобном кресле: стоило вспомнить ту себя, с теми моими чувствами, мыслями и страхами, как тут же захотелось бурно трясти башкой, чтобы вытряхнуть это всё оттуда, как подванивающий мусор. И не стоит думать, что мне жалко себя, что я рыдаю над той юной девушкой, искавшей спасения в любви, точнее, в иллюзии этой любви. Нет. Мне смертельно стыдно. И перед собой, и перед Лёшкой, и перед дочкой Сашкой... Перед мирозданием, наконец! Жила-была девица без никакого самолюбия, без гордости и чувства собственного достоинства. Жила и искала, в кого бы вцепиться мёртвой хваткой, чтоб полюбил? Нашла. Вцепилась. Женила на себе. И потом долгие годы сама мучилась и парня мучила. Типично советская тётка с комплексами и желанием замуж любой ценой. Хотя не вполне... Мне на самом деле нужна была любовь, хоть какая-нибудь любовь, чтобы не чувствовать себя ущербной. Ну, вот и получила "хоть какую-нибудь", как заказывали, получите и распишитесь.

Самое первое моё замыкание (я так стала называть то, что со мной происходит вот уже пять лет) было как раз связано с началом отношений с Лёшкой. Тот самый первый день, самое-пресамое начало...

В полной мере замыкания начались не сразу, сначала некоторое время мучили предвестники. Меня тогда колотило и терзало по-чёрному: то я начинала рыдать, оплакивая свою бездарную жизнь, то вдруг хохотала, как безумная, как бы смотря на ситуацию со стороны и поражаясь её тупости и нелепости. Меня порицали и ругали все, абсолютно все, даже дочь. К счастью, Сашка была ещё недосформированным человечком, она просто сыграла тогда в команде - в команде семьи, родни. А я была в эпицентре всеобщего осуждения. На меня орала мать, надо мной потешался отчим, а Лёшка...

Лёшка вдруг показал зубы. Оказывается, они у него были и ещё какие острые! Кто бы мог подумать, семнадцать лет вместе и никогда прежде он не проявлялся, как мужчина-садист, мужчина-деспот, мужчина-мститель. Ну, скажем прямо, разозлиться было из-за чего: я решила порушить нашу дружную совковую семейку. Я встретила Илюшу и... пропала. Вдруг узнала, что такое любовь и страсть, вдруг поняла, что меня любят со всеми моими недостатками и даже пороками - о как! Пороками... Именно так я о себе и думала. А самое главное, мне стало вдруг интересно жить! Илюша - кладезь ума, интеллекта и знаний. Всю прежнюю жизнь я смотрела на таких людей со стороны, будучи совершенно уверенной в том, что они никогда не снизойдут до общения со мной, никчёмной и серой. И я никогда к ним не лезла, даже не пыталась вызвать у них интерес к своей ничтожной персоне.

И вдруг такой человек сам проявил ко мне огромное внимание. Мы встретились на моей работе, он был заказчиком рекламы для своей фирмы, а я работала с их текстами. И мы как-то легко разговорились, разболтались, я расслабилась и просто была самой собой. И даже не поняла, что меня "клеят", что Илюша, которому я понравилась чисто внешне, решил закадрить симпатичную женщину. Я-то себя не числила по разряду тех дам, которых кадрят с дальним прицелом. Поэтому спокойно пошла с клиентом выпить кофе в кафетерий, где мы болтали о жизни и о моём любимом кино. Я очень люблю кино, особенно хорошее советское. Кино - это целая история из моей жизни...

С раннего детства я очень любила смотреть все фильмы, что показывали по телевизору, даже взрослые. Не всегда всё понимая, но всем своим детским умом впитывая несущиеся с экрана эмоции, слова, внимательно слушая рассуждения героев, стараясь понять и прочувствовать всё то, что происходит на экране. Находящиеся рядом взрослые не обращали на это внимания, не замечали и ничего со мной не обсуждали. Им даже в голову не приходило, что восьмилетняя девочка внимательно следит, к примеру, за перипетиями фильма "Монолог", ужасно переживает за дедушку и прямо всеми своими детскими гормонами каким-то образом чувствует то, что чувствует главная героиня фильма - юная девушка в исполнении гениальной Неёловой. Нет, я не могла понять всего, даже чувствами не могла! Ой, нет... как раз чувствами - могла! А вот разумом не могла постичь происходящее, в силу возраста мне ещё не было это дано. Чувствами же очень понимала. И потом тихонько плакала у себя в кровати, вспоминая последние сцены фильма, вновь и вновь переживая драматический накал страстей. И так было с очень многими кинолентами. Нашими и зарубежными.

Когда я стала старше, то превратилась в запойную киноманку: ходила в кино почти на всё подряд. Даже одна, без подружек и кавалеров. Находила на афишных стендах кино, которое ещё не видела, и мчалась в кинотеатр, даже если он был на другом конце города. Когда мне исполнилось четырнадцать, ко мне присоединилась моя Ларка. Ларка моя, Лариска любимая...

Да, погружаясь в воспоминания, каждый раз получается, будто скачешь по пересекающимся множествам: одна тема, один человек - мысль о нём цепляет другую тему и другого человека, перескакиваешь на него, глядишь - а уже следующий оказался зацепленным. Бесконечная история, не имеющая начала. Впрочем, можно, конечно, любые воспоминания начать, как водится: сначала был хаос... А потом последовательно и нудно перечислять события по порядку. Внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку - и получается внятное и последовательное повествование. Может, так правильно? Иначе ведь можно запутаться, заблудиться в собственной голове - не знаешь, куда кидаться, за что или за кого хвататься. Вот только начала про Лёшку, как тут же прыгнула на Илюшу, следом, не закончив про него, на кино, а тут уже и Ларка нарисовалась. Так всю жизнь у меня и не получается толком нормально анализировать, размышлять, думать. Прыгаю с мысли на мысль, с события на событие, с человека на человека. Правы были те, кто всегда считал меня не сильно умной и способной. И не умеющей сосредоточиться на главном. В этом меня всегда упрекала мама:

- Ты будто не здесь и не сейчас! То ли в мечтах, то ли просто в носу ковыряешь, разве так можно чего-то добиться в жизни? Так и будешь всегда пятая-десятая, никакая и серая. Нормальные люди ставят перед собой цели - разные, маленькие, большие и стремятся к ним, по пути ставя промежуточные задачи. Ты же вообще не способная ни цели определить, ни задачи поставить. Живёшь, будто в раю! Всё есть и ничего не надо. Пустоглазая и пустоголовая.

Ох, ошибалась мама насчёт рая, сильно ошибалась! Вот уж никогда я не ощущала себя ни в раю, ни даже у его ворот. И моя отрешённость была от постоянной сосредоточенности на том, как бы вывернуться из-под трамвая под названием жизнь. Чтобы меня не снесло, не сшибло, не переехало, не покалечило. В общем, банальный инстинкт самосохранения, который выражался в ежеминутном напряжении от тяжёлых мыслей, как правильно поступить в тот или иной момент, как правильнее сказать, чтобы не попало-не влетело, в какую сторону сделать верный, то есть, не порицаемый шаг - направо или налево?

Опять, меня унесло далеко от столбовой дороги! А какая дорога, собственно, столбовая? Чего надо держаться, какой мысли, чтобы не прыгать по пересекающимся множествам?

Может, всё-таки попытаться с самого начала и последовательно? А что считать началом?

ЛИЧНО Я...

С сюжетом, вернее, с его развитием и засасыванием в себя пока не очень? Моя лирическая героиня большая любительница порассуждать об отвлечённом. Как я. Вместо того, чтобы лихо гнать волну событий, закручивать водоворот историй и приключений, этот чёртов персонаж копается в мелочах. И ему (ей), как и мне, интересно в них копаться, что ты будешь делать!

Но кое-что наметилось, правда? Для тебя, читатель, наметилось... Лично я прекрасно знаю, чем хочу заинтересовать и, возможно, как сделать, чтобы тебе влипнуть в читаемое. Хотя, не исключаю, что через какое-то время читателей останется полтора человека. Но это будут те самые, самые те, для кого пишу. Может, это важнее, чем привлечь абстрактную публику в некоем серьёзном количестве? Поговорить... говорить можно с единицами, а не с тысячами-миллионами. А мне что нужно? Мне как раз поговорить. Как любителю уединения - бесконтактно. Вот, придумала: литература затворников для бесконтактного общения. Вроде соцсетей, но только с длинными, очень длинными, аж на книгу монологами.

Что же касается массового читателя... Сколько я придумала этих "голливудских" сюжетов - сама не верю, когда вспоминаю! Целая очень "толстая" папка в компьютере - заявки на сценарии. Одна из виселиц на экране, кстати. Нынешний сюжет не оттуда, там спят вечным сном именно голливудские: рассчитанные на громадные бюджеты, стопроцентно кассовые, уж поверьте мне, старой киноманке, кинофанке и вообще самому большому любителю и знатоку кино из ныне живущих. Шутка. Хотя я на самом деле всегда увлекалась синематографом (первая буква именно "С"!), изучала его историю, читала-лопатила всю возможную критику, даже зарубежную... Поэтому понять, что мои придумки - коммерческие бомбы, знаний хватает. Но они так и умрут (уже сдохли) в этих папках, никем, кроме меня неоценённые. Ибо я их никому не показывала, никому о них не рассказывала и не расскажу. Бессмысленно потому что. В России бессмысленно по одной тысяче причин. Отправлять в Штаты - образовывается другая тысяча. Начнём с того, что нужно делать художественный перевод. Собственно, на этом и закончим.

"Вот поели, теперь можно и поспать!" Какое счастье, когда любое своё желание не надо ни с кем ни обсуждать, ни согласовывать! Вот как хочу, так и ворочу собственное время и собственную жизнь. Поработала, сколько в меня влезло, сейчас буду отдыхать. Сколько влезет.

Самое прекрасное, чего мне удалось достичь в этой жизни, чем обеспечить себя в полной мере - одиночеством. Кто-то вздрогнул от одного лишь слова. Бедолага! Для меня сие понятие - стопроцентный синоним свободы и независимости в самом объёмном их смысле. Жаль не с молодых лет, обидно, что уже под закат. Потому что прекраснее жизни без никакой, вот вообще никакой, зависимости ни от кого лично для меня не существует.

Мне пытались внушить и не раз: ты просто никого не любишь, поэтому не знаешь, что зависимость от любимого существа - сладка, что притирка друг к другу двух любящих друг друга "свобод" - это трудный, но прекрасный процесс, в случае успеха которого... и бла-бла-бла до розовых пузырей. Ну, верю, верю же! Но не для меня это всё. И любила, и, может, до сих пор люблю... Исповедоваться на эту тему только ненавижу. Суть в том, что есть штуковина, драгоценней которой для меня ничего нет и уже не будет никогда. Это свобода. Полная, безусловная, абсолютная. А она не терпит никакого соперничества, никакой двойственности, никого рядом с объектом, кроме себя. Приходится выбирать. И выбирается, естественно, та любовь, которая больше.

Три попытки брака - три! Это вам не комар почесался. И каждый раз по большой любви - я без любви или хотя бы огромной симпатии к себе ни человека, ни животное, ни полицейского или адвоката близко не подпущу! Я пыталась строить отношения в разных плоскостях: и забивая на свою страсть - свободу-независимость, ограничивая её, любимую, заставляя себя изменять ей, прелестнице моей; и сочетая две любви - к ней и к мужчине, устраивая, можно сказать, дикий разврат в одной квартире, где вместо двух любящих организмов всегда присутствовали трое: и за обедом, и перед телевизором, и в постели, и по гостям все вместе шлялись. Могло ли подобное безумное непотребство продолжаться долго? Сколько мог терпеть любящий мужчина? Кстати, понятия не имею, сколько некий условный или вполне конкретный Он мог бы терпеть. А конечном счёте, все отношения прекращала я сама.

Что такое притирка двух взрослых людей, при условии, что оба они - умны, самодостаточны, образованы и довольно таки интровертны? Это бесконечные, нескончаемые соглашения, компромиссы и договорённости. Иногда переходящие почти что в базарный торг. И если бы по поводу мусорного ведра и пылесоса!

- Я же прочитал по твоей просьбе ту статью! Почему ты не хочешь посмотреть со мной этот фильм? Мы ж договаривались!

- Договаривались - о чём, милый? Что я за статью кино смотреть стану? Ты, что ли, сожалеешь о прочитанном? Мы ж два часа об этом беседовали и так хорошо поговорили...

- Нет, я совсем не сожалею. Прекрасный материал, спорный, но интересный! Однако это же по твоей просьбе я влез в дискуссию... А я тебя теперь прошу посмотреть со мной кино!

- А если я не хочу? Мне совсем не хочется смотреть никакое кино, я читаю книгу, не хочу отрываться.

- То есть, у нас будут всегда в приоритете твои интересы и пища для твоего ума, а то, что интересно мне, только мне и надо?