На плоту через океан

— Я не боюсь смерти, Бил. Не беспокойся обо мне. Но, когда придет конец, я хочу быть привязанной к тебе. Я хотела бы умереть на одну минуту раньше тебя — мне не хочется оставаться одной с акулами...

И вот "Бонито" ушел, взяв курс на один из сахарных портов на севере Кубы. Мы остались одни на нашей тонущей лодке. Становилось темно, море вздымалось, а барометр падал, как предупреждал нас капитан "Бонито". Мы находились примерно в тридцати милях южнее острова Дри Тортюгас, в стороне от морских путей. Капитан ушедшего парохода посылал сигнал бедствия "SOS", и это было нашей единственной надеждой.

Ураган оставил нам только один фонарь, которым мы освещали компас. Бортовые иллюминаторы были разбиты. Мы без конца выкачивали и вычерпывали воду, но волны по-прежнему перекатывались через палубу. Около двух часов ночи я увидел огни судна, приближавшегося к нам с наветренной стороны. Небо было обложено тучами. Я схватил фонарь, побежал на нос и, повиснув на форшлаге [14], стал размахивать фонарем, чтобы привлечь внимание и избегнуть тарана. Но судно, направлявшееся в Мексиканский залив, придерживалось своего курса; его зеленый и красный отличительные огни как-то зловеще горели в темноте и казались на редкость большими и яркими.

— Приготовься прыгать, Тедди!

— О'кэй, Бил, я готова, следуй за мной. У меня все наши документы.

Она имела в виду наши паспорта и судовые бумаги, хранившиеся в непромокаемой упаковке.

В то самое мгновение, когда мы решили, что нам приходит конец, судно повернуло в нашу сторону. На фоне черного неба в ста ярдах на траверзе можно было разглядеть, что это военный корабль. Мы были спасены. Сигнал бедствия "SOS" был принят на морской базе в Ки-Весте, и конвойный миноносец "Робинсон", один из трех судов, тотчас же посланных на розыски, обнаружил нас при помощи радиолокатора и отбуксировал в Ки-Вест.

Несколько дней Тедди чувствовала себя так, словно совершила длительный переезд верхом на необъезженной лошади, но была вполне здорова. Для меня это путешествие имело большое значение, ибо Тедди проявила себя полноценным партнером Виллиса. Ураган яростно обрушивался на нас и пучина готова была нас поглотить, но у Тедди не вырвалось ни одной жалобы и она не сдавалась. И вот теперь, годы спустя, когда мне пришла мысль построить плот и отправиться на нем в неизвестность, она имела право одобрить мой план или отвергнуть его.

После нашего путешествия вдоль Флоридской гряды я продолжал свои занятия литературой и рисованием. Через полгода я снова нанялся матросом на танкер. Мы совершили изнурительный переход и едва избежали тарана при выходе из Нью-Йоркского порта, а в море сразу попали в штормовую погоду. Меня чуть не убило упавшей с мачты горденью [15], когда я пробирался на бак, чтобы укрепить гик[16], сорванный волнами величиной с гору. В ту же ужасную ночь сорвались стоявшие на палубе бочки с дизельным маслом, и у двух матросов, старавшихся укрепить их, были переломаны руки и ноги. Входя в густом тумане в Балтиморский порт, имея на борту двести пятьдесят тысяч баррелей [17] высокооктанового бензина, мы лишь на несколько дюймов разминулись с огромным танкером, шедшим с таким же грузом. В это время я стоял у штурвала и подумал о том, где бы я упал, если бы мы взорвались, далеко ли отнесло бы меня по воздуху от корабля.

Когда я рассказал Тедди обо всех этих происшествиях, о том, как мы счастливо избегли смерти, и снова завел речь о плоте, она проговорила:

— Приступай к постройке своего плота. Я устала тебя отговаривать. Чем бы ты ни занимался, этот старый дьявол — океан — всегда вокруг тебя. — Она замолчала. — Я знаю, что, сколько бы я ни возражала, ты все равно отправишься в это путешествие, — добавила она, вырываясь из моих объятий. — Я знаю тебя. Ты пустишься в плавание даже на одном бревне.

Вскоре мы вернулись в Нью-Йорк. Некоторое время я провел там в Большой публичной библиотеке, изучая карты морей, ветров и течений, с которыми мог встретиться во время плавания через Тихий океан.

В конце лета 1953 года мне захотелось еще раз поплавать на каком-нибудь пароходе, чтобы в последний раз испытать свою пригодность к задуманному мной путешествию. Направившись на профсоюзную биржу, я выбрал "Кэтлкрик" — танкер, совершавший рейсы из портов восточного побережья; пройдя медицинский осмотр, я поехал на поезде в Барбер (штат Нью-Джерси), где стоял этот пароход. Когда я поднимался на его борт, у сходней стоял здоровенный парень — косая сажень в плечах. Я сразу его узнал — это был мой товарищ по плаванию, которое я совершил несколько лет назад.

Я задал ему исконный вопрос моряков:

— Ну, как судно?

— Да ничего себе, — ответил парень и добавил: — Кормят неплохо.

— А как насчет сверхурочных?

— На этой посудине ты можешь получать их днем и ночью, если только выдержишь.

Днем и ночью я выдерживал сверхурочный труд. Товарищи по плаванию не знали моих намерений и покачивали головой, полагая, что я решил побить рекорд по продолжительности рабочего дня. Через два месяца я взял расчет.

Физически я был готов к путешествию на плоту.

Глава II. Приготовления

Самое позднее в конце 1953 года я должен был бы поехать в Эквадор, страну бальcовых деревьев, и, добыв там подходящие для плота бревна, приступить к его постройке. Но уже кончался октябрь, а я все еще не нашел человека, который финансировал бы мое путешествие.

Я встречался со множеством людей. В числе их были и такие, которые финансировали театральные постановки на Бродвее, были богачи, жаждущие известности, были и театральные деятели, но я не встретил никого, кто согласился бы субсидировать человека, решившего в одиночестве совершить путешествие на плоту через Тихий океан.

Однажды в субботу мы с Тедди отправились в Милфорд, в штате Коннектикут, чтобы провести конец недели с нашим другом Вернером Велком, с которым я не виделся уже несколько лет.

Будучи уверен, что мой друг не заинтересуется моим предприятием, я рассказал ему о своем проекте, добавив, что мне нужен предприниматель, который финансировал бы мое плавание. Велк был промышленник, человек, вечно занятый машинами и деловыми операциями. Он молча выслушал меня, а спустя час спокойно сказал:

— Я поддержу вас, Бил, если Тедди разрешит вам отправиться в это путешествие.

Затем он отвел Тедди в сторону, и я слышал, как она ответила на его вопрос:

— Я не в силах удержать его, хотя уже два года его отговариваю.

— Хорошо, Бил, я поддержу вас, — повторил он, подходя ко мне, — но с одним условием.

Я посмотрел на него.

— С условием, что вы вернетесь назад. Можете не возвращать мне деньги, мне не нужны проценты или отчет в том, как вы их потратите, только вернитесь. Когда вам понадобится мой чек?

Я пожал ему руку, и мы закончили разговор тостом за мое путешествие в одиночестве через Тихий океан.

— Возвращайтесь назад, Бил... — повторил он, когда на следующий день вечером мы садились в нью-йоркский поезд.

Тедди уговорила меня взять с собой рацию. Я не был сведущ в радио и не знал международного кода, которым пользуются в радиопередачах, поэтому записался на курсы при ремесленной школе Общества молодых христиан. Прохождение полного курса потребовало бы много времени и сил, а в моем распоряжении оставались считанные дни. Я знал, что занятия на этих курсах для меня почти бесполезны, но хотел угодить Тедди. Две недели я посещал школу, но затем был вынужден бросить ее. Все свое время я должен был уделять подготовке к путешествию. Мы с Тедди были так заняты, что у нас едва оставалось время для сна.

Я решил отправиться в путешествие без рации, вернее без передатчика, намереваясь взять с собой только один приемник, чтобы принимать сигналы времени для проверки своего хронометра. Для Тедди это было большим ударом.

— Как я буду знать, где ты и не случилось ли что-нибудь с тобой? — спросила она меня с тревогой.

Она не из тех людей, которые любят говорить о своих переживаниях, но я прекрасно ее понимал.

Я убеждал ее, что в передатчике нет необходимости.

— На протяжении тысячелетий, Тедди, люди переплывали океан без всякого радио. И так обстояло дело всего пятьдесят лет назад!

— Да, но ведь теперь имеется радио!

— Слушай, если бы мне необходимо было для храбрости радио, то я не стал бы затевать это путешествие! Я надеюсь только на себя. Только ради тебя я хочу взять с собой радиоприемник, ведь я знаю, что тебе придется сидеть здесь и ждать, ждать и ждать. Но что поделаешь! Я не успею выучиться. Взять с собой рацию и не уметь пользоваться ею или починить ее в случае поломки? Нет, это уж последнее дело!

Все эти лихорадочные недели, пока я готовился к путешествию, Тедди была возле меня, работая наравне со мной.

Все вечера и нередко до глубокой ночи мы просиживали с ней в нашей квартире близ Нью-Йоркского ботанического сада, вырабатывая план действий на следующий день.

Надо было позаботиться о бесчисленном множестве вещей, и у нас в квартире всюду были разбросаны листки с записями. Прежде всего фотоаппараты. Я приобрел киносъемочную шестнадцатимиллиметровую камеру и так как до этого никогда не снимал, то обошел ряд знакомых, чтобы приобрести нужные сведения. Когда же выпадали свободные минуты, я практиковался в съемке в находившемся по соседству зоопарке. Я купил также фотоаппарат. Затем мне требовались водонепроницаемые мешки и контейнеры, рулетка, две керосинки, удочки с лесками, крючки, штормовые лампы, электрические фонарики — казалось, вещам не будет конца.

Однажды вечером Тедди задала мне такой вопрос:

— А что, если случится несчастье? Что, если плот будет разбит штормом где-нибудь среди океана, или от беспрерывных ударов волн лопнут канаты, связывающие бревна, или же бревна пропитаются водой и плот потонет?

— Но, если даже я захвачу с собой передатчик, он может испортиться или мне будет некогда на нем работать. Вдобавок, если я даже и дам сигнал бедствия, то кто найдет меня, когда я буду дрейфовать на бревне, в стороне от авиалинии, в приятном обществе акул?

Тогда Тедди предложила мне взять резиновый спасательный плот. Но у меня более примитивные вкусы, и я решил, что индейское каноэ, выдолбленное из дерева, вполне заменит мне спасательную шлюпку. Каноэ свободно ходит по морю, подобно челнокам, какими пользуются рыбаки-индейцы на побережье Южной Америки. Каноэ нетрудно приспособить для плавания в штормовую погоду. Если у меня будет время, я прилажу к нему киль, надставлю борта и накрою палубой. Если же времени на это не хватит, я снабжу его бамбуковым противовесом [18]. Вдобавок поставлю на нем мачту и парус.

Это успокоило Тедди, но мне пришлось долго ей растолковывать, как можно оборудовать небольшое каноэ, длиной в двадцать шесть — двадцать восемь футов, для плавания по Тихому океану и проплыть на нем под парусом, если потребуется, тысячи миль.

Я напомнил ей о лодках, какими пользуются рыбаки племени ча-ча на острове Сан-Томас, из группы Виргинских: они привозят каноэ откуда-нибудь из Вест-Индии, снабжают их килем и плавают на них в довольно бурную погоду. Когда у нас была лодка, мы много месяцев подряд плавали вокруг Сан-Томаса. Теперь Тедди вспомнила индейцев — ловцов черепах, которых мы встречали далеко от берегов Венесуэлы и Британской Гвианы в открытом океане.

Тогда я впервые встретился с Тедди. Это было на небольшом норвежском грузовом пароходе "Ингрид" в 1938 году. Она купила в Нью-Йорке билет на этот пароход, намереваясь совершить плавание вдоль берегов Карибского моря. В то время я работал как горный инженер и направлялся в Парамарибо в Голландскую Гвиану.

После моего возвращения мы поженились.

Сперва я назначил свой отъезд из Нью-Йорка на декабрь 1953 года, но к этому времени мы не успели закончить приготовления. Дел было по горло.

В Вашингтоне я посетил Военно-морское ведомство и получил там несколько пакетов с аварийными морскими пайками, которые могли мне пригодиться во время путешествия. Я побывал также у эквадорского посла доктора Хозе Чирибога, который снабдил меня рекомендательными письмами к ответственным должностным лицам Эквадора.

Вернувшись в Нью-Йорк, я пошел в гидрографическое бюро США и получил там нужные мне карты. Я взял всего три карты малого масштаба, охватывавшие огромные пространства от западного побережья Южной Америки до берегов Австралии. Мною были тщательно проверены имевшиеся у меня секстант [19] и компас. Когда мы с Тедди совершали путешествие по островам Вест-Индии на туземной лодке, эти инструменты помогли нам справиться с ураганом. Магнитный компас был диаметром в пять дюймов, а секстант, марки Плат, имел микрометрическую шкалу; это был изящный и полезный прибор. Паруса должен был изготовить для меня в Сити-Айленд, в штате Нью-Йорк, знаменитый парусный мастер. Он намеревался сделать их из орлона, легкой, но прочной синтетической ткани.

Успех моего путешествия в значительной мере зависел от канатов, скрепляющих бревна плота. Я договорился с владельцем канатного завода о высылке мне в Эквадор каната, изготовленного из лучших сортов манильского волокна. Для скрепления бревен, составляющих остов плота, я решил использовать канат толщиной в полтора дюйма.

Но вот настало шестое января 1954 года, день моего отъезда из Нью-Йорка. Пока мы ехали в Айдлвилдский аэропорт, все время шел снег... На следующий день в полдень я вышел из самолета в Гуаякиле; была невыносимая жара, я находился в трех тысячах миль от Нью-Йорка и примерно в ста двадцати милях к югу от экватора.

Глава III. В поисках бревен

Плантатор-эквадорец повернулся и указал пальцем какое-то место на карте, которую он держал в руке, затем, посмотрев в маленькое окно нашего одномоторного самолета, жестом показал на лежащие под нами джунгли. Он что-то сказал, но из-за рева мотора я не разобрал его слов. Взглянув снова на карту, он свернул ее и что-то прокричал на ухо летчику, который в ответ кивнул головой. Мы летели на высоте около тысячи пятисот футов [20]. Внизу, насколько хватал глаз, лежал зеленый массив экваториальных джунглей, простиравшихся влево до подножия Анд и разрезанных прямо под нами широкой разветвленной рекой с лабиринтом водных путей, усеянных лесистыми островами. Мы летели на юг, на плантацию моего спутника.

Было второе марта. Прошло почти два месяца с тех пор, как я покинул Нью-Йорк, и, хотя в поисках бальзовых деревьев нужного мне размера я пролетел над джунглями тысячи миль, мне до сих пор не удалось их разыскать.

Время истекало. Чтобы закончить путешествие до того, как ураганы начнут свирепствовать в западной части Тихого океана, я должен был уже в конце апреля находиться в океане и плыть по течению Гумбольдта.

На протяжении двух месяцев я летал над джунглями Эквадора то на небольших частных самолетах, то на самолетах авиалиний, летал во время тропических ливней и шквалов, в туманы и грозы, сопровождавшиеся разрядами, похожими на взрывы атомной бомбы. Не раз я находился на волосок от смерти, как настоящий летчик высшего класса. Едва не касаясь верхушек деревьев, мы снижались на сырые, а иной раз залитые водой посадочные площадки, слабо различимые сквозь чащу бананов.

Я видел тысячи бальзовых деревьев, но лишь немногие из них были больше восемнадцати — двадцати дюймов в диаметре. Такие деревья годились только для лесопильных заводов. Из них изготовлялись превосходные пиломатериалы. Лесорубы, имеющие лишь одну упряжку волов, сравнительно легко управлялись с ними, волоча срубленные стволы к дорогам или ближайшим притокам. По этой причине здесь не давали деревьям вырастать до больших размеров. Вначале мне хотелось найти деревья в три фута диаметром, теперь же я был бы рад добыть бревна толщиной хотя бы в два с половиной фута.

Мне говорили, что крупные бальзовые деревья встречаются в глубине страны ближе к Андам, но их трудно оттуда вывезти. Там доступны лишь деревья, растущие по берегам рек. Срубив, их можно спустить на воду. Вывезти же стволы из чащи нельзя, так как в тех глухих, отдаленных районах нет волов. К тому же добраться в те места можно лишь одним путем — по рекам и протокам, а такое путешествие потребовало бы нескольких недель. И все же я решил поехать.

Вначале погода была против меня; период дождей запоздал на целый месяц, и их ждали со дня на день.

Наконец пришли дожди. Они обрушились бешеными потоками на джунгли, и вскоре все кругом было затоплено. Сейчас даже нельзя было доставить в джунгли волов: они могли там утонуть.

— Вам придется ждать, дон Бил, ждать, пока не сойдет вода!

— Но дождь все идет и идет, — возражал я, — и так может продолжаться еще два — три месяца!

Собеседники удивленно смотрели на меня и пожимали плечами:

— Дон Бил, вам остается выжидать.

В этих местах не слишком ценят время.

А дожди по-прежнему с грохотом падали на обширные первобытные леса, в полутьме которых бальзовые деревья боролись за свет с другими гигантами. Нередко бальзы достигают фантастической высоты. Поднявшись над густым навесом листвы, они жадно ловят свет и воздух своими шириной в два фута листьями. В иных случаях за какие-нибудь три — четыре года они достигают ста футов высоты, перерастая окружающие деревья.

— Набирайтесь терпения, дон Бил, — непрестанно твердили мне в Эквадоре.

Ждать! А между тем дни уходили за днями, а с ними — надежда на удачу.

Я продолжал свои поиски, следуя каждому новому указанию. Меня знали чуть ли не все летчики небольших одномоторных самолетов, летавших над джунглями от Гуаякиля к различным гасиендам [21] и поселениям. Мы подружились и пережили вместе немало тревожных часов; сколько раз мы чуть не задевали за верхушки гигантских деревьев, за гребни холмов или за скалистые пики, когда приходилось совершать посадку в темноте, в туман или дождь.

...Самолет начал резко крениться, идя на снижение. Сидевший впереди меня владелец гасиенды снова повернулся ко мне и взволнованно указал на землю. Самолет продолжал снижаться, делая крутую спираль, почти ложась на крыло. Я убедился, что в полетах над джунглями эквадорцы достигли высокого мастерства, и уже привык к их захватывающим дух маневрам.

Посадочная площадка лежала прямо под нами. Это была узкая полоска травы на краю банановой рощи. Несколько человек туземцев стояли на опушке рощи, наблюдая за самолетом. Все ниже, ниже, пока не коснулись земли у подножия деревьев... затем — хлоп-хлоп-хлоп! — мы помчались, рассекая воду, и наконец остановились на краю посадочной полосы.

Мой спутник любил точность в делах: управляющий его гасиенды был заранее оповещен по радио о нашем приезде и встретил нас с лошадьми и проводником. Через несколько минут мы уже сидели в седле и медленно гуськом продвигались вперед.

Проехав несколько миль по банановым рощам, мы приблизились к широкому притоку реки, разбухшему от дождей. Лошади сразу же вошли в воду. Чтобы не замочить ног, нам пришлось подобрать их на седло; лошади с трудом преодолевали стремительный поток. Я беспокоился о фотоаппарате, находившемся в рюкзаке у меня за спиной. Если бы я знал, что придется путешествовать в таких условиях, то уложил бы его в водонепроницаемый мешок. Взобравшись на крутой противоположный берег, моя лошадь поскользнулась в грязи и чуть было не скатилась назад в воду.

Добрых два часа мы пробирались сквозь банановые рощи и заросли кокосовых деревьев, пока не достигли гасиенды. После завтрака мы вновь сели на лошадей и двинулись в джунгли. Это был девственный лес, где росло множество высоких деревьев. Некоторые были самой причудливой формы, их воздушные корни широко раскинулись в вышине, напоминая сказочные замки. Наконец мы спешились.

Пройдя сквозь кустарник, мы остановились перед большим бальзовым деревом с гладкой серой корой. Для моих целей дерево было недостаточно велико, вдобавок искривлено, и его ствол начинал суживаться почти от самого основания.

— Что вы скажете об этом дереве? — спросил меня хозяин гасиенды; он был женат на американке и хорошо говорил по-английски. — Что вы скажете о нем, мистер Виллис? Будем его рубить?

Возле нас стояли восемь рабочих, вооруженных топорами и мачете [22], готовых срубить дерево. Мой хозяин любил быстроту и точность в делах.

Мне предстояло принять решение. Я находил, что ствол слишком тонок, хотя за все время поисков еще не встречал такого крупного дерева. Если ободрать кору, то у самых корней не будет и двух футов в диаметре. Я знал, что у деревьев, растущих на побережье, толстая кора. Тут я снова взглянул на искривленный конусообразный ствол. Мне хотелось построить плот из семи бревен. Но таких деревьев понадобится девять или даже десять, и они будут лежать на воде, как циновка; плот будет тихоходный, вялый и шаткий. О скорости не может быть и речи, а между тем она-то мне и понадобится, когда солнце станет нагревать Тихий океан и начнут зарождаться ураганы. Я представил себе, как свирепствуют ураганы в далеких просторах океана.

Лишь накануне вечером я писал жене, что, если мне придется построить плот из тонких стволов, то я смогу захватить в путешествие только банку с водой. "Но тем не менее я отправлюсь в путь, Тед, хотя бы в самый разгар сезона ураганов".

Я снова обошел вокруг дерева, и мне по-прежнему мерещился Тихий океан. Если я прибегну к деревьям такой толщины, мне придется изменить оснастку и конструкцию плота. Люди смотрели на меня с нетерпением.

— Рубите дерево, — сказал я.

Они приступили к работе, поочередно вонзая топоры. Через несколько минут дерево рухнуло.

Дровосеки стали обдирать кору. Показалась белая древесина. Сваленное дерево мне совсем уже не нравилось. У вершины оно было менее пятнадцати дюймов в диаметре. Из пня струйками вытекал сок, и я увидел, что сердцевина его красная и имеет пористую структуру. Я надавил на нее рукой — древесина была мягкой и влажной. Я оторвал кусочки красной губчатой массы. Возле меня стоял лесоруб — лесной ветеран.

— Что это? — спросил я.

— Корасон де агуа [23], сеньор.

— Как далеко распространена болезнь по стволу?

Он внимательно посмотрел на распил:

— Может быть, до половины, ствола, а может, и выше.

— Это дерево будет впитывать воду, словно губка.

— Си, сеньор .

— И бревно, погрузившись в воду, потонет?

— Си, сеньор. [24]