Помоги проекту - поделись книгой:
Ренсков Андрей Викторович
Дети Барса. Книга первая
Туман над башнями
Супруге Елене, и её нечеловеческому терпению.
Показался глиняный город, которого уже никогда не будет на земле, а может, никогда и не было.
— Ах, отец! — воскликнула Саламбо. — Ты не можешь изгладить непоправимого.
Предисловие — предупреждение
В этом романе нет:
— Магии
— Драконов
— Демонов
— Эльфов
— Попаданцев
— И всей прочей дряни.
В этом романе есть:
— Погибающий мир, обречённый пожрать сам себя.
— Древнее пророчество о гибели мира, и другое, не менее древнее — о его спасении.
— Люди, изо всех сил приближающие апокалипсис.
— Люди, отдающие свои жизни, чтобы его остановить.
— Остальные люди — не плохие, не хорошие. Просто люди.
— Народ, обладающий опасными знаниями, презираемый и ненавидимый другими народами.
— Небольшая доля западносемитской (преимущественно карфагенской) мифологии — для атмосферности.
Для себя я характеризую этот текст как смесь «Игры престолов» и «Саламбо» Флобера. Разумеется, без всяких претензий превзойти Мартина в построении сюжетных линий, а великого француза — в изяществе стиля.
Всем, кому неинтересно, просьба обратиться к творчеству других авторов.
Всем, кому интересно — добро пожаловать дальше.
INTRO
Когда суффет замолчал, в зале Совета воцарилась тишина, истинный король всех ныне населённых людьми земель. Казалось, в эту секунду вздрогнул и замер весь мир — от северных лесов страны Эльмун и до края земли, откуда каждое утро появляется над клыками гор расплавленное олово нового дня. Константин не моргая, смотрел перед собой, остальные не поднимали глаз.
Солнце клонилось к закату. Внизу, у подножья скалы, на которой стоял старый замок, уже ползали мутные клочья тумана. Нагретые за день стены начали остывать, и в зале Совета стало зябко. Прозвучавшие слова так и остались висеть в сгустившемся воздухе, тяжёлые, налитые грозным смыслом. Нужно, наверное, было сказать что-нибудь в ответ, вот только Константин не знал — что.
Пытаясь оттянуть неизбежное, он сосредоточился на песочных часах из чёрного стекла, любимой игрушке отца, случайно попавшейся под руку. Часы были забыты им на столе в тот день, когда Залом Совета пользовались в последний раз — много, много лет назад. Ладонь легла на колбу, огранённую в восемнадцать острых граней. Там очень давно не было песка, а значит, не было и времени — только пыль, снаружи и внутри. С едва слышным скрипом пальцы прошлись по колбе и стали чёрными.
Прислушавшись к себе, король удивился тому, что не чувствует ни страха, ни гнева. Мысль текла медленно, тягуче, как плавящийся воск, капающий в воду и принимающий формы людских страхов. Константин с любопытством всматривался в знакомые с детства лица, вмиг постаревшие, бледные от ужаса. Ловил короткие взгляды, которыми перебрасывались члены Совета. Их бегающие глаза раздражали, словно попрошайки на похоронах.
Неизвестно, сколько прошло времени — секунда или вечность. Возможно, в зале и было кому дать ответ на этот вопрос, но никому не пришло в голову их перевернуть. Когда общее молчание стало невыносимым, Константин поднял голову и сказал — просто для того, чтобы сказать хоть что-то:
— Выходит, это конец…
И суффет кивнул с изрядной долей торжественности:
— Да, повелитель.
Слова прозвучали, и висящая в воздухе тишина рухнула на пол, разбившись вдребезги. Затрепетало пламя факелов. Заколыхались гобелены, изображавшие высадку королевских арбалетчиков в Белой Гавани. Убитые солдаты снова побежали по давно сгнившим палубам, снова отважно бросились в ледяную воду.
Скрипнули медные пластины на перчатках верного Лонго: телохранитель с силой сжал кулаки. Великий дука прокашлялся и хрустнул старыми суставами, разминая пальцы. Булькнуло и зазвенело — невозмутимый Магон, Кормчий Торговой Гильдии, вновь наполнил свой кубок, не желая терять времени зря. Капитан стражи задумчиво смотрел на суффета, бледного как смерть.
Был и ещё один звук, непонятный, еле слышный, похожий на звон капель, падающих с большой высоты. Сзади снова скрипнул доспехами Лонго, и тут Константин понял: это стучали зубы толстяка Хаддата, хранителя замка.
— Так значит, всё было зря?
Ответом снова стало общее молчание. До тех пор, пока Магон не отсалютовал поднятым кубком:
— Ну, мы-то пока живы, повелитель.
— Воистину, мысль поохотиться в окрестностях Бирсы вложили в голову повелителя боги, — вкрадчиво сказал суффет, промокая вспотевший лоб краем испачканного в глине плаща. — Никогда не подумал бы, что стану благословлять это проклятое место, но сегодня оно спасло жизнь повелителя.
— И наши жизни заодно, — сказал Магон. — Вот только надолго ли?
— Эй, перестань! — Капитан стражи наклонил голову к уху трясущегося Хаддата. — Выпей вина — оно придаст тебе храбрости. Дрожишь, как женщина!
Как любой пустынник, капитан слегка растягивал шипящие звуки, отчего его шёпот казался шелестом змеи-гремучки, свернувшейся в тени под камнем. Но Хаддат, хранитель замка, так и остался сидеть, уткнувшись взглядом в стол. Его пухлые пальцы, покрытые сетью шрамов, подживающих, сочащихся сукровицей, мелко дрожали. Похоже, то, что произошло с Городом, вселило в него ужас.
Небольшой очаг давно потух. Ещё днём пятеро слуг, каждый с охапкой дров, поднялись, чтобы открыть зал, который никто не открывал много лет. Но день стремился к концу, и огонь доел, всё, что ему дали. Теперь только струйки синеватого дымка лениво ползали по куче углей — вот и всё, что осталось от пламени. От слуг, что разожгли его, осталось лишь немногим больше.
Серые хлопья пепла, поднятые вверх неосторожным движением плаща суффета, висели в воздухе как крохотные сгоревшие звёзды. Константин смотрел, как они медленно опускаются на стол и ползают по нему, будто живые. Резким движением ладони он брезгливо смахнул невесомые пылинки:
— Стало холодать. Хранитель, пусть разожгут очаг.
Толстяк остался неподвижен. Лонго, королевский телохранитель, положил ладонь на эфес меча:
— Эй, жаба, к тебе обращается повелитель!
Хаддат сгорбившись, повернул голову, очень медленно. Его жирные щёки отвисли так низко, что казалось: ещё чуть-чуть, и коснутся стола.
— Осмелюсь заметить повелителю, что дров больше нет, — слегка заикаясь, сказал он. — Точнее, осталось немного, но тогда не на чем будет завтра готовить для господ. Хотя готовить тоже особо не из чего: запасы продуктов невелики.
— Завтра может и не настать, — прикрыв глаза ладонью, ответил король. — Думаю, никто здесь не согласен замёрзнуть насмерть. Есть множество других способов расстаться с жизнью, куда более приятных.
— Осмелюсь дать повелителю совет, — начал Кормчий, любуясь игрой света в гранях любимого сапфира. Но Константин не слышал его голоса.
— Валидат, — пробормотал он. — Старый, лживый кусок ослиного навоза. Выживи, я приказываю тебе…
После чего устало прикрыл глаза, не заботясь о том, что люди за столом воспримут этот жест как признак слабости. Они и не восприняли: были слишком заняты собой. Магон разглядывал затейливый узор на боках серебряного кубка. Остальные что-то обсуждали — вполголоса. Константин слышал их негромкий шёпот, похожий на шуршание мышей:
— А может, флот ещё и вернётся…
— Насчёт припасов, это, пожалуй…
— Если Верховный коген погиб, у нас нет шансов…
— Хватит! — сказал он, не открывая глаз, и мыши затихли, спрятались. — Хранитель, собери под надёжной охраной все припасы. Особое внимание удели слугам: завтра утром нам понадобятся ещё пятеро. И затопи очаг, наконец! Изруби и сожги, что хочешь: мебель, полы. Времени тебе — пока падает песок.
И Константин перевернул часы, звонко припечатав их к столу. Песчинки резво побежали вниз. Слишком долго ждали, истомились от безделья.
— Ступай, — добавил он, помолчав. — Ты и так услышал больше, чем нужно.
Хранитель вытек из-за стола и, покачиваясь, направился к двери. Свои изрезанные руки он закутал в край плаща и нёс, прижав к груди, будто ребёнка.
— Его руки, повелитель! — не выдержал суффет. Тонкие губы сжались в гримасе, выражающей отвращение. — Он что, делает это каждую ночь? Когда-нибудь даже в его жилах кончится кровь. Не стоит расходовать её столь глупо.
— Не всех боги наделили храбростью, — философски заметил Магон, потягивая вино. — Так он чувствует себя в безопасности, и его вполне можно понять. Но в одном вы правы, друг мой… Сколько же в этом бурдюке крови!
Король выпрямился. Лонго одним быстрым движением оказался рядом, со скрипом отодвинув тяжёлое кресло. Суффет упал на колено, но Константин медленно, точно слепой, прошёл мимо него, вытянув руку.
— Как так вышло? — спросил он, когда пальцы ощутили прозрачную прохладу витража. — Что мы наделали?
Витраж был выполнен из разноцветных кусочков прозрачной смальты, обрамлённых красной медью и белым оловом. Заходящее солнце заставляло стекло светиться изнутри чем-то тёплым, живым. Казалось, что воздух, запаянный в нём, ещё горяч, а гордый всадник на белом жеребце и в самом деле настоящий, как и вся его блестящая армия. Что эта картина не просто стекляшки, закреплённые в определённом порядке, а настоящий вид из окна.
Суффет, однако, принял вопрос на свой счёт:
— Да простит меня повелитель, но Диедо всегда был верен трону. В конце концов, это он снял осаду с Нисибиса, это он выбил горцев из Костяного ущелья. И я доверял ему. Мне трудно поверить в то, что случилось, но…
Король молчал, уткнувшись лбом в ноги выложенного смальтой всадника, и, казалось, не слушал.
— Но это же вы предложили его кандидатуру, мой друг, — заметил Магон, поигрывая изящным кубком. — Десять лет назад, когда туман пересёк пролив и подошёл к Городу. Вы так тогда и сказали: нам не найти командующего Святым Отрядом достойнее Диедо. Те же слова, те же люди — разве что Зал Совета стал поменьше. Как будто и десяти лет не прошло. Кажется, он женат на вашей сестре?
— Какое это теперь имеет значение? — Суффет плотнее завернулся в свой изодранный плащ. — Весь Совет поддержал меня, в том числе и вы.
— О, вы были так убедительны… К тому же горожане считали Диедо посланником самого Гаала. Ведь он победил и фанатиков, и дикарей, и чуть ли не самого Рогатого. Как же повезло любимой сестре: её муж настоящий герой! Кстати, удалось ли выбраться из Города семье изменника?
— Неизвестно. — Суффет откинул назад грязные пряди, упавшие на глаза. — Утром гарнизон крепости на перевале заметил, как корабли с развёрнутыми парусами уходят на север. Насчитали сорок галер. К этому времени с Городом было уже кончено. Думаю, Диедо давно готовился к дезертирству. Похоже, что ваши люди, Кормчий, зря едят свой хлеб.
— Полно, друг мой, — поморщился Магон. — Да, мои люди интересуются свежими слухами — без них торговля мертва. Но в Святом отряде не было моих людей: гвардейцы традиционно не любят гильдейских. И в гарнизоне тоже были только ваши — это же вы занимаете должность суффета, не я. Почему же никто из ваших людей не сообщил о заговоре? Ведь в него, по всему, были вовлечены многие. Сколько солдат вмещают сорок галер?
Все повернулись в сторону великого дуки, и командир флота, вдоволь повозив пальцами в бороде, пожал плечами:
— Были бы припасы, на сорока галерах и пять тысяч уместится. Сквозь туман не больше трёх дней хода даже на вёслах, нужно всего-то полторы сотни слуг. Видно, они рассчитывали пробиться и уйти на запад. В Утику, или в её колонии. А может и в города Лиумуи, как знать.
— К этим истуканам? — коротко хохотнул Магон. С его лба, от самых корней волос, медленно ползла капля пота. — Смелый поступок! В Северном Союзе с наших солдат сдерут кожу. Города Побережья не откроют им ворота — хватает других беженцев. Но Лиумуи? Этот Диедо и в самом деле храбрец: всем известно, во что лиумуйцы превращают не нужных никому людей. Почему, кстати, вы уверены, что именно он стоит за всем этим?
— У меня есть все основания так считать, — сухо сказал суффет. — Но я поделюсь тем, что знаю, только с повелителем.
— Это уже ни к чему, — безжизненно произнёс Константин. — Восемьдесят тысяч человек погибло этой ночью — глупо, впустую. Город пал, и теперь он — просто история. А через какое-то время и мы станем историей. Вот только останется ли после нас хоть кто-нибудь, кто прочтёт её? Это случилось быстро?
— Это продолжалось всю ночь, повелитель, — ответил суффет, опустив голову. — Утром окраины Города ещё были видны с перевалов, и дозорные слышали, как кричали на улицах. Стало быть, эта мерзость не торопилась: жрала всех, кого смогла поймать. Диедо не смог бы взять с собой всех людей, а, может, даже и не пытался. Может, он вообще никого не взял.
— Это вряд ли, — протянул Магон. — Путь в Лиумуи не близок. В таких обстоятельствах лишних людей не бывает.
Капитан растянул губы в чём-то, напоминающем кривую улыбку.
— Валидат? — спросил король. — Уж он-то обязан был…
— Неизвестно, повелитель.
— Дозорные?
— Гарнизоны горных крепостей погибли, или отрезаны, как и мы. Покончив с Городом, туман прорвался через перевалы. Никто не ожидал от него такой прыти. Возможно, поглощение большого количества плоти прибавило ему сил. Увы, повелитель, у нас осталась только Бирса. Да помогут нам боги.
— О богах пристало рассуждать когенам, а не солдатам, — вставил Магон. На суффета он не глядел, выплёвывая слова куда-то вбок. — А последние из них погибли в Городе. Мне никогда не нравились ни они, ни их занятие, да вот беда: теперь некому молить богов о помощи. И исполнять ритуал… Хотя уже поздно смягчать слова… Резать слуг теперь некому. Не желаете взять этот труд на себя?
— Я солдат, а не мясник, — сухо ответил суффет.
— Я никогда не любил и солдат тоже: они ещё тупее когенов. Взять хотя бы вас, друг мой. Куда делась армия, я понял: Святой отряд сбежал, а гарнизоны погибли. Я не понял другого: почему ты, старый дурак, не погиб вместе с ними?
— Почему я должен тебе отвечать, торговец шерстью? — оскалился суффет. — Не слишком ли много ты себе…
— А потому, — мягко перебил его Магон. — Потому, что за эту шерсть платят золотом. А на это золото повелитель содержит твою армию. Которую ты потерял, старый, выживший из ума осёл!
Все покосились на короля, но тот продолжал изучать нарисованное войско, и, казалось, не услышал Кормчего. Великий дука крякнул и вполголоса отметил, что кое-кому следовало бы меньше налегать на вино.
— Может и так, — махнул рукой Магон. — Всё равно оно уже остыло. И у толстяка нет дров, чтобы его разогреть. Скоро нам подадут другой напиток: маковый отвар, которым когены поят слуг, чтобы избавить от страха смерти.
Поделиться книгой: